В мокрой ложбине на пустыре лежал у канавы экскаватор «Лорейн», под которым вчера оползла земля. Вытянутая стрела с зубастым ковшом вдавилась в свежую глину, насыпанную длинным высоким холмом.
Двенадцать человек землекопов больше всего молодежь долго бились над этой железной тушей, всяко пробуя ее поднять, но она не поддавалась, а два гусеничных трактора и подъемный кран, стоявшие неподалеку, люди не умели приспособить к делу. Да и работали недружно, с ленцой, чтобы провести время, а потом отступились вовсе.
Только машинист, напуганный бедой, да низенький сухой и проворный старичок Харитонушка продолжали трудиться, силясь что-то сделать вдвоем.
Землекопы расселись кто где и закурили. Сережка Бисеров рябой, побритый парень с голубыми глазами и коротким воробьиным носом уселся на самой вершине свеженасыпанного холма, подложив под себя дощечку.
Было жарко, Сережка расстегнул ворот зеленой, выжженной солнцем рубахи, вытянул ноги и, отдыхая, наблюдал с интересом, как Харитонушка изловчался подсунуть под гусеницу тонкую свою слегу и как ему все же удалось это. Вот Харитонушка налег животом на конец слеги, покачался на ней, потом надавил изо всей силы, слега хрустнула, и старичок со всего размаха ткнулся в глину лицом.
Правильно! воскликнул Сережка. Старинка с сединкой везде пригодится Не робь, начинай с начала, непременно один подымешь.
Харитонушка встал, торопливо вытер лицо руками, отряхнулся и парню ответил так:
Ты помолчал бы, сынок семибатешный тебе бы только язык точить хорошо с берега на гребцов глядеть, сам попробуй сесть в весла.
Мне и здесь неплохо, отозвался со своей горы Сережка.
И принялся от безделья пускать комья земли в канаву. Крупные падали на дно, а мелкие застревали по дороге, и это, очевидно, нравилось ему. Глядя на него, занялся тем же и его приятель Володька Сенцов.
Вот вам и «Лорейн» Ларивон, по-русски американский тип, рассуждал Сережка превесело, точно радуясь несчастью. Был такой и нет такого. Стоило дуру такую, чучелу однорукую, из Америки привозить!.. почерпал полдня пригоршней и свалился. Теперь вот и мучайся. Уж на что лучше народом землю копать!.. Согнать тыщу аль две, сколь хочешь, канав нароем без убытку А машина что? в ней одна хитрость, а крепости нет, последнее дело!.. А мужичок-серячок его куда хошь поверни он все дыбком стоит! восхитился Сережка. Подбрось его кверху и то на четырки встанет!..
И позвал молитвенным бабьим голоском:
Харитонушка
Чего тебе? огрызнулся тот.
Ты в церковь ходишь?
Ну, хожу
Помяни там за упокой Ларивона-американца.
Все рассмеялись, а Харитон сурово сказал:
Отстань, пустослов. Иди, помогай вот, лодырь царя небесного.
Я бы помог, да ведь у вас и без меня ничего не клеится, нашелся Сережка враз, но даже не улыбнулся.
Харитонушка принялся тесать вторую слегу, косо поглядывая на парня:
Тебя вот за упокой с удовольствием помяну.
Валяй, охотно согласился Бисеров. Вон и Володьку со мной прихвати, за компанию. Не пропадем. Мы и там завод-гигант начнем строить, а вы здесь продолжайте. Всю землю изуставим заводами.
То-то заработался, парень Приехал для дела, а стал пустомелей
И то и другое сумеем: смотря по тому, сколько заплатят. И уже придирчиво глянул на Харитона, который торопливо тесал топором слегу: Ай-ай, Харитонушка значит, богу молишься, а верить не веришь? Ишь, старается, двурушник божий!..
Бог что! отозвался старик. Его попы-архереи выдумали да богачи золотого мира, а я уж после присоединился, какой с меня спрос!
Спро-о-сим, придет время, грозил парень с напускной серьезностью, пытаясь поднять старика на смех. А Как по-твоему?.. Могет твой бог Миколай-чудотворец, или, к примеру, сам Саваоф сойти сейчас на землю и белой ручкой вот эту машину поднять, чтобы рабочий класс выручить?.. а?
Харитонушка хитро сощурился:
Да ведь как тебе, дураку, сказать бывали чудеса, только не в нонешно время, и люди простые верили.
А ты?
Я что, сказал лукаво старик. Я лапотной души человек: лыком подшит, оборничком подпоясан, могу и горшку помолиться. Мне что втемяшат в то и поверую А тебя вот ничем не проймешь: ты толстокожий Намедни я встретил такого: уховерт, тебе ровня, и ростом, и умом под стать Идет по поселку почти нагишом так, без ничего вовсе, только на нем и есть что одни трусы в два перста шириной Еще секунда и те сползут! Бабы, конечно, отворачиваются, барышни шарахаются в стороны, а ему хоть бы что!.. Идет с бутылкой и песню, проклятый, поет: «Нас побить, побить хотели» И до того пьян, что один глаз поперек стоит, другой закрылся вовсе, а не видит парень на оба. И морщится так, ровно хины нажрался. Милиционер цап его за крыло: «Ты чей такой? Откуда?» «Своей дорогой иду, пусти». «Нет, не пущу, раз в нагом виде». А с поста уйти ему не позволено. Отвел в сторону, сунул под куст: «Лежи». И сам честно-благородно на свое место. А тот полежал-полежал, соскучился, видно, опять на дорогу ползет, в голове никакой ясности, и опять та же песня Вот как наши-то строители забавляются! подмигнул Харитонушка.
Сережка Бисеров, слушая молча, уже давно приглядывался к своему приятелю Володьке Сенцову, который сидел от него неподалеку, на скате холма, и все отворачивался, ежился, словно было ему неловко, недаром, видно, три дня без Сережки гулял.
Когда Харитонушка кончил, Сережка запальчиво спросил:
Кто это отличился?
Кто?.. твой закадычный дружок-приятель Володимером звать. И старик уличающе ткнул пальцем в сторону Сенцова: Вот он сидит, полюбуйтесь, гражданы
Все оглянулись на Володьку с удивлением.
Вот так прихватил!.. Молодец, Харитонушка! крикнул один из землекопов и громко рассмеялся, Но смех был явно некстати и сразу оборвался.
По-видимому, и для Сережки Бисерова неожиданны были такие похождения друга, он рассвирепел, схватил ком земли и бросил в Володькину спину:
Так мы ж тебя, садова башка, по общему положению исключить должны за моральное поведение! Какая ж это бригада, когда люди пьянствуют и по улицам нагие ходят?!. Что тебе тут, адамов рай, что ли? набросился он на своего приятеля. Смешки смешками, посмеяться и я люблю, а пьянство дело серьезное: тут всех касается Тем паче, что на милицию наскочил.
Ваша воля, ваша власть, виновато промычал Сенцов. А только я домой на своих ногах пришел.
Еще бы тебя нагишом-то на грузовике доставили! гневно повернулся к нему Сережка. Не признаю таких товарищей, которые бригаду марают и молчат о своих трусах!.. Харитонушка, ты старше всех тут и на стройках бывалый порядок знаешь скажи свое слово-олово Как скажешь так и быть по сему!
Старик не подозревал, что так далеко зайдет дело и уже в мыслях своих искал, чем бы восстановить мир в бригаде.
Да ведь мне что спектакли-то он казал, а не я Мне пригрезилось, а ему сбылось, он и в ответе А я за что купил, за то и продаю Я так соображаю: прогнать, конечно, проще всего решили и кончено: всех и вся и обедня вся. А только надо и другое помнить: на нашей стройке людей нехватка. И вообще ноне человек стал в цене вот в чем загвоздка. А насчет Володьки скажу так: не первая, а вторая вина виновата, а уж третью под суд ведут. От безделья и таракан запьет. Работать бы надо вот что
Черного кобеля не вымоешь добела, крикнул кто-то. Они дружки-приятели, дети одной матери, и цена им одна семишник царскай.
Ну? вскочил Сережка Бисеров. Зато вы чистее светлого стеклышка!.. а с мылом потереть так ведро грязи намоешь. Он знал недостатки других и уже брал Володьку под свою защиту.
Поднялся шум, землекопы галдели, а со стороны подходили любопытные. Всяк интереса ради останавливался, а потом, наглядевшись и наслушавшись вдоволь, шел восвояси.
Не замеченные никем, подошли инженер Дынников и секретарь райкома Колыванов Матвей; они стали у покинутого всеми экскаватора и наблюдали, не вмешиваясь пока.
Божись, соломенна башка, что больше не станешь! крикнул Харитонушка.
Извиняюсь, опять промычал Сенцов. Зарок даю.
До выходного, что ли?
Стерплю и дольше чай, не алкоголик какой Сами знаете. С вами же вместе три месяца пустырь расчищал, а только одно замечанье было.
Ну гляди, предупредил старик. Заметим что большая тебе неприятность получится, так и в документе проставим: «уволен со строительства за пьянку, как неисправный элемент» Ты пей умненько, в меру, чтобы в голове не мутилось.
Харитонушка примостился подле Сережки, с которым любил иногда сцепиться в словесном споре, и теперь раздумывал об экскаваторе вслух:
Серега, ты как думаешь? Ведь у него вся тягость в хоботке. Лапы тупые и зацепиться ему нечем. Когда земличка тронулась, эта самая стрела в момент свернула его набок. Вот и поскользнулся.
Володькин проступок и перебранка, происшедшая только что, так растревожили Сережку, что он долго не мог успокоиться и, выслушав старика, ответил с раздражением:
Ничего удивительного, если в тину засосет. Земля тут жадна. Толку от нее ни богу, ни людям, ни нам, мужикам, а скорее всего, негодный экскаватор купили. Американец народ тонкий: в душу вьется, а в карман глядит. У него, у дьявола, одна забота продать, а наши с простинкой Вот и получилась оказия, а мы возись тут!..
И вдруг, потеряв всякую надежду на благополучный исход, Сережка вскочил и с отчаянием ударил картузом о землю:
А легчай нам, товарищи, в землю его закопать, чем эдак мучиться!..
На лопату! начинай! не выдержал инженер Дынников и, раздвинув бездельно сидевших на шпалах, быстро прошел вперед. Кто машинист?.. вы? А десятник где?
Машинист, измотанный напрасным трудом, стоял перед инженером весь серый, в грязи и щепкой соскабливал глину с пальцев:
Десятника нет ушел с утра в мастерские А эти, он кивнул на землекопов, сидят да лясы точат.
А ну вставай! гаркнул Дынников, сделав резкий, широкий взмах рукой. Разматывай тросы!
Да его паровозом привздымать надо, сказал Сережка, но в голосе было больше удивления, чем протеста.
Ничего, «привздымешь» и так. И начальник приказал подошедшим монтерам отнять стрелу.
Теперь выступил и сам Колыванов. На виду у всех он сбросил на траву тужурку и засучивал рукава зеленой гимнастерки, оглядывая людей. А когда кран и два трактора подползли ближе, чтобы начать подъем «Лорейна», произнес, будто про себя, но всем было слышно отчетливо:
Микула Селянинович, богатырь русский слыхали такого?.. сам засадил свою сошку в землю сам и вытащил. Вас тут двадцать голов, одна другой умнее, а «Ларивон-американец» один. Лежит и смеется над нами а мы ему за это чистым золотом платим. А еще двенадцать штук заказали таких же. Да нас они насквозь просмеют! А ведь с таким молодым народом, как вы, тут на два часа работы! Начинай веселее!..
Все, что ни были тут, нехотя начали подниматься, разбились на группы, размотали тросы, завязали их за гусеницы «Лорейна» и задние крючья тракторов; моторы завыли, с рокотом подполз кран, и вот стальные тросы натянулись, мелко подрагивая. Шевельнулась и медленно начала подниматься железная серая туша. Металлически похрустывая, левая гусеница становилась на ребро, а правая опускалась к земле.
Действие машин втянуло людей в работу напряженную, неторопливую; каждый сам себе нашел место, и даже болтливый Сережка Бисеров уже молчал и осторожно подбирал конец троса.
Землекопы вместе с Колывановым перекинули свободный трос на другую сторону и, забежав туда, тянули к себе, сдерживая экскаватор, чтобы не свалился на другой бок.
А ну, тяни, давай тяни! сердито подпевал Бисеров.
Так, поддерживаемый с двух сторон, «Лорейн» широкими лапами прочно стал на землю.
Колыванов Матвей подошел к машинисту и, сурово глядя ему в глаза, похлопал по плечу увесистой ладонью:
О машине-то, дорогой товарищ, думать надо. Она только с умным, заботливым человеком дружит Понял?.. Ведь на всей строительной площадке у нас только три таких-то.
И напоследок припугнул судом, если такое повторится снова.
Вопреки ожиданиям, подъем продолжался только полтора часа.
Ай да мы! воскликнул Сережка, дивясь быстроте содеянного. И вместе с Володькой принялся сматывать канат, словно этим хотели перед начальством загладить свою вину.
Харитонушка, едрена елка!.. Покойничек-то наш отудобел! И Сережка рассмеялся не от остроты своей, а от общего удовлетворения. Любота, ежели краном! Как это раньше-то мы не смикитили!..
Некогда было: лясы точили, ответил старик. Ум без догадки да совести пес ли в нем!.. А машина бездушна, слепа куда направил ее туда и прет, железная сила!.. А вот взялись дружно и подняли ничего проще.
Он готов был пофилософствовать на эту тему, но Колыванов перебил его.
Товарищи!.. через час у столовой собрание Приходите все. Побеседовать надо, как будем работать дальше
ГЛАВА VДве встречи
У самой тропы, убегающей в лес, стоял на поляне кудрявый кленок, со всех сторон открытый солнцу. Лапчатые листья слегка шуршали, касаясь друг друга. У корневища кем-то брошен топор весь в глине, а погнутая бородка забита травой и мхом.
Дынников наклонился, чтобы поднять неприятную находку, потом оглядел ствол клена и заметил на нем неглубокую свежую рану. Кто-то хотел, должно быть, срубить это деревце, не мешавшее пока никому, но что-то случилось тут, и человек раздумал.
Из леса, навстречу Дынникову, шагал Мокроусов Мартын и, поравнявшись, взглянул с удивлением на топор в руках инженера.
Твой, что ли? спросил Борис Сергеевич.
Нет, не мой
Тогда отнеси на склад Ничего не берегут.
Это правильно, согласился Мартын. Молодежь все. Старики, те с понятием, жалеют, а эти И, не договорив, пошел своей дорогой, повесив топор на руку.
Минутой, позже, подходя к новому поселку, инженер заслышал позади шаги и оглянулся. Следом за ним, обходя лужицу, торопливо шла молодая, почти юная работница в синем кисейном шарфе, обутая в разношенные туфли-лодочки; тронутое загаром лицо было нежное, такое привлекательное, что инженер невольно загляделся. Кажется, он видел ее впервые впрочем, нет; когда поднимали «Лорейн», она стояла неподалеку и смотрела; кроме того, он видел ее однажды в конторе Должно быть, не особенно прилежна к работе.
Почему гуляете? спросил он.
Ему не ответили.
У первого барака стояла большая кадка с водой, и он нагнулся, чтобы вымыть руки.
Я вас спрашиваю: почему гуляете? требовательно повторил он.
Ему опять не ответили. Тогда он свирепо оглянулся, но девушки уже не было тут.
Размахивая правой рукой, она убегала вдоль улицы, прыгая через лужи, доски, и синий кончик шарфа извивался на ветру. Только однажды она остановилась, чтобы поправить свалившуюся туфлю, и потом юркнула за угол недостроенного барака.
«Хм, шустрая а нагнал бы», усмехнулся инженер и очень изумился юношескому баловству мыслей
И вслед за тем пришло воспоминание: мелькнула в мыслях другая девушка, примерно таких же лет, только на той все было дорогое: и белое платье, и туфли, и желтый, как подсолнух, берет Сосновым лесом, мимо городских подмосковных дач, под вечер, они шли вдвоем, и он, не замечая посторонних, шагал наугад и все пытался убедить ее, уверить
У ней был выбор: студент Дынников, почти бездомный парень, со стипендией в семьдесят пять рублей, суливший журавля в небе, а другой толстощекий, низенький доцент с иностранной фамилией, и хотя тот был вдвое старше ее, зато имел видное положение, получая тысячу в месяц, и быстро шагал в гору. Рина Соболь избрала второго
У одной дачи, покрашенной синей краской, с широким балконом, с палисадником и двумя скворешнями на старой березе они простились навсегда
Но спустя год это было прошлым летом они случайно встретились в Москве у трамвайной остановки. Соболь изменилась очень осунулась, немного даже постарела; густо припудренное лицо казалось усталым и недовольным; а чем-то напуганные глаза похожи были на темные чарусы на болоте Внятнее слов любых они вещали о незадачливой ее судьбе.
Ну как живешь? спросил он первым, дорожа минутами и пожимая ее маленькую, в белой перчатке, руку.