В институт-то готовишься? спросил он между прочим.
Ну что ты! Мне сейчас как-то не до этого. Это не уйдет Я нагоню упущенное потом.
Когда потом? Время идет ведь.
Я нарочно гоню его, чтобы скорее шло, заулыбалась она, прижимаясь к его плечу. Но тут же оглянулась назад
Прорвав туман, уже катился поезд, неумолимо и равнодушно, как судьба. Марии стало зябко и тревожно.
В последнюю минуту, когда раздался звонок неожиданный и тревожный, а паровоз окутался облаком пара, Михаил вскочил на подножку. Мария, пока можно было, шла рядом с двигающимся вагоном.
Поезд быстро набирал скорость, а она, махая вслед рукой, все шла и шла. Перед глазами быстро мелькали тусклые квадраты окон. Поезд оборвался вдруг, покатился вдаль тяжелый грохот, становясь с каждой секундой все глуше и глуше, и вот уже единственный красный огонек виднелся в мутных вихрях снега, превращаясь в едва заметную точку. Скоро погас и он
На опустевшем перроне она осталась одна. Кругом кипела непогода, снегом покрывая шпалы и рельсы, закутывая даль туманом. Туда, в эту мглистую холодную ночь, и уносил, подобно вихрю, скорый поезд родного ей человека, который заслонял собою весь мир
ГЛАВА IIПурга
Мария теплее куталась в пуховый платок, поджимала руки и, отворотившись от встречного ветра, торопливо шла по дороге. Вокруг свистела и выла пурга. Идти становилось все труднее. Перелезая надутые косы, она то и дело оступалась в какие-то ямы, где нога натыкалась на скользкие голыши. Колючий снег больно резал глаза.
Шоссе, обставленное телефонными столбами, уходило от поселка под гору, потом крутым изгибом поворачивало к мосту Прошло уже с полчаса, а может, и более, но ни моста, ни кустарников все еще не было видно. По временам терялись из виду и столбы; но Мария не испытывала боязни.
Она оглянулась назад, чтобы по огням станционного поселка определить: далеко ли ушла?.. Огни отодвинулись далеко влево; там же через минуту прокричал как-то потерянно и тонко паровозный гудок, а вслед за ним пробили на каланче часы. Ветер относил звуки, и Мария, не сразу услышав их, не сумела сосчитать удары. Но она и так знала, что времени еще немного.
Дорога была пустынна. Снег под ногами стал глубже и проваливался, словно Олейникова шла по насту. Вглядываясь в клокочущую муть по сторонам и ничего не примечая, она старалась вспомнить, откуда начинаются тумбы по краям шоссе: от моста или ближе к поселку?.. И никак не могла припомнить, хотя много раз бывала на станции. Места, какими она шла теперь, были похожи на поле, которое заметно поднималось. И ощутив это ясно, она вдруг поняла, что идет не туда, а влево, к реке. Ей уже чудился невдалеке лес и крутой обрывистый берег реки Закраины забило снегом, и они теперь подстерегают ее на каждом шагу. Она испугалась.
Вот это так жертва! произнесла она озадаченно, не зная, как быть с собой.
Сказанное Михаилом слово всплыло как-то вдруг, помимо ее воли, и сразу приобрело другое значение, страшное для нее Ей представлялась уже суматоха в селе, сокрушенные лица соболезнующих, ядовитый шепот деревенских сплетниц и бесконечные вздохи и аханья: «Пошла провожать да и утонула!.. Вот она, неразумная-то любовь наша!..»
Но сознание ее не могло мириться с таким нелепым, глупым концом, а эти сплетни, которых надолго хватило бы в селе и по окрестным деревням, толкнули ее к действию. Она подавила в себе страх, яснее стало в мыслях. Она огляделась вокруг еще раз пристально и не торопясь. Глаза слезились от снега и ветра. Не лучше ли вернуться на поселок и там, в школе, переночевать у подруги?.. Но и эта мысль показалась ей слабостью, которую хотелось преодолеть.
Она свернула туда, где скорее всего и можно было найти дорогу. Пройдя несколько шагов, она провалилась в снег, поперед собой вблизи разглядела кусты, а подальше от них смутно маячил высокий столб. Стало ясно, что она, сбившись с дороги, тут же почувствовала это и еще не успела забрести далеко в сторону.
Осторожно пробираясь кустами и утопая в сугробах, Мария выбралась на дорогу, и скоро перед ней возникли смутные очертания моста. Отсюда вплоть до села тянулась невысокая насыпь по низине, обставленная по сторонам тумбами. Уверенность и спокойствие вернулись к ней: сбиться с пути было уже нельзя, да и пурга, кажется, затихала.
Мостом, прямо навстречу ей, быстро шагал человечек в плаще, размахивая сумкой. Вот он остановился и начал отряхиваться. Отступив немного в сторону, Мария продолжала идти, зорко приглядываясь к незнакомцу. Она еще не успела поравняться с ним, он крикнул стариковским, но очень тонким, словно мальчишеским голосом:
Гражданочка, не знай, как звать вас поезд-то вроде того ушел?
Да, ушел, ответила она, разглядывая его.
Он был низенького роста, шея обернута шарфом, до бровей надвинута мохнатая шапка, и весь в снегу, словно вылез из сугроба.
Давно ли?.. около часу?.. неужто?.. Ну, теперь ни в жизнь не нагонишь!.. А уж я-то бежал-спешил к расписанию!.. Все впритруску, да все впритруску. Чуть не задохся! Старик подошел ближе: Постой, постой будто я признаю тебя: ты не дочка ли будешь нашему Семену Карпычу?..
Да, я самая.
То-то я гляжу: не она ли, мол?.. Ан, ты и есть Марья Семеновна Я к тебе вопрос имею.
Теперь и она узнала его: это был старик Харитон Майколов из соседней деревни; прежде он пас стада, а вот уже три года работает землекопом на новостройках. Старший сын его на кирпичном заводе, средний учится в вузе в том же городе; где и Авдентов, а дочь самая младшая ходит в сельскую школу.
Говори, в чем дело? спросила Олейникова, предположив, что старик хочет справиться о том, как учится дочь.
А дело мое такое, значит, Харитон снял шапку и усердно ударил ею об руку, стряхивая снег; потом заговорил так, словно то, что собрался сказать, было для него секретом. Семена-то Карпыча, папашу твоего, очень уважают ребятки наши. Ну и мы ценим. А намедни слух прошел: будто дело у тебя с Мишанькой Авдентовым слажено и ты поскорости уедешь в город. Раз такой оборот, то и Семену Карпычу оставаться здесь не резон. И потому тоже уедет, чтобы, значит, с тобой не разлучаться.
В семье Олейниковых никогда не возникало об этом речи, и Мария дивилась, откуда такие слухи?!
Оно, конечно, родителям там спокойнее, продолжал Харитонушка, рассуждая о чужой семье с излишней обстоятельностью и личным интересом. Мы понимаем!.. Семену Карпычу премного мы благодарны двадцать годов на одном месте трудится! и тебе добра желаем, ну только не отпустим. Дадут вместо него какого-нибудь молодого лодыря, или девчонку стрижену, вот и сломают все. А ребятки наши к Семену-то Карпычу большую привычку имеют и сидят тихо. В переменку или после занятия они вокруг него, как воробьи около ржаного снопа. Тут он им для пользы разные истории разъясняет. А нам только того и надо Не пустим! воскликнул старик. Девчурка моя пришла нынче из школы, сидит и плачет. Жалко ей, значит!.. Ну и мне прискорбно Хотел к нему самому зайти, да старуха не посоветовала. А тебя увидел, так, мол, узнать надо.
Сплетни это, с обидой сказала Мафия. Зря много болтают. Папа вовсе никуда не собирается. У нас даже разговору такого нет. И тут же перевела речь на другое:
Где работаешь, Харитон?.
Так, так. Ну пойдем, провожу до села-то, сказал он, словно не слышал ее вопроса.
Оба тронулись к мосту, и Харитон заговорил о себе:
Осень и зиму я на химкомбинате был. Закончили мы его сполна. На третьей неделе поста домой пришел, отдохнул малость, а теперь надо опять в город. Писали мне оттуда: автомобильный завод собираются ставить, так вот и хочу загодя приглядеться: что и как?.. А если понадоблюсь, то сразу и за работу примусь. В колхозе и без меня управятся Из дома вышел раненько, по дороге к зятю зашел, да и просидел долгонько Тары-бары, а поезд-то и обманул меня!..
Харитонушка был прямодушен, по округе слыл чудаком, болтливым человеком и, говорят, любил похвалиться. Но то, что он рассказывал нынче Олейниковой, обнаруживало в его характере совсем другие черты. Ей понравилось в нем и то, что он не расспрашивал ее о Михаиле и о том, зачем ходила она в такую пору на станцию. Зато охотно говорил о заработках старшего сына, хвалился своим студентом, который «учится в городе лучше всех», и о самой младшей дочери, которая «до того смышлена, что по карте все реки и горы знает и даже город Рим итальянский без ошибки показывает».
И опять сожалел, что запоздал на поезд:
Бегу в горку и слышу: гудет и гудет где-то Что, думаю, за оказия?.. Не поезд ли?.. Оказывается, он и был это!.. Ну и ну! Постоянно со мной что-нибудь случится! досадовал он на себя. Что будешь делать!.. В деревню вертаться ни то, ни се, да и пурга вон. У зятя остановиться тоже хорошего мало заходить второй раз.
Почему? спросила Мария, чтобы не молчать в дороге, да и то, как говорил старик, казалось ей интересным.
А вот почему: перед свахой неловко Дочь-то у меня приветливая, простая, рачительная, нас, стариков, почитает, а вот свекровь у ней без понятия человек. Правду тебе сказать, нравная она, с задоринкой. Хожу я к ним редко, денег и хлеба не прошу, а кажинный раз чем-нибудь за живое зацепит. Что зря говорить, старуха она умная, всех норовит своему разуму обучить. А меня что учить!.. Пятьдесят пять годов на белом свете своим умом живу и никого не слушаюсь. Дети у меня таких дай бог всякому!.. И опять же она скуповата; давеча зашел я, чаем меня потчует, сахар чуть не в рот кладет, а сама торопит: «Сват, на вокзал-то успеешь ли?» Так ведь и вышло: ровно в воду глядела, пророк!.. Я поговорить люблю, и зять длинное слово любит, а она нет. Я за новое, она за старое, вот и не ладим. Теперь ей никак не втолкуешь, что запоздал, мол Пилить начнет беспременно Вон у них огонек горит Пойду переночую Прощай пока
В улице было тихо, безлюдно. Ветер устал и замолк. В садах, на крышах, на огородах лежал снег. Избы, казалось, жмутся от холода и засыпают. Мария свернула в переулок, глухой и тесный от сугробов. За плетнями поникли вишни под тяжестью мокрого снега и холодного мертвящего сна Высокие старые ветлы гнулись над белым прудом, в грачиных гнездах было тихо Видно, без времени пришла весна, и зима вернулась, чтобы взять свое Марии было трудно представить себе, что Михаил еще сегодня был с нею, что только сейчас она провожала его на станцию!.. Ей казалось, что приезжал он давно, давно!..
Неподалеку от школы стояла изба с двором и садом, где жили Олейниковы. Горела в окне зеленая лампа на рабочем столе отца. Тень его головы, склоненной над тетрадями, отчетливо проступала на занавеске.
У крыльца, на ровной площадке, виднелись на снегу свежие следы: должно быть, обеспокоенная тем, что Мария долго не возвращалась, выходила на волю мать посмотреть, сильна ли метель, и, поджидая дочь, торилась у крыльца, близорукими старческими глазами вглядываясь в снежную муть.
ГЛАВА IIIВ семье
Дни потянулись своей чередой серенькие, сиверкие, без солнца, и Мария, в обычный час уходя в школу вместе с отцом, видела вокруг зимний, какой-то сглаженный простор полей. Взъерошенные, злые от холода грачи галдели на деревьях, устраивали свои гнезда, дрались из-за них, и странно было ей смотреть на их скучные хлопоты.
Три недели лежал запоздалый снег, пока снова не дохнуло теплом, и влажный туман окутал землю. Невидимые под снегом, прорвались и зазвенели ручьи. Но весна пробуждалась робко, по ночам морозило и чуть не до полден держались на дорогах торосистые гребни замерзшего снега и стеклянная корка льда.
Авдентов благополучно приехал в город, засел вплотную за дипломный проект, о чем известил Марию коротким письмом. Она ответила в тот же день, как вернулась с занятий, а вслед за первым, не дожидаясь ответа, отослала второе. В шутливой форме она рассказала ему, как сбилась на давно знакомой дороге, как обманули ее огни поселка, которым она поверила; не утаила от него и деревенских слухов, о чем сообщил ей старик Харитон Майколов, случайно встретясь в пути.
Шутливый тон письма и чуточку небрежная форма изложения должны были доказать ему, что Мария верит Михаилу по-прежнему и совершенно спокойна за будущее Но, читая между строк, поймет он, что теперь ей, после деревенских сплетен, стало труднее жить и что следует ему поторопиться Она хитрила с ним так впервые, и, кажется, женская хитрость удалась ей
В связи с весной работы у ней прибавилось: по вечерам она ходила в сельсовет помогать секретарю, учила взрослых на ликбезе. Возвращаясь поздно домой, Олейникова не чувствовала усталости: в густом и пряном запахе весны, в торжественно спокойной тишине подступающей ночи, когда особенно взволнованно и дружно звенят ручьи, невидимые в тумане, приятно чувствовать, как все живет, неудержимо стремится куда-то и все поет свою песню.
Маленькая комната с дощатой переборкой в избе, с привычными, по-своему уютными вещами, ждали ее. Мать, заслышав ее шаги в сенях, откладывает свое шитье и, не снимая очков в железной оправе, идет на кухню, чтобы припасти ужин. Отца все еще нет, он задержался в читальне, где проводил очередную свою беседу. Но вот появляется и он высокий, сутулый, степенный и живой старик в белом окружии густых поседевших волос, с взглядом проницательным и немного строгим.
Нуте-с, говорит он, раздеваясь. Вот мы и кончили.
Не торопясь, с обычной для него обстоятельностью, без лишних слов, он начинает рассказывать: как хорошо прошла беседа, сколько «подвалило» народу, и что сегодня особенно интересовало «наших мужичков» Его большие, белые, очень приятные руки, годные для любой работы, выразительными жестами дополняют его речь.
Мать расставляет на столе посуду, низенькая, располневшая, с лицом, на котором время и трудная работа с детьми оставили глубокие, но спокойные морщины, и слушает, как говорит муж, и мягко смотрит, подняв на него глаза.
Между ними почти никогда не было ссор, по крайней мере не помнит их Мария, а небольшие словесные стычки быстро кончались взаимными извинениями и миром. Уже третий год мать была на пенсии, а отец все еще не покидал школу и даже не хотел слышать об этом.
А вот угадай, кого я встретил сегодня? говорит он, еще более оживляясь. Прихожу в читальню сидит за столом такая полная, серьезная женщина. Лицо знакомое, а узнать не могу. Бросилась прямо ко мне, схватила за руки: «Да вы разве здесь?..» «Здесь, говорю, и очень давно». «А меня помните?.. Я Надюша! У вас училась в Ломакине». Я даже взволновался Помню: такая была щупленькая, русенькая, с косичками, а тут нате! волостной агроном и в красном платочке
Какая Надюша? переспросила мать, напрягая память.
Ну какая та самая, что у тебя училась, потом ко мне перешла Задам ей, бывало, помножить любое двузначное число на двузначное, она закроет ладошками глаза и сразу скажет без ошибки!..
А-а!.. помню, помню, просветлела и всполошилась мать. Так ты звал бы ее к нам.
Где там! У ней по горло заботы. На вокзал приехала, конференция в городе Просила тебе привет передать. Люди-то, люди-то наши растут как! А!.. Давно ли таблицу умножения, стишки о весне учили, а вот, гляди, хозяевами в жизни стали С нами на равной ноге И не ждал, никак не ждал встретить!.. Думал однажды: затерялась где-то, а вот и вынырнула Рядом с нами теперь работать будет.
И старикам на целый вечер хватило перебирать в памяти прежних учеников своих, кого жизнь разбросала по необъятным просторам.
Мария не знала почти никого из них и, дорожа временем, ушла в свою комнату. Несколько странным показалось ей то, что мать не поинтересовалась узнать: замужем ли эта Надя и есть ли у ней дети?.. В другое время и сам бы отец не преминул сказать об этом. И Мария поняла, что в их отношениях к ней произошла перемена: кое-что они уже обходят в разговоре стороной, умалчивают и ждут
В день приезда Михаила ей очень хотелось поделиться с матерью, но откровенной беседы не получилось: в самую последнюю минуту она сробела, застыдилась чего-то и никак не могла подойти к матери или позвать ее к себе. Да и отец был дома. Но теперь она не жалела об этой несостоявшейся беседе
В часы досуга она читала, просиживая далеко за полночь, позабыв о времени и о себе Привычный свет лампы освещал комнату, раскрытая книга лежала на столе Чужой мир чувств и мыслей людей, уже давно сошедших с земного поприща, быстро пленил ее воображение, захватил волю, и, покоряясь течению жизни, водовороту событий и страстей, она забылась, а то, что находилось за стенами комнаты, выпало из ее сознания, как бы перестало существовать Она опять жила вместе с Анной Карениной, следила за Вронским, видела их лица живыми, озаренными большой, мучительной и тревожной страстью. Все понимая, все близко чувствуя, она с трепетом ждала, что станет с Анной, когда она, у смертной своей постели примирив мужа с Вронским, останется жить?.. События нагромождались, судьба заводила Анну в тупик, откуда не представлялось выхода. И хотя Олейникова знала до этого, чем кончит Анна, то теперь еще ближе, ощутимее были для нее и эта печальная любовь, и страшное бесправие женщины, и одинокая борьба, и бремя страданий, которые неизбежно сломят, раздавят Анну