Вронский уже уехал из города, она осталась одна, в доме ей страшно, она пробует вернуть Вронского, но он уехал и не вернется больше никогда
Перелистывая страницу, Мария вдруг заметила за собой, что знакомые образы перед ней исчезли, будто и не было их вовсе. Словно в пустоте возникают обрывки мыслей, ничем не связанных с прочитанным: они скользят, не оставляя почти никакого следа, а ей надо самой обдумать что-то, решить Но вместо этого посторонние предметы лезут на глаза: гипсовая статуэтка танцующей девушки-грузинки на ее столе, кажется, вот-вот споткнется, упадет и расколется. Мария непроизвольно переставляет ее на другое место. На стене висит гитара с оборванной струной, закрутившейся у колка, и звук оборванной струны, подобно комариному писку, надоедливо звенит в ушах.
Душно и тесно становится в комнате.
Скорей бы в город! с глубоким вздохом облегченья говорит она, отодвигая книгу и опять думая о Михаиле.
Тихонько, чтобы не разбудить отца и мать, она уносит стул к постели и начинает раздеваться. Голова немного кружится от усталости, руки немеют и долго не могут расстегнуть кофточку. С каким-то новым любопытством Мария оглядела свое тело, вдруг ощутила на себе его поцелуи, и что-то радостное, жгучее и возбуждающее охватило ее. Заглушая в себе это чувство, она прячется под одеяло и закрывает глаза, чтобы скорее заснуть.
Вот и кончился день длинный, разнообразный, заполненный сотней дел, но почему-то отчетливее всего ей запомнилось только: после полден была первая подвижка льда, мужики ходили обкалывать лед у моста и вернулись с реки, когда уже стемнело; в клубе на репетиции, куда пришла она раньше всех, уж очень пристально глядел на нее молодой учитель, с веснушками на маленьком остром лице Потом возникает перед глазами у ней какая-то девушка в красном платке, сидящая в тарантасе. Она едет мостом большие, тяжелые, точно чугунные колеса грохочут по деревянному настилу А там, внизу, у темных высоких свай черные взъерошенные, как грачи, прыгают с льдины на льдину люди с баграми в руках и кричат беспокойно. Прямо под ногами у них зияет черная холодная пропасть Но тут все исчезает в густой и теплой, мгновенно навалившейся тьме
Проснувшись среди ночи, будто перепуганным шепотом сказал ей кто-то: вставай! Мария открыла глаза. Но в доме все было тихо, спокойно по-прежнему. В полумраке смутно проступали перед ней привычные вещи: стул, лампа на столе и темный переплет оконной рамы.
Она старалась вспомнить, что же могло сильно испугать, расстроить ее во сне? и не могла припомнить ничего мрачного, тревожного, напротив, ей пригрезилось, что в классе на доске Нет, совсем не то!.. что же?.. Но сон выпал из памяти, и она тщетно искала, лежа с открытыми глазами.
Заснуть после этого не удавалось. Приподняв голову, облокотясь на подушку, она долго и бездумно смотрела в окно. Сквозь голые густые ветви сюда светился резко отточенный серп луны. В глубокой тьме горели звезды, непостижимо далекие от людей, скованные холодом, но живые, а синее небо от них казалось таким нарядным!.. Где-то за стеной звонко и равномерно, как маятник стенных часов, капали с крыши капели.
От этих звуков, падающих на сырую землю, будто вздрагивала и звенела напряженная ночная тишина.
Незаметно редела, проясняясь, небесная синева, потом легла на горизонте узенькая полоска зари. Вверх от нее побежали робкие, едва уловимые глазом волны голубого и сиреневого света. Бесконечно меняясь в окраске, небо вспучивалось в том месте, где родиться солнцу, опадало и закипало вновь. И вот, хлынув разом, тесня друг друга, понеслись яростные, взбудораженные гребни волн. В их пене блеснула потом золотая, раскаленная кромка
Бесшумной бурей начинался новый день Гудок на станции ревел протяжно
И вдруг, точно раздвинулся перед ней занавес, Мария вспомнила сон свой Будто она, не предупредив Михаила, приехала в город, нашла дом, вбежала по светлой широкой лестнице и, распахнув дверь, очутилась в просторной комнате Диван, цветы на подоконниках, дорогие картины по стенам. За большим столом, покрытым белой скатертью, сидит молодая красивая женщина в черном платье, а он стоит рядом и расплетает ей длинную черную косу Он обернулся, побледнел и, подойдя к Марии, раздраженно сказал: «Зачем приехала? Я тебя не звал. Уйди, не мешай нам» Она, чувствуя, как сильно, до боли, стучит сердце, соображала: что значит этот сон?
Сон был явно нелепый, чудной, но все же несколько дней подряд оставался в душе горький осадок.
Нескоро успокоив себя, она заснула. Мать разбудила ее в обычный час, но, сидя уже за столом напротив отца, Мария избегала его открытого, прямого взгляда, а на вопрос матери: «Хорошо ли выспалась нынче?.. зачем так долго просидела вчера?» ответила неопределенно и невпопад:
Читала и тетрадей накопилось много Сегодня надо проверить.
Не кончив завтрака, она ушла опять, к себе в комнату и принялась за тетради, к которым вчера не прикасалась вовсе. Отец, следуя давней своей привычке приходить в школу за полчаса до занятий, уже собрался, с минуту поторился у порога, поджидая Марию, и ушел один.
Из окна она видела, как осторожно, пробуя тростью хрупкий, обманчивый ледок, переходил улицу этот неторопливый старик в шубе со сборами, покрытой зеленым сукном, в меховой шапке, в чесанках с галошами, грузный, сутулый, так много испытавший в жизни.
В одном месте он запнулся обо что-то, вскинул руками, на удержался. Марии неловко стало за себя, что не пошла с ним вместе, как обычно, чтобы опасными местами провести его под руку.
Он часто хворал, но о своей болезни, которая приходит к человеку в старости, говорил очень редко. И еще реже о сыне, убитом на польском фронте в августе двадцатого года в Галиции. Тогда, сраженный этой вестью, Семен Олейников пролежал в постели несколько дней, не вставая, а едва поднялся, стал собираться в дорогу Целый месяц мотался он по разбитым, загруженным дорогам, в телячьих вагонах, по незнакомым большим и малым городам Украины, потом добрался до Галиции. Оказалось, те места, где мог он найти могилу сына, захватила польская армия, преградившая ему путь. На том и кончились его мучительные поиски Какая-то санитарная часть, отступая поспешно, прихватила старика с пустой котомкой за плечами, свалившегося на перроне в Луцке, и привезла в Киев. Оттуда, непостижимо как, он добрался до дому.
Мария помнит (ей было девять лет) тот день, когда вернулся отец: весь седой, с помучневшим лицом, и впервые с подогом в руках. Мать всплеснула руками, с криком бросилась к нему остолбенела Он едва держался на ногах и глаза его странно блуждали. На слезы и тихие вскрики матери он ответил только: «Душа болит, душа Постели мне где-нибудь: я полежу А сына нет Там поляки». Мария увидала его сухие, с серым налетом, обветренные губы и закрытые, глубоко запавшие глаза, и ей стало так страшно, что она подбежала к матери и спрятала голову у ней в коленях.
С тех пор минуло десять лет, но Мария постоянно чувствовала, что старики никогда не забывают о сыне, хотя почти никогда не говорят о нем.
Быть может, постоянная память о нем и помогает им жить в такой мирной и трогательной дружбе
Подумав о том, что скоро ей придется расстаться с ними, Мария грустно представила одинокую их старость, тихие дни и бессонные ночи Но эта грусть ее была какой-то легкой и беспечальной.
Я буду помогать им, произнесла она точно клятву.
Но, сказав это, поняла, что старикам ничто не может возместить утрату родного сына и близкий неминуемый уход дочери в другую семью.
Ну, что ж так и у всех потом привыкнут, сказала она, как бы оправдываясь перед ними.
Мать подошла к двери и напомнила, что Марии пора идти в школу.
Сейчас, мама Я уже собираюсь.
ГЛАВА IVПервый дождь
Она любила детей и каждый раз, входя в этот гудящий улей, видела, что любят и они ее. Шум голосов взрывался с новой силой при ее появлении, но нужно было не улыбаться, а сделать лицо спокойным и строгим, чтобы усмирить беспорядочный гвалт.
Сегодня он был особенно дружным: все грудились в проходе у задних парт, где двое ребят сколачивали молотком скворечник.
Олейникова быстрым взглядом окинула класс, чтобы определить, нет ли еще каких-нибудь «новостей», и увидала на печке под потолком скворца.
Не пугайте его, Мария Семеновна!.. Мы сейчас устроим и обратно посадим, визгливо, с испугом закричал один востроголовый, стриженый, с бойкими, но озабоченными глазами парнишка хозяин скворечника. В два этажа ему гнездо хотим для пробы.
Олейникова предупредила, что до звонка осталось только три минуты, чтобы поторопились закончить свои дела, и вышла. С быстротой и ловкостью, поистине изумительными, скворец был пойман, водворен на место жительства, а отверстие в доске закрыто сеткой.
Закрыв за собой дверь, Олейникова приказала вынуть тетради. Отдельные голоса, еще раздававшиеся в зале, скоро затихли вслед за звонком, и она приступила к занятиям.
Весь день работа у ней спорилась, точно помогал Михаил, и все намеченное закончила в срок
Дни прибывали заметно.
Большое солнце припекало с утра до сумерек, дороги заводенели, и всюду орали ручьи.
Однажды перед сумерками, направляясь в клуб, Мария увидела в небе седое мутное облако. И было приятно думать: в ночь непременно ударит первый весенний ливень, растопит снега, и завтра утром появятся на взгорьях черные проталины; нежно зазеленеет озимь по холмам, а там и зелень проступит на голых согретых ветках.
Подросток-почтальон попался ей навстречу. Еще издали он узнал ее, остановился и начал шарить в сумке. Мария ускорила шаг и с улыбкой кивнула мальчугану, сунув за пазуху заказное письмо.
Придерживая его рукой, осторожно, чтобы не измять, она свернула в проулок, а потом тропой на свое гумно, и там, найдя в соломе укромное местечко, в уединении разорвала конверт
Михаил писал, что крайне занят, заканчивая дипломный проект и еще где-то работая по вечерам. Он извинялся за что-то, просил и убеждал взглянуть на жизнь и на себя по-другому, советовал переоценить многое, прежде чем сделать вывод. Так поступает и он
Письмо было не похоже на прежние длинное, туманное, но в запутанных, недосказанных фразах угадывался страшный смысл
С трудом дочитывала она последние строчки, едва видимые в предвечерних сумерках, и все в груди сжималось у ней. Не сознавая, что с ней происходит, она принималась читать сначала А когда поднялась, чтобы идти, то увидала перед собой только синее безлюдное поле, без дорог и троп.
Потом она взяла себя в руки, сделав над собой неимоверное усилие, и старалась спокойней обдумать происшедшее Не иначе, он замыслил это раньше, задолго до того, как приезжал сюда в марте, но таился, хитрил, обманывал, и вот, наконец, решил!..
Туча медленно и тяжело расползалась в стороны, и в разрыве ее сочился красный свет вечерней зари, точно кровь из свежей раны.
Не видя дороги, Мария добралась до дома и, сославшись на головную боль, тут же легла на кровать.
Тихо, почти неслышно, а потом постепенно усиливаясь, гулко зашумел по крыше первый весенний дождь.
Он лил до утра, плескался в окна, и прислушиваясь к его могучему, безудержному шуму, Мария видела сквозь рассветную полумглу обильные и торопливые потоки на стеклах. Это утро напоминало ей дождливую тягостную осень.
С отяжелевшей головой, разбитая, точно после болезни, она вышла из дома и на несколько минут задержалась на крыльце, пока затихнет ливень Мокрые избы казались черными, за одну ночь истаял на поветях снег, а в поле за околицей темнели проталины, но уже безрадостно теперь смотрела на них Мария.
По дороге бежал мутный, проворный ручей. Встречая на своем пути маленькие заторы снега, беспокойная вода копилась быстро и потом прорывала эту свою плотину или обходила стороной.
Все шумит, куда-то стремится, произнесла она. И бесконечно живет, а зачем?..
Все, что нынче видела перед собой Мария, приобретало для нее какое-то новое, особенное, полное тяжелой грусти значение.
Почему, ну почему он так сделал?!. Может, что случилось? спрашивала она себя, не веря ни письму, ни своим догадкам.
Но случилось только то, что нередко бывает в жизни и чего следовало, пожалуй, ей ждать давно Да, она предчувствовала это, боялась, что будет именно так, но не хотела верить предчувствиям. Всеми помыслами она рвалась теперь в город, к нему, услышать от него, что значит эта перемена? но бросить школу было нельзя. Лишь в середине июня закончатся занятия, и она будет иметь возможность увидеть его
Обдумывая: как быть ей? что делать? она клонилась к мысли переждать немного, чтобы прийти в себя, и потом написать ему Пусть он скажет еще раз и тогда уж она увидит, что делать с собой, как жить дальше?.. Почему-то казалось, что он ответит непременно, второе письмо будет совсем иным, и все пойдет по-прежнему. Она сумеет простить ему это, забыть
Уже без охоты она приходила в школу, уроки тянулись вяло, шум и крики раздражали ее, и под конец занятий словно молотками стучало у ней в висках. Идя на репетицию в клуб, она чувствовала, что идет напрасно; голоса на сцене казались фальшивыми, а взгляды молодых людей, обращенные к ней, ехидными и злорадными. Не иначе, в селе уже знают об отношениях ее с Авдентовым; злые языки уже пустили, наверное, разные сплетни о ней, недаром у детей в ее классе такие затаенные, понимающие лица!.. Как бы хотела она, чтобы никто, ни один человек на земле не знал о происшедшем с нею!..
В семье отношения заметно изменились: в родительских заботах о ней появилась мелочная, совсем ненужная, раздражающая опека; мать стала забывчивой, какой-то робкой во всем в словах, в движениях, которыми уже управляла плохо. В ней надломилось что-то и сразу состарило намного. Она мучительно ждет, выбирая минуту, чтобы поговорить с Марией, и не умеет найти. И от этого страдает сама еще больше. Забравшись на кухню и не зажигая огня, она сидит иногда подолгу с опущенными на колени руками, о чем-то думает, и если отец громко не окликнет ее, она не услышит, не очнется. Однажды вечером, когда отец был дома, мать, не имея силы молчать больше, подсела к дочери на постель и завела издали, но Мария насторожилась и замкнулась.
Ты все молчишь Ну поделись хоть со мной Тебе самой легче будет, и ждала, низко над ней склонясь.
Шепотом, полным слез, Мария сказала, чтобы не услыхал отец:
Не расспрашивай, а то хуже будет.
Но он услышал и подошел тоже. Он что-то говорил, советовал, стоя над ней, за что-то журил и мать, ничего не разбирала Мария, ничто не доходило до нее: такая горечь и боль грызли ее сердце, что она, зарывшись головой в подушку, чтобы унять рыдания, вздрагивала всем телом.
Он написал тебе что-нибудь? дознавался старик.
Нет Я так мне больно мне все надоело!.. И слезы опять душили ее.
Никто в доме не спал в эту ночь, которая тянулась бесконечно, и кто знает, что думал каждый из них!.. Трудно рассказать о думах и чувствах людей, кого посетило большое горе и кому приходится заново пересматривать всю свою жизнь, чтобы найти более легкий, наименее болезненный для себя и для близкого, самого родного человека выход!..
Утром, лишь только отец ушел в школу, он нынче встал раньше обычного, Мария услыхала тихие, тревожные шаги у двери.
Мать не решилась войти к ней и, постояв с минуту, так же тихо удалилась, словно в комнате лежал больной.
ГЛАВА VУ обрыва
Кругом уже звенела и щебетала дружная весна. Росла, кустилась трава, обласканная солнцем; пахучие клейкие листочки тополей распускались в его тепле, а маленькое озеро в лугах за речкой будто улыбалось ему навстречу.
В селе готовились к Первому мая. Там и тут по улицам зардели красные маки развернутых флагов, в яркий кумач оделась и дощатая трибуна на площади у сельсовета, и как-то больше стало всюду людей
Пестрота нарядов на демонстрации, приподнятое настроение знакомой толпы, собравшейся у трибуны, торжественные речи и шумные всплески оваций ничто в эту весну не порадовало, не увлекло Марию.
До сих пор ничего не ответил на ее письмо Авдентов. Ей оставалось теперь одно окунуться с головой в работу, заполнить все дни, чтобы дотянуть до конца занятий в школе.
Праздник миновал, флаги с трибуны убрали, и улица приняла прежний, обычный вид. Народ выехал в поле, работы у всех прибавилось, и Мария была довольна хоть тем, что и у ней все время занято общественной заботой, а потому и легче удавалось теперь забыть себя.