Баймутдинов потянулся было за чайником, но Хурам поспешно накрыл ладонью опорожненную пиалу.
Спасибо Не буду Товарищ Баймутдинов, теперь о моем деле. Я к вам в исполком завтра-послезавтра зайду, тогда о больших делах подробно потолкуем, а сейчас маленькое Можете дать мне на два дня лошадь?
Какую лошадь, товарищ Раниев? любезно переспросил Баймутдинов.
Наши колхозы я хочу посетить. Знаете, я получил сведения, что в некоторых кишлаках положение неспокойное
А где, например? живо перебил Баймутдинов.
Да вот хоть в Хунуке Правда, туда съездить я как раз сейчас не могу, на это ушло бы три дня. Оббиорцы с хунукцами дерутся из-за воды.
А!.. Эти хунукцы!.. Половина басмачей бывших!.. Все бедняками прикидываются У себя на родине худых дел понаделали сюда прибежали, половина баев, наверно, кто их проверит!.. Вы знаете, это все пришлое население, переселенцы
Знаю! Хурам помедлил. А только не знал, что у них такая социальная физиономия В других кишлаках, я слышал, тоже неладно Ну вот, я и хочу побывать в ближайших, сам ознакомиться с положением Сегодня рано утром просил я лошадь в МТС и у вашего секретаря нет, говорят, все в разгоне. Секретарь указал на вас сказал: у вас при доме одна стоит Я думал, если вы сегодня сами никуда не собираетесь
Взгляд Баймутдинова скользнул на ковер и, так же быстро взметнувшись, встретился с внимательным взглядом Хурама. Баймутдинов произнес с видимым сожалением, переходя на «ты», (чем, очевидно, хотел подчеркнуть свое нежелание обидеть Хурама отказом):
Понимаешь, товарищ Хурам Э-э, как получается нехорошо! В другое время, честное слово, от всей души рад Я сам тоже хотел ехать никуда не поеду сегодня. У меня, понимаешь, в конюшне доски гнилые, вчера одна доска проломилась, лошадь туда копытом попала Слышу, бьется сам побежал. Вытащил ногу сегодня хромает. Дать тебе, понимаешь, совсем можно испортить. Ты не обижайся Очень мне неприятно
Хурам устремил взгляд на виноградные лозы, перекрывающие двор:
Жаль а то я думал Мне скоро легковую машину пришлют, тогда лошадей просить не придется Кстати, понадобится машина, скажи только мне, с удовольствием всегда предоставлю
Баймутдинов, даже привскочив, положил тяжелую горячую ладонь на плечо Хурама.
Товарищ Хурам Ты, может быть, мне не веришь? Честное слово Пожалуйста, не обижай меня, пойдем сейчас вместе в конюшню Э Где мои туфли?..
Что ты, что ты, сам за себя смутился Хурам. Да никуда не пойду, ты и не думай С чего ты решил, что я не верю тебе?.. Разве так можно?..
Баймутдинов, рассмеявшись, отвалился на подушки:
Не обиделся значит, парень хороший!.. А насчет легковой машины спасибо тебе, конечно, а только не придется мне кататься на ней
Это почему же?
Потому что у тебя машины не будет. Хо-хо Это ты слишком размахнулся! Знаем мы, как присылают сюда легковые машины. Нам всем обещано, исполкому в первую очередь, а до сих пор нет ни одной Поехать на станцию амовскую трехтонку приходится брать. Во мне самом только одна десятая тонны, так растрясет все мясо и кости аллаха позабыл, и то вспомнишь!
А я тебе говорю будет у меня машина на днях. Раз Цека обещал значит будет.
Баймутдинов фамильярно хлопнул по плечу Хурама и сказал иронически:
Знаем Хоть Цека, хоть кто хочешь Ты вот, я слыхал, в чайхане живешь, начальник политотдела, комнаты не можешь добиться!.. Сказал бы мне сразу, как приехал, была б тебе комната! А тоже: легковая машина!.. Ну, ты, дорогой товарищ Хурам, не обижайся Ты немножко по-русски рассуждаешь, торопишься, на тебе еще ленинградский запах, там все очень торопятся У нас в Средней Азии, сам знаешь, очень торопиться нельзя, вредно торопиться у нас солнце горячее, печенку испортишь Мы, конечно, тоже за темпы кладем свою голову А получается тихо Поживешь у нас, тоже тише немножко станешь Забыл разве нашу таджикскую поговорку: кувшин новый, и вода в нем холодная?
Куза-и-ноу, оби хунук насмешливо повторил Хурам. Надо б забыть скверная поговорка!.. Нет уж, давай не спорить. Вот что, товарищ Шафи, неожиданно повернулся Хурам к кооператору, все время сидевшему молча, вы сейчас в Лицо Света?
Правильно, товарищ начальник политотдела К себе
Ну и я с вами пойду Тут пешком недалеко. А мне давно туда надо
Вот и хорошо обрадовался Баймутдинов. Приятная компания идти весело Товарищ Хурам Другой раз приходи в исполком, пожалуйста, я всегда тебе лошадь достану
Взяв Хурама под руку, Баймутдинов провел его через двор и простился у выходной двери. Шафи шел по улочке, охотно отвечая на расспросы Хурама о колхозных делах. Но, дойдя почти до шоссе, вдруг, будто вспомнив о чем-то, остановился.
Ай, товарищ Раниев. Я старый ишак, голова пустая Вы идите, пожалуйста, вперед Шайтан у меня в голове: вот я забыл у товарища предисполкома свои бумаги Одно заявление в Таджикторг еще нужно составить Придете в Лицо Света, пожалуйста, зайдите в кооператив, я через час тоже там буду
И, рассыпав почтительные извинения, Шафи степенно побрел назад, приподнимая пальцами полы своего шелкового халата, словно опасаясь забрызгать их уличной грязью.
Через час, уже невдалеке от кишлака Лицо Света, Хурам, случайно взглянув поверх садов на ближайшую красноцветную гору, заметил вдали на косогорной тропе всадника, скакавшего торопливой юргой в направлении к кишлаку. По памирской привычке разглядывать всякого путника Хурам сощурил глаза и, узнав в уменьшенной пространством фигурке Шафи, беззлобно, сам себе, рассмеялся:
Вот циркач!.. Это, значит, или Баймутдинов мне все наврал и дал ему свою лошадь, или, верней, сам он приехал туда на лошади и решил скрыть ее от меня, думал, я у него заберу А теперь катит стороной, чтоб мне на глаза не попасться Ну и публика!..
Глава четвертаяДЕНЬ В КИШЛАКЕ ЛИЦО СВЕТА
Разные бывают причины к тому, чтоб человек за два дня переменился необычайно. Неделю назад Насретдин ничем не обращал на себя внимания жителей кишлака Лицо Света. Ходил по улицам в старом халате, всегда сосредоточенный и немножко угрюмый. Часами просиживал в чайхане, втихомолку жалуясь давним друзьям на налоги, на нестерпимую бедность, на порядки, которые меняются чуть ли не каждый день Работал на поле не спеша и не напрягаясь, стоит ли ломать свои кости неведомо для чего?
Был праздник, и раис колхоза остался лежать на площади, и на похоронных носилках его отнесли к подножью того холма, на котором поет ветрами полуразрушенный ханский мазар. И новым раисом выбрали Насретдина, а кое-кто намекнул ему, что такое счастье даром не выпадает. И сразу преобразился плотнолицый, сосредоточенный Насретдин. Голос его зазвучал увереннее и громче, в походке его каждый мог почувствовать власть, и уже не смиренно, как прежде, а самодовольно и надменно разговаривал он с дехканами, чтобы поняли они, что раис Насретдин любит уважение и почет.
Он сидел на террасе большого дома правления и, отдуваясь, пил чай, когда во двор заехал Шафи и, не спешиваясь, сказал ему, что сейчас в кишлак Лицо Света придет Хурам.
Он большой человек, добавил Шафи. Не смотри, что придет он пешком. Надо встретить его как гостя. Пусть видит он, как мы уважаем его!
Шафи отъехал, и Насретдин сразу заторопился. Позвал дехкан и велел им мести двор, сбирать скатерти и ковры, привести и зарезать барана и готовить хороший с изюмом, с курагой и виноградными листьями из прозрачного кашгарского риса плов.
Зачем будешь резать колхозного барана? сердито спросил вошедший во двор Азиз. Ты знаешь постановление?
Много ты понимаешь! внушительно произнес Насретдин. Ты молод еще. Не для себя режем, наш колхоз велик, мы можем помнить законы гостеприимства. Не каждый день у нас бывают такие гости!
Азиз колебался: в самом деле, что может быть плохого в хорошем гостеприимстве? подумал и не стал возражать.
Дехкане потрошили барана, чистили ковры, несли из колхозных амбаров сушеные фрукты, велели женам печь сдобные на сметане и масле лепешки. Насретдин сходил к себе в дом и переоделся в шелковый чистый халат, долго лежавший на дне сундука.
«Нет на свете человека, который не любил бы внимания к себе, рассуждал Насретдин, распоряжаясь поспешными приготовлениями. Пусть покинет нас с довольством в душе».
Хурам пришел в кишлак, и дехкане знали, что это большой начальник. Издали присматривались к нему и про себя гадали: чего им от него ждать?
Новый начальник направился не в правление колхоза, а в дом сельсовета, и долго сидел там, и послал за раисом, и все видели: Насретдин в ярком халате торопливо прошел в сельсовет.
Издавна повелось: когда власть приезжает в кишлак, сначала бывает достархан, а потом вершатся дела. Таков старый обычай вежливости, это правильно и естественно, кому приятно работать на голодный желудок?
Но из сельсовета Хурам вместе с Азизом и Насретдином сначала направились на поля. И несколько любопытных на почтительном расстоянии последовали за ними.
Разграниченные арыками поля простирались до самой реки Рум-Дарьи. Хижины и шалаши полевых станов виднелись на каждом участке. Земля была голой, неготовой к севу. Ее надо было поливать еще и еще. На одном из ближайших участков работали женщины. Узнав среди них Лола-хон, Хурам направился, к ней.
Лола-хон уткнула в землю кетмень, обтерла ладонь подолом красного платья, спокойно приняла протянутую руку Хурама.
Здравствуй, товарищ, сказала ему с простотой.
Хурам не показал, что замечает глубокие тени под ее печальными проплаканными глазами:
Ты бригадир?
Да Вот женщины все из моей бригады.
Хорошо работаете?
Работали хорошо. Теперь плохо работа пойдет. Воды нет.
Арыки, прорезавшие участок, действительно были сухи.
Почему нет? Полагается же вам по норме?
Лола-хон враждебно взглянула на Насретдина:
Его спроси, почему не дает?
Ее бригада всю норму себе взяла. Другим тоже дать надо, поспешно ответил Насретдин.
Неправда. Абдуфато сам у меня украл. Почему для его бригады нет нормы?
Кто такой Абдуфато?
Соседний участок, вмешался Азиз. Вон тот, видишь? Лола-хон правильно говорит.
По арыкам соседнего участка, поблескивая на солнце, бежала вода. Хурам выслушал гневные выпады Лола-хон и путаные объяснения Насретдина. Женщины, побросав работу, прислушивались. Вызванный Азизом с соседнего участка, вразвалочку подошел черный, с лицом, усыпанным крупными оспинами, Абдуфато.
Уверенно заявил, что берет для своей бригады воду по праву, и по норме полагается, и раис разрешил.
Сейчас вернемся в кишлак, ты покажешь мне нормы, наконец заявил Хурам Насретдину. Я должен сам разобрать это дело А ты, Лола-хон, приходи на собрание. Там скажешь все И ты, Абдуфато, тоже Пошли дальше
Во второй половине дня, осмотрев все поля, Хурам вместе с Азизом и Насретдином вернулись в кишлак. Хурам порядком устал и, оказавшись под огромным карагачем, посреди застланного коврами двора правления колхоза, с удовольствием опустился на подкинутые ему раисом подушки. Дехкане медленно входили во двор, размещались вокруг на коврах, вполголоса беседовали между собой. Женщины в паранджах, как темные нахохленные совы, усаживались отдельно, над головами мужчин, на высокой террасе. Величественный карагач возносил шаровидное сплетенье ветвей к высоким ветрам, а Хурам, привалившись к его двухсотлетнему стволу, перелистывал принесенные из правления бумаги.
Собрание началось докладом Хурама об учреждении политотдела. Дехкане слушали внимательно, но достаточно равнодушно. Хурам, отлично понимая, что цели и задачи политотдела выяснятся по-настоящему только из самой его работы, а не из докладов о нем, свел доклад к краткому сообщению.
Дехкане заговорили о ходе пахоты и о готовности к предстоящему севу.
Собрание прервалось, когда, шагая через ноги сидящих, приближенные раиса внесли во двор скатерти, блюда и огромный дымящийся котел ароматного плова. Дехкане раздвинулись, скатерти мгновенно легли между ними. Хлопотливые голоса, звон расставляемых пиал, треск раскалываемых грецких орехов заполнили наступившую тишину.
Хурам с удивлением глядел на неожиданные приготовления к пиршеству: на гору риса в котле, увенчанную кусками жирной баранины; на Насретдина, торопливо швырявшего в деревянную чашку тонкие ломти печенки; на вареную голову барана, услужливо подставленную к его ногам.
Что это значит? нахмурясь, шепнул он Азизу. Кто приказал резать барана?
Кушать немножко будем, простодушно ответил Азиз. Потом собрание продолжать. Хороший баран!
Вижу, хороший! рассердился Хурам. Ты, что ли, приказал резать?
Нет Зачем я? Раис приказал Ты большой гость Вот, по бедности нашей, маленький достархан.
Эх, вы!.. Как можно так расшвыриваться колхозным скотом Постановленья не знаете?
Азиз смутился:
Знаю Ничего, один баран!
А сколько так за год зарезали?
Только когда важный день у нас.
Ты не увиливай. Скажи число сколько?
Ну, считать, двадцать будет. Зачем сердишься, рафик Хурам? Ты наш гость дорогой.
Хурам умолк, раздосадованный и недовольный, ища выхода из созданной угощеньем неловкости. Баран, однако, уже зарезан. Отказаться есть? Будет обида. Принять как должное? Нельзя. С поголовьем в районе плохо, а тут Словно ты эмирский чиновник!
Насретдин развалил на части баранью голову, подал Хураму почетный кусок. Скрыв негодованье, Хурам принялся есть, чувствуя, что сразу испорченное настроение лишает его аппетита. Пиршество двинулось полным ходом. Дехкане поглощали плов с наслаждением, но Хурам угадывал в каждом из них мысль о происхождении этого плова и о том, что существо власти во веки веков неизменно.
В полчаса все было съедено и запито крепким чаем. Дехкане утирали пальцами жирные губы. Теперь собрание могло продолжаться долго. «Текущие дела», сказал Азиз.
Спроси о воде, шепнул Хурам.
Абдуфато здесь? обратился к толпе Азиз.
Абдуфато неохотно приподнялся и тотчас же снова сел.
Тебе по норме полагалась вода. Три дня назад ты оросил свой участок. Вчера вода должна была пойти к Лола-хон, а ты ночью закрыл канал, воду к себе пустил. Выходит, ты украл воду?
Не украл по закону взял Разрешение есть.
Кто давал разрешение?
Раис.
Насретдин вмешался:
Я не давал.
Слышишь, что он говорит? Какой же раис тебе разрешение дал?
Мертвый раис.
Бумагу тебе написал?
Зачем бумагу? Сам сказал.
В толпе послышались смех и иронические голоса:
С неба сказал!
На мертвого хорошо говорить!
Врет он на моего раиса, с террасы крикнула Лола-хон. Он с Насретдином сговорился, я знаю. Насретдин сказал: разрешенья писать не буду, пойди сам возьми, закрою глаза, ничего не скажу.
Верно она говорит, Насретдин?
Врет она. Я ничего не сказал.
Значит, если Насретдин говорит правду, вмешался Хурам, то выходит, что ты, Абдуфато, украл эту воду, потому что не мог же мертвый раис знать, что вчера твоей бригаде понадобится вода?
Абдуфато не нашел ответа и оглянулся, словно ища поддержки.
А зачем тебе столько воды? Ведь для хлопка больше, чем по норме, не нужно?
Абдуфато молчал, и с террасы снова крикнула Лола-хон:
Он просто нам портить хочет! Ему хватает воды, а он чужую ворует на ветер выпускает ее, байское дело делает!
Абдуфато, отвечай, правильно она говорит?
Видимо поняв, что ему не отвертеться, Абдуфато ответил со злобой:
Ну, правильно, больше воды беру
Для чего? повысил голос Азиз.
Земля такая у нас.
Какая же это?
Соленая слишком земля, шныряя глазами по сторонам, вытянул из себя Абдуфато. Надо больше воды промывать ее. Хорошую землю себе они взяли, плохую нам дали Ничего не возражаю, пусть нам будет меньше воды, только дайте тогда другую землю!
Товарищи Правду он говорит, что земля соленая?
Врет он, одинаковая земля
Ну, пусть одинаковая, снизив голос, ядовито пробормотал Абдуфато. Только мы вовсе не будем сеять тогда
Спроси: кто это мы? шепнул Азизу Хурам.
Азиз громко повторил вопрос.
Абдуфато беспомощно оглянулся:
Мы ну, дехкане, скажу Вся бригада.