Господин генерал, хлеба не хватает. Мы тебе тут не будем сидеть за сухари, прямо говорю.
И пошел дальше, по-озорному оглядываясь на них на растерявшегося маленького толстячка и сухого, бесстрастного начштаба в долгополой шинели.
Хлеба не хватает Ну что здесь могут поделать они двое офицеров, двое пленников из большого помещичьего дома?..
Обратитесь в комитет! резко вдогонку крикнул солдату начштаба.
Да! Вот именно! засмеялся обрадованно маленький генерал.
Но солдат уже ушел, гремя сапогами по подмерзшей земле.
Офицеры двинулись дальше. И вслед им посыпались от кухни угрюмые выкрики:
Чего там комитет! Мир надо заключать. Докуда тут гнить будем?..
Генерал спустился в ближайший из ходов сообщения. На обындевевших досках внизу тонкой сеткой запутались только крысиные следки. Солдаты открыто ходили поверху.
Близкий шорох неожиданно заставил генерала остановиться: на уровне его лица по бревенчатой стенке пробиралась большая круглобокая крыса. Она подбирала иззябшие, розовые, как у голубя, лапки и вытягивала длинную изогнутую морду, как бы собираясь спрыгнуть на плечо генералу. Тошнотворным ее запахом пахнуло на него.
Кш!.. Кш!.. закрылся локтем генерал и в ужасе ринулся обратно, больно натыкаясь на бревенчатые выступы узкого земляного прохода. Ах ты гадина такая! отдувался генерал, выбравшись наверх.
В стороне заметил он начштаба, окруженного офицерами, и направился к ним.
Господа офицеры! негромко скомандовал начштаба встречу.
Офицеры, взяв под козырек, вытянулись. Генерал махнул рукой.
Знаете крыса во-от такая!.. Прямо на меня!..
Высокий штабс-капитан криво усмехнулся:
Так точно. Мы к ним привыкли, спим вместе.
Что вы говорите! удивился генерал, недоверчиво всматриваясь в его смуглое, как бы подмигивающее лицо.
Офицеры бесцеремонно оглядывали маленького генерала, за спиной его побежали шепотки и смешки.
Начштаба свел брови и внушительно прокашлялся.
Капитан Космачев, так вы заезжайте ко мне завтра за инструкциями, сказал он высокому офицеру и пошел к машине.
Слушаю.
Офицеры снова вытянулись и козырнули.
С автомобиля начштаба долго осматривал в бинокль позиции. Над немецкими окопами мирно дымили костры. Над русскими то же: был обеденный час, солдаты варили привычную чечевицу. И пахло в крепком воздухе мирным овинным духом.
На обратном пути оба офицера хмуро молчали.
Да, фронта больше не было. Машина войны застопорила. Грозный дух смерти отлетел от этих полей, в диких лесах не кричат больше стальные горла орудий. Не летят в нашу сторону, будоража высоким лётом воздух, прямокрылые «таубе». Не развертываются в небесной голубизне кружевные платочки шрапнелей. Не бродят по ночам белые щупальца прожекторов. Даже привычных винтовочных хлопков не слышно больше.
Над фронтом, над окопами нависла настороженная тишина.
Начштаба сидел прямо и поклевывал носом в такт с биением мотора. Только один раз заговорил он, кивнув головой в сторону дороги:
Видите, сколько сена гниет? Заготовляла, видите ли, украинская дивизия. А у нас конский состав с каждым днем падает. Я предложил реквизировать, так эти «жовто-блакитные» у них тут свои часовые сейчас же жалобу в армию. Ну, и отменили.
Полячишки вот тоже зашевелились, встрепенулся нахохлившийся воробышком генерал. Слышали, тут рядом Довбор польский корпус формирует? Что же это такое, а? Все бегают, все суетятся, все хлопочут, только до России никому никакого дела нет
Голос генерала всхлипнул и осекся.
Начштаба хорошо знал это больное место слезливого генерала и осторожно промолчал. Думал о своем.
«Все к лучшему. И даже чем хуже, тем лучше. «Боже, спаси Россию!» Теперь уж вряд ли кто-либо спасет. «Ни бог, ни царь и не герой», как поют у нас в комитете. Начштаба повел глазом в сторону примолкшего генерала и в воротник себе зябко и неслышно усмехнулся: Да, «и не герой!» Интересно все-таки, с чем едет сенатор? деловито перевел мысли начштаба. Наверное, неспроста, с какими-нибудь важными известиями. Или опять «уговаривать»? Вот бы его на печинский участок, хо-хо!..»
Перед самым обедом, когда вдали показалась генеральская коляска, начштаба, застегнув наглухо шинель, высокий и прямой, как шкаф, вышел на крыльцо. Из-за спины его любопытно выглядывали девичьи глаза Мариши.
Оба они зашагали по пустынной липовой аллее к воротам имения и застыли в ожидании меж высоких каменных столбов с зелеными, жабоподобными львами наверху.
Коляска, однако, лихо прокатила мимо ворот; в ней Мариша успел разглядеть важно развалившегося санитара Левку Берковича, комитетчика, ехавшего из командировки. Рядом с Левкой сидела тоненькая, укутанная до глаз женщина с баульчиком на коленях. Она любопытно склонила голову, бросив на Маришу темный пронзительный взгляд из-под напущенного на глаза платка.
Начштаба круто повернул в штаб. За ним, едва дыша от подступающего смеха, невпопад шагал Мариша.
Поднявшись на крыльцо, начштаба искоса глянул на прыгающие щеки Мариши и, выкатив глаза, зарычал:
Вольноопределяющийся Мариев! Ничего смешного нет! Немедленно расследовать! И донести мне рапортом сегодня же!
Слушаю! моментально вытянулся свечкой Мариша сразу щелк, дзинь! с детства памятны эти грозно двинувшиеся уши и побелевший нос.
Начштаба с треском захлопнул дверь перед племянником.
Приунывший Мариша поник над телефонным ящиком:
Слушьте, центральная, в чем дело?
Центральная штаба, фыркая в трубку, объясняла дело ошибкой: на передаточной записали вместо «санитара» «сенатор».
Это черт знает что! звонко прокричал Мариша в затихшем доме. Выясните мне фамилию дежурного телефониста.
Трубка удивленно задышала и отмолчалась.
VI
В прежние времена в этом розовом, веселом домике с зелеными ставенками жил управляющий имением, немец.
От сытого, добротного житья осталась в домике только обширная, закованная в переплет железных рам, изразцовая плита и над ней уходящий под потолок высокий купол подвесного, на цепях, колпака. Да в простенке уцелела с тех времен порыжелая олеография с поселянкой, наливающей молоко веселым охотникам.
Но лучшее в немецком наследстве был ведерный медный чайник, чудесным образом устоявший на своем месте после многих хозяев, сменявшихся в домике. Зарос теперь этот чайник копотью с зелено-красными наплывами окиси на круглых боках днем и ночью стоял он в центре плиты, пуская в темную высь купола клубочки пара.
Солдаты усаживались вокруг просторной плиты, как за стол. Один жарил на сковородке густо чадившую картошку с салом, другой пробовал пальцем бурчавшую в консервной банке «собачью радость». Большинство же примащивалось к пузану чайнику. Привыкли все к его глухому бормотанию, прихлебывая за разговором пахучий черный навар.
Здесь узнавались все новости, здесь неведомо возникали и тянулись бескрайние солдатские споры, решавшие судьбу фронта.
В просторной комитетской кухне с утра до ночи толкался разный военный народ.
Из полков наезжали вестовые с пакетами значилось на них: «Весьма секретно»; приезжали какие-то делегаты и уполномоченные, завертывали просто на перепутье, как в заезжий трактир, знали все, что на плите хлюпает радушно немецкий чайник, наливай не спрашивай.
И на коновязи перед розовым домиком месиво грязи всегда было притрушено свежим сеном, круглый день переминались здесь под косым дождем лохматые лошаденки.
Штаб стоял на глазу у комитета. Маленький розовый домик как бы с усмешечкой уставился сквозь чащу сада в темные окна усадьбы. И большой помещичий дом замкнулся от этого и хмуро и будто бы завистливо выглядывал из-за деревьев парка на суетливое движение вокруг низенького крылечка.
Сбегали с сарайчика провода за зеленую ставенку из полков, из резерва, с базы больше, чем в штаб. Розовый домик все гуще опутывался проводами. И весь день надрывалась центральная штаба на трудном новом слове:
Это президи-ум? Пре-зи-ди-ум?
Этот «президиум» решал теперь все дела дивизии. В дальней комнатушке, где воздух прокис от застоявшегося табачного дыма и вонючей подушки шапирографа, непрерывно заседали.
У окна сидел, свесив над столом многодумную голову, председатель Семенов, здоровенный кругляш из артиллеристов. Он часто по-деревенски выглядывал за окно, и в медленном повороте тугой шеи видна была упрямая, твердая сила. На скуластом его лице угрозно висела фельдфебельская рогатка усов. На крутом лбу торчали рогатые шишки.
Пиши, диктовал Семенов, выкинув из-под усов облако дыма, пиши теперь про сено.
Гладенько причесанный писарек покорно приникал к бумаге.
Пиши: «Лошади у нас падают, сердце болит, как ночью выйдешь на двор: по деревне гром идет стенки грызут. Штаб украинской дивизии приставил тут к стогам своих часовых и нам тронуть не дает, то мы постановили сымать украинских часовых насильно, и просим постановление утвердить»
Новое облако вознеслось к потолку.
Пиши: «А дорога совсем спортилась, обоз не идет, вся выпечка лежит на базе, в окопах выдают остатки сухарей, дальше не знаю, что будем делать».
Председатель уныло поник головой над столом, накрытым газетной бумагой.
Писарек перевел скучающие глаза за окно. Улица текла грязью, густой и глубокой, после утренних заморозков ветер снова нагнал дождя.
В конце улицы, подоткнув высоко за пояс полы шинели, пробирался солдат. Обнимая нависшие над топью углы хатенок, он осторожно продвигался вперед. Новый кто-то, видать: здешние ходят задами, полем.
Да ведь это наш Левка! встрепенулся писарек. Видишь, фуражечка на самом затылке? Он это!
Семенов выглянул за окно.
Он и есть. Ну погоди, я его сейчас
Председатель встал и, заложив руки за шею, с хряском потянулся, огромная его грудь бочкой выставилась над тугим ремнем.
Сколько? На две цельные недели опоздал, свистодыр!
Левка вошел самодовольный и чуточку недоумевающий.
Ничего не скажешь, хорошая коляска у генерала! Какие рессоры, ммм! Чего это вы вздумали поухаживать за мной, ребята? Это все ты, дружище Семенов?
Тут кто-то засмеялся сзади, сначала нерешительно, потом все громче и неудержимей. И, уже приседая от хохота, тыкал пальцем в Левку:
Бра-атцы! Это ведь он и есть сенатор-то!
Сразу все поняли, а Левка недоуменно оглядывал хохочущих комитетчиков. С кухни сбежались солдаты, набились в дверях.
Эк вас разбирает! Левка сердито стал снимать ножом аккуратные ломтики глины с сапог. Вот черти! Ну, чего ты ржешь, мой конь ретивый? уставился сердито Левка на Семенова.
Ох! Давно я так не смеялся! отмахивался тот. Штаб-то как подкузьмили! Вся дивизия со смеху теперь укатается.
Недоумевающему Левке наконец объяснили насчет странной телефонограммы про сенатора.
То-то я смотрю, расплылся до ушей Левка, вышли к калитке начштаба с дежурным. Это они, значит, меня встречали? Я им, конечно, козырнул вот этак. Левка избоченился и величественно взял под козырек. А они-то сразу ко мне задом
Весело покатывались, глядя на Левку, комитетчики. Кто-то уже кричал в телефон:
У штабных-то, слышь, какой скандал: Левку, санитара нашего встречать вышли заместо сенатора генералову коляску выслали
Стой! выхватил трубку Семенов. Надо штабных поздравить.
И, соединившись со штабом, он сказал чужим голосом:
С приездом вас да, сенатора
Навалившись грудью на стол и раздувая усы от беззвучного смеха, слушал отчетливо-вежливый голосок Мариши:
Благодарю вас. Сами скушайте Да, дулю.
Дулю? озадаченно переспросил Семенов, кладя трубку. Так! Дулю, говорит, скушайте.
Он сел за стол и нахмурился. Писарек выжидающе посмотрел на него и отложил перо. Семенов оглядел всех исподлобья.
Левка, может, ты хошь дулю?
Какую дулю? недоумевающе усмехнулся Левка.
Да вот тут штабные нам посылают дулю.
И с силой выбросил на стол тяжелые руки. Заговорил недобро:
А ну-ка, иди сюда, стань поближе! Ты что ж это, друг, не по форме явился? А?
Как не по форме? оглядел себя Левка.
Тут все заметили Левкину обновку офицерские синие штаны пузырями, с красной выпушкой по шву.
Не по форме явился! продолжал укорять Семенов. Во-первых, опоздал на две недели. Где ты летал? Во-вторых, зачем мы тебя пускали, забыл? Какая твоя о фронте забота была, сказывай! Давай докладай сейчас нам рапорт! Послушаем
Семенов сердито отвалился в угол.
Левка прошелся по комнате, форся штанами.
Во-первых, что значит, Семенов, «опоздал»?
Как что значит?
Да так, я спрашиваю, что значит?..
Новый какой-то стал Левка, светлые глаза его вдруг зажглись острым беспокойным огоньком. Он прошелся еще раз и остановился перед Семеновым.
Не забудьте, дорогой товарищ: как солдат я уже кончился.
Кто же ты такой есть?
Сенатор! крикнул кто-то.
По штанам глядя, не меньше как капитан.
Левка сделал полный кругооборот на каблуках и высоко поднял руку:
Я есть свободный гражданин. И приехал я сюда затем, собственно, чтобы забрать свои вещи и сказать вам: адью, дорогие мои!
Постой, сказал Семенов, ты не вихляй! Ты нам докладай сперва, какая твоя о фронте забота была?
Дорогой товарищ! вызывающе подбоченился Левка. От имени революционных солдат красного тыла я должен вас спросить об этом. Как тут у вас в смысле низов, что сделано? Ну-ка?
Ишь ты, какой приехал тыловой распорядитель! ехидно засмеялся Семенов. Да ты нам отвечаешь аль мы тебе? Ну?
Это еще неизвестно, товарищ!.. Левка остановился напротив Семенова и сказал торжественным шепотом: Мир надо заключать, вот что!
Сверкнул глазами:
Уже!..
Что? сразу жадно сдвинулись вокруг стола комитетчики.
Начинают!..
В комитете стало тихо. Нерешительно заговорил Семенов:
Это что же? Значит, безо всякого приказа?
Эх, товарищи! снисходительно оглядел комитетчиков Левка. Генералы тут вам, видно, мозги позатерли.
Ну, ты насчет генералов-то не больно
Это брось!..
Все призадумались. Левка самодовольно вышагивал из угла в угол. Семенов шумно выбрасывал сквозь усы клубы дыма и как бы прощупывал глазами гладкую Левкину спину.
Так говоришь уж начинают? спросил он еще раз.
Левка обиженно посмотрел в пышные председательские усы, казалось, бродили в них, стеля дымом, глубокие пожары.
Ну да же! Да, Семенов! прижимал руку к сердцу Левка. Что, я тебе стану врать, да? Об этом знает весь Минск. Ах, до чего интересно в Минске: шум, крик, не разбери-бери!
Глаза Левки заблестели.
Живете тут, ничего не знаете.
Он довольно похлопал себя по животу, отошел в угол, рассупонил ремень и встряхнулся. Из штанов вывалился на пол большой бумажный тюк.
Левка положил тюк на стол и развернул слежавшуюся, с прожелтью пота на углах, бумагу.
Нате, читайте, читайте! совал он листовки в руки комитетчиков. Есть в тылу люди, которые за вас думают. Бери, бери, на всех хватит!
И подмигнул Семенову:
Ребята работают.
«Со-лда-ты! Де-ло ми-ра в ва в ва-ших руках» борзо пошел читать по складам один из солдат.
Ну ты, заковылял! сразу подсекли его. Про себя знай!
Все углубились в чтение, передавая из рук в руки листовки. Зычные, круглые слова, которых всем недоставало, ясно отпечатанные, стояли перед глазами:
«Война войне!..»
«Мир на кончиках ваших штыков!..»
«Враг в тылу!..»
«Мир хижинам, война дворцам!..»
«Вся власть Советам!»
Дело будет! бережно спрятал листовки за пазуху один из солдат. И отошел в угол, поблескивая оттуда глазами с радужным, кошачьим отсветом.
Левка завертелся ликующим бесом:
Говоришь, дело будет? А вот от таких не будет дела? Что?..
Он вытащил из пакета стопку красных листовок и громогласно прочел заглавие:
«Солдат, шевели мозгами! Тезисы товарища Амброзиуса».
А ну, давай сюда! потянулись со всех сторон руки.
Гениально! кричал Левка, размахивая листовками над головой. Дело будет, товарищ Амброзиус! Ты понимаешь, дружище Семенов, ежели двинуть эти тезисы на фронт в руки каждому солдату, все полетит к чертям на воздух! Завтра же война будет кончена. Ах, гениально, черт тебя побери, то-ва-рищ Ам-бро-зи-ус!.. Да здравствует анархия! Ура!..