Настя неторопливо жевала ветчину.
Вот бы осенью сюда нам перебраться, продолжала она непринужденно. Я, конечно, куда иголка туда и нитка. Но, Витенька, постарайся, чтобы мы зимой были здесь. Тут даже базарчик есть. И кино три раза в шестидневку показывают.
Ты же знаешь, что это от меня не зависит, возразил Виктор. Да и рано мечтать. Вот закончим поиски
Все-таки имей в голове «шевели-шевели», как говорят китайцы. Скажи, мол, женат, детишки мелкие Настя расхохоталась и, приутихнув, виновато наклонила головку: Не сердись на меня, милый. Я ведь пошутила. Если надо будет прозимую с тобой хоть в палатке
Разумов стоял у окна и мял в руках кепку; предстоящая встреча с руководителями управления волновала его. Дверь открылась, показалась секретарь Ксения Михайловна. Она пригласила Разумова к управляющему.
Поблагодарив, Виктор положил на подоконник кепку и без стука ступил в кабинет. Пять неслышных шагов по ковровой дорожке. Виктор молча поклонился.
Садитесь, товарищ Разумов. Вы недавно в наших краях; я знаю, откуда вы приехали, очень просто сказал Тушольский. Это облегчает беседу, когда немного знаешь о человеке. Не так ли?
Виктор кивнул и провел языком по губам, они были тугие и непослушные.
Тушольский ему понравился: в его пристальном взгляде Виктор не чувствовал назойливой настороженности. Он сразу признал право управляющего на любые вопросы.
Может, обойдемся без анкетки? пошутил Тушольский и впервые улыбнулся. Обойдя стол, он опустился в кресло напротив Разумова: Рассказывайте, как там у вас в разведке
Оценив такт управляющего, Виктор в нескольких словах рассказал о последних событиях в разведывательной партии, но потом, сам, без напоминаний, подробно поведал о себе.
Стремительный поток слов на четверть часа. Бисер пота на лбу и висках, взволнованное лицо с ярко-синими глазами. С худоватых в загаре щек Виктора не сходили яркие пятна.
Так, говоришь, начальник лагеря, этот старый чекист, поверил тебе и походатайствовал о досрочном освобождении? Верно я тебя понял? спросил Тушольский.
Да, так.
Ну к я поверю. Серьезно, поверю. Легче?
Легче, конечно.
Оба рассмеялись.
Значит, познакомились. Ты не скрывай этого факта в необходимых условиях, но не рассказывай каждому любопытному. Не надо. Да, вот что: дай-ка мне адресок твоего дяди Саши. Не поленюсь, напишу ему письмо. Ответит он мне как ты думаешь?
Дядя-то Саша! Конечно, ответит, возбужденно заверил Разумов управляющего.
Оставшись один, Тушольский просмотрел личное дело десятника Разумова, задумался, потом раскрыл папку с крупным заголовком: «Титул 1».
2
Пряхин и Истомин два дня назад вернулись на базу, совершив объезд рудников, и теперь совместными силами готовили Тушольскому материал для доклада.
Управляющий вызвал начальника планового отдела и главного бухгалтера. Андрей Павлович, изучая работу рудников, видел необходимость по-иному распределить средства.
Об этом я буду говорить на коллегии, сказал Тушольский, буду доказывать, почему мы считаем нужным изменить производственный план с середины года. В Ногдиондоне я уже распорядился. Мишин уже ведет новое, не предусмотренное планом, строительство, но руднику не хватает теперь денег и оборудования.
Пряхин с живым интересом слушал управляющего, а сам косил глазами на главного инженера: он считал, что Истомина нелегко убедить и склонить к неожиданному пересмотру производственного плана. Ведь Пимен Григорьевич сам составлял годовой план и добился его утверждения. Однако главный инженер быстро согласился с наметками Тушольского:
Езжайте в Москву, Андрей Павлович. То, что мы намечаем с вами, реально и веско, и я верю, что наши наметки поддержат в правительстве.
Тушольский наказал главному бухгалтеру и начальнику планового отдела подготовить новые расчеты и отпустил их.
Истомин и Пряхин остались в кабинете.
Уезжая на рудник, я дал задание инженеру Долину взять пробы на окраине пегматитового поля, заговорил Истомин о наиболее важном сейчас для всех троих. Долин в четырех пробах получил очень хорошие результаты. Истомин раскатал на столе миллиметровку с нанесенным месторождением и продолжал: Если мы скинем с этой оптимистической цифры одну четверть на поправку и предположим, что весь, массив пегматита даст нам слюду по заниженному нами показателю, то и в этом случае взорванное минными колодцами поле даст нам половину годовой программы. Следовательно, к концу года мы выйдем с хорошими итогами.
А в случае неудачи рудники останутся без взрывчатки, на третьем и пятом мы сорвем проходку штреков, большинство открытых карьеров переведем на обушок. Слышишь, Андрей Павлович! спокойно и очень веско сказал Пряхин.
Слова маркшейдера заставили поежиться и управляющего и Истомина.
Подобает ли нам расхолаживать коллектив? сухо спросил Истомин.
Коллектив вы не трогайте. Прежде чем провести это смелое мероприятие, необходима обстоятельная разведка. Только будучи твердо уверенными в правильности решения, нужно идти в коллектив, но уж никак не с оговоркой о неизбежности риска. Решайте: вы главный инженер, сказал Пряхин.
Я и решаю, не совсем, однако, уверенно произнес Истомин. Прошу управляющего издать приказ
Вы ищите широкую спину, за которой можно спрятаться.
Вот как?
Именно! невозмутимо подтвердил маркшейдер. Я еще раз прочел вашу записку. По-моему, Пимен Григорьевич, не каждый эксперимент допустим. Партия и правительство ждут от нас слюды за счет упорной работы разведки. Вы же с профессором Снегиревым обстреливаете канцелярии главка и наркомата не как эксплуатационники, а как представители исследовательского института.
У вас еще до моего приезда была санкция главка. Зачем же вам мое разрешение, Пимен Григорьевич? спросил Тушольский.
Вслед за санкцией главка пришла еще одна радиограмма: дополнительного фонда взрывчатки не будет, обеспечьте план года утвержденным фондом, процитировал на память маркшейдер, не давая говорить Истомину.
Если бы я задержался еще на два месяца с приездом сюда, медленно произнес Тушольский, устремив взгляд на Истомина, вы взяли бы на себя ответственность за это начинание?
Безусловно! решительно, не раздумывая подтвердил Истомин. Я обратился к вам как к новому руководителю предприятия, считая своим долгом разделить с вами успехи нынешнего года.
Зачем же остановились на полпути? не замечая последних слов, возразил Тушольский. Что еще было нужно? Санкция? Была! Взрывчатка? Вы еще с весны удержали ее на главной базе. Из задержанного запаса я вчера распорядился выдать для Ногдиондона. Нечего ее держать до зимы.
Наступило тяжелое молчание. Лицо Истомина посерело от досады. Маркшейдер старательно очинил разноцветный карандаш и, пробуя его острие, выводил на миллиметровке стрелку за стрелкой. Его спокойствие окончательно взбесило Истомина, но он сдержал себя, ничего не сказал, лишь резко выдернул из-под руки маркшейдера карту и скатал ее в трубку. Андрей Павлович подавил невольную улыбку.
Через несколько дней я вылечу в Москву. Я доложу обо всем, попрошу и взрывчатку. Но я до тех пор не дам согласия на взрывы, пока у меня на столе не будет полной инженерно-геологической выкладки. И, конечно, нужно очень точно обосновать выгодность и экономичность такого способа, подумав, сказал Тушольский.
Истомин возразил, что это оттянет подготовительные работы на два-три месяца, экспериментировать придется уже по первому снегу.
Зато слово «эксперимент» будет исключено из нашего лексикона, веско закончил Тушольский.
Главный инженер был явно не в духе. Он взял письмо молодого геолога и, буркнув: «Садитесь», углубился в чтение.
Вам известно содержание письма инженера Ганина? спросил Истомин, прочтя полстраницы.
Да, в общих чертах известно, ответил Виктор.
Истомин внимательно прочел все письмо и вложил его в конверт.
Можете говорить со мной откровенно: я ведь не только главный инженер, но и член партийного бюро. Чем вы и Ганин недовольны? В чем провинился Лукьянов? Я не совсем понял Ганина. Может быть, вы лучше объясните?
Разумов почувствовал плохо скрытое недовольство в тоне Истомина, его сухие фразы не призывали к откровенной беседе. Разумов пожалел, что Ганин адресовал письмо Истомину, а не Тушольскому.
Нам кажется, что мы могли бы делать больше, чем делаем сейчас, согласись Григорий Васильевич на некоторые отклонения от проекта, начал он.
Разрежение сетки шурфов на поиске? быстро спросил Истомин.
Хотя бы. Мы бы справились с геосъемкой и предварительными поисками на обоих гольцах, просто сказал Разумов.
Они помолчали.
Предположения Ганина мне кажутся разумными. Почему же Лукьянов возражает? Не стесняйтесь. Все, что вы скажете, останется между нами, предупредил Истомин, почувствовав некоторое замешательство десятника.
Он раньше возражал, а теперь говорит, что на Медвежий нужно бросить все силы, а не отряд, как предлагаем мы. Этого допустить нельзя. Ведь мы обнаружили вторую жилу, сказал Виктор.
Так, так! Передайте Ганину: я доложу партийному бюро обо всем, о письме и нашей беседе. Может быть, сумею выехать на поиски, твердо не обещаю разве после одной операции. Однако мысли Ганина меня заинтересовали. Пожалуй, вам можно теперь сжаться и работать по обнажению жил и на Медвежьем. Но время, время! Лето такое короткое.
Истомин зашагал по кабинету. Шагистику он давно считал проявлением неврастении, но, очевидно, разговор с десятником вывел его из равновесия. Разумов сидел прямо, не поворачивая головы вслед за шагающим Истоминым. Пимен Григорьевич сел. «Не к лицу мне, пожилому инженеру, колесить по кабинету на глазах у этого молодца», подумал он.
Как вы устроились? Недурно? Это я звонил вам вчера вечером, разговаривал с вашей женой. Вам придется пожить в поселке еще дня три.
Главный инженер предупредил Разумова о предстоящем экзамене, и на этом они расстались.
3
Истомин молча протянул Лукьянову письмо Ганина, жестом указал на окно. Григорий Васильевич взял со стола первую попавшуюся под руку папку с рабочими чертежами и, став у окна, прочитал письмо.
Ну? спросил он, возвращая письмо и кладя папку.
Придется говорить на бюро. «Козьма Прутков» или Пряхин могут выехать в район экспедиции, и тогда Ганин, естественно, доложит им с той же похвальной обстоятельностью, с какой доложил мне. Но об этом потом. Я послал вам вышедшие особым сборником «Московские процессы». Читали?
Что вы хотите этим сказать, дорогой Пимен Григорьевич?
Их отголоски докатились до Севера. Я встретился как-то со старым приятелем по Главзолоту. Он говорит, что людей меняют или они исчезают, появляются новые. Понятно?
Истомин сокрушенно вздохнул. Лукьянов вытер платком лоб и сбоку испытующе посмотрел на старого друга.
Дела идут неважно, дорогой Григорий Васильевич. Да, неважно, подумав, повторил Истомин. Топчемся на одном месте. Мне ясно дали понять: не справляюсь.
Кто?
Козьма Прутков. Истомин улыбнулся одними губами, заметив недоумение Лукьянова. Так между своими я зову Тушольского. Сегодня утром он окончательно отказался подписать приказ о взрыве минных колодцев. Хотите съездить? Поговорим на досуге, а к ночи вернемся. За этим я вас и вызывал.
Лукьянов согласился.
Скоро они катили по отрезку готового шоссе, удобно расположившись в «пикапе». После стремительного спуска с перевала машина въехала на гать. Настланная через топь, она гремела под скатами медленно пробирающейся машины. Сырая прохлада и туча мошки окружили путников. Шофер то и дело притормаживал.
В трех местах, у самой кромки гор, артели камнетесов готовили гранитные устои для будущих мостов. В устье широкого распадка вырастал одноэтажный дом в десять окон по фасаду. Ребра стропил еще не спрятались под кровлей, а из труб уже валил дым: рабочие заселили дом, достраивая его походя, между дел
Что же такое минные колодцы? Почему они не сходят с языка руководителей рудоуправления? Почему новый управляющий не решился завершить дело, начатое его предшественником?
На обширном плато давно обнаружили мощные жилы: они пересекали пегматитовое поле и во многих давних трещинах выходили на поверхность с одного края и простирались до противоположного среза. Многочисленные пробы, взятые в течение последних лет, подтвердили вывод первооткрывателя: здесь, в этой глухомани, находится богатое месторождение слюды. Образцы слюды, кристаллы которых не поднять взрослому человеку, давно стали достопримечательностью краеведческих музеев, красовались в залах геологических выставок, блистали рубиновыми переливами за стеклами шкафов в кабинетах ученых и деятелей тяжелой промышленности.
Слюдой интересовались, ее возводили в политику, о ней писали газеты Москвы и Лондона, Дели и Токио. Экономисты и политики разных стран писали о том, что Москва объявила борьбу за третью пятилетку, что вновь открытые запасы России перекрывают знаменитые индийские месторождения слюды, признанные, может быть поспешно, первыми в мире. Капиталистов бесило, что русские ограничивают ввоз слюды и развивают свои районы, строят новые рудники и фабрики по переработке слюды.
Обо всем этом хорошо было известно Истомину и Лукьянову. Они знали: если рудоуправление сумеет в этом году дать сверх плана триста-четыреста тонн слюды государство намного сократит свои валютные расходы.
Стоило ломать спины, пускаясь по тряской дороге к этому богатейшему месторождению, чтобы на месте еще раз подумать, прежде чем решить окончательно.
Истомин предлагал разработать северо-западный угол плато, замкнутый между двух природных трещин ущелистых провалов. Поперек этого «угла», уходящего ровным и длинным отрогом в широкую долину, простиралось несколько параллельных жил, вернее одно сплошное поле с большим слюдяным насыщением.
По самым скромным подсчетам выходило: если заложить в теле отрога десятка два минных колодцев и произвести одновременный выброс на-гора тысяч и тысяч кубов породы, то добыча окупит любые затраты.
Они подошли к первому колодцу. В центре отрога находилась вышка. От нее к инженерам направился вахтер и, узнав их, вежливо козырнул. Инженеры вошли внутрь надстройки. Истомин, словно туристу, рассказал Лукьянову о последних расчетах. Лукьянов сосредоточенно курил, не прерывая друга.
К окончательному оформлению вывода я привлек комиссию из пяти специалистов, вы в их числе, подчеркнул Истомин.
Меня напрасно. Я акта не подпишу, резко бросил Григорий Васильевич.
Истомин поднял брови, изумленно отступил:
Григорий Васильевич!
Не стану подписывать. Не стану! с тем же угрюмым выражением повторил Лукьянов. В любом деле я люблю разделение труда: вам колодцы, мне поиски. Недаром я снискал славу «человека, которому не везет». Им я хочу остаться. Пусть вся слава смелого экспериментатора достанется вам, дорогой друг. Я не завистлив. И я не убежден в необходимости этого риска; ведь и удача и неудача опыта с минными колодцами одинаково опасны для нас с вами.
Я храню в деле о колодцах ваше официальное мщение! многозначительно напомнил Истомин.
Оно меня ни к чему не обязывает, сухо возразил Лукьянов. Обыкновенная техническая справка о производстве взрывных работ без указания определенной цели; к ней даже не приложена топография участка, вот этого, на коем мы имеем честь пребывать, иронически учтиво закончил он.
В неподвижном воздухе тускло сияло, солнце. Где-то далеко на востоке горела тайга, остро пахло гарью.
Истомин тронул Григория Васильевича за рукав:
Григорий Васильевич, неужели вы серьезно? спросил он, пытаясь поймать взгляд Лукьянова.
Безусловно. Я же сказал: вам колодцы, мне поиски. Не забудьте: я и вы только пешки, передвигаемые на шахматной доске Лукьянов выглядел задумчивым и усталым.
В этом году вы получите новую характеристику, бросил Истомин, досадуя на неуступчивость Лукьянова.
Какую? равнодушно спросил тот.
Человек, которому повезло!
Это трудно доказать!
Об этом позаботятся инженер Ганин и ваш протеже Разумов. Раскаявшегося грешника уже предлагают на должность прораба экспедиции.
Вон как! Но едва ли я смогу возразить против новой характеристики. Пимен Григорьевич, землю от человека не спрячешь, она всегда под ногами.