Тепло очага - Гриш Хаджумарович Бицоев 11 стр.


 Люблю поваляться утром в постели,  смущенно пробормотал Туган.  Привычка у меня такая

 Нина спала здесь,  сказал Шахам, и улыбка его погасла.  Она тоже любила поспать

Значит, я в доме Шахама, понял Туган. Этот дом всегда казался ему таинственной страной, в которую, как ни старайся, все равно не попадешь. Дом этот красив был своими обитателями. Здесь жили Шахам и его жена Залухан. Здесь жила веселая синеглазая Нина У Шахама и Залухан долго не было детей, поговаривали даже, что они собираются разойтись из-за этого Потом родилась Нина, и жизнь их засветилась радостным светом Ярок был этот свет, но недолог. Умерла Нина. Как-то вдруг, внезапно. И снова Залухан и Шахам остались одни

Шахам вошел в комнату, снял широкополую войлочную шляпу, пригладил ладонью седые волосы. Сел за стол, опустил тяжелые руки на колени.

 Ну, что молчишь?  спросил он.

 Разве кто-нибудь давал мне слово?  пожал плечами Туган.

 Слово?  нахмурился Шахам.  Раз ты его просишь, давай соберем село, позовем твоих приятелей и послушаем вас.

 А что?! Если посадите нас в президиум, мы найдем что сказать!

 Почестей вам не хватает? Пора, значит, наградить вас по заслугам!..

Слова эти задели Тугана, и ему захотелось ответить тем же, напомнить Шахаму кое-что, заглянуть в его прошлое

Разное говорили про Шахама. Рассказывали, что в молодости он из-под самого носа старших, сидящих за праздничным столом, мог утащить символ их мудрости  вареную телячью голову. А украсть на свадьбе чашу с медом, приготовленную для причастия,  это был сущий пустяк для него. Но говорили так же, что Шахам лучше всех плясал и всегда был первым в работе Однажды кто-то оклеветал его. Он узнал об этом днем, а ночью дом клеветника сгорел дотла. В ту же ночь Шахам исчез из села, как в воду канул. Вернулся он спустя много лет, уже посла войны. Жизнь, видно, неласково обошлась с ним  он поседел, стал молчаливым, вспыльчивым.

 Молодость не повторяется,  голос Шахама помягчел.  В молодости человек должен гореть, свет от него должен исходить

 Ваше время было другое,  сказал Туган, как бы соглашаясь с ним и завидуя,  время соломенных крыш Свет молодости тогда мог превратиться в зарево пожара

Шахам, пристально глянув на него, встал, прошелся по комнате, взялся за спинку кровати, помолчал.

 В глаза мне об этом никогда не говорили,  произнес он наконец.  все больше намекнуть старались. Точь-в-точь, как ты сейчас.  Шахам опять замолчал, потом улыбнулся вдруг.  Когда сгорел этот дом, меня, наверное, все проклинали, даже родители А зря. Я в то время был уже далеко от села и знать ничего не знал о пожаре

Туган затих, смутился  чужая жизнь раскрывалась перед ним, жизнь человека, которого он и уважал и побаивался.

 Закончили мы нашу сельскую школу и потянуло нас в город,  рассказывал Шахам.  Люди тогда на край света шли, куда угодно, лишь бы учиться Был у меня друг, ты не знаешь его, он не вернулся с войны Пришли мы с ним к председателю сельсовета, просим: пошлите нас на рабфак, хотим учиться. Председателем был тогда один человек Жил он в верхнем конце села. Покойника худым словом грех вспоминать, но и хорошего о нем не скажешь Уперся он, ни в какую. Нам, говорит, ученью головы не нужны, нам нужны рабочие руки А сын его собственный тоже ходил в нашу школу, еле-еле тянул. Кто-то из учителей сказал ему однажды: на твоем лбу только орехи колоть

Кто же он, этот житель верхнего конца села?  Туган стал вспоминать всех председателей. Одного, второго, третьего Но они живы. Кто же тот, о ком рассказывает Шахам?

 Он часто засиживался в сельсовете допоздна. И в тот вечер он был там. Мы залезли в окно, подступили к нему В руках  отцовские кинжалы,  Шахам улыбнулся.  Что бы мы делали с кинжалами, если бы он отказал?! Но председатель, перепугавшись, подписал наши бумажки, шлепнул печатью  дело было сделано. Но задерживаться после этого в селе, сам понимаешь, мы не могли

Шахам замолчал. Что еще крылось за его словами? Почему он не называл имен? О чем думал сейчас?

 А пожар?  спросил Туган.  Кто же спалил дом?

 Это и сейчас можно установить. Надо смастерить небольшой домик с соломенной крышей, позвать сына того председателя, взять кресало, чиркнуть, раздуть трут, сунуть его в солому и смотреть в глаза сына председателя.

 Кем он стал?  спросил Туган.  Он закончил школу?

 Не только школу Он времени зря не терял.  Шахам повернулся к Тугану, и взгляды их встретились.  Все это дела прошлые Знаешь, что я тебе скажу? Страшно, когда о своем прошлом человек вспоминает с горечью

Туган растерянно смотрел на него.

 Я часто слышу о тебе,  продолжал Шахам,  и о твоих друзьях тоже И то, что о вас говорят, мне не хочется сейчас повторять. Да ты и сам знаешь Пить араку и бездельничать  это вы умеете. А что потом? Что ждет вас в будущем?

Туган со всей остротой почувствовал неловкость своего положения. Он увидел себя со стороны, лежащим в постели перед Шахамом, и ему захотелось провалиться сквозь землю.

 Вот ты спрашиваешь про сына того председателя,  слышал он ровный голос Шахама.  Он стал не лучше, чем был, но не о нем сейчас речь. Речь о нас с тобой Как нам оправдаться перед селом?

Шахам умолк, потом улыбнулся, и лицо его сразу разгладилось, помолодело

 Господи, что же сижу?! Гость-то до сих пор без завтрака!..

Он вышел из комнаты. Туган, вскочив, стал одеваться. «Гость,  казнил он себя.  Как же все-таки я оказался здесь? Почему я не у Толаса? Если бы я проснулся в сарае у Сиука, мне не пришлось бы удивляться. Но почему я здесь? Как это случилось?..» Память молчала, кок немая

Если бы Состыкк нашел его там, у реки, он не оказался бы в доме Шахама. Если бы Туган ночевал у Цыппу, никто не почистил бы его туфли. Он знать не знает, есть ли утюг у Азрыма, вот арака у него всегда есть  это ему известно. Туган перебрал всех своих друзей, тех, чьи ворота он открыл бы и с завязанными глазами, а думал веб время о Шахаме. Каким-то непостижимым образом тот заставил его встретиться с самим собой, и встреча эта получилась безрадостной.

Дверь в комнату осталась открытой, и Тугану представилось, как Шахам тащил его в дом: волочащиеся до земле ноги, бессильно повисшая голова Картина эта была отвратительной, но он досмотрел ее до конца. И, досмотрев, увидел все это снова, с той только разницей, что у порога стояли теперь отец, Сопо и Хани, стояли и смотрели, как Шахам несет его пьяного.

Туган повернулся к окну, ему захотелось выпрыгнуть на улицу и сбежать. От Шахама, от себя самого Но куда убежишь от себя?

 Что задумался?  окликнул его из кухни Шахам.  Пытаешься предсказать завтрашний день?

 Нет,  виновато улыбнулся Туган,  пытаюсь перекинуть мост от вчерашнего вечера к сегодняшнему.

 Не получается!..

 Не хватает помощников? Толаса? Цыппу? Состыкка?.. Вы ведь привыкли наводить мосты сообща

Он замолчал, не договорив.

С улицы донесся гул приближающейся машины. Шахам вышел из кухни, прислушался.

 За мной едут,  сказал он.  Где моя шляпа?  Он вошел в комнату, улыбнулся:  Хорошо, что мы успели поговорить А завтракать тебе придется одному, сам хозяйничай

Машина подкатила к воротам, пронзительно и нетерпеливо взревел клаксон. Шахам глянул на Тугана, положил руку на его плечо:

 Все правильно Оглянуться на прошлое полезно. Но мост, по которому ты пройдешь в завтра,  важнее. А мост этот рано или поздно придется наводить

Нет, завтракать Туган не стал. Едва машина отъехала от ворот, он выскочил из дома, чтобы, не дай бог, не встретиться еще и с Залухан, женой Шахама

3

Долго и бесцельно бродил Туган по безлюдным сельским улицам. Все были в поле  работы невпроворот. Можно было, конечно, пойти к Толасу, но тот спал наверняка, а, проснувшись, чем бы развлек Тугана? Разговорами о том, как плутал вчера, возвращаясь домой? Или о том, как болит с похмелья голова?

Нет, Толас не смог бы объяснить, почему он, Туган, сегодня чувствует себя чужим в родном селе, ненужным, почему знакомые с детства улицы кажутся ему холодной пустыней А если ты чужой в собственном доме, где же ты свой?..

Хани, мелькнула мысль. Он разыщет ее, уведет, они сядут на скамейку где-нибудь в парке, и пусть она ругает его, говорит все, что угодно,  речь ее покажется ему светлой и радостной музыкой

Туган свернул к автобусной станции, дождался автобуса, сел, положил руки на спинку переднего кресла, опустил на руки голову и до самого города не поднял ее. Люди, ехавшие с ним, думали, наверное, что он спит.

Весь день он слонялся по шумным городским улицам, не смея ступить на ту, которая вела к общежитию мединститута. Что сказал бы он Хани? Слушать ее  это полдела, но слово ведь требует ответа. О чем говорил бы Туган? О чем угодно, только не о себе, не о своих делах, не о своей жизни. А говорить о чем угодно, отшучиваться он сегодня не мог

В село Туган вернулся с последним автобусом. Домой идти не хотелось и, заметив сидящую на крылечке Сопо, он подошел к ней.

 Добрый день, Сопо,  поздоровался Туган.  Что это свет у тебя не горит?

 А чего зря жечь его?  грустно улыбнулась Сопо.  В доме-то никого нет Только мотыльки залетают

Что-то слишком задумчива была она сегодня. Может, ее растревожили голоса, доносившиеся с соседних дворов? Может быть, слыша их, она вспомнила сына, погибшего на войне, и сердце ее сжалось, и представилось ей, как жилось бы, если бы сын ее, Сидамон, вернулся домой, сыграл свадьбу и появились бы у нее внуки

Раньше Туган не задумывался об этом. Старуха казалась ему вечной, как горы, видневшиеся вдали, и такой же суровой. Вздохнув, он присел рядом с ней.

 Сопо,  сказал он,  если бы вдруг к тебе явился голодный лесоруб, ты смогла бы накормить его?

 Совести у тебя нет!  встрепенулась она.  Если Сопо не сумеет встретить гостя, зачем же ей жить еще на свете?!  Она косо глянула на Тугана, и в голосе ее послышалась насмешка:  Лесоруба-то я вижу, но где его дрова?

 Дрова назад в лес сбежали, арба поломалась, топор потерялся

Сопо накрыла стол, и Туган долго, с удовольствием ел. Обычно старуха не позволяла засиживаться допоздна, но сегодня не торопила его, сидела рядом, и они негромко и мирно беседовали. Туган  черпак, Сопо  родник воспоминаний. Уж она-то должна была знать того председателя, о котором рассказывал Шахам. Она многое знала, старая, неразговорчивая Сопо.

Туган начал издалека.

 Сопо, окажи правду,  сказал он,  неужели Толас, я и другие ребята неужели мы такие плохие?

 Если бы на лбу пустого человека вырастали рога,  не медля ответила старуха,  на твоем лбу они появились бы в первую очередь!

Туган обескураженно глянул на Сопо  он не ждал такого резкого ответа.

 Пройдет время  все забудется,  махнул он рукой.  Вспомни, Сопо, Шахам в молодости тоже не был святым

 Нет, мое солнышко, то поколение не сравнишь с вашим. Они, если и проказничали, то об этом хоть удобно было говорить вслух

 А дом, который сгорел? Дом с соломенной крышей?

 Дом, дом!  рассердилась старуха.  Пора наконец забыть об этом! Я и сама бы горло перегрызла тому, кто поджег его! В одном исподнем люди остались, все сгорело у них.

 А ты говоришь  проказы,  покачал головой Туган.

 Что я говорю?! Разве я сказала, что это сделал Шахам? Нет, он не поджигал, не верю я в пустую болтовню и никогда не верила!

 Слушай, а кто был тогда председателем сельсовета, ты не помнишь?

 Как не помню? Имя его мне противно произносить Отец твоего наставника

 Учитель Сосай? Он и есть сын того председателя?

 Почему ты спрашиваешь об этом?  подозрительно глянула на него Сопо.

 Просто,  улыбнулся Туган.  Представь себе, что я следователь, а ты свидетельница.  Он накрыл своей рукой руку Сопо, лежавшую на столе.  Неужели мы хуже того, чье имя ты брезгуешь произносить? Нет, Сопо, ты увидишь  и я, и Толас, и Цыппу, и Азрым  еще станем людьми

 Ну, да?!  усмехнулась старуха.  Завтра же забудешь свои слова, забудешь, как только тебе поднесут рог с аракой!

 Во времена Шахама рог был глубже колодца

 А я и не говорю, что они араки не пробовали, но она их не валила с ног

 Вспоминается только хорошее. Даже черное становится белым

 Сопо еще никогда не врала, дорогой,  обиделась старуха.  Я-то понимаю, к чему ты клонишь Пусть бы кто-нибудь из них показался бы на людях в непристойном виде И Шахам, и Сидамон,  она умолкла, будто испугавшись имени своего сына, которое так давно не произносила вслух. Глаза ее повлажнели, она зажмурилась на мгновение, и голос ее снова окреп:  Да, и Шахам, и другие  никто из них не позволил бы себе такое. Как можно, чтобы тебя, молодого, здорового кто-то тащил на себе?! Нет, нет, их ты ни с кем не сравнивай

Единственный сын Сопо, Сидамон, пропал без вести. Куда только не писал Шахам, где только не справлялся о нем! Наконец поиски привели его в небольшую белорусскую деревеньку. Там, в школьном дворе, стоял памятник, и на нем золотыми буквами были написаны имена Сидамона и его товарищей. Трудно измерить время, которое проходит, пока человек стоит, опустив голову, у могилы. Когда Шахам поднял голову, он увидел: возле памятника растут три юных, зеленых деревца Вернулся Шахам домой, взял Сопо за руку и повез к этим деревцам, и упали горькие материнские слезы на землю, впитавшую кровь сына

 До этого проклятого пожара,  спокойно продолжала Сопо,  Шахам три дня не заглядывал к нам. Сколько ни искал его Сидамон, так и не нашел Нет, солнышко мое, эти парни хороших слов заслуживают Вот сидишь ты передо мной Бывает, разозлюсь, махну рукой, глаза бы мои тебя не видели, потом вспомню Шахама и сердце успокаивается Дай бог, чтобы у нашей молодежи всегда перед глазами были такие люди

4

Этой ночью Туган первый раз в жизни маялся бессонницей.

Он встал, едва только занялась утренняя заря и солнце не показалось еще из-за гор, но первые лучи его уже коснулись снежных вершин, и те загорелись, вспыхнули огромными кострами.

Туган вышел из дому, пошел за село  ему хотелось побыть одному, успокоиться, подумать. Он неторопливо брел в ту же сторону, что и тогда, с Сиука, но сегодня Туган сторонился дорог. Дороги ведут куда-то, зовут, путь же Тугана был неопределен, никто не ждал его.

Шахам, покидая село, знал свою дорогу. Тугану лишь предстояло выбрать ее.

Быстрая речка Астаудон негромко ворчала в своем каменистом русле. Он остановился, долго, отфыркиваясь, умывался прозрачной холодной водой, и ладони его обкалывались о густую щетину. Потом он стоял и смотрел на ивы, растущие по берегам реки. Местами между ивами торчали кусты шиповника, барбариса, молодая поросль ольхи, и вся эта зелень полнилась щебетаньем птичьего хора.

Вдоль правого берега Астаудона тянулись кукурузные поля, по левому  густо зеленела озимая пшеница, и мир этот  юный, волнуемый утренним ветерком  казался простым и чистым, как сердце пахаря.

Шахам, устремляясь в завтрашний день, видел впереди свет надежды. Туган же напоминал себе ржавый кинжал, которому стало тесно в ножнах. Он шагал и шагал, уходя подальше от людских глаз, стараясь идти там, где никогда не катилось колесо, где и пешком пройти было непросто. Но всюду путь его пересекали большие и малые тропы, люди всюду напоминали о себе.

Когда солнце поднялось уже высоко и стало жарко, Туган улегся под тенистым деревом, в прохладу, и ему стало спокойно; он лежал и видел сквозь листья яркое небо, какая-то птичка суетилась, прыгая с ветки на ветку, и, глядя на нее, он вспомнил вертлявого Толаса. Тот, конечно, все село обегал в поисках Тугана  еще бы, целый день не виделись! И занимает Толаса не столько то, что Туган исчез, а то, что на след его он никак напасть не может. Вот он забежал в дом, увидел пустую, застеленную кровать Тугана, повертелся, озадаченный, и снова выбежал на улицу

Такого странного существа как человек, рассуждал Туган, в природе больше не найти. Мало ему земного простора, мало того, что солнце неустанно служит ему Нет, придумал себе, что обязательно он должен быть кому-то нужен, необходим И я, я тоже думаю, что без меня Толасу недостает чего-то, чего-то не хватает Ишь, чего захотелось, поняв подспудную суть своей мысли, невесело улыбнулся Туган, нет, не поднимет Толас тревогу, не закричит: человек пропал нужный, незаменимый человек!

Назад Дальше