Сидамон забрался в танк ночью, а снайпер явился на рассвете. И кончилось все тем, что шальные пули перестали попадать в наших солдат Такой вот парень жил на земле
Шахам хлопнул ладонью по столу все, мол, я кончил, но тут же заговорил снова:
Вы пили сейчас за здоровье Сопо. А что ей нужно? Нужно, чтобы, увидев вас, она вспоминала Сидамона, чтобы она могла радоваться вашим добрым делам. И еще Хоть изредка навещайте ее. Письма Сидамона всегда у нее под рукой. Ты ведь читал их, Туган?
Нет
Конечно, у тебя и без того забот хватало Смотрю я на вас, покачал головой Шахам, и кажется мне, что вы чужие друг другу В тот вечер, Туган, я слушал тебя и радовался, думал, что ты знаешь своих друзей, все беды их и радости Как Батадзи умеет с фокусами и вывертами подносить рюмку ко рту и пить со свистом, это и я знаю. А ты скажи мне, чем живет этот Батадзи, о чем он думает, о чем мечтает Или Коста. Что ты знаешь о нем? Шахам повернулся к ребятам. Расскажите мне о Коста
Парни опустили головы.
Коста проголодался. Впрочем, вряд ли словом «проголодался» можно было определить его состояние. Последний раз он ел вчера около полудня. Купил на последние семь копеек булку и, отрешенно глядя на прохожих, медленно сжевал ее. А люди шли мимо него, торопились куда-то, и никому из них не было дела до Коста. Он был чужим в городе. Коста и сам не знал, что влекло его сюда. Знал лишь, что и в селе он был чужим. И там жизнь обегала его стороной так же, как эта цветастая городская толпа. Кому он был нужен, Коста? Тугану? Азрыму, Толасу, которые мало чем отличались от него? И, наверное, скитания его были вызваны неосознанной надеждой попасть наконец в струю жизни, стать нужным кому-то, а главное, самому себе. Но где тот берег, к которому он должен пристать? Коста пока не различал его.
И вот завершалось еще одно его странствие. Такое же пустое, как и предыдущее. Деньги кончились, надо было возвращаться в село. Но что ждало его там? Туган, Азрым, Толас безделье и арака. Сколько он сможет выдержать это? Неделю, другую, а потом? Он исколесил уже всю Осетию, всюду побывал и нигде ничего не нашел. Он ждал счастливого случая. Не веря уже и не надеясь все еще ждал
С городе стемнело, зажглись фонари, и Коста, голодный, бродил по улицам, и обоняние его обострилось, и не запах свежей весенней зелени и цветов чувствовал он отовсюду пахло едой. Коста знал, что ночь он проведет на вокзале, переспит на скамейке в зале ожидания, а утром с первым же автобусом уедет домой. С кондукторшей он расплатится в селе уж тридцать-то копеек дома он найдет. Это он знал. Не знал он другого как превозмочь голод. И вспомнилось ему вдруг, как наезжали они в город всей своей шумной оравой и, если им не хватало денег на ужин или на кино, все решалось проще простого. Где-нибудь в темном переулке Толас останавливал одинокого прохожего:
Ты, говорил Толас, дай рубль
Прохожий, опасливо поглядывая на внушительные фигуры Тугана, Гадаца, Батадзи, маячивших неподалеку, торопливо рылся в карманах, вручал требуемое Толасу и мгновенно исчезал. Ребята до слез смеялись над страхом неизвестного им человека, радовались своей недоброй шутке. Ну, не дал бы он рубль, и что? Шел бы своей дорогой, никто бы его не тронул Впрочем, как знать? А если бы у Гадаца в этот вечер было плохое настроение?..
Улицы быстро пустели, и ослабевшие от голода ноги сами вели Коста подальше от света, в темноту и безлюдье, и голод подсказывал ему самое простое решение. А, будь, что будет! Коста сунул руку в карман, нащупал рукоятку складного ножа и, словно тронув змею, резко отдернул руку. Нет, подумал он, только не это. И он уже знал, что остановит женщину, да, обязательно женщину. Он слишком слаб сейчас, чтобы связываться с мужчиной. Он станет возле этого дерева и будет ждать
Встреча получилась короткой, и разошлись они тихо, без шума.
Казалось, эта женщина появилась здесь лишь затем, чтобы отдать Коста деньги. Отдать и уйти домой.
Он увидел ее еще издали и, когда она поравнялась с ним, внезапно вышел из-за дерева и загородил ей дорогу.
Погоди малость, хрипло произнес он.
Женщина отступила на шаг.
Что вам нужно? спросила она, и страха в ее голосе не было.
Деньги, выдохнул Коста. Он готов был провалиться сквозь землю.
Ладно, жестко сказала она. Мне тоже нужны деньги, надо кормить ребенка Но вам они, видно, нужнее. Она раскрыла сумку, пошарила в ней. Возьмите! Если они пойдут вам впрок на здоровье!
Коста сунул деньги в карман, повернулся и зашагал прочь от проклятого места.
Подождите! окликнула его женщина. У меня тут еще осталось!
Она швырнула на землю бумажку рубль? три? и Коста не стал бы подбирать, но женщина ушла, проводив ее взглядом, он повернулся и, не глядя, положил бумажку в карман.
Потом он долго петлял по улицам, заметал следы и, выйдя окольными путями к вокзалу, купил в ларьке пирожки. Сел на скамейку и разом съел их. Он съел бы и еще столько же, но к ларьку подошел милиционер и стал разговаривать с продавщицей. Коста замер и долго не мог побороть противную дрожь в коленях. Когда милиционер ушел, он достал из кармана и пересчитал деньги. Их оказалось совсем немного все рубли да несколько трешек. Последняя бумажка отношения к деньгам не имела. Это была какая-то квитанция, исписанная мелким, неразборчивым почерком. Видно, женщина в темноте не разобралась Коста смял ненужную бумажку, бросил ее за скамейку
Пытаясь отвлечься, он стал думать о ребятах, которых увидит завтра. Как там Батадзи, Туган, Толас?.. Но мысли упрямо возвращались к той темной улице, к той женщине. Она была совсем еще молодой, может, красивой, а может, и нет в темноте было трудно разобрать.
Он встал, вышел на пустую платформу. Неяркий свет фонарей падал на рельсы, уходящие вдаль, в бесконечную, манящую даль Но почему женщина была так спокойна?.. Коста в который раз ощупал деньги рубли, трешки. И вдруг ему показалось, что денег очень много. Много, потому что на эти деньги надо кормить ребенка. Так она сказала. И еще он вспомнил о бумажке, которую бросил за скамейку, вернулся, нашел ее, развернул и прочитал несколько раз имя, фамилию и адрес той женщины
В селе он пробыл всего два дня. Не выходил из дому, ни с кем из ребят не виделся, и мысли его были все об одном и том же. Наконец, не выдержав, он занял у соседей деньги и отправился в город. Долго стоял у кирпичного пятиэтажного дома, не решаясь зайти во двор, зашел наконец, увидел старуху, сидевшую на скамеечке под шелковицей, и мальчика, гонявшего большой резиновый мяч.
Добрый день, сказал Коста, когда старуха, услышав шаги, повернулась к нему.
Пусть и для тебя он будет добрым, приветливо ответила она.
Дугаева Афизат здесь живет?
Старуха насторожилась.
А ты кто такой? опросила она. Родственников ее я знаю
Нет, я не родственник, торопливо проговорил Коста, просто знакомый.
Ее нет, строго сказала старуха. Она на работе.
И дома у них никого нет?
Никого у нее, у бедной Брат только, да он не здесь живет И сын вот, она показала на мальчика. В детский сад ходить не хочет, плачет, вот я и присматриваю за ним.
А мальчишка, разбежавшись, пнул мяч ногой. Коста перехватил его и отпасовал мальчику. Тот засмеялся радостно и снова пнул мяч
Старуха оказалась словоохотливой, и Коста, играя с мальчиком, узнал гораздо больше, чем надеялся.
Афизат вышла замуж не по своей воле. Был у ее брата друг, часто ходил к ним. Ходил, ходил, а потом посватался. Афизат не хотела выходить за него, но брат настаивал к в конце концов она сдалась: брата боялась обидеть. Он ее вырастил, и отца и мать заменил. А с другом этим их водой разлить нельзя было. Так вот оно и получилось Да только не долго прожила Афизат со своим мужем. Купил тот мотоцикл с коляской и через год после свадьбы ударился о самосвал
Коста узнал также, где Афизат работает, во сколько она уходит на работу и когда возвращается, и он узнал бы еще многое, но мальчику надоело гонять мяч
Я должен был ей, сказал Коста, доставая из кармана деньги, завернутые в квитанцию, передайте, пожалуйста И бумажку тоже
Я даже не пригласила тебя в дом, стакан воды не предложила, сокрушалась старуха.
Ничего, спасибо
Коста уже выходил со двора, когда старуха окликнула его:
Кто ты? Как ей сказать?
Скажите, что приходил тот, кто два дня тому назад брал у нее деньги Она знает
Едва Коста вышел на улицу, как понял чего-то в этой истории не хватает. Может, самой Афизат? Может быть, то, что он сделал, нельзя искупить деньгами? Нет, спокойствия Коста не обрел. Он ходил по улицам, размышлял и, чем дальше, тем больше утверждался в том, что вина его никуда не делась, ее даже не стало меньше, и избавиться от нее можно лишь повидавшись с Афизат
Узнает ли он ее при встрече? Коста не был уверен в этом, и, когда кончилась смена и рабочие стали выходить из заводской проходной, он всматривался в каждую женщину, а они все шли и шли, и он устал, отчаялся, решил, что проглядел ее и все придется начинать сначала. Стоять здесь завтра, послезавтра, слыша бешеный стук своего сердца и обмирая при виде каждой женщины
Она вышла одной из последних Да, это была она. Гладко причесанные, разделенные пробором волосы, усталый взгляд, быстрая, как тогда, походка, то же самое платье, та же сумка
Афизат, позвал он негромко.
Вы меня? спросила она, недоуменно глянув на него.
Если вы Афизат, смутился он.
Что-то я не помню вас, пожала она плечами.
Вот оно, самое трудное.
Вряд ли вам будет приятно вспомнить меня, пробормотал он.
Простите, я тороплюсь, она повернулась и пошла.
Он шел рядом с ней и никак не мог решиться сказать главное, но и молчать тоже не мог.
Вы наступали когда-нибудь на колючку? заговорил он, сам понимая, что говорит глупость.
В детстве, ответила она.
Потерпите столько времени, сколько нужно, чтобы вытащить колючку из ноги
Она пошла медленнее.
Я не начал еще, а уже запутался, несмело улыбнулся Коста.
Лишь бы в жизни не путаться
Когда я был маленьким, меня часто заставляли извиняться. Слушателей было много, а говорить так не хотелось. Сейчас все наоборот. Мне хочется говорить, а слушать некому
Если бы вы были женщиной, из вас получилась бы неплохая плакальщица
Все выходило совсем не так, как нужно, совсем не так. Глядя на нас со стороны, терзался Коста, можно подумать, что я пристаю к женщине, пытаюсь завести с ней знакомство
Я виноват перед вами! в отчаянии произнес он. Неужели вы не узнаете меня?!
Ну, хватит! она остановилась. Что вам нужно? Говорите!
Два дня тому назад, вечером
Это были вы? испуганно воскликнула она.
Да, опустил он голову.
Господи, меня снова трясет всю Как же я напугалась тогда! Старалась что-то такое говорить
Каждое ваше слово пронзало меня насквозь
Я бы все деньги, что есть на земле, отдала, лишь бы избавиться от страха
Я не смел взглянуть на вас
Сколько времени они шли от завода до дома Афизат? Час? Вечность?.. О чем они говорили? Коста рассказывал о себе, не тая ничего и не оправдываясь. Она слушала молча, но молчание ее не было безучастным, и он чувствовал это и, расставаясь, знал, что придет к ней снова, обязательно придет.
Коста напоминал себе человека, долго барахтавшегося в трясине и наконец нащупавшего опору, и он не знал еще, надежна ли эта опора, но уже верил в спасение
И Афизат, неожиданно для самой себя, потянулась к этому нескладному, непутевому парню и радовалась, когда он встречал ее у проходной
Вскоре Коста устроился на работу. Стал появляться во дворе у Афизат, играть с малышом, и она, глядя на их веселую возню, чувствовала, как оживает ее душа, не знавшая еще любви Но у Афизат был брат, человек недалекий и жестокий. Однажды, когда Коста и Афизат шли своей долгой вечерней дорогой, он попался им навстречу.
Что там у них вышло, не знаю, сказал Шахам, но брат, действительно, получил ножевое ранение Он утверждает, что ударил его Коста
Что же теперь будет? спросил Толас.
Все зависит от Афизат
Она не пойдет против брата, засомневался Гадац.
Лишь бы она не пошла против истины, сказал Шахам.
7
Во всем должен быть четкий распорядок, и ребята решили: встав на рассвете, каждый из них должен прополоть от начала до конца три ряда кукурузы и, возвращаясь к стану на обед, еще два ряда. Капля в море эти пять рядов, если сравнить их с неоглядными просторами поля, но рядом со своими пятью ты увидишь еще пять, и еще, и еще
В это утро ребята не успели прополоть и по три первых ряда, как Батадзи увидел бегущего по полю Цыппу. Тот кричал что-то неразличимое, размахивал над головой газетой, и Туган догадался, что Харбе поведал уже всей Осетии легенду о бессмертном Гато.
Так оно и оказалось, и ребята, столпившись вокруг Толаса, громко, с выражением читавшего статью, едва сдерживали смех. Даже солнце, казалось, остановилось, затих Астаудон, и деревья на берегу его склонились, прислушиваясь. Еще бы! Никогда до сих пор Толаса не поминали даже в стенгазете. Никто не знал, что Батадзи лучший плясун в селе, а добрый повар Цыппу виртуозно играет на гармошке. И трудолюбие ребят достойно подражания, и дружнее звена еще не видело ни одно поле, и всем этим они обязаны своему мудрому наставнику Гато. Тому самому Гато, который, пролежав полвека в могиле, восстал из мертвых, чтобы помочь заблудшим парням.
Когда Толас дочитал очерк Харбе до конца, ребят наконец прорвало. От их смеха, казалось, земля ходуном заходила. И только Гадац, стоявший в стороне, был хмур и печален. Туган, заметив это, хотел было подойти к Гадацу и узнать, не обидел ли того ненароком кто-нибудь из ребят, но потом решил, что лучше сделать это как бы невзначай, между прочим. Туган знал, когда Гадац замыкается в себе, молчит и хмурится, лучше его не трогать.
Ну, хватит, сказал Туган. Давайте отпустим Цыппу, не то останемся без обеда
Смех стих, как пламя, залитое водой.
Хватайте тяпки, улыбнулся Туган, теперь мы должны работать, как черти!
Теперь нас никто не удержит!
Вот вам и Харбе!
Туган, ты не краснел, когда рассказывал эти сказки?
Как только меня разбирал смех, я щипал себя за ногу.
Работалось весело. Ребята вспоминали то одну подробность из статьи, то другую, и каждая из них сопровождалась смехом, и только Гадац не улыбнулся ни разу. Он хмуро ковырял своей тяпкой землю, отставая от ребят все больше и больше.
Эй, Гадац, смотри не надорвись! крикнул Батадзи.
Шевелись, Гадац! Не обижай старого Гато! крикнул Состыкк.
Что-то крикнул Толас, что-то Азрым Гадац остановился, постоял немного в раздумье, потом бросил тяпку и пошел не торопясь к стану.
Ты куда?! крикнул ему вдогонку Азрым.
Гадац даже не обернулся
Никто так и не понял, почему он ушел. Ясно было лишь одно Гадац затаил кровную обиду Может, старый Гато был его родственником? Но тут нечего обижаться. Пусть еще поживет Гато, пусть вспомнят его сельчане В чем же все-таки дело? Туган пытался доискаться до причины, но ничего такого, что могло обидеть Гадаца, сегодня не было. До тех самых пор, пока Цыппу не принес газету
После обеда, когда ребята пошли на речку, Туган снова перечитал очерк Харбе. И заметил вдруг, что в очерке нигде ни разу не упоминается Гадац, ни слова о нем. Обо всех написал Харбе, Гато живет в очерке, а Гадаца забыл, будто и не было никакого Гадаца в природе. Что ж, теперь все стало на свои места
Нет, Гадац не страдал тщеславием. Но он видел, с каким удовольствием все воспринимали написанное о себе. Хоть и перевранное, но о себе Харбе о каждом слово сказал так или приблизительно так думал Гадац, только не обо мне. Значит, я хуже всех. Значит, Туган даже не заикнулся обо мне, выбросил меня, как мусор за дверь, когда беседовал с Харбе
Мальчик пускал бумажные кораблики в ручей, текущий вдоль улицы, бежал за своим корабликом, и улица казалась ему бесконечной.
Весь мир для мальчика вмещался в пределы села и, когда мать говорила: «Я уезжаю, тебя покормит отец», мальчику хотелось плакать так, чтобы слышало все село, весь мир. Гадац тогда не понимал, как далеко может увести дорога, начинающаяся за порогом родного дома.
Отец Гадаца был самым сильным мужчиной в селе. Он запросто переворачивал воз, нагруженный сеном. А глядя, как мать отнимает теленка от коровьего вымени, Гадац умирал со смеху: мать тянула за ногу сосунка, за хвост, но сдвинуть с места его ей не удавалось, не хватало сил. Но когда мать, насупившись, глядя из-под низко надвинутого платка, говорила с отцом свистящим шепотом, и отец опускал голову, Гадац не знал, кто из них сильнее.