Времени на размышление не оставалось. Думать можно было раньше, когда сосед Дзиппа, Маро и Серафима выбрасывали из могильной глубины тяжелые камни, когда было время и пот отереть со лба, и шуткой перекинуться.
Серафима сама не заметила, как оказалась возле матери.
В глазах Госка было такое спокойствие, будто о войне она и слыхом не слыхала. Но Серафиму не обманешь каждую ночь мать молится о муже и о сыне.
Что ты стоишь?! Бежим в окоп! задыхаясь, крикнула девушка.
Слова эти никак не подействовали на Госка. Она неторопливо выпрямилась и повернулась к дочери, казалось, за эти мгновения можно было успеть вернуться из дальнего путешествия.
Не пугайся больше, чем следует, спокойно проговорила Госка.
Какие мысля занимали ее сейчас? Госка вспоминала давние мирные дни
Вот у плетеных ворот очищенный от коры ивовый пень. На нем сидят рядышком отец Серафимы и Госка. Отец только что вернулся из гостей и позвал через плетень жену. Та ничем не выдала нетерпения, с которым ждала его. Ей неловко сидеть рядом с мужем, так не положено, но радостно от того, что он позвал ее. Госка, смущаясь, слушает.
Знаешь, что я собираюсь сказать тебе? Можно обойти всю Осетию, но такой, как ты, не найдешь. Любое дело тебе под силу Возьмись-ка ты за сына. Медлить с его свадьбой больше нельзя Пусть и в нашем дворе заиграет гармошка. Пока я совсем еще не состарился, станцую для тебя на носках
Разве ты не видела, как он низко пролетел? тревожилась Серафима.
Госка вернулась из вчерашнего светлого дня в сегодняшний.
Солдат в селе уже нет, сказала она, ушли солдаты А мы на что ему сдались?
А если он начнет бомбить?
Кого же он будет бомбить? усмехнулась Госка. У нас тут кроме чапельника ничего нет.
Она снова погрузила руки в араккаг.
Ей все еще не хотелось возвращаться в сегодня. И виделось ей радостью наполнен их двор, такой большой радостью, что ей и в трех дворах не уместиться. Празднично убраны комнаты и кухни соседок, которые пекут свадебные пироги Лучшие парни села ведут невесту под руки. Она пока еще не знает, как ступать ей по этому двору, как войти в этот дом. Шаги ее осторожны, словно она боится споткнуться
Звучит громкая песня:
Ой, ой, счастье с собой она вам несет!..
Песня и гармошка ведут невесту к старшим, к Госка
А Серафиме ничего больше не осталось на этой земле, только нож, висящий острием вниз и готовый упасть в любую минуту.
Девушка слушала, слушала
Где-то за селом, над обугленными стенами разрушенной фермы снова возник зловещий гул. Время побежало, выплеснулось, как вода из опрокинутой чаши. Надо было это-то делать
Серафима схватила мать за руку и не отпускала ее.
Опять летит! Бежим! Я без тебя не пойду!
Небо лопнуло, разлетелось железными осколками
Серафима потащила мать в убежище.
Теперь между ними и искалеченным небом было еще немного пространства. Серафима села, прислонившись спиной к стене и руками упираясь в пол. Земля приятно холодила руки, успокаивала. Девушка заметила, что сидит на соломе, и вспоминала как Дзиппа принес солому из сарая и сказал:
Это вам вместо дивана
Солома таила в себе едва ощутимую влагу и тепло, и страх Серафимы понемногу проходил.
О, господи всеславный! услышала она голос матери. Возьми под свое крыло и защити тобою созданный народ! Услышь слова тех, кто честно жил на этой земле и не успел насытиться жизнью
Слова будто склеивали трещины раненого неба. Слова вспыхивали искрами надежды, доносили до усталого солдата улыбку любимой девушки, слова становились броней для идущего в атаку, броней, которую пуля не берет
По праздникам Госка пекла три пирога, складывала их в деревянной тарелке один на другой. Когда муж работал с ночевкой или праздник заставал его в пути, Госка посылала за кем-нибудь из мужчин-соседей. Сама она никогда не брала в руки рог с аракой, чтобы произнести тост.
Теперь слова матери возвращали Серафиме свет дня.
Девушке не верилось, что будущее возможно, и мыслями она бежала в прошлое. Там была радость, бескрайний мир. Там она оставила тропы, по которым не успела набегаться вдоволь. Тогда она не знала, сколько ей лет ее годы считали старшие. Старшие считали и годы соседского мальчика Кайти. Мать Кайти Уалинка говорила:
До пасхи оставалось еще три недели, когда родился Кайти.
Госка улыбалась:
А у нас Серафима родилась, когда до пасхи оставалась неделя, а может, и еще меньше.
Между первой и второй пасхой было много месяцев, еще больше дней, и все это укладывалось в два года. Но ни Кайти, ни Серафима не задумывались о времени. Когда играли в лапту, никто не спрашивал, сколько тебе лет. Надо было уметь уворачиваться от мяча и быстро бегать
Играли в прятки. Соседские мальчишки и девчонки. Чем больше играющих, тем интересней игра. Каждое место, где кто-то прячется, новая загадка. Пройти мимо этого места, значит быть обманутым. Сколько тайников найдешь, столько раз выиграешь. Все уже водили кто два раза, кто три. Кайти же и Серафиме пока еще не пришлось жмуриться, считать громко, с паузами до ста, закрыв лицо кепкой, пропахшей потом. Мальчишки и девчонки старались изо всех сил, чтобы Кайти и Серафима проиграли.
Все давно уже привыкли видеть их вместе, как привыкают к двум колесам одной телеги.
Серафима ничего не знала и не понимала, пока не услышала однажды:
Если бы не Кайти, рыбы Ирафа давно бы съели тебя
Эти слова ей сказала мать в присутствии Кайти, как бы сообщая самую приятную весть. Эти слова не раз еще говорили ей, и она привыкла к ним, как к звездам, которые зажигались по вечерам. Уалинка, встречая Серафиму, всегда вспоминала, как сын ее спас на реке девочку. Кайти стал самой светлой мечтой Серафимы. Кайти дерево, Серафима его тень
Такое место я нашел, что и за год нас не найдут, шептал он девочке. Мальчик пылал огнем, ему хотелось скорее показать свой тайник. Беги за мной и не оглядывайся
Тот, чья очередь была жмуриться, считал во весь голос:
Раз! Два! Три!..
Слова эти, словно камни величиной с кулак, летели, подгоняли прятавшихся.
Кайти бежал к дому Маро. Возле плетня он остановился, глянул назад:
Быстрее!
А если Маро застанет нас? встревожилась Серафима.
Давай, давай! Ее нет дома.
Если бы, перепрыгнув через плетень, они спрятались за сараем во дворе, их и тогда бы никто не нашел. Ребята не то что во двор, даже к тутовнику, росшему у ворот Маро, подойти боялись
Маро следовало бы родиться мужчиной. Она была не по-женски крупна, голос гулкий, как эхо в горах, шаг длиной в сажень, а взгляд такой хмурый, будто она ни разу не улыбнулась со дня рождения. Ласкового слова от нее никто никогда не слыхал Самым отчаянным из мальчишек удавалось иногда забраться на тутовник. Они надеялись, что хозяйки нет поблизости, но Маро появлялась, будто из-под земли. Никогда никого не ругала и поймать не старалась, но второй раз лезть на это дерево никому уже не хотелось
Во дворе стоял стог сена. Как поставил его сын Маро, работавший чабаном, так он и стоял.
Кайти и Серафима залезли в сено, разгребли, растолкали его получилось гнездо, в котором можно было даже сидеть. Девочке казалось, что шорох сена покрывает даже шум быстрого Ирафа, и она спросила:
Ее, правда, нет дома?
А ты не видела, какой замок висит на двери?
А если она в саду?
Не бойся, улыбнулся Кайти, она на мельницу поехала, повезла пшеницу молоть.
Наверное, солнечные лучи тоже прятались в сене так душно было в стогу. А запах мяты казался таким сладким, таким пьянящим
Когда Серафима поверила наконец, что Маро нет дома и ничто не угрожает им, послышались крики ребят:
Кайти! Серафима! Вы-хо-ди-те! Больше не иг-рае-е-ем!
Кричали по одному, кричали хором. Крики становились все тише и тише. Наверное, ребята устали ждать их и ушли. В стогу было так тепло и тихо, как в сказочном доме. И Серафима уснула, опустив голову на плечо Кайти
Враг сбросил бомбу на сладкий сон ребенка.
Серафима почувствовала, как закачалась земля. На голову посыпались комья, в глазах потемнело.
Господи, помоги Обрати его в прах. Пусть падет он на землю
Должна была сверкнуть искра надежды, не мог же этот самолет творить зло безнаказанно.
Госка, стоя на коленях, истово молилась. Где она только брала слова для своей молитвы?
Опять содрогнулась земля. На этот раз бомба упала где-то совсем близко. Может, погас чей-то соседский очаг? Средь бела дня закатилось чье-то солнце
Серафима думала, что Госка заплачет, запричитает, но мать снова была спокойна и молчалива.
Они будто целились прямо в дом Маро, сказала девушка.
Зачем себя пугаешь? пожала плечами Госка. Упала, наверное, где-нибудь в саду или в огороде.
Осколки ее далеко разлетаются, а Маро, может быть, не успела добежать до окопа
Мать резко оборвала ее:
Тебе что, больше не о чем думать?! Те, у кого пища пропиталась пороховой гарью, кому и во сне слышится только свист пуль, разве им лучше?
Снова спасительные мысли прилетели к Серафиме из прошлого, принесли ей покой.
Тогда бы она не поверила, что небо может рваться, как старые лохмотья
Звезды сияли в бескрайней выси. Кайти и Серафима возвращались из клуба домой. На душе у девушки было тревожно, смутно, как после экзамена, когда, сдав письменную работу, она вспомнила, что не исправила ошибку. «Почему не видно никого из соседей?» думала Серафима, но ей было приятно, что они идут вдвоем по темной улице, задерживаясь у каждого ухаба.
Что, никого из своих соседей не видишь? будто читая ее мысли, усмехнулся Кайти.
Серафима смутилась, словно ее уличили в чем-то стыдном.
Идем скорее, промолвила она.
Если хочешь, можем даже побежать, сказал Кайти.
Он был не из тех, кого легко уговорить, и не раз подтверждал это.
Не дойдя до дома Серафимы, Кайти остановил девушку. Они стояли возле того самого тутовника у ворот Маро.
Дом Маро смотрел на улицу двумя окнами, словно двумя глазами. Сейчас ставни были плотно закрыты. «Будто веки опустились на глаза», подумала Серафима. Ей казалось, что они стоят возле спящего.
Пойдем на берег Ирафа, побудем там ровно столько, сколько требуется на то, чтобы наполнить два ведра водой, попросил Кайти.
Нет, нет, испугалась девушка, кто-нибудь из наших обязательно выйдет встречать меня.
Тропинка, ведущая к Ирафу, начиналась у ее ног и терялась где-то в темноте.
Слышишь, как шумит река? Пойдем посмотрим, ты ведь никогда не видела ее ночью
Слова Кайти оплетали Серафиму, от них кружилась голова, и девушка не заметила, как он взял ее за руку.
Отпусти меня, тихо сказала она, глядя в сторону Ирафа.
Там, где тропинка спускалась с отлогого берега к реке, появился человек, ярко освещенный лунным светом. Серафима, как завороженная, смотрела на него, потом разом оборвалось все, и последнее, что она помнила, были руки Кайти, обнявшие ее. Земля кружилась юлой, и в самом центре ее были Кайти и Серафима, как две пылающие головешки, упавшие друг на друга
Серафима! настиг ее резкий окрик. Словно камень бросили в ярко освещенное окно.
Вдребезги разбилось чистое имя девушки.
Когда она, очутившись у себя в комнате, разделась и нырнула под одеяло, Госка вошла к ней, постояла молча, потом сказала:
Что это за позднее такое кино? Что ты ответишь своему брату?
Стены комнаты остановились, не кружились больше. Но лицо Серафимы горело, горели губы, уже не принадлежавшие ей, горели следы рук Кайти на спине и на шее. Сон и тревога вступили в единоборство. Сможет ли Серафима посмотреть матери в глаза, когда взойдет солнце и настанет новый день? Не завертится ли снова земля юлой, когда девушка будет проходить мимо тутовника Маро? Что скажет Канамат, гостящий у Маро, когда проснется утром и вспомнит ночную встречу? А это был именно он, Канамат, никто, кроме него, не ходит так поздно купаться Нет, Серафима не дойдет до школы, потому что не только у девочек девятого класса, но и у десятиклассниц не было ничего подобного
На воспоминания девушки сбросили бомбу.
Когда рыли убежище, ни Дзиппа, ни Маро не знали, что бомба весит столько же, сколько сама земля. Знай они об этом, наверное, и окоп рыли бы поглубже, и потолок настилали попрочнее.
Серафима ждала, верила: в небе должны появиться тупоносые истребители. На коротких крыльях звезды. Свастике не останется места в вышине, загорится черная свастика и рухнет на землю.
Земля еще не остыла от взрыва последней бомбы, а Госка уже волновалась:
Пойду-ка я посмотрю на араккаг. И в прошлый раз он пропал у меня во время бомбежки.
3
В эту осень по дворам не развозили зерно, выданное на трудодни. Не виднелись за плетнями острые верхушки стогов, на столбах, подпирающих навесы веранд, не висели ярко-красные стручки перца.
Сколько птицы и скота бывало каждой осенью в хозяйстве Госка! А выйдешь со двора на улицу, и сердце радуется при виде колхозного стада, пасущегося на зеленом берегу Ирафа. Сколько уток и гусей белело в тихих заводях реки!.. Есть и сейчас коровы на колхозной ферме, но теперь и две доярки успевают их подоить, а пасет всего лишь один пастух
Серафима беспокоилась Госка давно ушла на ферму, уже проехал мимо их дома молоковоз с закрытыми наглухо бидонами, а матери все нет и нет. «Может, какая-нибудь корова заболела, подумала девушка, и они готовят ей лекарство?» Теперь доярки сами лечат коров ветеринары на фронте.
Серафима долго стояла возле своих ворот, смотрела в сторону фермы и ни души не видела на дороге, на всем ее протяжении.
Девушка вернулась во двор. Остановилась под абрикосовым деревом. Листья лежали на земле, как зерно, рассыпанное для просушки. Двор казался неуютным, заброшенным.
Серафима нагнулась, подняла лист, другой золотистый, желтый, багряный.
Бывало, деревья ломились под тяжестью мокрого снега, а девушка сидела за столом в теплой комнате, листала книги, находила между страницами сухие листья, и дом наполнялся мягкими красками осени.
Подбирая по дороге листья, она неторопливо двигалась к дому, поднялась на крыльцо, вошла.
Две железные кровати (спинки их в этом году не красились) стояли в противоположных углах комнаты. Постели были покрыты красным сатином, а поверх сатина узорчатым тюлем, наволочки на подушках были расшиты бледно-розовой шерстяной нитью.
Между окнами, выходящими на улицу, на стене висело круглое зеркало размером с ту деревянную тарелку, в которую Госка складывала пироги. Зеркало купил отец, когда Серафимы еще и на свете не было Чтобы посмотреться в него, надо было стать так, чтобы видеть себя точно в середине зеркала. Иначе либо нос искривится, либо подбородок вытянется, либо губы расплющатся. Зеркало стало таким с прошлой зимы, но ни Госка, ни Серафима не решались снять его Под зеркалом, приткнувшись вплотную к стене, стоит стол с резными ножками. В семье его ценили особо купили, когда родился брат Серафимы.
На столе сложенные стопками книги. Каждая обернута в газету это дело рук Серафимы. Госка не однажды напоминала, чтобы дочь спрятала книги куда-нибудь подальше, в безопасное место.
Соседи прятали фотографии ушедших на фронт, прятали треугольные письма, приносившие с войны скупые вести о родных, прятали праздничную одежду фронтовиков в такие дальние углы, куда и не доберешься сразу. И дома от этого становились темными, нежилыми будто.
Каждая из книг была для Серафимы дорогим воспоминанием. Каждая воскрешала какой-нибудь день ее жизни.
В пятом классе на уроке литературы учитель устроил соревнование: кто больше знает стихотворений Коста Хетагурова? Тогда-то и появилась у нее «Осетинская лира» Коста Одним из первых библиотекарей села была тетка Серафимы. Даря девочке «Овода», она сказала торжественно: «В нашем селении никогда не было лучшей книги».
Канамат, племянник Маро, ни разу до этого не посмел взглянуть на Серафиму, но в тот день остановился перед ней и с трудом, словно ворочая огромную тяжесть, проговорил:
Если ты не откажешься принять от меня этот подарок, жизнь моя будет светлей.
Он протянул ей бережно завернутую книгу. Дома Серафима развернула ее, прочла на обложке «Герой нашего времени». С обратной стороны обложки было выведено ровными буквами: «Желаю тебе счастья, о котором ты и не мечтаешь» В тот день Канамат ушел из села. Говорили, что в руке его был деревянный чемодан.