Кукарев поднял руку, и Алтынбек умолк, недовольно покусывая губы.
Товарищ главный инженер, именно потому, что дело новое, недопустима никакая спешка. Буду разговаривать с Беделбаевым о том, чтобы люди с сегодняшнего же дня получили отгулы, отоспались, пришли в себя
Но, неожиданно выдавил из себя наконец отдышавшийся Саипов, работы останавливать недопустимо, знаете ли, республиканский заказ
Во всем разберемся, пообещал спокойно Саипову парторг. А теперь можете быть свободны.
Хакимбай видел, как недоволен Кукарев, и ему было стыдно за свой эгоизм, за свою радость, что наконец перестанет сердиться на него Халида, забывшая, по ее выражению, есть ли у нее вообще муж. Он, как школьник после звонка на каникулы, вырвался на широкий пролет комбинатской лестницы и через три ступеньки бросился к себе, чтобы обрадовать жену и детей.
Теперь же наступило отрезвление, снова пришли мысли о работе, о линии, о Кукареве И Хакимбай первый раз в жизни беззаботно отмахнулся: «Потом, потом А сегодня дом, Халида, дети»
Почти так же рассудил в тот день и Саша Петров: «А что? Что мне больше всех надо?» Ему тоже хотелось домой, в родной город, но пока об этом и мечтать не приходилось, он под настроение дал в Иваново телеграмму своей Гале: «Жду непременно целую твой Петров».
XI
Чинара наконец решилась встретиться с Колдошем. Она медленно, отстраненно шла по летним, почти пустым улицам города, погруженная в свои мысли и переживания, не замечая ни жары, ни пыльного ветра, вдруг порывами налетавшего на нее, а потом сворачивавшего в соседние улочки. У девушки было какое-то неприятное предчувствие, будто эта, в сущности, малоинтересная для нее встреча должна оказать на дальнейшую ее судьбу какое-то влияние.
Чинара норовисто встряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли, рассердилась на себя: «Фу-ты!.. И что это я? Совсем психованная стала Видно, в отпуск пора, да и жарища вон какая!» Ей вдруг нестерпимо захотелось в горы, к воде. Она прикрыла глаза ладонью и прислонилась к придорожному пыльному тополю. Силой воображения она представила себя на росной прохладной луговине босой, легкой и счастливой от этой легкости и прохлады
И тут ее вернул к действительности голос Бабюшай:
Чинара, не обращаешь на меня никакого внимания! Ну-ка побегай по такому солнцепеку! Да никак тебе плохо, а?..
Чинара недовольно открыла глаза, притворно зевнула, похлопав по губам ладошкой.
Вечно у тебя фантазии, моя милая Зачем гналась, разве в цехе не видались? Или что срочное?
Бабюшай вдруг стало неловко: в самом деле, что она припустилась за Чинарой? Может, у комсорга свои личные дела, а она, Бабюшай, здесь совсем не кстати?
Ой, прости, если помешала.
Да ладно уж. Какие у меня секреты! Это у тебя поклонников навалом: и Саяков, и Каипов А у меня и на работе и после работы одни комсомольские поручения. Вот к Колдошу иду. Чинара обиженно поджала губы, перевязала на голове платок.
К чему, Чинара, прибедняешься Будто я не знаю, какими ты глазами смотришь на наших парней, видела не раз Как зыркнешь, так они, бедные, от раскаяния за свое внимание к тебе готовы сквозь землю провалиться, вот!
Да ты не подумай, подруга, что завидую тебе, все ершилась Чинара, недовольная появлением Бабюшай.
Скажешь тоже, голос у Бабюшай стал отчужденным. Ладно, пошла я
А Чинара вдруг милостиво ее остановила:
Вот всегда ты так, Бабюшай, будто бы с делом, а оказывается, просто так?
Теперь уж окончательно обиделась Бабюшай:
Что и говорить, Чинарка, к тебе не сразу сообразишь, с какого боку подойти Только дело-то у меня к тебе не личное, а общественное Ладно, на комбинате обсудим. И она решительно зашагала прочь, давая понять комсоргу, что потакать ее настроениям не намерена.
Чинара только пожала плечами и ускорила шаг. Она даже благодарна была в какой-то мере Бабюшай, помогшей ей отделаться от этого странного, несвойственного ей состояния нерешительности и предчувствий. Теперь она была снова готова мгновенно отреагировать на любой недоброжелательный выпад в ее сторону.
Колдош вышел к ней сразу, видно, ждал кого-то, а может, просто наскучило одиночество; похудевший, хмурый, без напускной лихости, молчал, не поднимая глаз. Только губы по привычке складывались в самодовольную улыбку. Но, как он ни старался показать, что с ним все в порядке, улыбка получалась скорее горькой, чем высокомерной.
Чинара глядела на остриженную голову Колдоша, на показавшуюся вдруг тонкой шею в вытянутом вороте фуфайки, на всего Колдоша, понурого и отчаявшегося, и видела перед собой для нее это было ново и необъяснимо не взрослого парня, а ребенка, большого, нескладного и оттого еще более беспомощного и нуждающегося в опеке.
«Вот те раз! Что же мне теперь делать?..» растерялась Чинара. И ей хотелось погладить Колдоша по голове, успокоить, защитить. Девушка стояла, бессильно опустив тонкие руки, куда девалась ее злость на Колдоша, презрение и отчужденность, совсем недавно терзавшие ее сердце? Ведь только сейчас она из-за Колдоша сорвала свое раздражение на ни в чем не повинной Бабюшай! А теперь? Теперь она глубоко несчастна, выбита из колеи не меньше самого Колдоша и не знает, что же ей делать. «Правду говорят, что домашние думы в дорогу не годятся» Чинара уже готова была согласиться с матерью, что Колдош, может, и неплохой человек, только очень упрямый, потому жизнь и водит его на своем поводу, а ему только кажется, будто сам себе хозяин.
Так и стояли они друг перед другом: Колдош, сосредоточенно разглядывая свои сапоги, словно увидел их впервые; а Чинара с широко распахнутыми, удивленными и страдающими глазами, со смятенной душой.
Как ни крепился Колдош, а не выдержал, поднял глаз и они встретились взглядами, и Колдош отвел свой, а потом, закрыв лицо руками, выбежал из комнаты.
Чинара долго еще стояла обессиленная, опустошенная, как после тяжелой и внезапной утраты. Дежурная подошла к ней, усадила на жесткий диванчик, приговаривая:
Вот ведь горе-то какое! Вот беда!.. Муж или жених?..
«Муж или жених?» не вдумываясь в слова, повторяла про себя Чинара. И только когда дежурная стала трясти ее за плечи, она пришла в себя:
Это, наверно, от жары, простите, что побеспокоила Мне лучше на воздух
Дежурная с готовностью взяла Чинару под руку, и девушке стало стыдно за то, что раскисла, расчувствовалась: «Это мне за самоуверенность! Так и надо!»
Домой ей не хотелось. Она знала, что мать не отступится от нее, пока не узнает подробности разговора с Колдошем. А что она скажет? Ведь ей, Чинаре, и самой непонятно, что же произошло Что-то придавило? Что-то смяло, перевернуло всю ее душу, а может, и жизнь? Навязался же на ее голову этот злосчастный Колдош! Рок какой-то! Ворожба! И все это на нее, Чинару, не верящую ни в какую мистику, ни во внезапную любовь!.. Да и любовь ли это? Что она впервой видит Колдоша! Слава аллаху, насмотрелась на его художества досыта Бугай!.. Кутила!.. И тут она вспоминала взгляд Колдоша и боялась поверить себе столько было в нем боли, нежности и отчаяния! Почему? Так на Чинару никто и никогда не смотрел Дух захватывало от этого взгляда.
«Нет, так дело не пойдет, усилием воли останавливала воспоминания Чинара. Нет-нет, бесхарактерной не была, и никто меня таковой не сделает! Домой пора мама ждет, беспокоится, должна же она знать, что у меня все в порядке»
А Колдош был впервые в своей жизни счастлив по-настоящему, и любил, и верил, повторяя про себя: «Не обманул Маматай, а я-то дурак не знал!.. Диво дивное! Я и Чинара! И сомневался: Нет, невозможно! Нет-нет! Все смеяться будут!..» Все-таки Колдошу очень хотелось верить в возможность такого счастья, да и нрав у него был самолюбивый, горячий. Природа, слава аллаху, не обидела его: и рост, и внешность Колдош с сожалением ощупал остриженную голову, ведь густая грива волос была его гордостью и украшением И специальность у него не хуже, чем у Чинары, пусть не зазнается Пить он, конечно, бросит, а если Чинара захочет, то и курить! Так рассуждал Колдош в своей камере, забыв совсем, где он и что ему предстоит испытать, прежде чем он сможет хотя бы еще раз увидеть девушку.
То, что Темир Беделбаевич вернулся из Ташкента, где он был на совещании, и вернулся в хорошем настроении, Саяков узнал от Анны Михайловны, которой он исправно носил букетики и шоколадки, первым. Для Алтынбека было очень важно, опередив других, побывать у директора, ведь что ни говори, а первоначальное впечатление крепче держится, чем все последующие разговоры. А главному инженеру есть что доложить директору и о своих делах, и о Кукареве, и прочих.
Как только Беделбаев появился у себя в кабинете, в дверь деликатно поскреблись, не желая беспокоить его стуком.
Прошу, веселым голосом откликнулся Темир Беделбаевич.
И сразу же на пороге появился сияющий Саяков.
С приездом, Темир Беделбаевич. Слава аллаху, вижу-вижу все у вас в порядке. А у нас здесь все застопорилось Сами знаете, без головы остались, хе-хе!.. Кукарев, правда, из больницы вышел и сразу распорядился пока автоматическую линию законсервировать до вашего возвращения, Темир Беделбаевич.
Беделбаев не любил принимать посетителей стоя: маленький, сухонький, с большой шишковатой головой не по росту, он проигрывал рядом даже с обычными, средними посетителями, да еще крупные, толстые линзы очков подчеркивали субтильное сложение директора. Вот почему он важно прошел к своему столу, поудобней уселся в высокое кресло и тогда только поднял на главного инженера увеличенные стеклами глаза.
Не спеши, Алтынбек, дай опомниться с дороги, недовольно поморщился директор и потянулся к телефону. Прежде всего скажи, как дела с этим Как его?..
Колдошем?
Да-да, учеником слесаря
Откровенно говоря, Темир Беделбаевич, мне было не до Колдоша Не останавливать же цех из-за него? самодовольно подняв плечи, заявил вдруг Алтынбек, что явно не понравилось Беделбаеву. Им, кажется, парторганизация занимается Кажется, Кукарев Или Жапар-ака?.. Что-то не припомню.
Беделбаев сердито посмотрел на Саякова, что тому доставило особое удовольствие. Алтынбек любил поддеть директора, позлить его, мол, что ты мне сделаешь за дерзость? Да ничего, потому что для нас с вами, Темир Беделбаевич, главное личный авторитет, не так ли? А Беделбаев горько жалел о допущенных промахах в отношении с подчиненными, и в первую очередь с Саяковым. И он не выдержал наконец, дал понять, что больше не потерпит выходок Алтынбека: снял трубку и вызвал Кукарева и Жапара-ака.
Саяков недоуменно смотрел на директора и ругал себя последними словами за то, что, видимо, перегнул палку. «Как теперь быть? лихорадочно обдумывал он обстановку. Кажется, заигрался Так всегда у меня: строю, строю, а потом раз и насмарку»
Беделбаев даже не взглянул на него, до прихода Кукарева и Жапара-ака сосредоточенно просматривал скопившиеся бумаги, а Алтынбеку приходилось помалкивать. Саякову очень хотелось закурить, но он впервые не решился сделать это в присутствии Темира Беделбаевича без разрешения, а спрашивать побоялся. Тогда он встал со словами «Я сейчас» и, заметив маловыразительный кивок директора, выскользнул в приемную и сразу же закурил.
Анна Михайловна удивленно подняла на Саякова глаза, мол, что случилось? Но Алтынбеку не хотелось показать секретарше свою оплошность: он натужно улыбнулся, опустил руку с сигаретой, чтобы скрыть дрожь в пальцах.
Кажется, Темир Беделбаевич бросил курить, так я, чтобы не беспокоить
Вы душка, Алтынбек, кокетливо сложила губы трубочкой секретарша, вы один только с этим и считаетесь. А у директора здоровье, сами знаете И она сокрушенно покачала головой и притворно-испуганно добавила: Ка-та-стро-фи-чес-кое!
Алтынбек понял, что Анна Михайловна села на своего любимого конька теперь ее не остановишь. Что ж, такой уж невезучий у него сегодня день! Придется выслушивать сначала о болезнях Беделбаева, потом о ее собственных и ее семьи, потом медицинские советы и рекомендации и т. д. Но в это время в приемной показались Кукарев и Жапар-ака, и Алтынбек, погасив сигарету, вернулся в кабинет Темира Беделбаевича.
Чувствовалось по всему, от веселого настроения директора не осталось и следа. Он хмурился и сосредоточенно потирал сухонькой ручкой свой высокий морщинистый лоб, едва кивнув вошедшим на их приветствие.
Не будем терять время, как только посетители заняли свои моста, сказал Беделбаев. Прошу.
Кукарев встал, тяжело опираясь на палку:
Правда, сам я только что вернулся на работу Но, скажу, Темир Беделбаевич, дела не плохие. А внимание необходимо обратить на два главных момента это автоматическая линия в отделочном и выездной суд над нашим учеником слесаря. По первому пункту у нас серьезные разногласия. К этому я еще вернусь. А вот с организацией показательного суда пока, считаю, все нормально. Об этом доложит вам Жапар-ака, он у нас главный попечитель.
Беделбаев опустил глаза в знак того, что ему все ясно.
Теперь с автоматической линией, Темир Беделбаевич. Мое мнение спешка здесь недопустима, ведь нам нужен хорошо отлаженный, бесперебойный механизм. Иначе будет страдать план из-за простоев. Чем мы эти простои возместим? Работой по старинке? Но зачем тогда сама линия? Да и справятся ли старые агрегаты с новым планом выпуска продукции? В общем, это азы, простите, что повторяю их
Директор строго-вопросительно посмотрел на Саякова, контролировавшего сборку линии. И тому ничего не оставалось, как подняться с места.
У меня другое мнение, товарищ директор. Мы обязаны выполнить сборку к намеченному сроку, а может, чуть-чуть раньше к годовщине Октября. Подчеркиваю обя-за-ны. Это наш долг!.. Считаю, что некоторые издержки допустимы, тем более, что серьезных неполадок на новой линии, конечно, не будет. Так, может, небольшие шероховатости, так сказать, заусенцы. Так неужели ради этого подрывать авторитет комбината, доверие руководства?
Хорошо. Разберемся, резко оборвал его директор.
Жапар-ака скромно сидел в уголке, твердо уверенный, что пригласили его в директорский кабинет только ради дела с Колдошем. Он усиленно по привычке растирал ладонью бритое загорелое темя и помалкивал, поглядывая на нервничавшего Кукарева, мол, успокойся, все хорошо. Но когда Саяков заговорил о долге и авторитете, не выдержал аксакал:
Стране нужен наш ситец, Алтынбек, прочный, нарядный. Тот, который можно в руках подержать, полюбоваться, порадоваться искусству прядильщиц, ткачих, отделочников А на громких словах «авторитет», «долг» и все такое далеко не уедешь! Ситца не сделаешь. Ситец руками рабочими делается, а не громкими фразами.
Раскрасневшийся, возбужденный Жапар-ака, заложив руки за спину, быстро-быстро пробежался по кабинету, прежде чем сесть на место и принять степенный вид, какой подобает пожилому, заслуженному аксакалу.
Ну что ж, придется составить комиссию для проверки готовности, вернее, состояния на данный момент автоматической линии, подвел итог летучки Беделбаев. Прошу предлагать кандидатуры. Конечно, дело это наше, внутреннее, поэтому без лишних разговоров, конфиденциально. А тебя, Алтынбек, прошу оказать должное содействие работе комиссии.
Все облегченно вздохнули и потянулись из кабинета: Жапар-ака, за ним Кукарев и последним Саяков.
Сначала Беделбаев было решил вместе с ними пройти в отделочный, но передумал, вспомнив о неотложной поездке в райком, срочно, попросил вызвать машину.
Темир. Беделбаевич все больше и больше разочаровывался в Саякове, жалел об ошибочном назначении его главным инженером комбината. Беделбаеву был нужен молодой, энергичный, знающий свое дело помощник, и Черикпаев, уходя с комбината, привел к нему своего протеже.
Вот тебе, Темир Беделбаевич, достойный продолжатель дел моих, беззаботно, уже как посторонний шутил Черикпаев, дерзок, энергичен, отличный инженер. Тебе такая пристяжная в упряжке ой пригодится! Конечно, узду держать крепко надо, не скрою, а? Алтынбек? Правильно говорю.
Директор смотрел на Алтынбека, который совсем, на его взгляд, не соответствовал характеристике главного инженера, казался изнеженным, холеным в своем модном голубовато-сером костюме с иголочки. И улыбка ускользающая, себе на уме На комбинате он себя особенно пока никак не проявил, правда, диплом с отличием да ведь и диплом красный можно заслужить не старанием, а пронырливостью Иное дело Хакимбай Пулатов! С ним все просто весь на ладони! И технарь настоящий, от машин не оторвешь! Жаль, конечно, такого административной работой загружать Но не в этом даже дело Какой-то он не как все. О таких в народе говорят не от мира сего