Маматай сегодня впервые переступил порог первого цеха. И с правой, и с левой стороны длинного зала стояли новые, последних марок машины, тянулось длинное суровье с такой быстротой, что движения было совсем не заметно. Пройдя через первую машину, пропитавшись химической жидкостью, отмывалось суровье от клея, и уже в следующей оно прополаскивалось в перекиси водорода, приобретало белый-пребелый цвет. Потом утюжка, окраска, нанесение рисунка и материал готов, хоть тут же в магазин. От волокна до ткани полкилометра пути.
Каипов торопливо шагал по длинному пролету, успевая все заметить на ходу. Машины были ему знакомы еще по ташкентской практике. Только люди, стоявшие у станов, были ему незнакомы. Они не обратили никакого внимания на молодого инженера.
В цехе по-прежнему царил мощный гул от работающих моторов и сильной вентиляции.
Чуть ли не в самом конце зала нашел он своего друга Мусабека, приземистого, с вздернутым носом, загорелого паренька, увлеченно склонившегося над станом. Маматай тихо подошел к нему и остановился. Сквозь неукротимый гул фрезерных станков трудно было расслышать шаги Маматая. Мусабек работал ловко и старательно, не отвлекаясь ни на минуту. Кусок металла в его руках, коснувшись «лезвия» станка, как мягкая древесина, отбрасывая маленькие спирали стружек, постепенно обретал форму. Натруженные большие руки Мусабека ловко держали деталь, то и дело легко переворачивая ее.
Маматай легко ладонью коснулся плеча друга. Тот сразу оглянулся, остановил станок, как всегда, широко улыбнулся и, смешно наморщив нос, обнял Маматая.
Ты вот, друг, вернулся инженером. А я тоже не сидел сложа руки, как видишь. Моя цель освоить в совершенстве фрезерный станок, Мусабек задумался на мгновение. Мое дело по душе мне, и, сам знаешь, оно нужное
Ты молодчина, Мусабек.
* * *
Бригада Пармана прославилась на комбинате как одна из передовых, а его портрет давно уже красовался на доске Почета. С ним самим Маматай встретился на второй день своего приезда. Руки у него были в солидоле, и он вместо приветствия подтолкнул Маматая в бок локтем, мол, держись! И как ни в чем не бывало продолжал свою работу.
В цехе все кипело. Тысячи ткацких станков, жестко стуча, работали бесперебойно. Казалось, вот-вот сорвутся они с места и с гулом пронесутся куда-то вдаль, как экспрессы.
Бабюшай, Чинара и Анара, как и прежде, работали в бригаде Пармана. Но теперь они уже были не ученицами, а самостоятельными ткачихами. А Бабюшай даже одной из первых многостаночниц.
Маматаю бросилось в глаза, что пухловатое, почти детское личико Бабюшай теперь вытянулось, щеки впали, отчего лицо стало благородно удлиненным, придав чертам зрелость и красоту. И фигура лишилась девичьей неопределенности. Стройная и гибкая Бабюшай вот тебе и булка!
Девушки посматривали удивленно на Маматая, лукаво перемигивались и что-то говорили друг другу, но в шуме машин до Маматая не доносились их слова. И Бабюшай, деловито колдуя над четырехрядными станками, покачала головой, давая понять, что станки нельзя оставить и что обязательно надо поговорить в перерыве или после работы.
Маматай понимающе кивнул и направился дальше, ему передалось хорошее рабочее настроение девушек. А чуть позже он увидел одну из них в столовой.
Чинара, слегка волнуясь, позвал Маматай, исподтишка разглядывая сидящую с задумчиво-мечтательным видом девушку, мне много раз попадались, в газете твои стихи. Они совсем не похожи на те давние выкрики с эстрады. В них думы о жизни, о себе, о друзьях.
Маленькие пристальные глаза Чинары проницательно смотрели на Маматая, было видно, что похвала ее застала врасплох и обрадовала.
Знаешь, Чинара, Маматай остановился, пытаясь найти подходящее слово, веское и в то же время искреннее, в них столько чувства, нежности. Сразу видно сердце женщины.
Я тебе верю, сказала тихо Чинара, отводя взгляд к окну, за которым безгранично простиралась зеленая долина.
Вечером он очень долго не мог заснуть. Первые, такие яркие впечатления о комбинате, который все эти годы был в его мечтах, мыслях; задушевные разговоры с друзьями порождали новые радостные надежды. И, как всегда, в такие минуты Маматая потянуло к дневнику: в последние годы у него появился этот надежный и терпеливый друг.
«Наконец я опять на своем комбинате, записал он размашистыми, торопливыми буквами. Рад ли я? Конечно! Как мчится время! Все неузнаваемо изменилось. Приметы завтрашнего дня здесь во всем. Будущее неумолимо рвется в явь. Какое место в нем уготовано мне?..»
* * *
С того дня, как Маматай был назначен сменным мастером, первое наставление он получил от старшего мастера и парторга цеха Жапара Суранчиева, всегда с выбритыми до блеска головой и щеками. Как-то он остановился возле рабочего места Маматая. «Собирается с мыслями. Ну о чем на сей раз он будет говорить? с добродушной иронией думал Маматай. Наверно, изречет, мол, честно трудись, сынок!» Но Жапар начал совсем о другом.
Конечно, сменный мастер это ответственно! Жапар говорил тихо и монотонно, но была в этом особая задушевность. Но ты не только инженер, а еще и администратор. Понимаешь? Вся забота о цехе гигиене, технике безопасности в первую очередь на тебе. Но главное ты теперь воспитатель людей.
Жапар на миг остановился, передохнул, искоса поглядел на Маматая. А тот не отрывал внимательных глаз от строгого лица своего парторга.
Да, да, решительно подтвердил Жапар, как будто Маматай сомневался в чем-то, найти каждому дело по сердцу, расставить людей так, чтобы работа шла бесперебойно. Это, конечно, дело трудное. Но душа человека, его настроение передаются и станку. Ты должен уметь создавать хорошее настроение: сознательного отношения к работе без любви к ней не бывает. Особенно это нужно новичкам Они, как говорится, еще не проклюнулись из скорлупы, и неизвестно, что из них выйдет: петух или курочка! И здесь роль сменного мастера решающая. Это говорю с тобой не я, а мой опыт сорока лет работы на комбинате.
Так просто и со значением закончился разговор старого и молодого мастера.
* * *
Шло очередное заседание по поводу невыполнения сменной нормы и случаев пьянства на рабочем месте. Сутуловатый, с широкими сильными плечами, Колдош вошел нарочито медленно, вразвалку, ленивыми шагами прошествовал на самое видное место и с неуклюжей небрежностью, мол, нате вам, бросился в кресло, вольготно откинулся на мягкую спинку, забросил ногу на ногу. Он обвел презрительным взглядом присутствующих и хмыкнул. Такое нахальство провинившегося Колдоша подняло в душе Маматая волну раздражения. А Колдош между тем широким жестом чиркнул спичкой и закурил сигарету.
Чинара, по-прежнему секретарь цехового комитета, безнадежно смотрела на него и сдержанно, чуть-чуть побледнев от гнева, произнесла:
Колдош, не видишь, что ли: идет заседание. Не мог ли ты оставить свое курение? Сделай всем одолжение.
Ну что тебе? Колдош усмешливо подмигнул ей. Мое курение останавливает, что ли, заседание? Или поперхнетесь? Не слабогрудые. Лучше прикрой свои колени Хе-хе-хе
Колдош рассмеялся своим шуткам звонко и от души, наслаждаясь растерянностью Темирбаевой.
Но все же должен быть порядок! жестко сказал Маматай.
Если все такие нежные, то я махну, пожалуй, отсюда. Колдош резко подскочил с кресла и невозмутимо направился к двери, не обращая ни на кого внимания.
Все понуро молчали.
Вот так он поступает не первый раз, с досадой махнула рукой Бабюшай. Распустился.
Зачем удерживаем его, зачем умоляем, не знаю, вспылила Анара. Сколько раз я предлагала исключить его из комсомола. Миндальничаете с ним вот вам и результат!..
Мы сами виноваты, мол, Колдош отчаянный, возмущенно сказала Чинара, мол, исключим, потом расхлебывай, не дадут прохода его дружки. Вот и трусим перед ним. Ладно уж мы, девчата
Колдош вернулся, с треском, закрыл дверь и, наследив кирзовыми сапогами по всему кабинету, собрался опять усесться поудобней в облюбованное им кресло у окна.
Ну-ка погоди, резко окликнул его Маматай. Рассматривается твое персональное дело. Отвечать будешь стоя. Таков порядок.
Колдош, совсем не ожидавший натиска, круто повернул в его сторону голову на короткой шее, затем подошел к нему и ехидно спросил:
А кто ты такой?
Я один из членов комитета.
А еще всего-навсего Ма-ма-тай, да? Тот самый Маматай, который имел дело когда-то со мной, а? Надеюсь, не забыл?..
Колдош презрительно всклочил волосы на голове Маматая своей жесткой ладонью. И этот наглый жест и слова «имел дело когда-то со мной» напомнили Маматаю то, что произошло у входа в общежитие пять лет назад. И вот теперь этот наглый тип, уверенный в своей безнаказанности, в открытую, на комсомольском собрании издевается над ним И Маматай окончательно потерял терпение.
Да ему на нас на всех плевать! вскочив с места, Маматай резко, как на тренировке, взмахом руки повалил Колдоша навзничь.
Все от неожиданности разом замолчали, а Маматай стоял оторопелый, словно его окатили холодной, водой. Он и сам не ожидал от себя такого. Потом, заметив, что Колдош очухался, приглушенным голосом сказал:
Ну ладно я пошел
Ослепленный гневом и раздосадованный на себя и на этого дебошира Колдоша, он шагал, никого не видя, ничего не слыша. Ему нужно было вот сейчас же, немедленно высказаться, получить совет, чтобы как следует осознать случившееся. И Маматай нашел в цехе старого мастера Жапара.
Аксакал, почтительно сказал Маматай, садясь на стул, я вас разыскивал. Хорошо, что вы здесь.
Маматай хоть и сбивчиво, но с неумолимой откровенностью рассказал о том, что произошло на заседании комитета.
Что на заседании это более чем плохо.
Я этого не хотел, так вышло, вы верьте мне, аксакал, твердил растерянно Маматай, не в силах найти нужные слова, и от этой бессильной неловкости размахивал руками, ведь Колдош ведет себя так, словно он сын бога. Все его боятся. А как относится он к девушкам!..
Потому ты и решил распустить руки? Ты обязан был держать себя в узде, сухо заметил Жапар-ака.
Я Ивану Васильевичу говорил, что не справлюсь с его поручением мне бы со своим непосредственным делом как следует разобраться, я ведь инженер прежде всего
Ах вот оно что!.. Нет, молодой человек! Наука наукой, техника техникой. А работа с людьми важней всего. Ведь каждый человек это целый мир. А коллектив? У него, как у единого живого организма, свой характер, свои традиции.
Маматай понуро молчал.
Вон сколько мне лет, с грустью произнес Жапар-ака, а я не отказался от работы парторга. Мне бы в мои годы прийти домой и прохлаждаться. Нет, человек, если чувствует главное ответственность за общество, находится в гуще жизни.
Жапар подошел к широкому окну и долго смотрел на ночной город, где прошла его долгая жизнь, город, с которым вместе он, Жапар, рос и мужал. Все возрасты его, Жапаровой, жизни были отданы городу, этим местам. «Наверно, он меня долго еще будет помнить», тихо подумал Жапар и по-стариковски глухо вздохнул.
У нас, Маматай, в общем-то дела идут неплохо, сказал он, тяжело опускаясь на диван. Вроде бы грех жаловаться. Но есть, и у нас больное место. Это кадры. Утечка почти половина поступающих не удерживается. Или вот тебе факт. Иные и отпускают своих жен и дочерей в вечернюю смену, а иные и нет. А в чем причина? Предрассудки, цепкие пережитки мусульманства.
Да, так, согласился Маматай. Он и сам давно и остро думал об этом.
Вот видишь, словно, поймал его на слове Жапар-ака, а сам-то как? Увиливаешь от партийного поручения.
Маматай пристыженно смолчал. А Жапар, уловив, видимо, настроение Маматая, продолжал:
Я по обмену опытом бывал и в Москве, и в Иванове. Должен сказать там чувствуется организованность, активность. Жапар передохнул. Судя по всему, этот разговор давался ему нелегко. Конечно, и там есть свои пьяницы и лоботрясы. Но нет никаких предрассудков. А они всего страшней. Ведь какой рывок сделали через несколько веков перепрыгнули. А сознание быстро не перестроишь. Вон какие гиганты встали, а сознание у многих еще патриархальное. Работать надо нам с тобой и работать осенью прилив молодежи, а весной отлив. Когда-то мы к кишлакам машины посылали: многие девушки не хотели жить в общежитии, а другим родители не разрешали. Дорого нам все это обходилось, а что поделаешь! Кто должен вести эту борьбу за сознательного человека?
Мы, разумеется Маматай смотрел Жапару прямо в глаза.
Вот-вот, дружок, в том-то и дело, что мы, конкретно я, ты и весь коллектив комбината, подытожил разговор старый мастер, добро и твердо встретив взгляд молодого инженера.
* * *
После первой неприятности вскоре случилась и другая: забраковали много метров ткани в его цехе и в его смену. Как найти виновников? Собрание ничего не дало, не прояснило. Все выступающие дружно сваливали вину на другие подготовительные цеха, мол, что дали, из того и делали! Все, мол, зависит от сырья.
После начала смены Маматай проверил все рабочие места и пустовавшие места обеспечил подсменками. А на сердце тяжелым бременем лежала неизвестность: отчего произошел брак? Как его не допустить в будущем?
Неожиданно кто-то хлопнул его по спине. Обернувшись, Маматай увидел веселое знакомое лицо Алтынбека. Сейчас Алтынбек был как нельзя кстати, и Маматай готов был обнять его, но постеснялся окружавших его незнакомых людей, только сказал:
Вот так встреча!..
Через час буду у себя. Заходи, обязательно заходи, понял?..
Через час Алтынбек поднялся с кресла навстречу Маматаю. Он слегка обнял его, еще раз нежно похлопал по спине тонкой холеной ладонью, как это делают старые люди с детьми близких сородичей. Маматай, не ожидавший такого сердечного приема, растерялся и обрадовался одновременно.
А ну говори, родной. Чем ты доволен и чем недоволен?
Спасибо, Алтынбек-ака, наконец хриплым от волнения голосом сказал Маматай. Вот закончил и приехал работаю
Да, как быстро идут годы, задумчиво произнес Алтынбек, и Маматай вдруг заметил в его взгляде затаенную грусть много передумавшего человека. Такие глаза были у стариков в кишлаке, сидящих на кошмах возле юрт и погруженных в неизменное, какое-то неподвижное древнее молчание. Вдруг он, пуская медленные плавные колечки дыма, обратился к Маматаю с вопросом, и вопрос этот, как показалось Маматаю, был не без какого-то дальнего загада:
Говорят, что ты учился и одновременно работал в ташкентском текстильном? Так это?
Вопрос как вопрос. И все же не такой человек Алтынбек, чтобы вести зряшные разговоры. У него всегда во всем свой прицел, свои подходы, с ним держи ухо востро. И Маматай вежливо и суховато ответил:
Да, так и было. Работал помощником мастера. А последние годы сменным мастером.
Ну хорошо ладненько Алтынбек продолжал раздумывать, казалось, он со всех сторон взвешивает какую-то мысль, взвешивает и любуется, наклоняя голову то вправо, то влево. А как, например, смотришь, что здесь ты только сменный мастер? Не низковато ли для полета, а?.. Алтынбек опять загадочно задумался. Жаль, что меня здесь не было. Получил бы хорошую должность Ну ничего, еще не поздно и теперь. Посмотрим, посмотрим
Все в порядке у меня, Алтынбек, постарался уклониться от благодеяний главного инженера Маматай, сначала с маленькой должности лучше осмотреться, освоиться
Заметил я утром, что-то ты, мастер, был как будто не в себе, с другой стороны начал обхаживать его Алтынбек.
Неприятности, понимаешь, брак
Маматай подробно рассказал главному, инженеру об обстоятельствах вчерашнего происшествия. Алтынбек внимательно слушал и что-то торопливо черкал на листке отрывного календаря.
Я все силы приложил, недовольно поморщившись, сказал Маматай, все делал, чтобы найти виновников брака. А Парман-ака обвиняет меня во всем случившемся, говорит, что, мол, ты из кожи лезешь: брак был, есть и будет ты, мол, не суетись, не ищи, а работай спокойно. Моя настырность, видите ли, не нравится ему! И что за человек этот Парман-ака? А?
Алтынбек рассмеялся: уголки губ у него весело подпрыгнули кверху.
Что за человек, говоришь? Человек он тяжелый, но работник отличный, и ты его не должен трогать.