Николай Александрович все понимал ясно и знал цену политической работе, силу ее воздействия. Но так ли твердо и решительно поведет ее Малышев, как хочет? Вот вопрос.
«Покажет делом, рад буду. А пока, что ж, посмотрим», рассуждал подполковник Нагибин про себя с расчетливостью практика.
Сергей Иванович прочистил рейсфедер, тонкая линия легла по карандашному следу и вновь оборвалась. Воспоминание о минувших годах теплом наполнило сердце. С Николаем Александровичем работать было интересно: какой бы вопрос ни возникал, решали вместе. В подразделениях обновили одну, потом другую Ленинскую комнату, хотя и не сразу, но все же создали в других местах уголки агитаторов, в коридорах и где только можно, вывешивали огромные, во всю стену фотомонтажи, бюллетени. Правилом стало: ведение социалистического соревнования, подсчет баллов, временных показателей по боевым нормативам и что самое главное исполнение каждого намеченного мероприятия.
Солдаты и офицеры уже знали точно: намечено значит будет сделано, надо готовиться, составлять план. Офицеры теперь по выходным дням чаще приходили в подразделение, имея с собой доклад или разработанный план диспута, беседы. Жаль только Николай Александрович уходит в запас.
Шло время. Подразделение набирало силы и по всем показателям имело шанс выйти в число отличных. А слава о здешних Ленинских комнатах уже вышла за пределы части. Политработники приезжали смотреть их, что-то писали в записные книжки, делали рисунки.
Товарищ майор, как же так получается, с улыбкой как-то заметил прапорщик Нарыжный. Они у нас все перерисуют и лучше сделают. А мы, что ж, в хвосте останемся?
Не останемся, Владимир Ионович. Придумаем новое. Вы же первый начнете что-нибудь предлагать.
Знал Сергей Иванович, что Нарыжный человек беспокойный, полный оптимизма. Но однажды майор Малышев, увидев прапорщика, не узнал его. Он был взволнован. Политработник понял: что-то неладное.
Владимир Ионович, что с вами? спросил он.
Прапорщик отвернулся:
Так, ничего, товарищ майор.
А все же, Владимир Ионович? Что случилось?
Жену положили в больницу. Просил у командира подразделения разрешения приходить не каждый раз, а хотя бы через день на подъем. У меня две дочки, и губы у него дрогнули.
Вам сейчас нужно? Идите Анатолий Николаевич вернется, обговорим.
Перед уходом прапорщик сказал:
Товарищ майор, письмо тут любопытное нашел Сам хотел разобраться, и подал письмо.
«Здравствуй, сын, читал Малышев. Сообщаю тебе, что твое письмо получили и рады, что ты нас не забываешь. Вчера резали поросенка. Завтра мать пошлет тебе посылку к празднику. Положил кое-что спиртного. Будь в курсе. Твой отец».
Что делать будем? Вдруг и другим пришлют? спросил прапорщик.
Что ж, войну объявим «зеленому змию».
Перед обедом все подразделение было в строю. По лицу офицера солдаты поняли: что-то случилось. Многие к нему уже привыкли и знали, что напрасно он сердиться не будет.
Товарищи солдаты и сержанты, приближается большой праздник, кое-кому пришлют посылки. Дело хорошее, но предупреждаю спиртного чтоб не было. Спросим по всей строгости. И с вас, и с родителей. Пишите об этом домой. Поняли?
Но принятое решение не вселяло спокойствия. Проводил ли он занятия, бывал ли в боевых расчетах, беседовал ли с солдатами, обговаривал что-то с офицерами, а в голове невольно, точно искра, проскакивала мысль: «Пришлют или не пришлют?».
Прапорщик Нарыжный чуть ли не ворвался в канцелярию.
Прислали, товарищ майор. В грелке. Сержанту Сачаве.
Не хотелось Сергею Ивановичу говорить об этом перед строем. Сачава командир. Что подумают подчиненные. А что делать? Сказано было всем.
Пришел с повинной сам сержант. Сознался: надеялся на родителей, не предупредил их, и вот прислали. Малышев сказал:
Я не могу бросать слов на ветер. Предупреждал, пусть теперь отцу будет стыдно. Он у вас фронтовик, знать должен.
Письмо Малышев написал, а через неделю пришел ответ, отец сержанта просил извинить его, ругал себя, что по родительской мягкосердечности хотел сыну в этот день сделать что-то приятное.
Малышев встал из-за стола, размял ноги. А сам подумал: тут был непоследователен. Принять решение еще полдела. Надо было всколыхнуть людей, коллектив, обговорить на комсомольских собраниях. Разве разуверился в их силе, сплоченности? Нет, конечно. Вспомнил полигон.
Расчеты работали старательно, изо всех сил, а когда заболел офицер, стало трудно. Майор Савин, ероша волосы, только крякал.
Что, туго?
Не говори, Сергей Иванович.
Выкрутимся, я за него стану.
Так вот и работал в боевом расчете Сергей Иванович. Был и внештатным консультантом. К нему, как к инженеру, шли солдаты, обращались за помощью и техники. На обратном пути, уже в поезде, тот же майор Савин с присущей ему словоохотливостью говорил:
Давай, Сергей Иванович, пока не поздно, переходи в нашу инженерную когорту. Опыт есть, и видели твою работу.
Решить надо, подумать, рассуждал Малышев.
Но армейский темп жизни не позволял долго думать. Вокруг были люди. Встречались всякие: пылкие и по-юношески радостные, честные и хитрые, попадались и «неисправимые», но и тут он до последнего дня держал их в поле зрения. Чаще было другое. Человек изменялся на глазах, становился совершенно другим. И тогда Малышев испытывал в душе радость. Как, например, было с рядовым Корольковым.
А случилось вот что. Как-то дневальный вошел в канцелярию и доложил майору, что к рядовому Королькову приехали родители.
Где он сейчас? спросил замполит сидевшего тут же за столом прапорщика Нарыжного.
На занятиях, товарищ майор.
Надо его вызвать.
Корольков не спешил идти на встречу с родителями, он то забегал в бытовую комнату и оглядывал себя в зеркало, то чистил сапоги, а пробегая мимо канцелярии, замедлял шаги: не о нем ли идет речь. «Ну надо же, хоть бы написали приедут. А теперь что? Со стыда сгоришь, думал он. Попрошу майора поверит, простит. Не трепач я, дам слово»
Ну что, готовы? спросил майор.
Корольков быстро сунул в тумбочку сапожную щетку, поправил ремень, пилотку, ответил:
Так точно, готов.
К проходной они пошли вместе.
И чем ближе к ней подходили, тем тревожнее становилось на душе Королькова. Не было бы замечаний, упреков, летел бы на крыльях, майор, конечно, не умолчит, обо всем расскажет. Лучше бы они не приезжали. Напрасно тратились на дорогу. Он заранее чувствовал недовольный взгляд отца и слышал тяжкий вздох матери: «Ах, сыночек, сыночек, а мы-то на тебя надеялись! Дурному мы тебя не учили, служи хорошо и нам не о чем волноваться, переживать».
И тут он приостановился, взглянул на майора, сказал:
Товарищ майор, прошу, ни о чем не говорите. Я все понял, даю честное слово.
Малышев посмотрел в глаза Королькова. В них была мольба, сознание своей вины, раскаяние. Но Сергей Иванович не спешил принимать решение. Умолчать о плохом поведении Королькова, значило заведомо пойти самому на явную ложь, обнадежить родителей, избавить Королькова от переживаний за свои ошибки. «Но почему я не должен верить? спрашивал себя Малышев. Просит человек, значит, все обдумал, решил. Обманет? Написать родителям всегда не поздно. Служить Королькову еще год, многое можно сделать».
Родители Королькова были простые люди. И одеты они были просто. На отце серый костюмчик, лицо загоревшее, в складках морщин, большие руки, привыкшие к постоянному физическому труду. Так же просто выглядела мать. Она все время прижималась к сыну, что-то ему говорила, ластилась, однако на виду мужчин будто бы стеснялась проявить все, что хотело бы сказать ее материнское сердце. Она смотрела на сына влюбленными глазами, искала в нем перемены и отмечала, как он повзрослел, как изменился! Он и не он. Нос батин, его походка. Но что с ним? Отводит взгляд в сторону, говорит так, будто и не рад, что приехали родители.
«Ох, набедокурил парень, провинился. И майор все об урожае спрашивает. Мой-то чего разговорился. Обрадовался, что ли Сынок ты сынок, думала, в армию пойдешь, ума наберешься, самостоятельным станешь. Мы ведь заботой не обходили все тебе да тебе. Сами-то ладно»
И вот тут она услышала голос мужа.
Что же, сын, скажи, как служишь? спросил он. Мать замерла, и сердце у нее, казалось, совсем затихло, перестало биться. Майор Малышев решил пока молчать и не вмешиваться в их семейный разговор. Он даже собирался уйти, но теперь не мог этого сделать. Корольков-младший опустил голову. Какая-то птаха пискнула в кустах, зазудел комар у самого уха. И лес, где они сидели, будто бы насторожился.
Плохо, отец, сознался Корольков.
Майор Малышев не ожидал этого. Дал слово служить хорошо, чего же расстраивать родителей.
Корольков, что вы? спросил его Сергей Иванович.
Нет, товарищ майор, я все расскажу. Служить легче будет.
Дипломный проект Малышеву предстояло защищать перед государственной комиссией, но, странное дело, в душе почему-то он не испытывал особого волнения. Раздражали недоделки и то, что нет времени. Посмотрев на часы, он и на этот раз чертежи решил отложить на завтра. Утром снова промелькнула мысль:
«А что дальше? Кто я инженер или политработник?».
Секретарь партийной организации выкладывал перед ним тетрадь с планом работы. Он останавливался на каждом пункте, спрашивал:
Николай Герасимович, партийное собрание, вижу, намечено на завтра, а где объявление?
Напишем, но, может, еще не состоится?
Никаких «может». Давайте рассуждать по-партийному: наметили, надо готовиться и проводить. С лейтенантом Шкрупинским беседовали? Он думает вступать в партию.
Не рано?
Рано, не рано, Николай Герасимович, но поговорить с человеком надо.
За делами не все успеваешь, как бы в оправдание сознался прапорщик. А в дверях уже стоял сержант Тюрин. Комсгрупорги собрались в Ленинской комнате на семинар по подведению итогов Ленинского урока. Люди ждали, и Малышев пошел к ним. Это его работа.
ХОЗЯИН «МАЛЕНЬКОГО СОЛНЦА»
Беда на птицеферму грянула внезапно. Под угрозой оказалось несколько тысяч яиц, в которых бились маленькие существа цыплята. Они вот-вот должны были появиться на свет, потом вырасти и принести сотни тысяч рублей дохода. Но этого могло и не случиться: бульдозерист, копая траншею, перерезал кабель, по которому подавался ток. Нагревательные приборы погасли, в инкубаторе падала температура, нависла угроза.
И вот туда по команде командира части выехал на передвижной подстанции сержант Хлебников. Цыплята были спасены, птицефабрика не потеряла и копейки, а Хлебников, вспоминая этот случай, говорил:
Помните, в картине «Волга-Волга» поется, что без воды и ни туды и ни сюды. В наш век без электроэнергии человеку тоже не обойтись. Она дает тепло, свет, жизнь и, как видите, ей обязаны даже цыплята, и он улыбнулся.
Люди, влюбленные в свою профессию, романтики. Сержант Хлебников не составляет исключения. Будучи еще школьником, он занимался в физическом кружке и помогал оборудовать стенды, собирать электрические схемы, а летом, бывало, вместе с отцом пропадал в поле. На его глазах поднимались вверх высокие высоковольтные опоры. Пересекая овраги, дороги, через сады и перелески шагали они прямо к городу, извещая гулом проводов о своем приближении.
Потом был техникум, работа помощником машиниста по электрической части на роторном экскаваторе. В армии он сдал экзамен на второй класс и имеет четвертую квалификационную группу. Сержант Хлебников отличник боевой и политической подготовки, кандидат в члены КПСС. И все же я спросил его, были ли у него трудности.
Естественно, были, ответил, не задумываясь, сержант. Я хотя и закончил техникум, но не сразу освоил свои обязанности. Надо было многое начинать заново, хотя бы работу на дизеле. Тем более встал вопрос о взаимозаменяемости. Я, как и все мои товарищи, взял социалистическое обязательство освоить смежную специальность. Без этого трудно сократить время на выполнение боевых нормативов.
Упоминание сержантом Хлебниковым о нормативах для меня, признаться, было неожиданностью. Чаще говорить о них приходится с номерами стартовых расчетов, операторами радиолокационных станций, воинами других специальностей. Привыкшие к тому, что в любое время над головой горит лампочка, прогревается аппаратура, а ракетный комплекс выполняет боевую задачу, мы порой забываем о людях этой специальности. Хлебников же без всякого труда на конкретных примерах доказал, что энергетики, соревнуясь, только за счет освоения смежной специальности время на выполнение нормативов сократили в полтора-два раза. Большую пользу принесли рационализаторские предложения, повышение классности.
У нас сейчас среди специалистов нет такого, кто бы не владел двумя специальностями. Эту проблему, например, я решал с ефрейтором Шидловским. Он грамотный специалист, за плечами техникум, работает отлично. Я учил его, он меня, чаще по вечерам, в выходные дни.
Разве стать дизелистом трудно? спросил я.
Очень. Можно иметь за плечами институт, техникум, но так и не научиться работать на щите. Эта операция ответственная, серьезная. Ошибка и сработает защитное устройство, может отключиться питание на технике Тогда что? Помню, рядовой Алиев не давал покоя своему начальнику. Уберите меня, не могу быть дизелистом, да и только. А ведь у него среднее техническое образование.
Тонкостей в службе электрика необычайно много. И требуют они быстрого разрешения.
Сержант Хлебников рассказал такой случай из своей практики. Как-то на водопроводной скважине вышел из строя электродвигатель. Работал он в самых тяжелых условиях при высокой влажности. А некоторые концы электропроводки находились прямо в воде. И, кроме самого Хлебникова, изолировать их никто не мог. Вот он и прихватил с собой на выучку рядовых Суслова и Дехтяря.
При первом же замере оказалось, что обмотки двигателя замокли, сопротивление изоляции упало ниже нормы. Неисправность была устранена. Но вот тут-то «консилиум» из трех человек пришел в нерешительность. При полной исправности пускателя, защитных реле двигатель все же не включался. Неисправность лежала на поверхности. Но где?
Оказывается, на контакты кнопки «пуск» всего-навсего капнула вода. Но мы не могли догадаться сразу, заключил сержант.
Вечером энергетики на комсомольском собрании сдавали Ленинский зачет. Проходил он с высокой требовательностью друг к другу и бескомпромиссно. Каждый комсомолец показывал свой билет, на стол выкладывал две тетради с конспектами трудов В. И. Ленина, по политической подготовке и начинал свой отчет о достигнутых успехах.
Когда зачет был принят от всех, разговорились о романтике в службе.
Офицер Виговский сказал:
Энергетик должен быть человеком смелым, решительным и находчивым. Его долг, если потребуется, спасти человека от беды, а потом уж думать о себе.
Электрик тот же сапер, он ошибается только один раз, высказал свое мнение кто-то из присутствующих при этом разговоре.
Ничего подобного, возразил Игорь Владимирович. Сошлюсь на свой пример. Работаю с высоким напряжением вот уже двадцать с лишним лет и не помню ни одного несчастного случая. Надо быть профаном, чтоб попасть под напряжение. А такого специалиста, извините, я не приемлю.
Электрик, независимо от стажа работы, занимаемой должности, накопленного опыта, знаний ежегодно обязан сдавать экзамен квалификационной комиссии по технике безопасности, знанию машин, приборов. Вызывается это тем, что темпы развития нашей энергетики значительно выросли. Специальность электрика стала специальностью самой современной. Каждый отдающий ей свои знания, свой ум, сердце не имеет права отставать от развития электротехники ни на один шаг. В армии тем более. Здесь, как нигде, сосредоточены новейшие приборы, агрегаты, призванные обеспечивать высокую боевую готовность ракетного оружия.
За это мы гордимся своей специальностью и ее любим, подвел итог Игорь Владимирович.
У самых дверей в коридоре висел большой, во всю стену, график. И мы около него остановились. В лабиринте цифр мне, несведущему человеку, вначале трудно было разобраться. Сержант Хлебников вновь стал моим гидом и с присущей ему увлеченностью начал давать пояснения. Цифры оживали. Я представил, какой экономии добились электрики части в соревновании. Она исчислялась в несколько тысяч киловатт-часов.