Милая, скорей!
Сильные руки обхватили за талию и усадили в седло. В одно мгновение джигиты были на конях. Пять жеребцов, будто чуя погоню, мчались во весь дух. Спустя некоторое время Арсланбай, придержав коня, повернулся к девушке:
Милая, мы вне опасности. В джайляу Кзыл-Ком не найдется моим коням соперников.
Тучи рассеялись. Серебристое сияние луны разливалось по степи, успокаивало.
Конь одного из джигитов, очевидно, попал ногой в нору суслика, споткнулся и рухнул, седок перелетел через его голову и шлепнулся на землю. Но не успели остальные разобрать, в чем дело, как конь поднялся на ноги, джигит вскочил в седло и помчался дальше. Случай этот всех позабавил. Звонко рассмеялась Карлыгач-Слу. Молчание было нарушено. Посыпались шутки, смех.
На востоке еле намечалась заря, когда они, приехав в джайляу Яман-Чуль, остановились позади большой белой юрты. Коней привязали не расседлывая. Джигиты остались около юрты, решив не расходиться, пока не проснется народ.
Карлыгач-Слу, да будет приезд твой счастливым! пожелали они.
Девушка и джигит, теперь муж и жена, вошли в юрту.
Джайляу Яман-Чуль проснулся с новостью:
Арсланбай прошлой ночью похитил дочь Сарсембая Карлыгач-Слу.
Первой узнала об этом работница. Она испуганно рассказала пастуху, потом батраку. В несколько минут новость облетела все джайляу. А когда Карлыгач-Слу, как обыкновенная молодуха, накрывшись покрывалом, с ведром в руке, вышли с сестрой Арсланбая доить кобылиц, все кругом было полно ликования. Старухи, пожилые женщины подходили и гладили ее по плечу.
Приди со счастьем, с легкой ноги! приветствовали они ее.
Джигиты, женатые мужчины хвалили:
Арсланбай сумел раздобыть отличную девушку!
Когда овец и коров угнали в степь, а жеребят поставили на привязь, со всех концов джайляу собрались старики. И хоть на языке у них были приветствия и поздравления, в глазах и лицах просвечивала боязнь. За свою долгую жизнь они не впервые видели умыкание невесты и отлично знали последствия такого поступка. Их беспокоила возможность повторения того, что произошло с родом джигита, похитившего дочь Янгырбая. Но об этом вслух не говорили. Новобрачная пришлась им по сердцу, и они разошлись, решив защищать молодых. Закололи кобылу, пили кумыс. Прибытие Карлыгач-Слу отпраздновали играми, конскими состязаниями, весельем.
Но настоящая свадьба была еще впереди. Молодые стали ждать вестей от Сарманов и Кара-Айгыр. Карлыгач-Слу чувствовала себя человеком, сбросившим цепи. Она поклялась ни при каких обстоятельствах не возвращаться к Калтаю и зажила в новом джайляу молодухой.
XLVI
Добрые молодцы, разъезжавшие из джайляу в джайляу в поисках веселья и удовольствия, распивавшие везде кумыс и поглядывавшие на девушек, и люди серьезные, без устали скакавшие по степи перед выборами, в тот же день разнесли во все концы весть о похищении девушки.
Враги торжествовали. Янгырбай и Якуп тотчас послали к Кара-Айгырам надежных людей для подстрекательства и стали всячески разжигать вражду между Сарманами и Танабуга. Они твердо верили в успех.
Друзья сильно опечалились. Сарсембай и байбича почернели от злобы.
Принимала его как сына хороших родителей, усаживала на почетное место, а он опозорил дом мой! ворчала Алтын-Чач.
Я покажу им! Такие шутки с Кара-Айгырами не пройдут даром! горячился Калтай.
Он начал группировать вокруг себя джигитов, угощать их мясом и кумысом, распалять кровь, будить родовую честь, подбивать их напасть на джайляу Яман-Чуль.
Больше всех был возмущен Биремджан-аксакал.
Он сидел в большой юрте бая аула Ахмета с гостями, прихлебывая кумыс и рассказывая о прошлом. Когда ему сообщили последнюю новость, он, потеряв самообладание, вскочил на ноги, схватил палку.
Я говорил этому глупцу, сыну умного отца: «Брось ребячиться, пора тебе образумиться!» Не послушался, проклятый!
Старик ругался такими словами, каких уже много лет не произносили его уста.
Аксакал боялся, что между двумя родами вспыхнет вражда. Он знал враги воспользуются этим и Найманы снова победят.
Вели запрягать лошадей. Я сейчас еду к Кара-Айгырам, сказал он Ахмету.
Такая прыть восьмидесятилетнего слепого старика всех удивила.
Не прошло и часа лошадь, запряженная в тарантас, остановилась позади юрты Сарыбая, главы рода Кара-Айгыр.
Джайляу похоже было на растревоженный муравейник все суетились, бегали, волновались.
Разговоры вертелись вокруг того, как отомстить роду Танабуга за похищение девушки, за которую в течение шестнадцати лет выплачивали калым, и роду Сарманов, допустившему похищение.
Сарыбай встретил гостя с удрученным видом, растерянно, испуганно приветствовал его и, усадив на почетное место, спросил:
Почтенный отец, что посоветуешь? Честь Кара-Айгыр посрамлена.
Аксакал всю дорогу приводил в порядок свои думы, как зерна четок низал слова, которые должен был сказать по приезде.
Дети мои, не спешите, начал он. Я затем и приехал. Род Кара-Айгыр извечно враждовал с Найманами. У вас врагов много, остерегитесь увеличивать их число.
Юрта была полна народу. Пришли и старые, и молодые, и мужчины, и женщины.
Девушка принадлежит не джигиту, а всему роду. В старину говорили: «От мужа уйдет, от народа не уйдет». Наш род Кара-Айгыр готов с боем вернуть девушку, сказал поднимаясь какой-то старик.
Остальные шумно одобрили его речь. Оскорбленный жених сиплым голосом понес несуразное:
Пусть лишусь богатства, пусть распадется род мой, но я не остановлюсь, пока не верну Карлыгач-Слу!
Слова его должного впечатления не произвели. Калтая не любили даже свои за пороки, чуждые казахам. Его отец Ильджан был помешан на желании стать начальником, то же прочил он сыну, которого с этой целью отдал в семинарию. Через год за какой-то проступок Калтая оттуда исключили.
И русским не стал, и казахом быть перестал, охарактеризовала как-то Калтая одна старуха.
Таков был взгляд и остальных. Возмущение присутствующих было вызвано не сочувствием к нему, а желанием защитить родовую честь.
Аксакал выслушал всех и, поняв, что внутри рода существует два мнения, решительно, ясно сказал:
Тот джигит сам получит за содеянное, но пусть старейшины рода запомнят: если из-за длинноволосой женщины поднимем ссору, прольем кровь, друзья наши будут плакать, враги же, жирные Найманы, возвеселятся от радости, нам спасибо скажут. Не спешите, обдумайте поступки свои.
Если бы на месте Калтая был общий любимец, аксакал, может быть, не смог бы многого добиться. Если бы извечные враги Найманы не стояли перед глазами, оскалив зубы, будто говоря: «Перессорьтесь, мы всех вас поодиночке слопаем», как бы джигита не любили, слова аксакала не возымели бы действия: род Кара-Айгыр, поднявшись, постарался бы вернуть свою сноху. Но общая нелюбовь к Калтаю, радостное оживление врагов были слишком явны. Слова Бирем-эке заставили старейшин призадуматься. После долгих споров и ругани, невзирая на протесты Калтая, Биремджан-аксакал успокоил старейшин, приостановил ссору.
Старейшины Сарманов и Танабуга должны явиться к Кара-Айгырам с поклоном: вернуть калым со всем приплодом, в противном случае наш род будет защищать свою честь верхом на конях, в жаркой схватке.
На том порешили. Аксакал поехал в Кзыл-Ком. Захватил с собой четырех старейшин рода Кара-Айгыр. Это были посланцы, уполномоченные потушить вражду, вспыхнувшую между двумя родами. Все вместе поехали в аул Сарсембая. Там все были охвачены страхом, горем и скорбью.
XLVII
Увидев аксакала в сопровождении старейшин Кара-Айгыра, Сарсембай понял, к чему клонится дело. Байбича тоже догадалась, что все обойдется без ссоры и кровопролития. В большой юрте снова собрались старейшины. Много обидных слов, колкостей наговорили друг другу. Были минуты, когда казалось вот сейчас вспыхнет ссора, все сядут на коней и помчатся каждый в свою сторону, чтобы начать войну. Но тактичность Сарсембая наконец победила. После многих споров и здесь согласились с условиями, выработанными в джайляу Кара-Айгыр, в юрте Сарыбая. Только благодаря упорству Сарманов к ним добавили: Сарсембай возвращает весь калым, полученный за свою дочь Карлыгач-Слу, но половину денег и скота Арсланбай должен возместить ему.
Это получилось несколько неожиданно. Некоторые старики насмешливо заметили:
Напрасно мучаетесь, коней наших привязываете к ветру! Не бывало еще у казахов случая, чтобы с похитителя требовали калым. Если Танабуга не согласится, что будете делать?
Снова заспорили, снова посыпались обидные замечания, выкрики.
Бирем-эке крепко выругал собравшихся, прекратил шум:
Если жеребенок не лягнул их по голове, они согласятся. Если хорошие слова не достигнут их слуха, они отведают плетей четырех племен.
Это были жестокие слова. Они значили: «Если Танабуга не подчинятся решению двух родов, против них поднимутся копья четырех племен».
Кумыс был крепок, мясо нежное, вкусное. Довольные мирным оборотом дела, гости беседовали долго и наконец, пожелав хозяину богатства, тронулись в обратный путь, неся весть о состоявшемся примирении. Биремджан-аксакал вернулся к себе.
Но его хлопоты на этом не кончились. Он пригласил бая Ахмета и старейшин аула, рассказал им, в чем дело, и велел позвать Арсланбая.
Сегодня джайляу было полно страха. Все ждали, что вот нагрянут либо друзья жениха, либо защитники родителей и постараются отбить девушку. Мужчины никуда не отлучались, коротали время за кумысом в юрте Арслана. Лошади стояли оседланные. При виде верхового из Коргак-Куля все немножко успокоились. Приглашение джигита и нескольких стариков еще более успокоило. Надежда на мирное окончание дела выросла Оседлали тех самых коней, на которых вчера совершили похищение девушки, и Арсланбай в сопровождении двух старейшин поехал к Бирем-эке.
Аксакал встретил гостей яростной бранью:
Богатство у вас небольшое, род маленький С возможностями своими не считаетесь, как глупый лев, пытаетесь допрыгнуть до луны. Если поссорились с Кара-Айгыр и Сарманами, с кем думаете вы жить в степи?
Долго ругался старик. Джигит отступать не собирался, хотя в лице и словах его чувствовалось признание какой-то своей вины.
Зачем позвали нас, уважаемый отец? спросил он.
Старик снова вспыхнул:
Тебя чтобы отодрать плеткой, стариков чтобы посоветоваться.
Обычаи, традиции казахские Бирем-эке знает лучше нас. Если джигит похитит равную себе девушку, то ее не возвращают, сказал один из стариков рода Танабуга.
Слова эти подлили масла в огонь, аксакал снова было принялся отчитывать джигита, но гости почтительно молчали. Они были рады кончить дело миром.
Аксакал разъяснил положение, указал пути для примирения.
Гости удивились:
Первый раз слышим, чтобы за похищенную девушку требовали калым!
Не заплатите калыма отведаете плетей, возразил аксакал.
Снова готова была вспыхнуть ссора. Вмешался Арсланбай:
Мы не можем ослушаться совета старейшин дружественных родов. Я согласен отдать отцу девушки половину того, что вернет он роду Кара-Айгыр.
На этом помирились. Старейшины Танабуга благодарили аксакала за избавление их от крупной ссоры. Перед отъездом Арсланбай пригласил всех из рода Бирем-эке к себе на свадьбу.
Эту великую радость желаем мы ознаменовать праздником, весельем. Милости просим пожаловать послезавтра.
В тот же день двое стариков из рода Танабуга, оседлав лучших коней, надев новые кепе, новые малахаи, захватив ценные подарки баю, байбиче, тукал и старейшинам рода, поехали сватами в джайляу Кзыл-Ком.
На этом заглох скандал, разыгравшийся из-за похищения Карлыгач-Слу.
Только Калтай не желал подчиниться общему решению и твердил:
Я отобью девушку и привезу ее к себе, а не то покину этот род, не сумевший встать на защиту своей родовой чести.
Он не переставал скандалить и к чему-то готовиться. Этими выходками он еще больше умалил свое достоинство в глазах всего рода, и близкие стали бранить его за неподчинение решению старейшин. Но Калтай нашел защитников среди Дюрткара и Найманов. Янгырбай действовал исподтишка, не переставал подстрекать: где, мол, честь рода, не сумевшего защитить своего! Немало верст сделал Азымбай ради этого дела. Но в конце концов благодаря ловкости Кара-Айгыров сам попал в ловушку, расставленную партией Сарсембая.
XLVIII
Партийные распри, отодвинутые похищением девушки на второй план, на следующий же день после примирения выступили со всей силой.
С приближением дня выборов Янгырбай и Якуп стали без оглядки сорить деньгами направо и налево. Дареному скоту потеряли счет. Случалось, что для привлечения на свою сторону старейшины одного аула или бия жертвовали пятью головами крупного скота. Сплошь и рядом заключали сговоры даже на неродившихся еще детей. Было обещано столько должностей аульных управителей, биев, что если бы потребовалось все эти сговоры выполнить, то на одну должность пришлось бы назначать по пять человек.
Из противников особенно яростными оказались Кара-Айгыры. Они старались не столько из дружбы к Сарманам, сколько из вражды к Дюрткара и Найманам. Они напрягали все усилия, чтобы только сломить Якупа, поставить на место Байтюры волостным управителем Сарсембая. Выборы происходили раз в три года. Кара-Айгыры надеялись в следующий раз сами занять заманчивую должность, а пока наиболее подходящим был для них Сарсембай.
Сарыбай обрадовался примирению и был готов весь возвращенный калым потратить на выборы. Но одного калыма не хватало. Хотя было намечено истратить десять тысяч рублей, расход превысил тридцать тысяч. Этим не ограничились. Когда потребовалось привлечь всеми уважаемого Дирвисала, Сарсембай, страстный охотник, подарил ему любимого беркута и двух соколов. Кое-кому из колеблющихся преподнес дорогие ружья, а одному обещал по приезде на зимовку отдать лучшего иноходца.
Свадьба Арсланбая и Карлыгач-Слу была особенно удобным поводом для раздачи подарков-взяток.
Свадьбу справили пышную. Постарались созвать всех окрестных казахов. Заколотым животным, выпитому кумысу потеряли счет. Устроили конские состязания, борьбу. Победителей одаривали. Если не было возможности выказать нужному человеку предпочтение этим путем, наделяли чапанами, конями под видом подарков от новобрачных.
Азымбая взяли хитростью.
Хоть он и в партии противников, но человек пожилой, душа у него чистая. Будем ждать его в гости.
Старик видел, что ему льстят, но приглашение принял. Его встретили с особым почетом, наделили дорогим подарком. После трапезы Сарсембай отвел его в сторону.
Борода твоя поседела, всю жизнь свою был ты для Байтюры и Якупа псом неужто так и в могилу сойти хочешь?
Старик кинул на бая хитрый взгляд.
А если и не хочу, как быть? Не биться же головой о камень!
Оба поняли друг друга. Сарсембай тут же, не моргнув глазом, дал старику сотню золотыми и добавил:
Коней, верблюдов, коров выберешь сам.
Поклялся дать место бия. Разговор на этом кончился.
Азым-эке затеял с кем-то ссору и, якобы обидевшись, покинул свадьбу. Домой вернулся больным.
Лошадь, испугавшись чего-то, понесла, я упал и повредил поясницу.
А через некоторое время уехал за сто верст в город, к татарскому ишану.
Смерть моя приближается. Поеду испрошу у святых прощение, объяснил он свой отъезд.
Партия Сарсембая была от этого в выигрыше: узнала секрет противника, получила точные сведения о том, кому какие подарки даны, какие должности обещаны, и удалила с арены борьбы ловкого интригана.
Дело одной свадьбой не ограничилось. Обе стороны, пользуясь любым ничтожным предлогом, созывали гостей, устраивали скачки. Угощениям, подношениям потеряли всякий счет. Кое-кто широко использовал предвыборную горячку: угощался у обеих сторон, открыто торговался и принимал подарки. Угощали всех, лишь бы ослабить противника, даже если надежда на «помощников» была слабой.
Я темный казах, всю жизнь свою пас скот, но разве я настолько глуп, чтобы при жизни благородного Якупа, потомка ханов, султанов, самого Чингиса, положить шар за какого-то Сарсембая, сына Этбая? нередко говорил тот, кто накануне превозносил Сарманов.
Много лет выбирали Найманов за их родовитость, но они лишь приумножили свое богатство, отдали джайляу казахов колонистам и казне, грабили народ, добились того, что превратили его в рабов белого царя. Сарсембай свой человек, простой, чистосердечный, заявляли на одном пиру иные, хотя на другом они кричали противоположное.