Идемте к нам! Там папа! Идемте!.. и Нина потянула ее за руку. Папа, здесь Маргарита Алексеевна! А это Костя! Знакомьтесь! Костя, помнишь, я рассказывала тебе о своей учительнице музыки? Так это она самая! Папа, ты с машиной или нам взять такси?
С машиной, все больше холодея, ответил Дмитрий Антонович. От того приподнятого настроения, с которым он ехал на вокзал, не осталось и помину. Все складывалось не так, как он намечал.
Ну, как вы здесь живете, Маргарита Алексеевна? Поехали с нами! Нет, нет, я не отпущу вас! Это просто, здорово, что вы оказались на вокзале! Костя! скомандовала Нина. Тащи багаж!
Костя легко поднял увесистые чемоданы и шагнул вперед, через рельсы, а Нина подхватила под руку отца и Маргариту Алексеевну, повела их в обход.
«Она не порвала отношения с этим парнем. Приехали вместе Что означает «у нас»? наслаивал одну мысль на другую Дмитрий Антонович, с неприязнью глядя на далеко обогнавшего их Костю. Ему не понравилось и то, как тот, по-хозяйски открыв багажник, совал туда чемоданы (и свой, разумеется), потом обошел вокруг «Москвича», критически попинывая скаты.
Папа, машину может вести и Костя! У него есть права.
Нет, жестко ответил Дмитрий Антонович. Я никому не доверяю руль.
Резко включил мотор, резко взял с места, сидел неестественно прямо, внутренне окаменевший, и ему через зеркальце было видно: Маргарита Алексеевна, зажатая с обеих сторон, пытается улыбаться, а на лице вымученная гримаса.
Маргарита Алексеевна и действительно сидела как на иголках. Окажись сейчас такая возможность, она бы с радостью выскочила из машины. То, что Костя и Нина близки, она поняла сразу же, едва увидела их рядом, и теперь с обмирающим сердцем ждала, как они все вместе придут на квартиру, как Нина увидит ее вещи Последует нелепейшее объяснение двух парочек! где они с Дмитрием будут просто смешны. Потешны!
Я непременно приду в школу, Маргарита Алексеевна! Ах да, сейчас каникулы Я приду к вам домой. Можно? Вы не переехали?.. Сейчас так много строят. В Москве просто невозможно уследить! Раз и панорамное кино, два и Новые Черемушки!.. А еще я вам скажу тут Нина наклонилась, что-то шепнула ей в самое ухо, и по тому, как Маргарита Алексеевна реагировала на это, Дмитрий Антонович понял случившееся. Первое, что он ощутил, это был гнев. Хотелось остановить машину и наговорить резких, грубых слов и дочери, и этому развалившемуся сзади на сиденье самоуверенному нахалу!
У-у, че-орт! ругнулся он: машина только по счастливой случайности не врезалась в самосвал, мотнулась бешено в сторону.
Это вы сами сплоховали, мягко заметил Костя.
Дмитрий Антонович чуть не рявкнул: «Без указчиков знаю!» Смолчал, а в душе уже завихривалась буря. Итак, дочь не вняла его опыту, не послушалась его предостережений. Они не приедут сейчас домой втроем, он не объявит ей то непредвиденное, новое, что случилось в его жизни. Он представлял себе, как она была бы поражена, может, даже всплакнула, но потом непременно поздравила бы их. И они, сев за праздничный стол, отметили бы получение диплома, их скромную свадьбу, и вообще дивно зажили бы втроем! А теперь все под откос! С ними едет этот четвертый лишний! И как теперь все обернется, разве только черту ведомо!..
«Не позвонил Андрею Олеговичу и то ладно, положение было бы почище, чем в фарсе!»
Больше всех болтая и смеясь, Нина все еще надеялась завязать общий разговор, легко перебрасывающийся, как мяч в игре, но напряжение передалось и ей. Смех стал неровным, обрывистым. Нина время от времени с испугом поглядывала на манекенно застывшую спину отца и крепко тискала руку Кости: «Держись!» А он сидел невозмутимо спокойный, даже благодушный, до поры до времени! Нина знала за ним эту черту: терпеть-терпеть и взорваться.
Машина, по-собачьи взвизгнув тормозами, замерла возле подъезда. Костя деловито начал выгружать чемоданы, а Маргарита Алексеевна вдруг набралась отчаянной решимости. Все, все, что угодно, только не быть смешной! Она готова страдать, снова отчаяться, но быть смешной?! Костя и Нина молодожены. С секунды на секунду жди скажут об этом во всеуслышание. И вот они, пожилые люди, вместо того чтобы поздравить их, сами в этот час подходящий, нечего сказать! объявят о своей женитьбе. Как не расхохотаться! Нарочно этакого не придумаешь!
Извините но я заговорила она вязким, непослушным языком, ни на кого не глядя. Я пойду
Куда вы, Маргарита Алексеевна? Нина взяла ее за руку.
Пойду! Да!.. Маргарита Алексеевна вырвала руку, чем очень поразила Нину. Мы еще увидимся поговорим А сейчас мне некогда. Очень некогда!
И она панически побежала прочь.
Рита!.. Маргарита Алексеевна! Дмитрий Антонович сделал несколько шагов за ней, но тут же решил, что в создавшейся обстановке ему будет лучше без нее. Предстоит разговор, трудный разговор, и он всю тяжесть возьмет на себя.
Папа, что с ней?
Ничего не ответив, Дмитрий Антонович взял Нинин чемодан и понес его по лестнице, а Костя с Ниной, недоуменно переглянувшись, пошли следом.
Проходи, Костя! Вот наша квартира. Прохладно как, правда? Это потому, что солнце к нам заглядывает только к вечеру. Тут кабинет. На книги не засматривайся, художественных нет А там моя комната, и Нина увела Костю за дверь, продолжая объяснять: Вот он, мой старый дружище! Не запылился, не рассохся от тоски?
Откинув с инструмента чехол, она промчалась пальцами по всем клавишам. По квартире будто прокатились волны: прибой, неистово пенясь, рокотал глубинными, шедшими из самого нутра океана басами, отлив тенькал слабыми нотками, нежно журчал.
Дмитрий Антонович, поставив чемодан, провел ладонью по лбу, как бы утирая пот, но кожа была сухая, горячая. Прикрыл плащом вещи жены. Нужные для разговора слова никак не шли на ум; впрочем, в этом и не было необходимости все снова получилось не так, как он хотел.
В Нининой комнате стало подозрительно тихо полный штиль. Они вышли из нее как-то боком, присмиревшие, особенно она. Глядя чуть лукаво и виновато, взяла Костю за пальцы левой руки.
«Вот оно! Начинается! догадался он. И все в квартире будто приготовлено к этому случаю! Стол накрыт, вино, цветы!»
В его душе поднялся еще больший протест.
Папа мы с Костей начала Нина, словно подражая интонациям маленьких, и тут увидела, что отец как-то странно закрутил головой будто при удушье.
А! она подбежала к нему; он с силой прижал ее к себе, заговорил прерывисто, с хрипотцой:
Доченька я же просил предупреждал
А! снова вскрикнула Нина и теперь уже рванулась из его рук, но он крепко удерживал ее возле себя.
Я же предупреждал Зачем ты без моего совета?..
Нина все же вырвалась и, пораженная тем, что он ей говорит, закричала:
Я люблю его! Люблю!
Вижу, тихо и почти скорбно продолжал отец. Но это еще не все. Можно выйти по любви и быть несчастной. Я человек с опытом, поживший, лучше разбираюсь в людях, и
Но я счастлива! Счастлива!
Тут заговорил Костя:
Вы, я вижу, постоянны в своих антипатиях, Дмитрий Антонович. Заговорил внешне спокойный, только руки его намертво вцепились в массивное дубовое кресло. Не думал я, что тот нелепый случай так врежется вам в память.
Какой случай? небрежно кинул вопрос Дмитрий Антонович. Ему вообще не хотелось бы замечать этого «четвертого», ему неприятно было даже и то, что он называет его по имени-отчеству.
На улице. Ночью Но ведь то, что проделали с вами мои друзья, ко мне не имеет никакого отношения. Вам это известно. Шутка была дикая, нелепая. И я, если хотите, прошу у вас извинения и за Ладо, и за Дениса. Но за что же вы меня так возненавидели? густым, настоянным на обиде голосом спрашивал Костя.
Массивное кресло в его руках с легкостью враз, всеми четырьмя ножками поднималось в воздух и снова мягко соединялось с полом.
Возненавидел?.. Да я просто равнодушен к вам. И никаких извинений мне не надо, звенящим голосом отвечал Дмитрий Антонович, будто швырял милостыню. Я я просто знать вас не хочу, настолько мы разные люди! Однако вы пришли и он как-то неопределенно указал руками на квартиру. Вы воспользовались ее слабостью
Ничем я не пользовался! И не пришел меня привели! Знать не хотите? У меня тоже мало желания находиться с вами рядом! Кресло гулко ухнулось на пол, сдвинутое с навсегда установленного ему места. Я ухожу!
Костя!
Можешь найти меня в гостинице, если потребуюсь.
Обида, хлеставшая из него, ударила и по ней незаслуженно, больно, но эта обида была понятна.
Я иду с тобой!
Нина! Дмитрий Антонович готов был удержать дочь силой, но Костя, загородив ее плечом, проговорил, зло усмехаясь:
Кожа, скальпели, трепанация и резекция живота! А у человека есть еще душа! Где она у вас тут? махнул рукой на темнеющие корешками книг полки.
Так хлопнул дверью, что она чуть не раскололась.
Хулиган беззвучно произнес Дмитрий Антонович. Ну и хулиган «Кожа, скальпели, трепанация и резекция живота», повторил он, морща лоб и потирая виски. Что это? О чем он?.. С-сумасшедший Бешеный! Да он в два счета загубит Нину!
Хотел бежать вслед и не смог. Ноги ослабли, вздрагивали в коленках. Так это и есть весь разговор, к которому он готовился? Такова благодарность за многолетнюю заботу о дочери?.. Какой-то хам сказал: «Я ухожу», и она, не раздумывая, ответила: «Я с тобой!»
Давно смолк удар двери в ушах, а бутылка на столе и рюмки все еще тонко позванивали. За окнами профырчала грузовая машина и они опять усилили свое дребезжание. Дмитрий Антонович посмотрел на этот праздничный стол, на этот пошлый в своей расцветке бело-розовый торт, на позвякивающие колокольчиками рюмки, и ему вдруг захотелось вскинуть сдвинутое с места кресло, ударить им сверху, чтоб все вдребезги!
* * *
Быстро, чуть ли не бегом, не глядя по сторонам, они пересекли несколько улиц. Возле гостиницы милиционер, завидев, как они лезут в самое пекло, отчаянно засвистел. Но они, вынырнув невредимыми из сизых клубов бензинного чада, уже скрылись за углом.
Наконец Нина не выдержала:
Я не успеваю за тобой!
Костя сбавил шаг.
Ты очень расстроен?
Я? Костя усмехнулся и перекинул из руки в руку чемодан. Я, конечно, не ожидал, что он раскроет объятия, но чтобы так.
И я Ну, будет недоволен, поворчит, но чтобы так!.. голос ее задрожал, глаза засверкали слезами. Ну почему? Почему я должна все делать, как ему хочется? Ведь жить-то мне!
Паинькой росла, вот он и привык диктовать.
Не росла я паинькой!
Оно и видать.
Что видать? Что видать? глаза у Нины потемнели, будто налились чем-то тяжелым. Ее гнев, как и Костина обида, тоже обрушивался не по назначению. Не знаешь, а говоришь!
Ну ладно. Слезы-то утри, храбрячка
Чуть не поссорившись, они свернули в проулок, за каменной стеной стадиона нырнули в каменную арку, продуваемую сквозняком, и оказались в каком-то тупике. Похоже старый монастырский двор. Стены добротной кладки, узенькие окна, крылечки, веранды, балкончики, все древнее, обветшалое. Бывшие кельи и молельни заселены, перепланированы под обыкновенные квартиры. Во дворе масса лепящихся друг к другу дощатых сараев, поленницы дров, развешано белье. На ступеньках и лавочках сидят старухи и что-то вяжут, ветками сгоняя мух с разметавшихся во сне младенцев. Девчонки с мальчишками, затеяв игру, визжат, орут оголтело.
Ну, а куда же теперь? спросил Костя, оглядываясь вокруг. Он почти не знал города.
Куда?..
Они посмотрели друг другу в глаза, подразумевая под этим вопросом нечто большее, и неожиданно захохотали: столько в их глазах было недоумения, растерянности, что все это вызвало обратную реакцию. Смеялись до слез, до боли под ложечкой, и каждый взгляд, мельком кинутый на другого, вызывал новый взрыв смеха.
Старухи в холодке, на крылечках, прекратили свое сонное занятие; детишки, бросив на середине игру, несмело окружали Костю и Нину со всех сторон, с самодельными пиками, саблями в руках это придавало им, загорелым, босоногим, вид карликов, обнаруживших на своей территории иноземцев. Хмурились, перекидывались взглядами: что это какие чудные эти тетя и дядя. Вбежали во двор, будто от кого-то удирая, а теперь вдруг остановились и хохочут. Чего им так весело?.. Смеются над нами? Нет И улыбки, робко-несмелые, блуждающие, стали передаваться от одного к другому; девочка в синем сарафанчике хмыкнула в кулачок, и все это африканское войско вдруг тоже завизжало, потрясая в воздухе палками.
Заметив, какую странную реакцию вызвали они своим появлением, Костя с Ниной на миг обомлели, глядя на вопящих детишек, затем снова грохнули, чем привели тех в окончательный восторг, и бросились бежать, преследуемые чернокожим войском по пятам; сунулись в какой-то узкий проход, еле-еле выбрались и неожиданно очутились на откосе высокого берега. Будь у них крылья, они прямо с разгону взмыли бы с кручи и понеслись над пакгаузами, стрелами портовых кранов туда, где ширится даль реки, к песчаному мелководью, к блинчатым островам, к сосновому бору, вдоль серебристой полоски шоссе, уводящей оранжево-желтые автобусы к дымчатым деревенькам.
Вот наш парк! указала Нина на сосны, темно-зелеными гривами набегающие к реке.
А там пристань?
Да!
Нина все еще не могла отдышаться от быстрого бега. Воздух из-под вздымавшейся над рекой кручи обтекал ноги, раздувал юбку парашютом.
Здорово тут! не удержался от восклицания Костя. Он так стосковался по родным просторам. В Москве только с Ленинских гор открывается панорама далей вид непередаваемо-дивный, но там его глазу не хватало полей, лесов. Скученность великого множества каменных домов хотя глаз и радовался впечатлению давила на мозг напоминанием того, как сейчас душно на улицах города.
Костя обнял Нину, и они долго стояли так, совсем позабыв про ту ссору, которую только что пережили.
Дети тоже появились на круче. Сбились в кружок, о чем-то советуясь. Мальчишка с бурыми полосками засохшей крови на расцарапанной щеке отделился от товарищей и крикнул весело, с вызовом:
Вы артисты?
Что?.. Почему ты так решил? изумились они.
А вон она сказала, и он показал пальцем на девочку в синем сарафанчике. Они, говорит, ре репетируют.
Девочка потупилась и спряталась за подруг.
У нас здесь кино снимали. В городском саду. Тоже носились сломя голову. Им скажут: «Начали!» они и хохочут, как ненормальные!
Детишки подступили ближе.
Нет, мы не артисты, разочаровала их Нина. Ну, как вам тут живется?
А чо?.. Купаемся, ответил за всех исцарапанный. Его интерес к ним сник, и он спросил уже просто так, от нечего делать: Чемодан-то зачем таскаете?
А ну, мелкота, все сюда! Получайте угощение! сев на траву, Костя достал из чемодана коробку соломки. Берите, берите!
А чо это? Разве едят?
Конечно, едят, разъяснила девочка в синем сарафанчике. Вы из Москвы приехали?
Угадала.
Ребята дружно хрустели соломкой, изучая ее на вкус, переговаривались мимикой: «Ну, как?» «Не так, чтобы очень, но жевать можно»
Прервав молчание, исцарапанный спросил Костю, ловко подвинувшись к нему на руках, как это делают ползунки:
А вы там видели, как спутников запускают? С Красной площади, да?
Не-ет с чего ты это взял? Их запускают в безлюдном месте. Температура-то термическая. Еще повыше! В городе это делать нельзя.
А почему все собак запущают? Легче они, да? Ведь можно и человека нетяжелого подобрать.
За вопросом скрывалось что-то затаенное.
Подобрать-то можно ответил Костя, с хитрецой глядя в серые глаза мальчишки. Да где такого взять? Надо, чтоб сам пожелал это раз. И чтоб храбрости у него было не меньше, чем у взрослого, это два. Тебе кто щеку-то раскровенил?
Никто, коротко буркнул мальчишка и, не по-доброму, с предостережением взглянув на своих товарищей, побрел по берегу. Но стоило ему отойти несколько шагов, как те засмеялись.
Ха-ха-ха! передразнил он их и пошел быстрее.
Он вчера храбрость испытывал! Будет ли голова кружиться, если его давясь смехом, рассказывала девочка в сарафанчике. Залез в бочку да и в овраг! Уж так его мчало даже бочка не выдержала! Обручи соскочили!
Мы прибежали, а он в беспамятстве лежит!