Что с вами? Что с вами? встревожилась Нина, не зная, чем это объяснить. Костя!
А он, покусывая губу, махнул ей: «Оставь в покое. Пускай».
Что же мы на жаре-то стоим? быстро заговорила Александра Климовна. Уж извините меня Радость-то радостью, а горе захлестывает Отец-то не дожил до этого дня Пойдемте в избу. Уж я сколько дней жду. Письмо-то от тебя, сынок, считай, до сенокосу пришло. Приеду-приеду, жди А о ней и не прописал ничего покачала укоризненно головой и тотчас попросила: Давайте, Нина, сумку-то. Устали, небось.
Да где же устать? На пароходе плыли.
А гора-то наша! По ней ходить ой-ой, большую привычку надо.
Нет, нет, спасибо. Я сама.
Молоденьким-то, конечно, все нипочем. Я, бывало, подол в руки да и деру. А теперь сердце в висках.
«Совсем как тетя Вера о лестнице говорит»
А вы не торопитесь
Две женщины пожилая и молодая, ставшие вдруг родными, шли рядом, перехватывая друг у друга сумку, разговаривая, смеясь. А Костя, поотстав, шел сзади, счастливый тем, что все получилось так гладко, мать рада, Нинины страхи были напрасны. И он истосковавшимся, обласкивающим взглядом смотрел на холмистые поля, открывшиеся с кручи, где сразу же различил кудреватый горох, голубеющий лен, редкие в нынешнем году озимые.
* * *
Позавтракав, Костя пошел в правление.
Нарочно стуча по ступенькам каблуками, взбежал на крыльцо. Уж очень радостно было сознавать, что он дома! Напротив правления ремонтные мастерские. Земля пропитана мазутом. Увидев Гурьяна Антиповича, старейшего в селе тракториста, ныне механика, Костя высоко взметнул руку. Когда-то он работал с ним, и этот угрюмый с виду человек приучил его любить машины.
Гурьян Антипович что-то разглядывал в моторе и не заметил его. Костя не обиделся: с такой же радостью он приветствовал сейчас и эти грудастые трактора, выстроившиеся фронтом: уж они-то наверняка заметили его, ишь как выпучили фары-глазищи!
«Ну вот и конец учению-вразумлению Прощай, Москва!..» словно только сейчас он выдохнул из себя остатки городского воздуха.
Поздоровавшись с Руфиной Власовной колхозным финансовым богом, и не обратив внимания на то, как настороженно она замерла у дверей председательского кабинета, Костя распахнул дверь. А оттуда, шипя и оглядываясь, выскочил узкоплечий мужчина с портфелем.
Ко всем чертям! звонко, почти по-девичьи кричал ему вслед Артем Кузьмич.
Удельного строишь! Укажут! Нарушать постановление никому
Чеши в райком, в обком! Жалуйся! А ко мне больше ни ногой! Ни в каком качестве!
Артем Кузьмич проворно выбежал из-за стола и сам захлопнул дверь.
Здравствуй, Константин! Проходи! Не обижайся, что такой канонадой встречаю! крепко обнял Костю и потянул его за собой, шумно дыша. Ах ты, змей многошкурный! В новом обличье явился. Вразумлять, наставлять И ведь какую важность государственную на себя напустил! Заботой так и пропитан! Да не ты ли, погрозил кулаком в окно, не ты ли носился осенью по району, выколачивал мясо: «Режьте! Сдавайте!» И губили молодняк, коров дойных! А теперь, когда по шее нахлопали, приехал вразумлять. Двух телок, видишь ли, мы пустили на мясо. А телки-то выбракованные. И документ от ветеринара есть Приехал специально! И командировку дали! Да телки-то с их шкурами не стоят того, что ты на эту поездку ухлопал!
Артем Кузьмич остановился напротив Кости и некоторое время молча смотрел на него в упор.
Это он твоего отца
Он? сразу взволновавшись, переспросил Костя.
Ну не в прямом смысле, но думаю, что от него все началось. Приехал к нам на партийное собрание в райкоме только начинал работать, инструктором, услышал, как Андрей крыл наши непорядки, чистосердечно, конечно, без всяких задних мыслей На собрании-то у нас промолчал, только карандашом по бумаге пошаркал, а на районном активе как выдал! Такие формулировочки приклеил Не мудрено, что Андрея и заприметили
Не знал я это Поговорили бы
Еще поговоришь, поговоришь, с усмешкой утешил его Артем Кузьмич. Теперь он уже в областной аппарат продвинулся, в управление сельского хозяйства.
Вошла Руфина Власовна и положила на стол банковские счета. Артем Кузьмич нацепил очки. Рука его вздрагивала и точно клевала острием пера бумагу.
Не могу, Руфина Власовна Испорчу, не тот завиток получится. Оставь. После обеда оформлю. Да вот и гость у нас! Надо потолковать. А мы вот как, ну, что тут сидеть? Не ровен час, еще кто нагрянет! поехали-ка по бригадам.
Поехали, охотно согласился Костя.
Они вышли на крыльцо, где механизаторы собрались на перекур.
Артем Кузьмич, что это ты за мазь держишь в конторе? открыв по-щучьи острые зубы, спросил Аркашка Марьин. Портфельщик-то давеча выскочил, как наскипидаренный!
Мазь куда не следует не лазь! повеселев, отшучивался Артем Кузьмич. Вот в престольный праздник не выйдешь на работу, так на тебе испробую.
Все захохотали.
С приездом, Константин Андреевич! подошел к Косте Гурьян Антипович.
Здравствуйте, Гурьян Антипович! Я ведь хотел к вам подойти, да вижу заняты. С мотором что-то?
С мотором Вот беспощадный-то, хмуро кивнул на Аркашку. Что в руки попадет, то и пропадет. Человек ли, машина ли
Ты, дядя Гурьян, за работу меня песочь, а в семейную жизнь не лезь! огрызнулся Аркашка и отошел, попыхивая папироской.
Костя крепко пожимал протянутые ему руки. Было как-то неудобно, что пожилые, много поработавшие люди называли его по имени-отчеству. Он столько перевидал за эти годы, где только не побывал, а они все тут, все в деле. Сев, уборка Опять сев Как по кругу. Хотелось отблагодарить их, передать им то, что вобрал в себя.
Мне за руль или ты сядешь? Артем Кузьмич подошел к газику.
Давайте я.
По пыльной дороге машина мягко внеслась на холм, где стояла мельница с расщепленными крыльями нехитрый дедовский агрегат, вся механизация старого села.
Верно ли говорят, что не один прибыл?
Уже разнеслось?
Наши бабы, что сороки! Кто она? Медицинский работник?
И это известно?
Поди, думаете-гадаете, как быть с работой?
Да.
А мы вот что: давно люди жалуются накладно ездить в Кувшинское. Не пора ли нам свой врачебный пункт открыть? А? Думаю, что пора. Вот поеду в район и буду торпедировать.
Костя улыбнулся, услышав любимое выражение Артема Кузьмича, привезенное им еще с гражданской. Какая бы загвоздка ни случилась в работе плохо с горючим, с запасными частями, он неизменно говорил: «Буду торпедировать».
Ну а как теория-то? Впрок пошла? Мозги не набекрень?
Думаю, что нет.
Уж очень легко ваши ученые мужи позиции-то свои меняют. С вечера талдычат одно, а утром уже другое. Ох, статью-то переписать не поле перепахать! Тут и перепашешь, так не знаешь то ли вырастет, то ли нет. А там выводы, итоги все подбито. Пожалуйте ученую степень. Артем Кузьмич хитровато глянул на Костю. Наверно, только за кукурузу да свеклу будешь держаться? А клевер и овес начисто выведешь? Есть такой слушок, что гонение на эти культуры намечается.
Я толоконник! И кисель овсяный люблю! отшутился Костя.
А! Любишь! От «Геркулеса», наверно, и москвичи не отказываются?
В магазинах не всегда найдешь.
То-то и оно! Ты, Константин, корнем здешний. А вот приезжают издали да в больших чинах. То он руководил сельским хозяйством на Кавказе, то в Уссурийском крае. В одном месте у него бахчи, в другом гаолян. Вот он к нашим-то коренным культурам ржи да льну и не имеет почтения. Скоро совсем останемся без волокна и муки. Как еще на картошку не ополчатся, диву даюсь!
Артем Кузьмич положил руку на плечо Косте.
Стой!
Старичок, шедший им навстречу по обочине и всматривающийся в машину, остановился, когда она пронеслась мимо, и теперь как бы обдумывал: идти дальше или нет? Скреб бороденку.
Кажись, ко мне человек. Сдай машину. Сдай.
Старичок, перебравшись через канаву, трусил к газику.
Артем Кузьмич, второй раз на этой неделе к тебе
Ну, здравствуй всматриваясь в старичка и что-то не договорив, председатель протянул ему руку. По каким таким делам? Выкладывай.
Я заявление приносил. Не передали, выходит?
О чем заявление? От кого заявление?
От Игнатия Ермолаевича Кошкина. Я из Нагорного.
Ах, от Игнатия Ермолаевича? Так бы и сказал! Лежит на столе. Как же. Да ты расскажи на словах. И залазь, Игнатий Ермолаевич, в машину. Все поменьше печет.
Старичок проворно взобрался на сиденье.
Дело-то невелико, да ответственно, коли что не так. Топоры и багры растаскиваются. Без присмотра. А ну, коли огонь! У нас с торфяника кажинное лето огонь наведывается. А ноне там близко рожь. Я и говорю Турышкину дай лошадь, опашу помаленьку. А он не суйся, теперь ты на пенсии и от пожарного дела отстранен. Старичок переглотил и помедлил, сбившись с мысли. А? Поморгал растерянно глазами. Ну да. Отстранен. Не суйся, значит. Я день подождал, второй мер никаких. Артем Кузьмич, может, я что по неграмотности не так понимаю, так вы поправьте, но поскольку мне пенсия от колхоза пожизненная выделена, так выходит и я пожизненно к тому делу приставлен, которым занимался. Что же я без дела-то?
Понимаешь ты, Игнатий Ермолаевич, очень правильно. Дай бог каждому высокообразованному такое разумение иметь.
Вот я и прописал.
Я укажу Турышкину. Сегодня же. Дети-то есть?
А?
С кем живешь, спрашиваю, с сыном или дочерью?
Не-е старуха жива.
Вон оно что.
Жива! Лешак ей сделается! По полгоду гостит то в Тагиле, то в Барнауле. Сыновья у нас там. Домой, как на дачу, только наведывается. Совсем избаловалась. Без телевизору да без ванны, говорит, нет никакого желания.
Ну? Ха-ха-ха!.. Верно, избаловалась Ты сиди, сиди, Игнатий Ермолаевич, подвезу.
Не-е. Я через лесок да на луга. Шел да смотрел, как сено мечут. Ну, срамота! Руки бы за такое дело обломать! Пласты кидают безо всякого соображения. Да кто же так стог вершит? Середина пустая, дождем промочит. Ну, дожили! Солому в наши места на корм с Кубани стали возить! Такого еще не бывало! Свои травы гниют, а мы старичок крепко, заковыристо ругнулся и, опять перебравшись через канаву, потрусил межой к лесу.
Артем Кузьмич долго глядел ему вслед, придерживая Костю за руку, чтоб не трогал машину.
Вот ведь как Он меня Артем Кузьмич, а я ну, не знаю человека. Не знаю. Ох, грех! Как дальше работать? Столько деревень присоединили. Я и смолоду-то в Нагорное только на вечерки наведывался. Неуправляемо стало хозяйство: восемьдесят семь населенных пунктов! Сорок два довоенных колхоза! А? Поля запущены, сорняками забиты. Верно, срамота. В порядок надо приводить. И все это, Константин Андреевич, на твои плечи теперь ложится. Назначаем тебя главным агрономом. На правлении уже согласовано
Взмахнул рукой. Машина снова запылила по проселочной дороге.
А теперь продолжим наш разговор. Я новые культуры не отвергаю. Экспериментируй. Но обосновывай. Я еще так скажу: что сеять и как сеять это, пожалуй, мы и без науки знаем. У практиков выспросим. А вот ты сумей, Константин, людей подыскать да на свои места расставить. Любовью их зарази! Чтоб уж кукуруза так кукуруза! Найди такого охотника, чтоб она, проклятая, ему и ночью снилась! Без любви все мертво. Вот старичок-то. Эвон как за свое дело стоит. Таких надо открывать. Отыскивай себе дружков-товарищей, чтоб уж на всю жизнь! Ты думаешь, кто колхоз-то организовывал? Дружки-мечтатели! Твоих лет были! Теперь, известно, состарились Помолчал, прощупывая цепкими глазами пробегающие поля и луговины. На две трети мое воинство старики да инвалиды. И как вам, молодым, не грешно покидать нас? в голосе зазвучала обида. Или вам хлеб больше не нужен? Может, в лабораториях научились производить? Химическим путем? И мясо, и молоко! Так вы нам скажите! И мы не будем зря землю царапать!.. Вот, приходится молодых агитировать. А как мяч гонять да через палочку прыгать желающих хоть отбавляй!
Артем Кузьмич, не все же через палочку прыгают.
Еще на школу нашу я в большой обиде, продолжал Артем Кузьмич, как бы не расслышав возражения. Учат, учат, а чему?.. Школа в селе, дети наши, крестьянские, а что им в душу вливается?.. Полистал я эти учебники. Все там есть. И как серную кислоту добывать, и как уголь коксовать все. А машины наши? Агротехника, зоотехника? Тоже не согласен?
С этим я согласен.
А про палочку я вот почему упомянул на морщинистое лицо Артема Кузьмича легла усмешка. Ездил я как-то в наш областной центр. Мотался весь день. Счеты-подсчеты, Сельхозснаб, удобрения. Еле к вечеру до гостиницы дотянул. Месту рад. А места мне нет. Все занято. Ну, думаю, придется в кресле ночевать, если вообще не вытурят. Гляжу по лестнице девица спускается в темных очках. В руке мешок на шпагате. Остановилась она напротив меня. «Артем Кузьмич!» Всматриваюсь, кто бы такая. «Очки-то, барышня, снимите». Батюшки, Танька Подымиглазова! Вот так раз! Радости большой не чувствую. Ленивая девка была в работе, помучались мы с ней. Но как-то на соревнованиях эта Танька прыгнула выше других. Ноги уж, видать, у нее так приделаны. Вот и стали ее возить! Туда-сюда! А тут и совсем куда-то года на три пропала. «Ну, Таня, спрашиваю, как живешь? Учиться куда поступила или работаешь? Может, замуж вышла?» Нет, ничего я не угадал! Отвечает, что за эти три года улучшила свой рекорд. Еще на сантиметр там или на два выше прыгать стала. Тьфу! Артем Кузьмич враз стукнул кулачищами по сиденью. А? Вот картина! Старый, намотавшийся человек сидит ему нет места в гостинице! А для Таньки Подымиглазовой забронировано! И с ванной! Попрыгает и пенсию государственную получит! А вот Игнатию Ермолаевичу мы платим считанные рубли. Ну там харч еще кое-какой да дровишек воз. Больше не можем. Да разве же он не государственный? Да он за свою жизнь такую высоту брал, какая той Таньке и не снилась!..
Машина пересекла границы прежнего Журавлевского колхоза и очутилась словно в иной климатической зоне тощая рожь на выветрившихся угорах, и косить не надо перепахивай; черепком торчащие пары, заросшие лебедой и осотом; кукуруза в отличие от той, мимо которой только что проезжали двухметровой, с початками торчит одинокими стебельками. Дома в деревеньках наполовину заколочены, кое-где подперты жердями, щели замазаны глиной. Угрюмо, как после бомбежки, стоят каменные дома, покинутые хозяевами. Рамы и двери сорваны, полы и крыши выломаны. Фермы на двадцать сорок голов каждая развалюхами прилепились к косогорам.
Ох, Константин, горько мне это видеть, горько А ведь веселыми были деревеньки до войны. Наличники крашеные, народ гуляет. Поубыло мужиков и осиротели гнезда. А сколько тут председателей перебывало, лихоимцев, прощелыг разных!.. Сумеем ли мы все это вернуть в прежний вид?
А зачем в прежний? Я бы не восстанавливал. Снес бы остатки и землю под пашню. Удобрена А взамен этих деревенек новые села.
Артем Кузьмич покачал головой. Сказал в раздумье:
Нет у вас, молодых, почтения к старому. Ведь это же все древние русские селения. Может, каждому лет по триста пятьсот. Сама история. Русиново, Светляки, Нагорное А ты перепахать!
Да никто в них все равно не будет жить, если даже и восстановим в прежнем виде!
Не будет? Почему?
Артем Кузьмич, вот вы только что говорили ищи дружков-товарищей, опору, чтоб на всю жизнь. А согласятся ли мои сверстники жить на этаких хуторках?.. Я в Москве, бывало, затоскую. Думается: нет ничего лучше рубленой избы с прохладными сенями, широкой доброй печкой. А приедешь, глянешь старо уж это! И печка, и полати раздолье для тараканов! Не хочу!
Значит, на снос?
На снос!
Без телевизора и ванны никак? с ехидством спросил Артем Кузьмич.
Никак! рассмеялся Костя.
Ну, валяйте, валяйте. Вам жить, вам и стены возводить. Только тоскливо как-то
Они проехали по нескольким бригадам, и Артем Кузьмич сделался снова весел, подвижен, поражал Костю осведомленностью, напористостью в спорах. Но когда вернулись в Журавлево вновь устало проговорил, сетуя:
Да вот ведь как Он меня Артем Кузьмич, а я не знаю ну, первый раз вижу человека
Старчески кряхтел, отряхивая пыль с брюк.
Константин, задержал Костю за руку. Знаю, что у тебя отпуск, ну и медовый месяц. Не имею права тревожить. Но если пораньше впряжешься, буду только рад. Жатва надвигается. И чем нас погода порадует, не то что богу, самому центральному бюро прогнозов неизвестно.