Я им так нагряну, что и в будние дни зарекутся приходить!
Что ты, что ты, Костенька! Потом всю хулу не переслушаешь! Скажут, пожадничали.
А мне наплевать, что обо мне скажут! Сено еще не везде сметано! Рожь созрела, день-другой и перестоит! Что за гуляния в страдную пору?
Звякнула щеколда, и за окошками во дворе промелькнула голова Нины.
Костя, ты уже дома? Нина с ходу, залпом, выпила стакан холодного молока, и на верхней губе у нее образовались белые усики. А я бегала к Кругликову. Что такое? Все куда-то подевались. Хотела кое-что разучить, подготовить к вечеру, но Кругликов ушел на весь день в лес и ключи от клуба с собой унес.
Что ему приказали, то и сделал.
Кто приказал? Зачем?
Вот что. Давно мы с тобой собираемся в Кувшинское, давай сегодня и съездим на часок-другой. А то из-за этого престола здесь все равно носа из дому не высунешь.
Так вот в чем дело! догадалась Нина. Костя, а если нам немножко задержаться и посмотреть?.. Я ведь понятия не имею о деревенских гуляниях.
Нет, нет.
Но почему?
Конечно, побудьте, обрадовавшись, поддержала Нину Александра Климовна и стала собирать на стол. Народ изо всех деревень придет, Нина. Ох, в прежнее-то время что было! Вот бы тебе на прежнее-то посмотреть! Тыщи, ну прямо тыщи собирались! Да все нарядные, да веселые! А молодежи-то! За руки возьмутся и ходят по селу из конца в конец! Будто венком заплетаются!
Пьянка да поножовщина, перебил ее Костя.
А? Ну да. И я про то говорю, сникнув, вздохнула мать. Пьянка да поножовщина остались, а все веселье куда-то ушло
Они сидели еще за столом, когда с улицы раздался ликующий голос Саньки:
Михайловские идут! Михайловские!
Санька стоял на крыше крайней избы и размахивал руками.
Из распахивающихся окон его спрашивали:
Чьи, Саня? Чьи?
Разве не слышите?.. Васькина гармошка-то!
Дорогой, обрамленной с боков рожью, к селу катился пестрый сплав велосипедистов и пешеходов. Полем шли и ехали кто как путь немалый, десять верст, но перед селом все подтянулись, сбились в кулак, набрали полный ход и в село ввалились напористо. Вот знай наших! Не чьи-нибудь михайловские! А ну, освободите дорогу!..
А с другого конца уже слышится:
Из Петровок идут! Из Петровок! Борька Демьянов ведет!
Ну, схлестнутся!
Это почему?
Разве не знаешь? Васька михайловский на Борьку давно зол! Тинку не хочет ему уступить!
А вон и шерстневские!..
Узнавали по удали, по главарям, по игре на гармонях.
Каждая группа проходит улицу из конца в конец, будто с вызовом на бой. Гармони пронзительно режут воздух, и каждая играет свое. По бокам едут велосипедисты. Девушки, сцепившись шеренгами, не отстают от парней, и у них тоже боевой вид. Сделав «почетный круг» и как бы представившись, все мирно останавливаются. Договорившись о месте и часе встречи, расходятся по родне, кто с кем гостится.
Нину захватила стихийность, разноголосица.
А мне это нравится!
То ли еще будет, усмехнулся Костя.
Пойдем на улицу!
Чтобы завтра в райкоме разбирали персональное дело коммуниста Журавлева?
За что?
За участие в религиозном празднике.
Да что же тут религиозного?
А вот. У нас так: не смей показываться!
Тогда я пойду одна.
Ну хорошо. Авось больше выговора не влепят.
Костя накинул на плечи куртку надеть новый костюм отказался, как мать ни просила, и это ее обидело; долго ворчала вслед:
Пошли обтрепышами, будто и нарядиться не во что. От соседей стыдно
За распахнутыми настежь окнами на столах дымятся только что разрезанные рыбники. Кувшины с пивом, вынутые из холодных погребов, отпотели. Водка уже разлита по граненым стаканам. Идет чинный, обстоятельный разговор. Гости передают приветы от стариков, сверяются о здоровье, о заработках. Хозяйкам все кажется, что никто ничего не ест.
Гости дорогие! Беседа беседой, а еда едой! Ужо вот мы придем к вам в ильин день да так же будем кочевряжиться, ну-ка, по нраву ли будет?
Степан! Илье-то Митричу наливай, Степан! С пустым сидит! Он, чай, не баба, чтоб очередь соблюдать!..
В избах душно, тесно, и девушки им за столами не сидится первыми выпархивают на улицу.
Нина вдруг почувствовала, как Костя потянулся вперед взглядом и тут же с кажущимся безразличием стал смотреть куда-то в сторону.
Навстречу им шел кадыкастый парень в хромовых, до блеска начищенных сапогах и вел под руку жену круглолицую, наверно, на пятом-шестом месяце беременности.
«Она! Валя!» как-то необъяснимо догадалась Нина.
Они поравнялись. Нина спокойно посмотрела на нее ей просто интересно было увидеть первую любовь Кости, а Валя с какой-то надменностью глянула на разлучницу, но это у нее не получилось, и она, смутившись, вдруг запела высоким, раненым голосом:
И петь нельзя,
И не петь плохо!
Люди горюшко подметят
Начинают охать.
Нина и прежде знала, что деревенские переговариваются частушками, но эта откровенность поразила ее. Ведь муж все поймет! И зачем она в таком виде вышла на гулянье? Живот у нее приподнял платье, обнажились колени
Нина ничего не сказала Косте, но по его лицу видела, что и на него эта встреча произвела тяжелое впечатление.
Народу на улице все прибывало, появились первые пьяные.
Виталий! А ну, остановись! Костя шагнул наперерез двигающимся парочкам.
Длинношеий паренек, увидев агронома, кинулся было от девушки, с которой шел об руку, но понял, что бегства не поможет попался, и замер, страдальчески морщась.
Как же это ты кинул лафет?
Ничего не кинул
Паренек потянул носом воздух, как при насморке.
Почему же не на работе?
Почему?.. Поломка произошла.
Поломка?
Да.
Было видно, что парень врет.
Тогда поехали, посмотрим. Слесаря захватим.
Константин Андреевич! кто-то из-за спины заступился за паренька. Пускай погуляет. У него залеточка из Шерстней. Когда он ее еще увидит, если не сегодня!
Широкоскулый верзила с лицом, словно нахлестанным крапивой так оно все горело и вздувалось от возлияний, положил руку Косте на плечо.
Ты, журавлевский, нашего Витюшку не замай. Сам-то ты на гулянку пришел!
Руку убери.
Ну-ну!
Силы у тебя, я вижу, как у трактора, а вот с рулевым управлением что-то не слава богу.
Ты!.. парень хотел было взъяриться, но все вокруг засмеялись, и это охладило его пыл.
Вдруг Борька Демьянов, низкорослый, но страшной силы человек, кинулся к клубу, рассекая толпу, крича и матерясь.
А где Кругликов? Где Кругликов? Почему клуб закрыт? Народ веселиться хочет!
И все скопом хлынули туда.
Устраивай танцы!
Давай оркестр! Радиолу! На наши кровные куплены!
Ишь, спрятался! Ищите его у бабы под юбкой!.. Ха-ха-ха!..
И кто-то уже колотил сапогами в двери кругликовского дома.
Ну, насмотрелась? спросил Костя Нину.
Да
Я же говорил, что не надо было идти.
Но ведь все это есть! Существует! И мы не можем, как страусы, прятать от этого голову.
Я и не собираюсь прятать.
Косте было обидно, что жизнь села, которую он любил и в своих рассказах немного идеализировал, вдруг обернулась для Нины неприглядной, дикой стороной.
* * *
Геннадия они встретили на полпути к Кувшинскому. Он сидел на бугорке, возле межевого столба метрах в ста от дороги и разминал в ладонях колосья. Рядом валялся велосипед с моторчиком.
Костя остановил мотоцикл и прямо через рожь пошел к нему.
Ты чего тут? Мы тебя с повертки увидели.
Геннадий смахнул с брюк мякину и ответил совсем не то:
Был в Шерстнях шерстил, в Светляках просветлял. Двенадцать лафетов вышло и три комбайна. А как у тебя?
Выехать-то выехали. Но надолго ли?
Геннадий пробуравил Костю маленькими настороженными глазками. Густоволосый, широкобровый, он походил на крепко сбитого медвежонка.
А я немного погодя еще раз проеду, проверю.
Побереги нервы.
Поблажки никому не дам!
У каждого над душой с утра до вечера стоять не будешь, Геннадий
Так что же делать?
Об этом вместе давай подумаем.
Геннадий собрал все зернышки в кучку и швырнул их в рот.
Да ты ел ли сегодня?
Костя вдруг понял его положение: дом, наверное, полон гостей, и ему, парторгу, нельзя показаться.
Смешно? спросил Геннадий, хотя Костя и не думал смеяться. Я теще строго-настрого наказал: никаких гостей! А тут вижу косяком прут! Свояки, свояченицы Попробуй явись да не сядь с ними за стол!..
Теперь Костя не мог не рассмеяться: уж очень нелепа была эта обида, как и то положение, в которое попали они, вожаки. Толкнул Геннадия в грудь, но тому было не до шуток.
Ну я молодой работник! Не тяну. Знаю, продолжал он. Но ведь Артем-то Кузьмич тридцать лет на этом месте! Куда он смотрел?.. У него в доме приготовления к «престолу» за месяц начались! А колхозники на кого равняются?
Слушай, Гена, Костя сел рядом с Геннадием на бугорок и сорвал былинку. Давай не будем очень-то наседать на Артема Кузьмича. Спасибо ему за то, что в такие годики дело свое тянет. И неплохо. Да и не по его вине те приготовления велись! Знаешь ведь, каково ему живется в семье.
Я с себя ответственность не снимаю.
Урок мы сегодня получили изрядный, и надо, чтобы это не повторилось.
Легко сказать
Дали людям выходной! А как его организовали? Да никак! А люди хотят встретиться, поговорить друг с другом. В городах для этого есть сады, парки, а у нас что?.. На «престол» не придешь, так действительно полгода знакомого человека из соседнего села не увидишь! Вот и бегут. Да и потом, какой это «престол»? Ни икон, ни молитв! Костя перегрыз былинку и сложил ее пополам. Одними запретами мы ничего не добьемся, Гена.
Понимаю
Вот сейчас там пьяный разгул, кто во что горазд, а на улице ни учителей, ни правленцев. Игнорируем! А на самом деле мы просто отрываемся от людей, теряем на них влияние и потому смешны! Да, да, смешны!
Давай будем парк строить, предложил Геннадий. Общеколхозный.
Я за это.
С лодочной станцией, с футбольным полем!
Старые-то обычаи мы рубим легко под корень, а новое не так-то быстро вырастает
Нина настойчиво погудела с дороги.
Куда это вы поехали?
К Максиму Потаповичу. В Кувшинское.
Возьмите меня с собой.
Геннадий проворно поднялся с земли.
Конечно, поехали. А то обессилеешь с голоду.
Они вместе вышли на дорогу.
Что вы там так долго делали? спросила Нина.
Вот этот индивидуум изучал, способен ли современный человек прожить сутки на подножном корму.
Ну и как? Нина протянула руку Геннадию.
Геннадий откликнулся на шутку:
Современный человек, Нина Дмитриевна, окончательно испорчен цивилизацией. Мечтаю о замшелой хлебной корочке.
Ах, не догадалась я с собой захватить! Такие пирожки на столе были во рту тают!
М-м, застонал Геннадий, и все засмеялись.
И снова дорога раскаленная, пылящая понеслась им навстречу.
Нине не терпелось увидеть Кувшинское, и она с волнением глядела вперед, на волнистые поля. Она не знала, в какой именно момент откроется село, но твердо помнила, что оно расположено в ложбине, меж высоких гор, на берегу широкого пруда, а с северной стороны к нему подступает дремучий сосновый лес, в который она боялась ходить одна.
Вот оно! крикнул Костя, чуть скосив голову.
Где? спросила Нина и захлебнулась ветром. Волосы так оттягивало назад, что было больно шее.
Да вот! Это!
Нина увидела зубчатую линию крыш вдоль заросшего ряской пруда, дуплистые ивы на берегу все что-то отдаленно знакомое, но где же высокие горы? Где дремучий лес?.. Вокруг села пологие холмы, а на севере прореженный просеками и гарями жидкий лесок.
Легкое разочарование тронуло сердце. Она ждала, что все случится иначе Кувшинское откроется как-то вдруг, вместе с воспоминаниями, и будет что-то торжественное в этой встрече: ведь здесь все, каждая деталь это она сама тех далеких лет, и потому Нина заранее волновалась. А тут обыкновенная деревенька, каких она видела немало, и пруд как пруд, ничего в нем нет особенного. И это она боялась в нем утонуть? Ей ли было страшно скатываться на лыжах с этих холмиков?..
Костя остановил мотоцикл, и Нина сразу же узнала дом Максима Потаповича по резным подзорам на окнах, по колодцу, осененному черемухой. Подошла к воротам. Сердце забилось толчками. Итак, круг замкнулся. Круг многолетний, тысячекилометровый.
Из этих ворот она вышла пятнадцать лет назад длинноногой девчушечкой и теперь возвращается взрослой. Так не встретятся ли сейчас эти два существа? Неужели та, маленькая, с торчащими косичками, больше уже не живет в этом доме, не помогает тете Поле колоть дрова, поливать грядки?
Медленно нажала на щеколду, бесшумно вошла во двор. Костя и Геннадий, чуть отступя, следовали за ней. Им передалось ее состояние.
Вам кого? спросила Нину хрупкая седенькая женщина, кормившая из решета цыплят.
Мне Нина уловила в ней тоже что-то отдаленно знакомое. Да это же тетя Поля!
Ниночка! звонко вскрикнула женщина, уронила решето и уткнулась лицом Нине в плечо.
«Опять все не так Мне казалось, это я припаду к ней, как делала не раз. Но она же совсем маленькая»
Тетя Поля Тетя Поля
Они как бы поменялись ролями, и теперь Нина утешала ее, гладила рукой по волосам.
С крыльца между тем не сбежал, а скатился Максим Потапович все такой же округлый и подвижный. Он заключил Нину в объятия широким размахом рук, звонко чмокнул в губы, за компанию и жену, чем рассмешил ее.
А это, надо полагать, твой муж, Константин Андреевич? Все знаем, все знаем! И с Геннадием Семеновичем мы давненько уже знакомы!
Проходите же, проходите, суетилась Полина Алексеевна, утирая слезы. Долго вы к нам собирались.
И снова Нина первой пошла вперед медленно, останавливая взгляд на каждом предмете. Открыла дверь и переступила через порог. Убранство комнат все то же. Возле окна стоит конторка Максима Потаповича, старомодная, на витых ножках. А вот и тот столик, где она, школьница Что это? Нина так и обмерла: за столиком спиной к ней сидела девочка с косичками и читала книгу.
Наша дочка, пояснила Полина Алексеевна. Как, разве ты не знала? Люся, познакомься с тетей Ниной.
Девочка встала. Нина крепко обняла ее и зажмурила глаза: в этот момент она обнимала сама себя ту прежнюю ученицу-длинноножку, которую уже не встретишь нигде на свете.
В котором классе учишься?
В пятый перешла.
В пятый?..
Нина неотрывно смотрела на девочку. Как все чудесно на свете! Нет маленькой Нины, но есть маленькая Люся, и значит мир вокруг все так же таинствен и непознан холмы высоки, пруд широк, а лес за селом полон волшебств!
Садитесь же! Нина, Константин Андреевич, Геннадий Семенович!.. Хватит ли всем стульев?
Люся выскользнула на кухню за табуреткой, и Полина Алексеевна шепнула Нине:
Из детдома взяли. Привыкли тогда к тебе и тоскливо стало жить вдвоем.
Ну, коллега! Рад за тебя, рад!
Максим Потапович усадил Нину рядом с собой.
Полина Алексеевна суетилась возле стола, меняла скатерть, и глаза ее радостно сияли.
Жизнь-то, жизнь-то как быстро проносится! Ну, давно ли мы, кажется, молодыми сюда приехали, а вот Где работать, Нина, будешь?
Очевидно, в Журавлеве. Там собираются свой врачебный участок открыть.
Давно пора! В такую даль к нам ездят!
Я и сейчас уже Извините, Максим Потапович: сами обращаются.
Какие могут быть извинения! Это твой долг. Прямой долг. Одобряю, что начинаешь свой путь в селе! Да, да. Здесь как-то сильнее чувствуешь ответственность за человека. Болен ли кто, умер ли близко к сердцу принимаешь, ведь тут всяк либо твой сосед, либо знакомый. Ох, насмотрелся я недавно на одну поликлинику в городе. Сидит в кабинетике врач, к нему очередь с талончиками. Впервые он видит человека, лица не рассмотрел, а уже лекарства выписывает. Не пришел вторично не вспомнит. На улице встретит не узнает своего пациента. А у нас все в куче!..
На столе появилось все то, что обычно бывает в таких случаях, и Максим Потапович торжественно поднялся с рюмкой в руке, произнес с некоторой церемонностью: