Колхозники, а с ними и дети Артема Кузьмича, съехавшиеся на похороны, не позволили вдове Меланье Деевне поставить над могилой Артема Кузьмича крест, и она с привезенным из Рудки попиком, робко озирающимся по сторонам, стояла возле телеги с крестом, вся в черном, сухонькая, светлоглазая, и тонкие губы ее были плотно сжаты.
На могилу поставили обелиск с красной звездой.
Люди расходились медленно, неохотно, все оглядывались, как бы не веря, что тот, кого они там оставили, не поднимется и не пойдет с ними. А в стороне, за грядой травянистых могил и ветхих решеток, стояла учительница из Елани с сыном. Парень, еще большее вытянувшийся за лето, старался не глядеть на проходивших мимо людей, ворошил ногой прелые листья и все звал мать:
Ну пойдем Хватит уж
Но она пошла не туда, куда он ее звал, а к могиле. Остановилась, тихо опустилась на колени и стала разглаживать ладонями неровности песчаного холмика. Так разглаживают руками морщины на лице любимого человека.
Нина видела это и вдруг ослепла от слез. Заторопилась, побежала догонять Костю.
Костя шел рядом с Багровым. В их молчании таилось начало какого-то разговора, важного для обоих, и она пошла, чуть отступив, стараясь им не мешать.
До нее донеслось:
Константин Андреевич придется вам пока замещать Артема Кузьмича.
Костя ответил не сразу. Поднял с земли сухую ветку, и она треснула в его руках.
Павел Макарович справлюсь ли? С чего начать?.. Ведь очень трудно
Багров испытующе взглянул на него.
А разве то, что сделали лучшие из старшего поколения, такие, как Артем Кузьмич, это уже вершина?.. В чем же тогда будет заключаться ваша роль нашей смены?
Он снова внимательно посмотрел на Костю и, как бы спохватившись, добавил:
Но это я так, из области теории. Вы, конечно, еще молоды Председателя мы подыщем.
И вот все нет председателя Прежде Нина, бывало, скользнет равнодушным взглядом по страницам областной газеты уборка, силосование, удои, все для нее скучно, неинтересно, а теперь всматривается, отыскивает: не упомянут ли колхоз «Заря»? Как-то там Костя? Удержит хозяйство, или?.. Такая ответственность на плечах! Давно ли беззаботным студентом бродил с нею по шумным московским улицам и вдруг столько дел! Знают ли об этом Ладо с Денисом?.. Надо им написать. И скорее, скорее в Журавлево, чтобы быть с ним рядом!
И Нина отвечает Косте. Пишет о себе, о работе. Запечатав конверт и сунув его в сумочку, чтобы утром не забыть, садится к инструменту и приводит в порядок свои записи еланских песен.
Маргарита Алексеевна иногда бесшумно проникает в ее комнату.
Я не помешаю?
Нет, пожалуйста.
Она садится поблизости и слушает. Однажды спросила:
Что это у тебя за мелодии?
Записи народных песен.
Любопытно
Маргарита Алексеевна посмотрела ноты и нашла, что обработка сделана квалифицированно.
Не жалеешь, что стала врачом?
Нина промолчала.
Ты не сердишься на меня?
За что, Маргарита Алексеевна?
Ну что я я очень счастлива, Ниночка! Очень! Ты даже не представляешь Не вини меня ни в чем! Я не взяла чужого! и она вдруг обняла Нину. Ты не знаешь мою жизнь, ты ничего не знаешь
Она разоткровенничалась и рассказала, как вскоре после войны выходила замуж и была оставлена без всякого повода с ее стороны. Муж, летчик, избалованный успехом у женщин, придрался к пустяку. У нее хранились письма товарища по школе, которого она проводила на фронт, где он и пропал без вести. Любила ли она его?.. Наверно, любила. Но зачем же ревновать к человеку, которого, может, нет и в живых?.. Не могла же она выкинуть его письма. Это была ее юность Муж, оскорбившись, ушел к другой, потом сменил еще нескольких, стал пить, опустился и был уволен из армии. А у нее на долгие годы остался страх перед жизнью.
Нине жаль было Маргариту Алексеевну. Хорошо, что кончилось ее одиночество. Но это откровение почему-то не вызывало в душе горячую волну близости, потребность также поделиться своим.
Нина интуитивно чувствовала, что она стала в квартире лишней, стесняет их, и Маргарита Алексеевна борется с собой, чтобы это не прорвалось наружу.
Вуалетки и плоские шляпки, строгие платья-костюмы для классных занятий, придававшие Маргарите Алексеевне вид старой девы, сменились новыми нарядами, она пополнела, порозовела. И отец как замечала Нина тоже во многом изменился: стал мягче, покладистей, вечерами уже не задерживался в клинике, торопился домой и всякий раз приносил из магазинов что-нибудь сладкое, а в дни получки звал их: «Идемте в универмаг! Видел на витрине какие-то редкие ткани. Нейлоны-перлоны. Обеим по платью!»
Ниночка, ты не огорчайся, что он не поладил с Костей, говорила Маргарита Алексеевна, женским сердцем угадывая обиду. Все уладится. Ведь у тебя с Костей все по-прежнему? Вы не поссорились?.. Это главное! А здесь все устроится. Верь мне. Я помогу вам. Буду чаще напоминать ему о Косте. Он ведь только снаружи крутой, строгий. О, я его уже изучила! и она радостно смеялась, как человек, нашедший отгадку в сложной задаче. Вспомни, уж какие мы с ним были враги из-за тебя, а вот гора с горой не сходятся, а люди Скажи честно, вы твердо решили жить там, не думаете сюда перебраться?
За этими расспросами Нина угадывала волю отца, но это ее не беспокоило. Решимость ее была неизменной. Волновало другое: скоро придется работать в иных условиях, одной. «Буду чаще ездить к Максиму Потаповичу», успокаивала она себя. Но, думая о работе в селе, она не видела там себя в качестве врача, ей хотелось скорее встретиться с девушками из колхозного хора, еще поездить по окрестным селам, собирая старинные песни.
В те часы, когда Нина подолгу просиживала за инструментом, Маргарита Алексеевна на своей половине говорила Дмитрию Антоновичу:
А все-таки выходит по-моему у нее талант. Талант и настоящее призвание. Моя вина, что я не одержала верх в том споре
Дмитрий Антонович слушал не возражая.
* * *
Ну и накурил же ты, дружок! Клавдия Владимировна вошла в комнату сына и словно веером помахала в воздухе листками, на которых была отпечатана ее новая роль. Не могу понять этих дохтуров! Заботятся о здоровье других, а к себе относятся по-варварски!
Андрей Олегович сидел за письменным столом в свежей белой рубашке и, облокотившись, угрюмо смотрел на перечеркнутые крест-накрест строчки.
Не дается? посочувствовала мать.
Лучше бы я сто операций сделал, чем это! Напишешь научно засушил, с художественной приправой так я же не журналист!
Он скомкал исписанные листы, сознавая, что суть его плохого настроения кроется совсем в другом: просто разболтался, запутался, утратил ту ясность отношений с людьми, которой он всегда дорожил.
А газета уже торопит?
Да.
Ты плохо выглядишь в последнее время. Она положила руку ему на лоб и почувствовала, как под ее ладонью запрыгала пульсирующая жилка. Возвращаться стал поздно. Неужели так много работы?
Много.
А я встретила сегодня Нину Озерову.
Андрей Олегович поднял глаза на мать, как бы силясь в выражении ее лица прочесть нечто большее, чем она сказала. Спросил с некоторой отчужденностью в голосе:
Откуда она объявилась?
Как откуда? Надо полагать, Нина давно уже дома.
Она приезжала, затем опять куда-то уехала.
И ты не знал куда? Сын ничего не ответил. Я встретила ее в троллейбусе. Мне надо было уже выходить, и мы так и не успели поговорить. Я пригласила ее сегодня к нам.
И она придет?
Почему бы нет? Раньше она часто к нам заходила. А сегодня у меня вечер почти свободный: занята только в первом акте. Посидим, поговорим. Андрюшка, ты почему мне ничего не рассказываешь?.. Я моталась по области на гастролях и ничего не знаю, а в городе столько новостей! Случайно узнала, что Дмитрий Антонович женился. Случайно узнала и о Нине, что она куда-то уезжала.
Андрей Олегович, рассеянно слушая мать, положил руку на трубку.
Мама, я бы еще поработал.
Ну, ну, извини, если помешала И, пожалуйста, не кури.
Клавдия Владимировна ушла к себе, а Андрей Олегович, проследив взглядом, плотно ли она закрыла дверь, тотчас поднял трубку и набрал номер. Терпеливо пережидал долгие гудки. И хотя к телефону никто не подходил, он набрал тот же номер еще и еще раз. Потом достал из пиджака записную книжку и позвонил по другим номерам. Ему отвечали: «Стефу?.. Нет, она не заходила. А кто это?.. А-а» И он всех просил об одном и том же:
Пожалуйста, передайте ей, если зайдет, что я уехал в район по вызову. Меня дома не будет. Обязательно передайте.
Прошелся по комнате, собрал в стопку раскиданные по дивану книги и положил на этажерку. Рука потянулась к сигаретам, но он скомкал пачку и кинул в корзину, хотя она была искурена только наполовину.
Скоро здесь будет Нина!.. А что, если она действительно отдыхала у каких-то старичков-врачей, как сказал ему Дмитрий Антонович?
Но почему она уехала столь срочно, в тот же день, не дав о себе знать?
Чем больше Андрей Олегович думал об этом, тем все больше склонялся к мысли, что тут что-то не так, от него что-то скрывают.
Познакомившись с Ниной четыре года назад и полюбив ее, Андрей Олегович был с ней осторожен, не торопился высказать свое чувство, боялся отпугнуть ведь девушкам ее возраста разница в пять-шесть лет кажется очень заметной; терпеливо ждал, когда она закончит институт, втайне надеялся, что за ее ровным, дружеским отношением к нему таится нечто большее. И вот как все это обернулось
Открытие, которое он сделал для себя, его ошеломило:
«Нина ко мне просто равнодушна! Иначе как бы она могла куда-то уехать, не повидавшись со мной? Она любит кого-то другого, о чем я даже не подозревал. Ведь рассказывала же она мне, что дружит там с какими-то парнями! Возможно, к одному из них и уехала!»
Подозрения переросли в уверенность
В тот день, когда все это произошло, он долго бродил по городу, не находя себе места. Встретил на площади у сквера Герберта и Уно инженеров-эстонцев, с которыми был знаком уже около года. Оба они холостяки, примерно его лет, и всегда держались парой, но сегодня почему-то нарушили устав мужской компании и были с девушками.
Познакомили с ними Андрея Олеговича. Одну из них розоволицую, с выпуклыми серыми глазами звали Стефой (она оказалась врачом, знала Андрея Олеговича, и меж ними сразу завязался разговор), вторую нескладную, с длинными руками Тамарой.
Впятером пришли к Стефе у нее была однокомнатная, небрежно обставленная квартира. Из магазина принесли несколько бутылок вина, сыр, шпроты. Когда все это было уничтожено, хозяйка извлекла из шкафа флакон с медицинским спиртом. Прикончили и его. Начался галдеж, суетня, какие-то немыслимые излияния в дружбе.
От обиды, которая жгла злее спирта, Андрею Олеговичу вдруг захотелось выместить на ком-то свою неудачу.
«Я так верил!.. Так был бережен с ней. И вот»
Во время танцев под радиолу Андрей Олегович сел рядом со Стефой и нагло положил ей руку на колено. Она не оттолкнула его руку, а тотчас же сжала ее маленькой цепкой ручкой. Так сидели они, а Герберт с противоположной стороны стола подливал им в рюмки, ни о чем не догадываясь. Уно с Тамарой, не переставая танцевать, на короткие мгновения выключали свет, и Андрей Олегович привлекал к себе Стефу и целовал. Свет зажигался они сидели как ни в чем не бывало, только Стефа смеялась громче обычного.
В полночь, когда пора было расходиться, Андрей Олегович прикинулся окончательно опьяневшим и вяло осел на диване.
Андрей! Надо идти! Пожалуйста, встань! нервничал Герберт, поднимая его за руку. Он верил и не верил в его опьянение.
Пускай полежит, вступилась Стефа. Куда он пойдет такой?
Но очень поздно. Ему рано на работу.
Я разбужу его через час, и он уйдет.
Уно с Тамарой были уже на лестнице, а Герберт все еще с подозрением глядел на Андрея Олеговича и тряс его за плечи. Попрощался со Стефой, договорился о встрече и уже переступил через порог, но еще раз быстро вернулся в комнату. Андрей Олегович лежал, не меняя позы.
Щелкнул английский замок. Стефа подошла к дивану и склонилась над Андреем Олеговичем. Он обхватил ее за шею и привлек к себе. Она громко захохотала.
Уже утром Андрей Олегович понял, что ему не следовало так поступать. Но было что-то в этой женщине жадной и сильной привораживающее, и он приходил к ней снова и снова.
Во время операций у него стали вздрагивать руки, он нервничал, покрикивал на сестер, и Женя, чутко реагировавшая на его настроение, тревожно спрашивала:
Что с вами, Андрей Олегович? Вам нездоровится?
«Надо кончать, надо кончать», говорил он мысленно и находил в себе силу не идти к Стефе день, два, три. Но она была неотлипчива и ухитрялась вернуть его к себе, а вчера сказала, что придет к нему, чтобы познакомиться с его матерью.
«Придет сюда? Зачем?.. Она хочет закрепить случайную связь. Но я не пойду на это! Не пойду, потому что не люблю ее! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы она встретилась здесь с Ниной».
Он продолжал звонить. Стефа дома не появлялась. Тогда он оделся и решил выйти на улицу, чтобы перехватить ее. Тихо прошел коридором. Мать за стеной вполголоса повторяла роль. Открыл дверь и, переступив через порог, хотел было тихо ее прикрыть, как вдруг увидел на лестничной площадке Нину. Она возникла, как дух, и некоторое время он даже не верил в ее реальность. Он был абсолютно уверен, что в тот момент, когда открывал дверь, ее здесь не было. Бесшумной птицей она влетела сюда и вот стоит, улыбается, темнолицая от загара.
Здравствуйте, Андрей Олегович! громко произнесла Нина. Вы куда-то уходите? А Клавдия Владимировна дома?
Здравствуйте, растерянно пробормотал он и подумал: окно с площадки во двор распахнуто, сейчас она улетит обратно Глупость этой мысли еще больше усилила его растерянность, и он не ответил на вопрос.
Здесь я! Здесь, Ниночка! Клавдия Владимировна услышала ее голос и спешила навстречу. Заходи! Ох, как солнцем-то тебя прокалило! Не из Африки ли прилетела, ласточка? Они поцеловались. Совсем нас забываешь. Андрей, ты куда собрался?
Я сейчас вернусь. За сигаретами, неудачно сочинил он.
Ни шагу! Мало у нас этого яду в квартире?.. Возьми мои, если у тебя кончились! Андрею Олеговичу ничего не оставалось, как пойти за ними. Ну, где же ты была? Я все это время моталась по области и ничего не знаю. Садись сюда.
Клавдия Владимировна усадила гостью в низкое кресло, сама села напротив и взяла ее за руки.
Я жила в деревне. Я Нина не закончила фразу, не успела сообщить о том важном, что произошло в ее жизни, как раздался звонок.
Андрей, открой, пожалуйста. Наверно, из театра.
Андрей Олегович уже знал, кто это.
В квартиру вошли Стефа с Тамарой в сопровождении двух рослых морских офицеров. Оба выбритые до синевы, источающие запахи шипра и сигарет, в разутюженных костюмах.
Клавдия Владимировна удивленно приподняла брови.
Что же, Андрей, ты не предупредил, что у нас будет так много гостей?
Удивилась и Стефа, увидев Нину:
О, коллега?
«Они знакомы». Андрей Олегович внутренне окаменел и потому вопрос Тамары, простодушно обращенный к нему: «А ты сказал, что тебя не будет дома?», нисколько не смутил его.
Начались традиционные рукопожатия, сопровождаемые шуточками Тамары: «О, кого-то женим!» Все испытывали скованность. Моряки теснились друг к другу, словно боясь потерять строй. Андрей Олегович не понимал, зачем Стефе нужно было приводить их сюда. Впрочем, их присутствие несколько облегчало его роль.
Первой освоилась в незнакомой обстановке Стефа. Заложив руки за спину и выступая по ковру точеными сильными ногами, она стала рассматривать фотографии, рисунки, на которых Клавдия Владимировна была запечатлена во многих спектаклях.
Клавдия Владимировна, это вы в «Анне Карениной»?
Да.
Не в нашем театре?
В Харьковском.
Так и надо полагать. Разве у нас поставят что-нибудь стоящее?.. А здесь вы в какой роли?
Есть такая пьеса «Жена солдата». Французское название «Мадам Сан-Жен». Я любила в ней играть.
Георгий, мы видели эту пьесу! обрадованно заговорил худощавый моряк с зеленоватыми глазами. В Севастополе! Помнишь, всем экипажем ходили? Ну как же?.. он огорчился, что на лице товарища ничего не отразилось.
Не помню, по-военному четко произнес тот.
А это тоже вы? Тамара указала на давнишний снимок, где в потускневшем от времени овале сидела хрупкая девушка в белом платье.
Нет, это уже не я слабо улыбнулась Клавдия Владимировна.
А кто же? не поняла ее грусти Тамара, и Стефа сердито стиснула ее руку, заговорила громко, напыщенно: