* * *
Улыбка приветливая, таящая отгадку таинственного, улыбка, озаренная отсветом никем прежде не виданного, с этого дня стала называться космической. Лицо Гагарина как бы говорило: милые мои земляне, я действительно облетел наш шарик. Он не так уж велик. Я видел черноту бездны, прожженную огненными точками звезд, и вокруг меня была пустота, падай миллион лет никуда не упадешь, и наша земля действительно ни к чему не прикреплена, это говорю вам я, облетевший вокруг нее, но она никуда не падает, она величаво и таинственно вращается в той пустоте, ни капли не проливая из своих морей-океанов. И как же она прекрасна с высоты, вся в голубом и белом!
Казалось, детская радость первого шага была на его лице, и люди тоже по-детски радовались этому шагу шагу в космос! Да, там пустота, отвечали они ему взглядом, и тебе, наверно, бывало жутко порой, хотя ты и очень смелый человек, Юра, но ты не растерялся, ты вернулся на землю жив и невредим, и мы рады встречать тебя! Ты первый разведчик, прорвавшийся сквозь космический потоп, вслед за тобой полетят другие, такие же смелые, и они непременно достигнут иных миров
Молодец, Юра!
Слава космонавту! кричали толпы людей, проходившие мимо Мавзолея. Они несли знамена, портреты, воздушные шарики, несли детей, посадив их себе на плечи, и указывали:
Вот он! Вот!..
Нина с великим трудом проникла на площадь. Пробивалась, как могла. По дороге в толпе потеряла Василия Захаровича и Леонида из дому вышли втроем, Вере Антоновне все еще нездоровилось. Боковые улицы, впадающие в улицу Горького, были перекрыты автобусами, милицией. Пристроилась к одной из колонн, но мужчина в синем плаще и синей шляпе, шедший сбоку, оттеснил ее: «Вы не наша! Слышите, кому говорят?» Нина чуть не нагрубила ему: даже в такой день делит людей на наших и не наших! Возле телеграфа, куда ей удалось пробиться, толпа, набухая, прорвала кордон милиции и потекла вниз, к Манежной площади, веселая, шумная, а навстречу ей белым гривастым валом двигалась конная милиция. Кони шли бок к боку, звонко чеканя подковами асфальт, задирая взнузданные морды. И толпа остановилась, спрессовалась возле гостиницы «Москва».
Гражданочка! Так же нельзя! Нельзя! говорил Нине молодой редкозубый милиционер, к которому ее притиснули стоящие сзади. Держась за руки с другими милиционерами, он ограждал быстро идущую колонну. Глянув в его озорноватые глаза, Нина пригнулась и проскочила под руками, втиснулась в ряды. Теперь ее уже никто не задержит! И она вместе со всеми через узкую горловину прохода выплеснулась на площадь, стараясь как можно ближе держаться к трибунам.
Ур-ра-а!..
Гагарину слава! Га-га-ри-ну сла-ва! скандировали люди.
Неожиданно шум толпы прорезал крик:
Юра! Приходи в гости!
И смех, добрый, ласковый смех прокатился над головами.
Если сверху глядеть масса людей, как рожь под ветром, перекатывается волнами. Вот люди на миг задержались против трибуны и вдруг, под напором хлынувшего сзади потока, побежали вперед. Желающих повидать космонавта великое множество! Будь бы это возможно все население планеты прошло бы сейчас перед Мавзолеем!
Допоздна в тот день Нина ходила по улицам Москвы, переполненная впечатлениями и словно кого-то отыскивая. Ей и в самом деле хотелось увидеть своих прежних друзей Стася, Машу, Женьку Хазанова. В душе было такое ощущение, будто она некогда начала с ними спор, спор об очень важном, и вот теперь ей надо было его продолжить.
И она встретила
Из телефонной будки возле «Известий» вышел долговязый мужчина в меховой шапке с опущенными ушами. Неловко попятившись, толкнул ее и, быстро проговорив «Прошу прощения», хотел пройти мимо, но задержался.
Нина?
Увидев ее недоуменный взгляд, он стянул с головы шапку, открыв слежавшиеся льняные волосы.
Стась! обрадованно воскликнула она.
Они крепко пожали друг другу руки.
Откуда ты в таком виде?
Оттуда же, указал он рукой на небо. Только парил пониже. Не на той орбите. Прямо с аэродрома, не успел переодеться. Хотел тоже попасть на встречу, но увы опоздал.
Его обычно апатичное, бледноватое лицо было темным от загара.
Ты торопишься домой?
Нет.
Может, вместе поужинаем, предложила Нина.
Ей не хотелось расставаться со Стасем, не поговорив с ним по душам.
Они вошли в «Русскую кухню», сели за тот же столик, где когда-то Нина обедала с Костей и композитором. Недолго выбирая, заказали по ромштексу, немного вина. Стась, выпив, сразу же набросился на салат. Он был голоден и уничтожал хлеб ломоть за ломтем. Нине тоже не терпелось что-нибудь съесть, но она пристально смотрела на Стася, поглощенная своими мыслями.
А человек-то вернулся! сказала она голосом напористым и звонким.
А? не понял он и приподнял голову от тарелки.
Вернулся! повторила она, все еще не прикасаясь к еде. Помнишь, у тебя была поэма. О человеке, заблудившемся среди миров, застывающем одиноко в космическом холоде.
Да, вернулся, подтвердил он и, отложив вилку, зажег сигарету.
Это мы блуждали тут на земле, среди трех сосен!.. А он уже тогда верил в свой путь, работал, искал!
Ты права, согласился Стась, а ей хотелось, чтобы он с ней спорил.
Что ты все это время делал? спросила Нина, видя, что он уже во многом не тот. Стихов твоих, признаться, я давно не читала. Как-то было не до того.
Да я и редко печатал.
Что так? Количество переходит в качество?
Вряд ли Произошла осечка.
Осечка?
Да. Как-то я на досуге пересмотрел все написанное и увидел, что ничего, почти ничего не создал истинно художественного Я метался, начинал то одно, то другое. Мне пророчили гениальность, и я становился заносчив, дерзок; а когда оставался один делалось страшно.
Стась сидел, весь сосредоточившийся во взгляде, и короткими затяжками сжигал сигарету. Потом, помолчав, продолжил:
Та ночь многое для меня открыла, Нина
Какая ночь?
А помнишь костер у дороги, солдат над могилой?
А-а Значит, и ты? И ты тогда понял?
Да, понял. Хотя некоторое время еще и жил прежней жизнью Сейчас я работаю в молодежной газете. Много мотаюсь по белу свету. Думаю, что пригодится.
Я рада за тебя, Стась! Рада!.. Нина горячо пожала ему руку. Ну, а что стало с остальными с нашими? Где Маша?
Маша работает диктором на вокзале
Диктором?..
«Так вот чей это был голос».
Мать хотела, чтоб она стала художницей. Ничего не получилось. Потом писала рецензии, бойкие, но в общем-то пустые, ненужные
Вы встречаетесь?
Редко. И у нее, и у меня на душе какая-то тяжесть. Вероятно, потому, что вместе предавались самообману Ну, кто еще?
Халида.
Ничего не знаю, совсем потерял из виду.
А Женька Хазанов?
Женька из медицинского перешел в юридический.
Это еще при мне.
Затеял какую-то вечеринку дома, надрызгался и, похвалясь, что ему все нипочем, выстрелил из отцовского пистолета в окно противоположного дома. Пуля прошла в сантиметре от головы сидевшего за столом человека.
От Женьки это можно было ожидать.
Ну, судили. Однокашники, будущие юристы, представь, хотели взять его на поруки. Не помогло. Сейчас отбывает где-то срок А Машин брат, Эдвард, взялся за ум, поступил на часовой завод. Ну, а как у тебя с тем парнем, Нина? Помнишь знакомила в кафе. Где он теперь? На орбите?
Да, он на орбите.
В нем было что-то настоящее. Да, чуть не позабыл! Есть еще один экспонат, имеющий прямое отношение к нашему вечеру воспоминаний! Сейчас покажу, если он работает в эту смену.
Стась поискал взглядом по столикам и указал Нине на официанта, в котором Нина сразу же узнала Славку Дупака. В черном костюме и белой рубашке с бабочкой, он уверенно лавировал между столиками.
Нина долго смотрела в его сторону, и он почувствовал этот взгляд. Не переставая работать, покосился на их столик, и, как показалось Нине, лицо его налилось кровью.
«Остался в Москве Что ж, профессия официанта тоже нужная Только стоило ли для этого учиться в Тимирязевской академии?»
И Нина снова подумала о Косте:
«Да, он на орбите. На настоящей».
Ну, а как твои дела? спросил Стась.
Похвалиться особенно нечем
Может, мы снова будем встречаться?
Нина медленно покачала головой и отняла руку, к которой он прикоснулся.
Почему?
Стась все мы, вступая в жизнь, допускаем ошибки. Это неминуемо. У каждого свое. Наше поколение, возможно, допускало их больше. Но теперь мы взрослеем. И мне кажется, не должны быть друг к другу беспощадными. А?
Ты о Маше?
Не только о ней Ты не оставляй ее. Ей сейчас гораздо труднее, чем тебе. А ведь она тебя любит. И оба вы любите друг друга, и у вас было много хорошего.
Я подумаю
Долго они сидели в тот вечер, о многом говорили. Стась читал свои новые стихи, и Нина попросила его написать балладу о братьях-партизанах из Крыма. Он обещал выслать ей текст.
Они расстались у выхода из ресторана. Разъединенные десятками спешащих людей, еще раз обернулись друг к другу и помахали руками, как бы говоря:
«Что бы ни случилось, надо быть упорным и стойким!»
МОЛОДЫЕ ХОЗЯЕВА
В райкоме Костя задержался недолго. Едва вошел в приемную первого секретаря, как Багров увидел его через раскрытую дверь и крикнул:
Журавлев, заходи!
Шагнул ему навстречу, держа в руках раскрытую газету и как бы сравнивая того, кто был напечатан в ней во множестве снимков, с ним, стоящим на пороге.
В строю?
В строю, Павел Макарович.
Они обменялись крепким рукопожатием.
В дополнительном отдыхе не нуждаешься?
Весна, Павел Макарович!
Весна в самом широком смысле весна! Ну, а коли так, то и сидеть нам в четырех стенах нечего! Он сунул Косте в руки газету, всю испещренную словами «Юрий Гагарин», «космос», и начал быстро натягивать плащ. Зависть, наверное, берет, а? Сознайся, ведь думаешь: почему не я?
Мне туда лететь только в том случае, если там залежные земли обнаружатся, ответил Костя.
Это хорошо, что своей линии держишься, не соблазняешься чужой славой! Хотя эта слава и наша! Без хлебушка-то не полетят!
Костя спросил:
Павел Макарович, разрешите, я от вас позвоню в Журавлево?
Зачем?
Хочу машину вызвать.
Не надо звонить. Вместе в село поедем. И сегодня же проведем собрание. Будем тебя утверждать. Да, да! Хватит, походил временным! Не откажешься?
Он еще раз крепко стиснул Косте руку и подтолкнул его к выходу.
Это решение доверить крупное хозяйство молодому специалисту возникло в последние дни, и Багров отлично понимал, чем оно вызвано.
Всматриваясь в лицо Гагарина, в его улыбку, излучающую радость первооткрывателя, он поймал себя на мысли, что вот это выражение полноты счастья он видел у кого-то здесь, и совсем недавно. Стал вспоминать, и вспомнил: у нового агронома из Журавлевского колхоза. Та же устремленность, вера в свои силы.
Багров умышленно притушевывал впечатление: «Нет, нет, надо повременить, присмотреться. Наверное, в жену влюблен без памяти, отсюда и восторженность. Как бы не остыл, когда войдет в полосу будней». Да и слова Бурмакина помнил: «Нельзя ему доверять большое дело, рано. Пускай на низовой работе обкатается. Только тот ферзь надежен, который произошел из пешек». И вдруг родилась уверенность не рано!
Федю Субботина, райкомовского шофера, они застали за необычным занятием: он вырезал из газеты портрет космонавта и наклеивал его на ветровое стекло.
Я быстро, Павел Макарович! Не задержу!
Бегом отнес ножницы и клей в канцелярию, привычно занял место за рулем, и газик, разбрызгивая талую воду, побежал к кинотеатру, оттуда широким трактом в поля, мимо молочного завода, деревообрабатывающего комбината и кладбищенской церквушки.
Вот выдал Юра! А! никак не молчалось Феде, и он то и дело запрокидывал назад свое обветренное, скуластое лицо. Облетел вокруг шарика, как ласточка вокруг колокольни! Я все думаю: а если бы неудача?.. Не-ет, такое, конечно, не могло произойти. Там все обмозговали. Ну а если бы?.. Ведь настроение-то у людей сейчас было бы совсем другое! Жуть! Полетел и сгорел!.. Значит, слабаки мы, люди! Значит, сидеть нам на земле и не рыпаться!..
Вешние поля, как жилами, изрезанные ручьями, были светлы и просторны. Вода, еще не замутненная, лилась по стылой земле, клокотала в логах, под мостами. Воздух без единой пылинки, и кажется, что вдыхаешь в себя ослепительной голубизны свет, и он своими лучами покалывает в носу, в горле.
На Оренбургщине, наверное, уже совсем тепло? спросил Багров.
Да, тепло.
Никогда не приходилось мне бывать в тех местах. Вот в Челябинске был. В войну. За танками с фронта приезжал. А что же ты один домой возвращаешься? Почему жену не прихватил?
Скоро приедет.
Штатную единицу мы выхлопотали. С осени можно приступать к работе в селе.
Хорошо.
Багров глянул с боку на Костю. «Болезнь, видать, парня повымотала. Ничего, отойдет Да, неладно что-то в нашей работе, если люди, как машины, год-два и в ремонт. Вот и молодой, да резьбу сорвал Так что же говорить о таких, как Артем Кузьмич?..»
Вслух сказал:
Ты, Константин Андреевич, первое время поостерегись. Весна время обманчивое. Не все сам, побольше на бригадиров наседай.
Они ехали мимо деревень, в которых, как и в Журавлеве, рубились новые дома, обновлялись старые свежими тесовыми крышами, венцами из смолистых бревен. Всюду были раскиданы доски, кирпич, мох. Старухи собирали щепу для подтопков.
Не очень-то радуют меня эти новостройки вполголоса проговорил Багров.
Почему? Федя снова запрокинул назад скуластое лицо.
Ну кому в городе вместо разрушившихся мещанских и купеческих домов с их каменными воротами да мезонинчиками придет в голову строить точно такие же?.. Отжило свой век и на снос! А мы восстанавливаем то же самое. И еще в газетах об этом с гордостью сообщаем.
По одежке протягиваем ножки, рассмеялся Федя.
Костя взглянул на секретаря райкома: он сейчас выразил его мысли. «Конечно, тут бы не с топориком да с пилой, по старинке, а целый строительный комбинат подключить. Повсеместно дедовские хоромы приходят в ветхость».
Багров понял его взгляд и ответил:
Да, разрыв большой образовался. Надо подтягивать тылы А все в доходы упирается, Константин Андреевич. В доходы. Вот есть у нас возможность получать сборные типовые дома. Можно бы ускорить застройку, да председатели не очень-то раскошеливаются. Сколько возьмешь?
Узнав цену, Костя сказал:
Три.
Что так мало?
Нужно закончить строительство машинного парка. Туда все свободные деньги уходят. Осенью купим побольше. Возможно, десяток.
Дом культуры закладывать не собираешься?
Подождем.
Почему?
Когда новый председатель начинает свою деятельность с Дома культуры, колхозники говорят так: возводит фасад, прикрывает голый зад.
Багров и Федя разом захохотали.
Клуб у нас и в самом деле неважнецкий, продолжал Костя, еще в тридцатые годы построен, но постоит. Изба красна не углами, а пирогами. Главное, чтобы в нем работа велась. Будем в первую очередь сносить те избы, в которых потолки проваливаются. На прошлой неделе у вдовы Марфы Марковны чуть детей не задавило. Хорошо русская печь спасла, всю тяжесть приняла на себя
Разговаривая с Костей, Багров отметил про себя, что тот до тонкости знает все, что происходило в колхозе в его отсутствие, и это утвердило Багрова в правильности своего решения.
Машина, обогнав тяжелый молоковоз, на полной скорости свернула с большака на проселочную дорогу к Журавлеву, и Костя невольно оглянулся.
Ты что? спросил его Багров.
Костя ответил не сразу.
Вот тут, на этой повертке, произошла та сцена с Артемом Кузьмичом, которая крепко врезалась ему в память и сейчас еще волновала его. Здесь Артем Кузьмич, остановив машину и перебравшись через канавину, бежал к рубщикам, крича и размахивая руками. Здесь он стоял возле поверженных кряжей, утирал пот, вздыхал. И Костя до сих пор чувствует за собой какую-то вину, словно это он сам подрубил Артема Кузьмича под корень.
Павел Макарович вот о чем я хочу с вами посоветоваться. Колхоз наш, как известно, называется «Заря». Много таких названий по России