Резкий перелом в мыслях и в чувствах произошел внезапно при взгляде на одну приоткрытую калитку. Сильвия чуть не споткнулась... Хороша же она, нечего сказать! Уже начинаются маниакальные штучки: как же она не опомнилась раньше и добрела до самого дома? Ведь они с Белецким были однажды на этой улице, и Давид Маркович указал ей на этот дом, и еще смеялся тогда: «Какой уют с геранями у нашего Гатеева!..»
Отсюда надо бежать немедленно, не глядя ни на калитку, ни на сад, ни на окна. Вон там поворот, булыжная мостовая, остановка автобуса. Подходит... Скорее, скорее!..
Автобус с готовностью увез Сильвию как можно дальше от тихой улицыпрямо к вокзалу. Там она пересела и скоро приехала туда, где ей и полагалось быть,к себе домой.
То настроение, с каким она вышла от Тейна, больше не возвратилось, и конец дня можно было бы назвать благополучным, если бы не дикое желаниевойти в ту калитку. Но с дикими желаниями можно и бороться.
23
Фаина, решив не допускать никаких объяснений, твердо выдерживала характер. Все попытки Ксении обратить историю с Вадимом в шутку наталкивались на глухоту, и в конце концов такие разговоры прекратились. Лишь изредка писательница еще несла околесину о преломлениях действительности в ее сознании, и в этих ее речах чувствовалось некоторое смущение.
Шли днитакие гладкие, что в них понемногу сгладились и отношения, будто и вправду не было оскорбительной чепухи. Осталась у Фаины лишь глухая боязнь, что Ксения опять что-то подсмотрит, что-то угадает, и боязнь эта странным образом перекидывалась на встречина деловые встречис Алексеем Павловичем: и смотреть в глаза неловко, и опускать глазаглупо, и, вероятно, руководитель уже замечал, что дипломантка безнадежно поглупела. Встречи, положим, были нечастые; работа, как и дни, как и недели, шла гладко, без особой надобности в консультациях.
После октябрьских праздников Ксения собралась ехать в Ленинград, уверив и доцента Эльснера и заведующего, что ей необходимо побывать в библиотеках. Дома ей не верили: неужели здесь не хватит книг...
Не только книг. Мне нужны личные встречи с учеными. Дипломная о языке и стиле писем Чехова, а кто мне здесь скажет точно, что такое стиль. Пусть настоящие ученые ответят.
Так уж настоящие ученые и выстроятся все в ряд, когда ты приедешь!усомнилась Кая.
С отъездом Ксении ничто будто и не изменилось, однако Фаина вздохнула с облегчениемпожить хоть недолго без недремлющего ока.
Но никакого облегчения не получилось из-за Каи, которая вела себя возмутительно. По вечерам на месте Тейна разваливалась косоглазая личность с начесом на лбу и бахромчатой бородкой. Каков ни был Тейн, но в нем все же чувствовался человек, с человеческими интересами, а представить себе, чем живет эта личность, было невозможно. Никак нельзя было бы вообразить, что этот обалдуй держит в руках карандаш, или книгу, или хоть гитару. Ни-нивесь целиком он укладывался в начес и бородку.
Фаина попробовала достучаться до Каи:
Зачем он тебе?
А разве плох? Все они одинаковы.
Вот лет через тридцать будешь сидеть с Тейном у печки, то-то смешно вам будет, что из-за глупостей ссорились. Из-за выдумок ребячьих...
Светлые глаза потемнели, стали чужими.
А он ничего не выдумывал! Вельда во всяком случае не выдумка, ходит по земле ножками... И пусть, и мне все равно! Я такая же!
И на другой день Фаина встретила ее в целой компании растрепанных девчонок и полупьяных мальчишекпротивных, полоротых...
Было ясно, что пора вмешаться, что отдавать Каю на съедениепреступно. Поговорить с ее однокурсницами или с преподавателями? А кого она послушается! Помирить ее с Тейном? Но как к нему подойти? К нему тоже и на козе не подъедешь!..
Пока Фаина ломала голову, прошло какое-то время, почти неделя, и тогда совершилось нечто непонятное...
Утром Фаина, выходя из дому, оставила Каю еще в постели (помнится, накануне от нее пахло вином), а вернувшись часа через два, нашла ее так же в постели, но одетую. Кая плакала навзрыд... и была прежней Каей. Прежнейбледным цветком льна, бледным, несчастным, некрасивым даже, но тем же, но льняным, и это давнее, полузабытое впечатление потрясло Фаину больше, чем слезы, и она замерла в ожидании каких-то слов. Но Кая молча вытерла глаза, поднялась и, собрав книжки, пошла на лекции.
Вечером притопала косоглазая личность, но была удалена вместе с начесом, а Кая до поздней ночи сидела за работой: переписывала конспект, взятый, видимо, у подруги. Все это, быть может, не казалось бы таким удивительным, если бы не стало повторяться в точности: слезы, лекции, конспекты, изгнание личностей. Фаина думала, что скоро придет Тейн,не приходил.
Можно было и порадоваться, но все же хотелось бы иной перемены, более простой, без самомучительства. Чем круче Кая брала себя в тиски, тем ненадежнее представлялось Фаине такое положение вещей.
Приехала Ксения, будто бы с готовой дипломной.
До весны припрячу, чтобы у Эльснера было поменьше времени вчитываться... Как освежает большой город! У меня столько планов! Поговорила я с одним... ну, литератором. Обещал напечатать рассказ или повесть, но все должно быть немного сдвинуто, не в фокусе, и надо во что бы то ни стало перемешать прошлое, настоящее и будущее героя, иначе не пойдет. Это, положим, я и сама знала...
О библиотеках и ученых Ксения упоминала мельком и не очень убедительно: достоверно было лишь то, что она побывала в театрах и у знакомых. Как-то сорвалось с языка и имечко Вадима, но тут она сразу и осеклась.
За писанье принялась немедля, разложив по всему столу привезенные журналы и книги,вероятно, для справок, как писать «не в фокусе». Больше, впрочем, разговаривала:
Сейчас пошла бы такая тема: дочка бросает к чертовой бабушке школу и убегает от родителейсовершать подвиги. Какие? Неважно, что-нибудь да найдется: целина, тайга, болото. Отецкосный сиволдай, сидит в академии наук, порывов юной души не понимает. Матьэтакая отсталая доцентиха, заботится только о том, чтобы дочку накормить, одеть и грамоте выучить. Мещанка собачья... После побега у папы инфаркт, но так ему и надо, пусть не препятствует свершению подвигов!..Ксения захохотала.Честное слово, видела похожую пьесу!.. Но плагиата можно избежать, если дать ретроспективное развитие сюжета и фабулы, то есть начать с болота! Как ты думаешь, Фаинка? Вот я тебе прочту кусочек одной статьи... «Интенсивный поток информации, который проходит сегодня в единицу времени через мозг человека, требует разрыва действия и многоэпизодности...» Чуешь? Газета врать не станет!..
Посмотри хорошенько,отозвалась Фаина,может быть, это та, в которую ты ботики заворачивала?
Ни боже мой!.. Вон портрет Громыко и У Тана!..
Так в разговорах провели день. Кая помалкивала, без единой улыбки. Но ночью не ворочалась и не сморкаласьможет быть, таилась от Ксении или выплакала уже все свои глупости.
На другой деньочень памятным оказался этот деньФаина принесла Алексею Павловичу новую главу. Он сидел на кафедре в одиночестве, читал «Ученые записки». Фаину поразило его бледное, расстроенное лицо, однако он улыбнулся ей, и они разговаривали несколько минут, пока не пришла лаборантка. Пожаловался, что погодачерный туманмешает ему работать.
Нужно написать статью, а я, кажется, разучился писать со злостью. Вот здесь товарищи...он указал на журнал,... пишут, захлебываясь от ярости, уличают друг друга в мошенничестве, в передержках... Прекрасно, жизнь кипит!
О чем вы собираетесь написать?несмело спросила Фаина.
Он открыл ее тетрадь, прочел страничку, посвистывая едва слышно, потом сказал, тоже очень тихо:
Теоретик я, не хватает материала из первых рук. Нам бы вместе поработать... Возьмите меня летом на ваш остров?
Поедемте...проговорила Фаина, недоумевая, шутит он или нет.
Но он уже застыл, замерз, и ровно ничего нельзя было понять. Потом вгрызся в запятуюне на том будто бы месте... Фаина поспорила, сдалась. Вот тогда и пришла лаборантка.
Чудесный был деньнет, это уже был вечер. Никакого черного тумана, ему привиделось. Просто теперь уже рано темнеет... На чем строится счастье? На голосе, на обмолвке, на чем-то мелькнувшем так слабо?..
Совсем бы не идти домой в этот вечер, посидеть до утра на Тооме. Помечтать о его шутке... Пароход «Александр Невский» уходит на рассвете, но сна не будет и в помине. Всю дорогу они будут разговаривать, и на реке, и после, когда пароход плавно закачается в озере. Нет, лучше мы будем молчать, смотреть, как плывут зеленые берега...
Но как ни заманивала Фаину ночь, она все же направилась домой. Путешествие по озеру конченони зеленых берегов, ни свежего запаха воды, ни пышной пены за бортом. Однако осталось в памяти, и надолго.
Недалеко от общежития бродили косоротые личностине разобрать, знакомые Каи или другие... Идите, идите, подальше от наших ворот!..
В окне не виднелось света, значит, подруг нет дома. Кая тоже ушла?..
Но Кая, облокотившись, сидела у стола.
Что ты делаешь в темноте?окликнула ее Фаина, зажигая верхнюю лампу.
Погаси,тихо и хрипло сказала Кая.
Что? Еще что выдумаешь!
Погаси свет,повторила Кая.
Пожав плечами, Фаина повиновалась, комната снова затонула в синеватом сумраке.
А дальше?насмешливо спросила Фаина.Сесть мне тоже к столу и окаменеть?
Кая, не поворачивая головы, проговорила с усилием:
Подожди...
Фаина, вдруг испугавшись, подбежала к ней.
Что с тобой опять?..допытывалась она, обнимая Каю, гладя ее волосы, шею, худенькие руки.Тоскуешь? Или опять выдумки, морока какая-нибудь?..
Морока?..с ненавистью вскрикнула Кая.Нет, реальность!.. Слушай, Фаина... Никогда я не была о себе высокого мнения, но что я такая дрянь, этого я тоже не думала!
Кая, ты?.. Что с тобой?
Да, да, настоящая дрянь! Негодная девчонка, которой все равно, кто ее обнимает!Она заплакала тихо и горестно, повторяя почти беззвучно:И уже нет возврата, нет возврата...
Собрав все свое самообладание, Фаина пыталась утешить Каю, но в растерянности не находила ни слов, ни мыслей.
Кто же он?вырвалось у нее.
Зачем?.. Зачем ты спрашиваешь?..шептала Кая, прижимаясь мокрым теплым лицом к рукам Фаины.Это же и есть несчастье. Мне было все равно, кто...
Этот поганый мальчишка?в ужасе сказала Фаина.
Кая вдруг выпрямилась и проговорила зло и сухо:
Я тебе никого не назвала, и не смей больше спрашивать. Теперь ты знаешь, какая я. И мне легче, спасибо... Молчи, молчи! Больше не скажу ни слова.
24
На кафедре выдалось несколько на редкость тихих недель. Со стороны деканата прямо-таки веяло черемухой: будто не было ни статьи Асса, ни комиссий, ни жалоб и будто продекана Касимову взяли живой на небо. Никто не мешал работать.
Уже две субботы подряд Сильвия проверяла домашнее чтение. Дело это довольно скучное: просмотреть словарь, составленный студентом, прослушать по крайней мере страницу текста, перевод, пересказ.
На втором этаже у окна была площадка, где стоял стол и две скамьи. Не найдя свободной аудитории, Сильвия сегодня слушала студентов здесь. Отвечали монотонно, почти не мешая думать о своем. Да впрочем, и не о своем, все о них же... Вот эта маленькая болела с самого начала семестра, бледна, прозрачна, как яичная скорлупка; у этой уже есть семьяв сумке у нее книги, а в сетке крупа, макароны, стиральный порошок. Тот, высокий, с соколиным взглядом, тоже женился нынчена булке. Вообще на первых курсах замуж выходят девицы двух типов: или похожая на булку, или же костлявая, похожая на щуку. На булке женится самый красивый и самый умный на курсевот как этот сокол, а костлявая сама выбирает себе старосту или комсорга и до тех пор ходит за ним по пятам, пока тот не сдастся...
А Тейн на уроки не ходит. Трогать его она не будет; по правде говоря, им обоим нужен маленький перерыв...
Последний студент, наконец, окончил свое худосочное повествование и ушел. Отметив его фамилию птичкой, Сильвия посидела минутку, разглядывая исписанный и изрисованный стол. Это, кажется, карикатура на Эльснера: его очки и плюгавая фигурка, и две красавицы разрывают его пополамочевидно, Нина Васильевна и Касимова. А это, пожалуй, на нее, на товарища Реканди: ангелок с локонами бьет студента палкой. На нее ли? Да ведь узнала же себязначит, так...
Звонок, толпы врассыпную из всех аудиторий. Надо подождать еще немного. Вышел...
Алексей Павлович!
Он приблизился, улыбаясь и в то же время храня отчужденный вид. Сильвии понадобилась отчаянная смелость, чтобы сказать, да еще весело сказать:
Алексей Павлович, приходите сегодня часов в семь. У меня яблочный пирог к чаю...
День рождения?
Нет, нет, просто так... беспричинный яблочный пирог.
Гатеев помедлил, посмотрел на стол внимательно, а на нее вскользь и вдруг согласился с неожиданной даже живостью:
Очень люблю яблочный пирог. Непременно приду!
Сел рядом, рассматривая рисунки на столе.
«Очень люблю яблочный пиро-ог...»мысленно передразнила Сильвия, почему-то не испытывая радости от его согласия и уже сожалея о сказанном.
Студенческий фольклор... у вас на столах,усмехнулся он и прочитал:Курсовое собрание«Сорочинская ярмарка», двойка на весенней сессии«Майская ночь, или утопленница», академическая задолженность«Необыкновенное лето». А дальше что-то о Давиде Марковиче...
Обо мне?спросил голос за спиной у Сильвии.
Сильвия оглянулась. У лестницы стоял Давид Марковичкак всегда с блеском, но очень уж насмешливым. Казалось, даже огонек его папиросы поблескивает с насмешкой, не говоря о глазах, очках, улыбке.
Да, да, о вас,сказал Гатеев.Не интересуетесь? А я люблю узнать, каким я кажусь со стороны.Посмотрев на часы, он поднялся.Сильвия Александровна, улицу помню, а номер?
Семнадцатый, внизу, первая дверь слева,не без неловкости ответила Сильвия.
До свиданья... Вы остаетесь, Давид Маркович?
Давид Маркович остался.
Пачкают столы, архаровцы,проговорил он, опуская руку на стол. Сильвия внезапно заметила легкую дрожь его пальцев. «Не надо... ах, не надо»,подумала она, и он, точно услышав, убрал руку.У вас заочники, Сильвия Александровна?
Нет, свои. Домашнее чтение...
А я с заочниками третий день маюсь... Сон видел. Одна надела шляпку и стала уходить в землю, все глубже. Я потребовалснимите шляпу. Она сняла, а меня чуть с ног не сшибло: лезет из земли глокая куздра...
Какой же у нее вид, у куздры?засмеялась Сильвия.
Лучше не спрашивайте... Пойдемте?..
Дома Сильвия несколько раз вспоминала Давида Марковича, блеск его глаз, задрожавшую руку, и все повторяла про себя: не надо, ах не надо, Давид Маркович... Но тут же забывала о нем, радостно суетилась. Это хорошо, что не стала она придумывать дело или заделье, а просто позвалаприходите. И он согласился, придет. Успеть бы только...
Яблочный пирог удался на славу, подрумянился и не пригорел. В сияющий чайник налит кипятоктолько включить, сразу забурлит. Чай засыпан в фарфоровый чайник, его нужно сухим поставить на пар, чтобы листики расправились, а потом залить крутым кипятком и настаивать недолго, а то веником будет пахнуть... Так когда-то давно, в приморском поселке Ранна, он сам учил Сильвиюту Сильвию, навеки пропавшую, вместе с мотыльковым платьем, с кленами, с лодкой, с морем... Две чашки с голубым узором стоят на подносе под салфеткой.
В половине седьмого Сильвия надела светло-розовую блузку из тонкого шелка и серую шерстяную юбку. Блузка с короткими рукавами, летняя, а на дворе стужа. Но в комнате тепло, а розоватый шелк такой мягкий, матовый, от него душе теплее... Нарядилась? Смешно? Да, нарядилась для него, для Алексея Гатеева, и ничего не хочет скрывать ни от него, ни от себя.
После семи время начало растягиваться и сжиматься самым ненаучным образом. Спасаясь от тревожных мыслей, которые вдруг затолпились в голове, Сильвия включила телевизорбез звука, чтобы не пропустить звонок, но беззвучие наполнило экран призраками, раздражающими и бестолковыми. Как это люди могли смотреть немое кино?.. Она заглянула в программу, нет ли сегодня балета или хоккея. Нет, идет пьеса «Авария», и ясно, что переживания героев нельзя показать только при помощи рук и ног. Надо выключить...