Перед кинотеатром веселая очередь: «Семьдесят слов о любви», или что-то в этом роде... Какое легкомыслие! Еще недавно увлекались исключительно стряпухами на орбите.
Дома Ксения писала конспект, с устными комментариями: до каких пор ее будут поучать неучи? почему со студентами обращаются, как с подсудимыми?.. Весной у практикантов будут такие же дипломы, как у этих зазнаек. Убожество!
Кая явилась поздно вечером. У Фаины не было ни времени ни охоты говорить с ней. Почему она должна отвечать за взрослую девушку? Даже смешно разыгрывать мудрую наставницу. Пусть себе сидит на кровати и накручивает локоны на бигуди
27
Педагогические кошмары почти все на один лад. Сильвия не раз видела во сне, что она читает лекцию по математике и погибает от своего невежества, или же блуждает по лабиринту, не находя аудитории, или опаздывает, или даже превращается в расписание и чуть ли не висит на гвоздике. Студенты в таких снах тоже зыбкие: то светятся, то распадаются, то лежат на полу... Поэтому она, перешагнув порог аудитории, ощутила нечто похожее на испуг во сне: Лео Тейн сидел на приступочке вешалкина той, под которую ставят ботики, и играл на какой-то дудке. Он с немыслимой быстротой, тоже так, как бывает во сне, очутился на своем месте, а дудочкакажется, это была окаринаисчезла.
Прекрасное утреннее настроение Сильвии тоже исчезло: целый месяц не посещал уроков, теперь явился, обрадовал!
Ладно, пусть пишут сочинение: «Мой досуг». Для желающих есть и другая тема: «Мои друзья». Темы новизной не блещут, но ведь больше двух страничек не напишут они ни на какую тему, хоть убей.
Вельда Саар, разомлевшая от лени, сказала:
Как жаль! Я думала, будет беседа, специально готовилась.
Даже готовились?усомнилась преподавательница.
Ну да! Слышала, что на Тооме есть три грабителя. Нарочно пошла туда поздно вечером, чтобы было что рассказать.
И как же? Видели грабителей?
Видела. Но они не напали, так ничего и не случилось.
Кто-то засмеялся, другие не поддержали.
Начинайте писать, товарищи. Время идет.
Это локальное время,сказал Томсон,а если с большой скоростью отправиться на звезду Бетельгейзе, которая удалена от нашей аудитории на триста световых лет, то... Все, все, товарищ Реканди, я уже пишу!
Вот и чудесно, теперь можно сидеть спокойно и дожидаться плодов их вдохновения. Плоды будут сухие, сморщенные, жесткие.
Итак, Тейн опять здесь, и опять трудно на него не смотреть. На этом лице видывала она много гримас, ухмылок, личин. Сейчас они снятывыражение сосредоточенное. За что же она рассердилась на него, входя? Очевидно, по инерции.
Не пора ли задуматься над своим отношением к студентам. Она пока еще не брюзжит вслух, но мысли-то у нее почти всегда брюзгливые. А между тем в ее жизни произошла перемена, которая должна же отражаться на всем, и, если не отражается, то она, Сильвия, бедна духом и не способна меняться. Да, одно из двух: или она бедна духом, или... перемена незначительна.
Все прилежно царапают что-то. Вельда протирает глаза, Томсон тоже,боятся заснуть, что ли. Маленькая, кудрявая рядом с Вельдой беспрерывно сморкаетсявесь семестр в насморке, потому что немыслимо легко одета. Бедняжка хочет кого-то пленить... Каллас заглядывает в словарь, пусть. Тейн, слава богу, пишет... В углу кто-то икнул.
Очень радостно, что кончилась практика у пятикурсников. Эти здесь симпатичнее, хоть и икают.
Тейн закашлялся. Сильвия насторожилась. Нет, ничего, пишет... Есть там сейчас какая-нибудь живая мысль, за этим широким лбом, или только камушки перекатываются? Что-то слишком быстро бегает у него перов каждом слове будет ошибка...
Звонок, конец. У всех тетради, а Вельда принесла бумажку с зазубринами. На оборотной стороне рисунок: трое толстяков держат друг друга за руки. Рисунок забавный.
Это кто же у вас?
Грабители.
А почему такие толстые?
Давно не грабили.
Глаза у девицы веселые, мило шутиточевидно, здорова и больше не плачет в подвале. А смотреть на нее неприятно. Неверный, двусмысленный облик...
Так. Возьмите свою бумажку для хозяйственных надобностей. Какая же это контрольная работа...
Тейн подал свою тетрадь последним, засунул ее в середину стопки.
Надо идти домой, Вика ждет. Тоскует, как ни стараешься отвлечь ее от мыслей о матери... Который час? Еще можно заглянуть на кафедруАлексей Павлович, вероятно, там. Вероятно, вероятно... А почему бы ей не знать точно, придет он или нет? Неверный, двусмысленный облик жизни... Ах, не все ли равно! Может быть, это мещанские мечтызажить своим домком, укладывать мужу в портфель мочалку и полотенце, когда он собирается в баню. Сейчас она увидит его, если он еще на кафедре, и сомнения рассеются...
Он был там, спорил с Белецким. Споры у них часто, слишком часто.
Женщина знает житейские причины многих конфликтов,говорил Давид Маркович эпически, но далеко не эпическим тоном.Мужчина величественно отмахивается, но в конце концов садится именно в ту житейскую калошу, от которой остерегала его домовитая жена...
Позвольте, Давид Маркович,возражал Гатеев также не без горячности,во-первых, совершенно не доказано, что пресловутую статью писал Эльснер, это только догадка его домовитой жены, а во-вторых, непонятно, о какой калоше идет речь.
О той, в которую мы сели, любезный Алексей Павлович. Если причина конфликта на кафедре так проста, то мы все невероятные простаки. Подумать только: ревнивая бабенка заставляет своего хахаля написать статью, чтобы очернить соперницу. И что же? Ведутся заседания, возникают комиссии, хромает работа...
Именно так и есть,вмешалась Муся,я давно это говорю. Именно такова причина конфликта на кафедре.Она поднялась и захлопнула приоткрытую дверь.Нами вертит склочная бабенка.
Давид Маркович,сказал Гатеев, поморщившись от стука двери,мы с вами сейчас все время скользим и нас заносит на поворотах. Статья, кто бы ее ни писал, явление вторичное.
А что первично?спросила Сильвия.
Трусость,ответил Гатеев и усмехнулся:К вам, Сильвия Александровна, это ни в коей мере не относится!
А к кому относится?вспылил Давид Маркович.
Ко всем, ко всем, Давид Маркович, дорогой!нежно сказала ему Сильвия.Не сердитесь! Я вот считаю, что первичен первый курс, там Тамару Леонидовну и надо уничтожать, пока она еще в продеканы не пролезла.
Мудрить можно сколько угодно,возразила Муся.Первичное явление, вторичное явление... У нас это явление имеет имя, отчество и фамилию.
«Изредка встречающееся явление...»опять усмехнулся Гатеев.И будет оно встречаться, пока мы будем инертны и терпимы. В худшем смысле этого словатерпимы. Вы согласны, Давид Маркович, что нетерпимости на нашей кафедре нет? Если и есть, то только теоретически,возмущаемся в кулуарах.
Прежде чем переходить к практике, надо додумать все до конца,сказал Давид Маркович уже спокойнее.Рубить сплеча неразумно. Доказать, что Касимова вообще не должна работать в вузе, не так легко, как кажется. Прослушать одну-две лекциимало: не всякое начальство сразу схватывает суть дела. Читает она по бумажкам то, что выудила из книг, и редко излагает собственные концепции...
Я уже не раз слышала это, Давид Маркович,заметила Муся.
И я,коварно поддержала Сильвия, надевая пальто.
Куда вы спешите, Сильвия Александровна? Вика ждет?..спросил Гатеев, встав, чтобы помочь ей.
Да...
Одна минута близостисамой обыкновенной и схожей с вежливостью, но... Муся почему-то покраснела и застенчиво улыбнулась, а Давид Марковичнет, он ничем не выдал себя, он просто понял...
Что ж, давайте додумывать до конца, Давид Маркович,сказал Гатеев, снова садясь.Какой у вас план?.. Пойти к ректору?
Сильвия охотно осталась бы послушать, но сейчас пора было уже идти.
По дороге она все вспоминала, что такое задело ее лично в этом разговоре на кафедре? Какое-то неприятное слово... Уже подойдя к своей двери, вспомнила: «хахаль».
Вика встретила ее, сияя счастьем:
Тетя Сильвия! От мамы письмо! В субботу приедет, в субботу!..
Письмо было дикое, возмутительное. Мать писала девочке так, как пишут взрослому человеку. При этом страшный вздор:
«...Очень жалко, но мы не сможем устроиться
в Таллине. Инвалид капризен и требователен.
Как мужчина он не производит на меня никакого
впечатления. Здесь еще и две собаки, которых
нужно угощать овсянкой, и пегая кошка. Отравить
их он не соглашается...»
Вика, видимо привыкшая к подобным излияниям, весело читала вслух всю эту дребедень. Письмо кончалось обещанием приехать:
«Скажи тете Сильвии, что я приеду в субботу
днем.
Навещаешь ли Олимпия? Следи, чтобы он не
хамил, как его отец...»
Спрятав письмо в чемодан, Вика тотчас схватилась за пластилин. Каждый день на столе или на подоконнике появлялись фигурки, отражавшие настроение Вики: веселый заяцпятерка по арифметике, курица под зонтикомскучный дождь на дворе, ведьма с метлойза что-нибудь влетело в школе. А после первого письма от матери в кухне была обнаружена кастрюля с пляшущими человечками на крышке. Девочку нужно учить, способности необычайные... Но мама-то у нее сильно с придурью, жалко даже отдавать ей эту Вику.
Кончай, Вика. Пойдем обедать, и так поздно.
Сейчас!..шумно дыша, ответила Вика.
Через минуту Сильвия получила готовую работу. На подставке лежат кверху лапками две собаки и кошкаявно дохлые. Ага, понятно: отравленные. Но... боже мой, не отравлен ли и инвалид? Он тоже лежит, задрав хромую ногу...
Одевайся, Вика!
Пожалуй, лучше не расспрашивать и не уточнятьскорее забудется. Завтра или уже сегодня вечером пластилин будет смят, воплотятся менее кровожадные идеи... Ну и Вика!
Тетя Сильвия! Можно мне после обеда к Олимпию? У него наверно дырка на чулке, он ужасно несдержанный. Его надо осмотреть перед маминым приездом.
Пойдем вместе,сказала Сильвия.Осмотрим.
Вечером Сильвия села проверять сочинения. Тетрадь Тейна нарочно отыскала и отложила в сторонунапоследок.
Неинтересные тетради. Редко-редко блеснет капелька искренности: люблю отца, обидел друга, не хочу одиночества. Или неожиданное короткое признание: «Весной сердце становится сумасшедшим...» Это та, маленькая, с насморком... Один выдумал, что все его друзья умерлиподнялась же рука написать этакое...
А Томсон расшалился: «У меня много друзей, но еще больше начальников: тренер по футболу, она, которой я пою серенады, комендант ее общежитиячеловек немузыкальный и моя бабушка, которая приехала лечить зубы, но вместо этого занимается шпионажем. Всем им я обязан подчиняться, и они разрывают в клочки мой досуг».
Алекс тоже шутит: «Я бы рассказал вам, как я провожу свободное время, это очень-очень интересно, но у меня не хватает слов, я плохо знаю язык. Так что, пожалуйста, подождите».
У Калласа лаконизм и суровая правда: «По субботам хожу в баню...»
Вот и все. Осталась одна тетрадь. Написано довольно многокак это он успел?.. И тут же сразу Сильвия увидела, что Тейн пишет по-эстонски. Так вот в чем дело, так вот что...
Сильвия отложила ручку и в раздумье посмотрела на пластилинового Олимпия, стоявшего под лампой. Маленький, круглый и явно несдержанныйправой рукой на кого-то замахнулся... Скульптор давно спит, двенадцатый час.
Прочесть завтра? Было бы благоразумноедва ли полезно читать Тейна на ночь... Однако Сильвия знала, что прочтет все сейчас же.
«... Я не мог решить, которая тема лучше, поэтому пишу и о друзьях и о свободном времени.
Однажды в свободный вечер я очутился в шумном обществе, состоявшем из моих друзей. Играла музыка, танцевали. Но пришла плохая минута, и мне вдруг показалось, что это вовсе не мои друзья, а стаканы, бокалы, бутылкистеклянная посуда...»
Какая, однако, галиматья! Вычитал в сверхмодном романе!..
«Я схватил один бокал, ударил о пол и разбил вдребезги. Потом мне стало страшно, я наклонился, начал собирать осколки, пытаясь снова сложить их. И вот теперь все свободное время я стараюсь вернуть этим кусочкам стекла их прежнюю форму...»
Сильвия перевернула страничку. Нехитрая символика, но... по спине бегают мурашки. Вспоминается его предсмертно прибранная комната, неоконченное письмо на столе... Ну, что он еще понаписал?
«...К сожалению, времени у меня в обрезу нас много лекций и в высшей степени интересных уроков, вроде русского языка. На последних мы занимаемся высококачественным пересказом антихудожественного произведения братьев Бернацких, а также беседами о выеденном яйце...»
Нахальный мальчишка! Но разве она сама не говорила себе того же? Разница только в одномкогда говоришь сама, то тебя не бросает в жар и в холод...
«Итак, я думал, что с друзьями покончено, и далеко не сразу заметил, что у меня все же есть друг. Это надоедливый, неприятный друг, он вызывает ненависть. Натурально, меня он тоже ненавидит всей душой. Пробовал я отвязаться от него, всячески выводил его из терпения, но безуспешно.
Однажды этот надоеда вздумал явиться ко мне с визитом. Случилось это в такой вечер, когда осколки... впрочем, о них говорить не стоит. Словом, я не был расположен к приему гостей. Оба мы были в отвратительном настроении и начали ссориться. Я не выставил его за дверь, так как парадокс оставался парадоксом: он мой друг. На прощанье он ударил меня и ушел.
После его ухода я долго не мог прийти в себя. Я, не двигаясь, сидел у стола. Что-то изменилось вне меня. Не во мне, а в нормальной цепи причин и следствий. Должен, однако, сказать, что наша взаимная ненависть не исчезла».
Сильвия тоже сидела у стола, не двигаясь, и с трудом приходила в себя... Она ударила его? Жалостью? Возможно. Значит, он дожидался удобного случая, чтобы пустить в ход кулаки? Да, дерется и кусается.
Она усмехнулась, сердясь и почему-то торжествуя. Перечитала внимательно историю со стеклянной посудой. Что же его терзает?..
Подумав еще, она написала обычным четким почерком:
«Только мальчишки забавляются банальными аллегориями и кокетничают своими страданиями. Пора вести себя по-мужски. Может быть, ваши черепки склеятся лучше, если вы скажете человеку прямо, в чем вы раскаиваетесь и о чем сожалеете».
28
В субботу Сильвия, не задерживаясь на кафедре, поспешила домой. Вика, в берете, с шарфом на шее, сидела, как на вокзалерядом стоял чемодан с уложенными вещами.
Сильвия принялась за уборку комнаты. Девочка, обычно помогавшая ей, не двинулась с места. На коленях у нее лежала булка, обкусанная по краям, точно мышь грызла,так и не удалось отучить ее от этого.
Ты опять булку кругом обкусала, Вика. Что за гадость!
Совсем не гадость, мама позволяет. А потом можно сухарики сделать... Тетя Сильвия, вы леденцов не хотите?Вика, положив булку в чемодан, достала оттуда бумажку с липкими леденцами.Это я Олимпию купила, он утром на кухне у Шмидтов упал и бровь расшиб, а потом сел на пельмени, они были полотенцем покрыты, он не заметил...
«Надо было сказать Алексею, чтобы не приходил сегодня,думала Сильвия с леденцом во рту.Нина Васильевна начнет строить догадки. А впрочем, пусть...»
Мама ему обещала вязаные штаны привезти, но, я думаю, забудет,сказала Вика и поправила перед зеркалом узел шарфа.
Почему же забудет...рассеянно возразила Сильвия, стирая пыль с радиоприемника.
Разве у нее одно деловязаные штаны покупать. Во-первых, она научную работу делает... Хотите еще леденца?
В это время раздался звонок. Вика кинулась в переднюю, леденцы посыпались на пол. Сильвия не успела спрятать пыльную тряпку, как девочка уже втащила за руку Нину Васильевну.
Пойдем за Олимпием! Попрощайся, мама, с тетей Сильвией, и пойдем!радостно твердила Вика, хватая свой чемодан.
Погоди, погоди,остановила ее мать,успеем еще к Олимпию. Тетя Сильвия сначала расскажет, какие новости на кафедре... Вы знаете, так и не удалось мне найти квартиру. А жить с собаками и кошками я не согласилась, особенно имея в виду низменные наклонности их хозяина...
Вика, сдвинув брови, выслушала это и убежала:
Мама, я иду попрощаться с бабушкой, я там спала!..
Нина Васильевна, хорошо ли, что вы посвящаете Вику во все ваши дела?осторожно спросила Сильвия, когда гостья сняла пальто.