Речь свою Давид Маркович оборвал крутобыть может, решив, что сказано достаточно, быть может, сожалея, что дал себе волю. Пока он молчал и морщился, как от боли, Сильвия печально думала: «Не надо, не надо, Давид Маркович, нельзя...» И не сердилась на него за иносказания.
Выпьемте кофе, Давид Маркович?
Нет, спасибо.
Он посидел еще минуту молча. Сильвия попробовала заговорить о пустяках, чтобы ослабить натянутость, но он только помотал головой и встал тотчас же.
Пойду, Сильвия Александровна,коротко сказал он.
Сильвия проводила его до двери, опять борясь с желанием утешить его, взять за руку, погладить сухие блестящие волосы. Бороться было нелегко, невысказанное обожгло и ее.
Оставшись одна, Сильвия по привычке попыталась убедить себя, что ничего не произошло. Вечер как вечер. Завтра начнется новый день, который можно повернуть и так и иначе. Никто не умер и не заболел. Ничто еще не умерло.
32
Фаина и Ксения столкнулись с Тейном в узеньком переулке: они поднимались по горке вверх, он спускался. Здесь ему невозможно было притвориться, что он их не видит,пришлось поздороваться.
Хорош, очень хорош!воскликнула Ксения и, когда он хотел обойти ее сбоку, без церемонии схватила его за локоть.Нет, ты погоди, погоди, Лео! Мы старые знакомые! Нам нужна консультациямы вот идем бить окна в общежитии математиков. Объясни, как это дельце провернуть получше?
Оставьте меня в покое!со злостью проговорил Тейн.
Будь же справедлив, Лео! Мы тебя не беспокоили, наоборотэто ты бил стекла в нашем общежитии... Да подожди ты, успеешь! Я тебе скажу что-то очень для тебя интересное, век будешь жалеть, если не услышишь!
Фаина тоже вступила в разговор:
В самом деле, Лео, смешно тебе сердиться на насмы же с тобой не ссорились.
А зачем она издевается?Он пальцем показал на Ксению.Я не бил окон.
Окна ли, двери липо-моему, большой разницы нет,фыркнула Ксения.
Ксения, дай же человеку слово сказать!остановила ее Фаина.
Никаких слов я не собираюсь говорить, прощайте,отрезал Тейн, однако с места не двинулся.
Лео, я верю, что ты не бил стекол,поспешно сказала Фаина,это не в твоем стиле... Но почему висит приказ ректора?
Я был в этой компании,нехотя буркнул Тейн.
Ксения, с разгоревшимися глазами, не дав ему опомниться, скороговоркой выпалила:
А ты знаешь, что Кая при смерти, очень-очень больна?
Тейн весь сжался и побелел:
Что с ней?хрипло спросил он.Где она?
Пока дома. Иди сейчас же туда, дверь открыта.
Ты выдумываешь?..
А ты хотел бы, чтобы она вправду была при смерти?рассмеялась Ксения.Если уж на то пошло, я и не выдумываю: она хуже, чем при смерти... Слушай, Лео! Ты затхлый математик! Если бы ты прочел столько книг, сколько я, тебе стало бы ясно, что такие ссоры, как у тебя с Каей... Да не лезь на стену... Знаю я! Ты думаешь, что у тебя ссора особенная, необыкновенная и сам ты необыкновенный. Думай на здоровье, но выслушай! Самые банальные ссоры и недоразумения могут иметь банальные же, но очень печальные последствия, если с одной стороны упрямый козел, а с другойнежное творение, которое шатается от ветерка. Заруби себе на носу: Кая пропадет, станет уличной девкойиз-за тебя Молчи, не спорьиз-за тебя. Сейчас же ступай к ней! Мы с Фаиной уходим в кино. За это время, если у людей есть хоть крошка ума, можно выяснить любое недоразумение... А впрочем, делай, как хочешь! Прощай! Неси свое мужское достоинство и смотри не урони!..
Ксения потащила Фаину вперед.
Ну как, Фаинка? Погуляем или пойдем в «Экран»?
Пойдем, пожалуй, но... ты думаешь, он решится?
Не знаю. Ва-банк, ва-банк!захохотала Ксения.Если юноша ночью разбивает дверь и ломится в то общежитие, где живет его любимая, то...
Но он говоритне ломился.
Однако был в компании. А может, и ломился, может, наврал сейчас... Ох, если б можно было послушать, как они будут объясняться, эти двое набитых дураков!
А я бы не хотела слушать...раздумчиво сказала Фаина.
Тебе и не нужно... Так погуляем?
Нет, боюсь опять простудиться.
Ну, давай в кино... А ты, Фаинка, забавная была, когда болела. Столько наговорила, и все с выкрутасами...
Я не бредила.
Не бредила, но тормоза у тебя не работали. Мне теперь все ясно. Удивляюсь только...
Будь добренькая, Ксения, удивляйся про себя.
Ксения вдруг остановилась как вкопанная.
Слушай, Фаина! А ты не боишься, что он ее убьет? Он отчаявшийся, какой-то одичалый!
Что за фантазии!воскликнула Фаина... но в груди екнуло.Вернемся домой?
Да нет, не стоит. Он безоружный, а душитьполучится слишком по-оперному... Пошли в кино!
Когда вернулись из кино, Кая сидела у стола за работой. Глаза были красные; на лице выражалось только одно: не смейте задавать никаких вопросов!
Но когда ложились спать, Ксения не утерпела и вопрос задала:
Приходил сюда Тейн?
После долгой паузы Кая ответила ровным бесцветным голосом:
Да, приходил. Просил передать вам обеим, что женится на Вельде.
Утром Фаина тихонько оделась и вышла на улицу. Боже мой, тоненький золотой крайчик месяца на зеленом небе, и алые полосы!.. Зачем это разрешают? Ведь от этого можно повернуть совсем не к деканату, совсем в другую сторону!..
В деканате сонная лаборантка неохотно отыскала адрес. Фаина пошла по этому адресу пешком, хотя туда есть и автобус. Прикидывала в уме предстоящий разговор.
Противная какая у него дверь, и лестница темная, и звонка не видно. Она постучала, дверь приоткрылась.
Это ты, Кострова?изумленно и (показалось?) радостно спросил Тейн,Постой минутку, я оденусь.
Когда Фаина вошла, голос у Тейна был уже не радостный, а насмешливый:
Садись, добрая женщина! Ты принесла мне какие-нибудь новости?
Говори со мной по-человечески, Лео.
Могу.
И не ври, имей в виду, что я многое знаю. И еще имей в виду, что мужской психологии я не понимаюза тобой стоят целые века идиотских традиций. Ты их отбрось, пока мы разговариваем.
А ты отбрось предисловия,процедил Тейн.
Так вот. Это правда, что ты женишься на Вельде?
Ха-ха. А почему бы и не жениться? Или у тебя есть другая невеста на примете?
Это, по-твоему, человеческий разговор?
Он с усмешкой разглядывал свои пальцы. После молчания сказал:
Ну, допустим, я не женюсь на Вельде. А дальше что?
Фаина смутилась. Действительно, получается неумно, назойливо...
Ничего, могу только порадоваться за тебя,вымолвила она, наспех придумывая, как ей выпутываться дальше.
Тейн посмотрел на нее искоса.
Я понимаю твое затруднение, мудрая женщина,сказал он,и приду тебе на помощь. Но, не забудь, ректор прекратил со мной знакомство. Ты убеждена, что яэто блестящая партия для Каи?
Ты самая ужасная партия для всех, кроме Каи.
У меня даже работы нет.
Найдешь работу.
И у Каи будет счастливая жизнь? Вот этот кров,он показал на грязный потолок,гороховая похлебка и чудесный паренья.
Это единственный выход,сказала Фаина.Иначе...
Что иначе, мудрая женщина?
Иначе оба пропадете.
Благодарю тебя, мудрая женщина,высокопарно проговорил Тейн.Ты осветила мне путь. Я поступлю по твоему совету.
Вот несносный какой! Чего ты скалишься?
Почему же я несносный? Я принял твой совет и поблагодарил тебя от всей души. Сейчас я пойду искать работукуплю «Эдази» и посмотрю, не требуется ли кому недоучившийся математик. Найдя должность и получив первую же зарплату, я уведу Каю из вашей комнаты и поселю ее в этом очаровательном коттедже. Вельде скажу, что ты посоветовала мне не регистрироваться с ней. Ты довольна?
Очень!с сердцем сказала Фаина.Дальше я твои насмешки терпеть не намерена. Прощай!
До свиданья!..он встал и низко поклонился.Примерно через месяц я появлюсь в вашем общежитии с букетом.
Дома Фаина не застала уже ни Ксении, ни Каи. Завтракая, думала о поведении Тейна. Кое-что до него дошло, как он там ни кривлялся. Но боже упаси, чтоб она еще раз в жизни явилась к кому-нибудь с такой миссией! Все это отголоски нравоучительных повестейвечно кого-то спасают, то поодиночке, то целым коллективом. И никогда нет наиболее реального концане спасли!..
Она старательно переписала последнюю страницу дипломной. Что же написать перед последней-распоследней точкой? Пошутить на прощаньестащить один чужой абзац? Это будет единственный «элемент плагиата», как выразится Алексей Павлович, если заметит. Но нужно выбрать то, с чем сама накрепко согласна.
Фаина, улыбаясь, полистала журнал в синей обложке ислово в словопереписала несколько строк: «Двадцатый съезд положил начало оживлению и подъему всей нашей общественной науки. В дальнейшем предстоит внимательно разобраться в ворохе фольклорных публикаций, установить, что действительно принадлежит народной поэзии, а что относится к случайным опытам сказителей или является сознательной фальсификацией и несомненно должно быть исключено из поэтической летописи нашей эпохи».
Если Алексея Павловича нет сейчас на кафедре, она придет в другой раз. Они не виделись с того дня, когда... он позвонил ей. Как встретятся?..
Все изменилось за эту зимуи темноватый коридор, и истертая лестница, ведущая на второй этаж, к белой двери, за которой раньше гнездилась только официальная скука. Все осветлено радостью, надеждой, ожиданием.
Алексей Павлович был на кафедре. Радостная уверенность, с которой Фаина поднималась по лестнице, померкла при виде его лицасерого, с бескровными губами. Он тоже был болен?.. Посмотрел пристально, молча, как будто не узнавая. Кивнул, принимая рукопись.
Когда можно прийти?спросила Фаина.
Я вам позвоню,ответил он, и при этих словах мелькнула и погасла короткая искра.
На секунду Фаина зажмурилась от счастья. Однако же там были еще люди, и Сильвия Александровна смотрела на нее, тоже как будто не узнавая, чуть сдвинув брови.
До свиданья,сказала Фаина и вышла, поймав по дороге еще один пристальный взглядБелецкого. Этому-то, казалось бы, совсем незачем к ней приглядываться.
Она вернулась домой, упорно и упрямо не желая осознавать одну мысль. Стоит ее осознать, и она больше не даст покоя.
Прибрала к месту черновики. Все. Теперь впереди только экзамены, последние, государственные. Теперь сидеть за книгами и старыми конспектами... Сидит заяц и грызет осину. Горько тебе, заинька?.. Да, почему-то горько.
33
Сильвия, выправив кучу тетрадок, с улыбкой откинулась на спинку стула. Сегодня ясный, прозрачный день, сегодня ничто не тяготит душу; рассеялись все тайные обиды, из которых еще недавно можно было составить длинный список. Последняя обида была на прошлой неделе, когда Фаина Кострова принесла на кафедру свою дипломную. Алексей посмотрел на нее долгим взглядом, как будто после разлуки, как будто боясь новой разлуки, хотел запомнить ее лицо. Но, вероятно, это только показалось...
Сложив тетради ровными стопками, Сильвия вспомнила еще одну... не то чтобы обиду, а такнеприятную минуту. Слушали передачу по радио, что-то о любви, и Алексей сказал (к сожалению, она точно помнит его слова):
Настоящая любовь проста до странности: появляется человек, его узнаёшь сразу, как бы ни притворялся перед собой, что не узнаёшь, и начинает править жизнью, как бы ты ни притворялся, что сам правишь...
Относилось это к ней? О нет! Она его жизнью не правит.
Позвонить ему сейчас? У нее теперь есть телефон, красивый белый телефон; он сам хлопотал, чтобы провели; и не столько порадовал ее телефон, сколько хозяйственная эта забота.
Позвонить? Сразу будет легче, день опять станет прозрачным. Однако Сильвия не позвонила.
Через часок красивый белый телефон мягко зазвонил сам:
Сильвия, приходите сейчас же на кафедру!..
Кто говорит? Мария Андреевна? Что-что?..
Приходите на кафедру! Нина Васильевна уволена...
По дороге Сильвия успела сделать множество предположений, вплоть до самых нелепых. Потом начались какие-то нелепые встречи: с полубезумным видом несся куда-то доцент Эльснер, в расстегнутом пальто, макаронные ножки заплетались от быстроты; затем встретился нелепо веселый Тейнс чего бы, кажется, радоваться. Дальше пошло еще хуже: с крыльца деканата, как с цоколя, соскочила величественная музаТамара Леонидовна и помчалась по следам Эльснера, топая каблуками. Увидя Сильвию, она замедлила бег, пошла плавно, но пальто у нее было застегнуто наперекос, а шляпу она держала в руках...
В коридоре, по лестнице, ведущей в ректорат, пробежал декан Онти. Это неудивительно, он всегда бегает, но в цепи явлений и он показался предзнаменованием...
На кафедре было чадно: Давид Маркович прокурил все насквозь и сейчас зажигал зажженную уже папиросу. Нина Васильевна лежала на диване, бледная, с размазанной вокруг губ помадой. Муся сидела у телефона и кричала кому-то: алло, алло!
Что же случилось?спросила Сильвия, подходя к дивану.
Меня принудили уйти.
Давид Маркович нетерпеливо дернул плечом. Муся швырнула трубку.
Рассказывайте толком,сказала Сильвия, садясь в ногах у Нины Васильевны.
Разве это поможет?слабо откликнулась та, слизывая остатки помады.Никто и ничто мне не поможет... Она потребовала меня в деканат и говорит мне: «Лучше будет, если вы подадите заявление об уходе по собственному желанию. Почему бы вам, дорогая, не испробовать свои силы в средней школе?..» Я и подала, потому что иначе она выставила бы меня с плохой характеристикой. Тут и статья, и моя поездка в Таллин... Я подумала и согласилась.
Она подумала!Давид Маркович воздел руки.Она подумала!.. А теперь что прикажете с вами делать? По собственному желанию? Пожалуйста, отчего же не пойти навстречу вашему желанию!
Мне ничего другого не оставалось. Я хотела отложить на завтра, а она дала мне бумагу и говорит: «Пишите сейчас, потом поздно будет: у меня целый блокнот ваших промахов и нарушений дисциплины».
Муся потрясла головой:
Гипноз!
Давид Маркович, пыхнув дымом в ее сторону, сказал:
Пупок цаплин от всякого гипнозу пособляет! Почему она меня не гипнотизирует?
Это наивный вопрос,вздохнула Нина Васильевна,я не такой волевой человек, и я беспартийная.
Муся тоже вздохнула:
Одинокую женщину всегда легко обидеть, и обижают.
Давид Маркович рассердился:
Если одинокая женщина чирикает, как жареная утка, то, конечно, обижают!
Утка крякает,поправила его Муся.
Нина Васильевна, видимо задетая, села и начала расчесывать сбившиеся волосы.
Ну и ну,заметила Муся.Что, она вас за волосы таскала?
Вы меня извините, Нина Васильевна, но, право, я не ждал от вас такого малодушия. Разве я вам не говорил, что Касимова доживает у нас последние дни?
Вошел Гатеев. Рассказали и ему. У него потемнело лицо, и, как всегда в гневе, стал прерываться голос:
Это мы с вами, Давид Маркович, должны немедленно подать заявление об уходе. Если при нас могут происходить такие вещи, то мы... то мы на кафедре лишние... Угрозы? Запугивание? Я сейчас же потребую объяснений в деканате!
Не хочу я никаких объяснений,капризно сказала Нина Васильевна,я же буду выглядеть дурочкой, она мне револьвером не угрожала.
Давид Маркович явно хотел сказать что-то свирепое, но сдержался, только крепко почесал голову обеими руками.
В деканате сейчас никого нет, кроме секретаря,буркнул он, не глядя на Гатеева.Надо подождать.
А где наш великолепнейший Астаров?спросил Гатеев.Какую роль он выполняет в этой трагикомедии? Танцует на пуантах?
Пришел Саарман, неся громадный портфель, набитый учеными трудами. Ни на кого не обращая внимания, сел к столу, погрузился в портфель по шею, разыскивая нужное, а потом начал писать.
Явилась и Эльвира Петровна, в чудесном настроении, как всегда, когда пахло злодейством. Села за машинку.
Белецкий и Гатеев стали разговаривать вполголоса, кажется, решали, кому идти в деканат.