Девушки то и дело на ходу выпрыгивали из вагончиков в лес, рвали цветы и, хохоча, с охапками цветов, взбирались опять в вагончики. Так шумно и весело проехали несколько километров. Потом поезд вырвался из чащи в редкие перелески, среди которых серебрились озера, отражавшие небо, вершины деревьев. Эти озера образовались на месте размытых торфяных карьеров. На некоторых из них виднелись крошечные островки, горевшие изумрудной травой, огненными, белыми и голубыми цветами.
Соня, не отрывая сияющих глаз, смотрела на красивый ландшафт. Аржанов стоял возле нее у открытой двери вагончика. Она осторожно, чтобы не заметили подруги, прижалась к нему плечом, шепнула:
Как хорошо!
Нравится?
А тебе?
Да.
Я очень хотела бы погулять тут.
Еще погуляем. Лето только начинается. И покупаемся, и походим по этим островкам.
Поезд замедлил ход, фыркнул сердито. Пар беловатыми космами залетал в двери и быстро таял в золотисто-зеленом воздухе. Вагончики накатились друг на друга, звякнули и остановились сразу. Девушки со смехом, с громкими криками выпрыгнули в густую и влажную траву и бросились собирать яркие, пахучие цветы. Нарвав охапки цветов, они тут же сплели венки.
Девушки, девушки! позвал их инженер группы кранов. Милые, вы на работу приехали, а не на гулянье!
Верно, отозвалась Ольга, снимая с головы венок, и направилась к инженеру.
Дайте нам маленько поразмяться в хороводе! кричали они.
Ну и помощнички приехали! добродушно ворчал инженер.
Ольга и Даша смотрели на него и улыбались. Инженер был в такой же спецовке, как и торфяницы. Лицо у него некрасивое, но умное. Взглянув на Ольгу, он спросил:
Вы что, товарищ, горожанка?
Нет, я колхозница. Второй год на торфу работаю бригадиром, сказала Ольга. Прошу вас поставить меня на самую трудную работу.
На добыче не работали?
Нет.
Тогда пойдете такелажницей.
Я хотела карьерщицей.
Но вы ведь никогда не работали карьерщицей и, по всей вероятности, не представляете, что это за труд, сказал инженер и опять внимательно взглянул на нее.
Не представляю. Но я не отдыхать сюда приехала, тяжелой работы не боюсь.
Что же, согласился инженер, коли вы так хотите, то пожалуйста. Отправляйтесь в кладовую, там выдадут вам спецовку. Хорошенько оденьтесь.
А то что?
Да так, ничего, усмехнулся инженер и пояснил: Если плохо подберете и не приладите к своей фигуре спецовку, то порядком покупаетесь в торфяной жиже.
Ничего, улыбнулась Ольга, думаю, что меня никакая жижа не попортит. И она быстро направилась в кладовую.
«Да, подумал инженер, по всему видно, молодец».
А вы? обратился он к Соне.
С нею, с Олей, в карьер, ответила Соня.
И мы! подхватили вместе Глаша и Даша.
Нет, уж пусть Авдошина брандспойтщицей идет, сказал Аржанов: ему не хотелось, чтобы Соня общалась все время с Тарутиной.
Вы кто будете ей? спросил инженер.
Щеки Сони зарделись. Аржанов грубовато ответил:
Да так, просто знакомый.
Так не вам, а ей работать придется, пусть сама и выбирает.
Она не знает этой работы.
Почему вы так думаете? Соня вскинула черные сердитые глаза на Аржанова и твердо заявила: Знаю теоретически.
А-а! протянул инженер и улыбнулся. Ну, так ладно, пусть будет так, как сказал он. Значит, брандспойтщицей? Отлично! Возьмите спецовку и рукавицы в кладовой. Без рукавиц мозоли набьете скоро
Соня ушла.
Направив Кузнецову и Волкову вслед за Тарутиной карьерщицами, инженер обратился к Аржанову:
А вы кто по специальности?
Гидротехник.
Имеете диплом?
Имею, но не захватил с собою.
Практику?
Только на разливе.
Но с теорией знакомы?
По курсу.
Ну, это ничего, покажем, подсобим. Практика дело наживное Все теперь надо на ходу делать, учиться на производстве.
Постараюсь, товарищ инженер, скоро освоить.
Вот и отлично! Для начала назначаю вас дежурным по смене, а там видно будет. Впрочем, попутно поручу вам работу подрывника. У нас не хватает на этом деле одного человека. Согласны?
Да, ответил Аржанов.
Он был очень доволен результатами разговора с инженером и, отойдя от него, стал разъяснять торфяницам его указания по работе смены.
Ольга и ее подруги Даша, Соня и Глаша вышли из кладовой, одетые в особые спецовки и направились к карьеру.
Оделись? Вот и отлично! приветливо встретил их инженер и стал объяснять, как надо вести себя в карьере, что делать.
Девушки внимательно слушали его, осматривались кругом, стараясь понять технологию производственного процесса.
Солнце было уже высоко. Беловатые облака, казалось, не плыли, стояли на месте и медленно таяли. Золотистая голубизна была до того прозрачна и бесконечна, что было больно смотреть на нее. Большая равнина, имевшая форму правильного квадрата, была расчищена от леса. По краям ее стояли стенами деревья березы, осины, сосны и ели. В разных направлениях равнину пересекали водоснабжающие канавы и канавы осушительные, в которые стекала грунтовая вода из торфяных залежей. Эти залежи торфа были покрыты густой травой, изумрудно сверкавшей под лучами солнца. За ними штабеля леса и хвороста. Одна сторона, расчищенного квадрата подходила к низине, к действующим карьерам. Дальше в этой же низине лежали кладбища размытых пней, а еще дальше сверкали озера брошенных карьеров.
Вдоль обрыва площадки, в карьерах, в отдалении друг от друга стояли торфососные краны. Они напоминали чудовищ-слонов, опускали тупоносые хоботы в карьеры, жадно, с шипением вбирали торфяную густую жижу в себя, а потом с шумом подавали ее через свое брюхо в железные трубы, тянувшиеся через поля сушки на десятки километров. По сторонам кранов фронтом к карьерам стояли брандспойты. Девушки, держась обеими руками за ручки, направляли их острые носы на рыхлый пласт торфяной залежи. Из брандспойтов, под могучим напором, с шипением вырывались струи воды; вздымая каскады брызг, они впивались в толщу торфяного пласта, буравили, поднимали, рвали его на куски, раскидывали по сторонам вместе с корнями деревьев, сучьями и щепой.
Взгляд Ольги задержался на одной брандспойтщице, работавшей недалеко от нее. Струя из брандспойта попала на пень, яростно зарокотала и поднялась гигантским фонтаном, который, отражая лучи солнца, как бы переливался то золотым, то розовым, то голубым пламенем. Девушка перевела нос брандспойта немножко в сторону от размытого пня, и водяная струя яростно вонзилась в край площадки, оторвала от нее десятки тонн торфяного пласта. Этот пласт с шумом и гулом обрушился в карьер. Брандспойтщица тут же направила струю на упавшую глыбу, и она быстро превратилась в буро-желтую жижу. Две карьерщицы неуклюже бродили в этой бурлящей и пенистой жиже, ногами и руками задерживали пни, обломки бревен, сучья и щепу, чтобы они не попали в хобот торфососа. Девушки выбрасывали этот задержанный хлам на берег карьера.
Закончив объяснения, инженер сказал:
Теперь вы видите, что труднее этой работы нет на торфу. Правда, карьерщикам выдаются премии мануфактура и усиленное питание. Но им, бедным, крепко достается. Впрочем, не пугайтесь, поспешил он добавить. Работа карьерщицы несложная. Тяжелая, но не сложная, подчеркнул он. Нужно только работать добросовестно. Сила у вас, видимо, есть.
Ольга смутилась и сказал:
Не пугаюсь. Не из пугливых я, товарищ инженер, и сила имеется.
И внимательны, как я вижу. Внимание важно в этой работе. Да, да, чтобы не подпустить хлам к торфососу. Попадет хлам произойдет авария, простои уже серьезно пояснил инженер. Заметьте, девушка, что ни аварий, ни простоев на моих кранах ни в прошлом сезоне, ни в этом не было Он заглянул доверчиво в глаза Ольге, как бы спрашивая взглядом: «А ну, что вы скажете на это?»
Думаю, товарищ инженер, справлюсь, ответила уверенно Тарутина. Ведь я сама напросилась на эту работу.
Ну и отлично! Тогда можете спускаться в карьер. В нем не глубоко, не бойтесь. Шагайте ощупью по дну, ощупывайте ногами иначе можете запнуться за корни, упасть и искупаться в жиже.
Ольга спустилась в карьер. Карьерщицы встретили ее шутками и прибаутками:
Привет, русалочке-выручалочке!
Бойся водяных! Их в этом карьере много! Так, ерники, и хватают за ноги!
Ольга сразу почувствовала себя в родной семье девушек-торфяниц. Она осторожно, внимательно ступала ногами по дну, ловила корни, щепу и обломки бревен и выбрасывала их на берег. Спецовка не пропускала воды, но холодила тело. Хобот крана шипел, хлюпал и урчал, вбирая жидкую торфяную массу. Это стальное животное, напоминавшее слона, было ненасытно до ужаса. Ольга оглянулась инженер стоял на месте и наблюдал за ее работой. Он приветливо улыбался ей и кивал головой.
Вот и отлично!
Инженер подошел к Соне и, разглядывая ее, сказал:
А теперь я покажу вам, как надо управлять брандспойтом.
Соня выпрямилась и широко открытыми, чуть испуганными черными глазами взглянула на кряжистого, с с некрасивым лицом человека.
Я слушаю, товарищ инженер.
Ваше дело немножко похитрее, чем вашей подруги. В этом деле надо больше напряжения и внимания, чтобы струей не ударить в карьерщицу. Ударите в нее убьете, сразу насмерть. По торфососу тоже не бейте. А самое главное не намывайте песку в карьер, подчеркнул инженер, иначе торфосос заглотает его вместе с гидромассой, погонит по трубам на поля сушки. С полей уберут не торф, а песок и подадут его на электростанцию. За такую услугу стране нас не погладят по головке. Так-то вот, черноглазая! Давайте становитесь! Да, позвольте спросить, вы не сестра Тарутиной?
Нет, а что?
Так. Вы очень похожи на нее, проговорил инженер и покраснел.
Соня взялась за ручки, круто приподняла брандспойт, направила струю. Струя почти прямо ударила в пласт, и он затрясся, задрожал, треснул и пополз. Брызги воды с шипением поднялись из его трещин и засверкали разноцветными огнями на солнце.
Вот так-то и не годится делать. Вы прямо вниз направили струю, строго сказал инженер. Так вы доберетесь до песчаного слоя и намоете песку в карьер. Надо вот так орудовать, плавно. Инженер слегка нажал на ручку, и струя со страшной силой подняла пласт торфа и, разламывая его на части, размывая в кашицу, сбросила в карьер. А корни подмывайте вот так. И он показал, как надо подмывать. Когда размоете вокруг них, тогда девушки крючками вытащат их наверх и они не попадут в карьер. Да и подруге вашей, карьерщице, будет легче. Поняли?
Соня кивнула головой и, напряженно сжимая ручку брандспойта, стала более спокойно направлять струю. Массы торфа ворочались под струей, ломались и с шипением срывались с кручи.
Пойдет, пойдет, не робейте! бросил ободряюще инженер.
По его сияющим темным глазам и ласковой улыбке Соня поняла, что он верит в нее.
«Не девушки, а чудо! направляясь к другим кранам, размышлял инженер. Как они внимательно, как быстро овладевают новыми специальностями! О, с такими девушками мы быстро поднимем добычу!»
ГЛАВА ПЯТАЯ
Долгунов сидел в кабинете Нила Ивановича, с которым он только что прочел длинный приказ Наркомата электростанций. На его продолговатом выбритом лице не было ни испуга, ни раздражительности от строгих распоряжений наркомата. Что же касается Нила Ивановича, то он, прочитав эти распоряжения, чрезвычайно расстроился, и казалось, вот-вот взорвется от гнева на самого себя.
Черт меня побери! ударил он ладонью по столу. Как это я поддался на удочку Завьялова и Казенова? Дал почти триста девушек на добычу! Он взглянул покрасневшими от недосыпания глазами на парторга и еще раз хлопнул ладонью по столу. А все ты, Емельян Матвеевич, виноват!
Я виноват? очнулся от размышлений Долгунов. Не считаю себя виноватым.
Не считаешь? Хочешь свалить вину за невыполнение плана на меня? вспылил Нил Иванович. Я так и знал. Мне, значит, идти под суд, а вы все в стороне. А разве я не говорил, что у нас не хватит рабочей силы, что снимать торфяниц на добычу нельзя, что Нил Иванович задохнулся и перевел дух. И ты это положение хорошо знал, а меня не поддержал
А что я мог тогда сделать?
Возражать, возражать, дорогой мой, как возражал я! Возражать и точка! воскликнул Нил Иванович и снова схватился за приказ. А теперь, видишь, как пишет замнаркома! Если в ближайшую пятидневку не выправим положение, дадут нам по шее.
Надо подумать, Нил Иванович, спокойно сказал Долгунов.
Думай не думай, а пороху не выдумаешь, возразил Нил Иванович. От нашей думки людей у нас не прибавится. Да-да!
Посмотреть надо, Нил Иванович, посоветовал Долгунов. Людей, может, и не прибавится, а производительность повысить можно. Особенно на поле Волдырина. У нас есть не выполняющие планов торфяницы и даже целые бригады. Надо устроить общее собрание, постараться раскачать отстающих. Девушки у нас хорошие, поймут
Знаю, что поймут, вздохнул Нил Иванович. Девушки и так напрягаются. Но пойми и ты, Емельян Матвеевич, что с одного вола десять шкур не снимают.
Соберем сначала актив, предложил Долгунов, техников, комсомольцев, бригадиров, партийцев. Поговорим с ними по-настоящему. Уверен, что наши передовые люди помогут и наш участок выйдет из прорыва.
Придется так и сделать, проговорил Нил Иванович. Но что это даст нам?
Как что? удивился Долгунов. Поднимем выработку отстающих торфяниц и бригад.
Ох, горе горькое! воскликнул Нил Иванович. Как это я, опытный торфяник, допустил, что Казенов и Завьялов выклянчили у меня рабочих! Он помолчал, побарабанил короткими пальцами по столу, предложил: Чтобы не рассуждать голословно, давай прикинем на карандаш.
Начальник участка и парторг достали блокноты и стали производить подсчет. Наступило молчание. В тишине кабинета тикали часы, жужжали на запыленных стеклах окон мухи, шуршала крыльями бабочка, шуршали карандаши по бумаге. Нил Иванович и Емельян Матвеевич старательно ставили цифры, подсчитывали, зачеркивали, снова ставили цифры и подсчитывали.
Какая-то девушка с острым, птичьим носом заглянула в дверь и, увидав сердитые и сосредоточенные лица руководителей, тут же скрылась. Ни Нил Иванович, ни Емельян Матвеевич, занятые цифрами, не обратили на нее никакого внимания, не слыхали даже стука двери. Начальник участка взял с подоконника счеты и медленно, шевеля серыми густыми усами, стал щелкать косточками. Положил налево счетов несколько косточек, поглядел со вздохом на них и записал. Сбросил косточки направо, потом опять стал, уже быстрее, класть их налево. Потом, уже не записывая положенные налево косточки, резко смахнул их направо с такой силой, что парторг Долгунов испуганно вскинул глаза от блокнота и покачал головой.
Ты что? спросил, недоумевая, Нил Иванович. Сколько у тебя получилось?
По моим подсчетам, если мы проведем намеченные мероприятия, можем найти не менее десяти процентов недостающей нам рабочей силы, сказал Долгунов.
Ну, батенька, хватил! возразил Нил Иванович. При самых благоприятных, условиях и то не получится больше семи.
А я говорю, что не меньше десяти.
Утверждаю, что не больше семи.
Допустим, что только семь. Но и это неплохо!
Нил Иванович согласился:
Конечно, что и говорить! Нам, как ты знаешь, не хватает тридцать пять процентов. Десять, допустим, мы уже нашли, хотя я и сомневаюсь. А где мы возьмем еще двадцать пять?
Не знаю. Как говорят, дело мастера боится.
Это легко сказать, а сделать мастеру не под силу, откидываясь к спинке стула, проговорил Нил Иванович и ладонью спугнул муху с лысины.
Надо поднатужиться, поджаться кое-где, найти кое-какие резервы. Оно, глядишь, и получится
Когда слушаю тебя, Емельян Матвеевич, кажется, что я мед пью, горько рассмеялся Нил Иванович. Так выкладывай свои соображения.
Подсобных рабочих на поселке можно подсократить.
Раз!
Домохозяек привлечь в порядке добровольчества на пять-шесть дней.
Допустим, почесав за ухом, неуверенно сказал Нил Иванович. Два!
Воду должны носить не обязательно здоровые девушки.
Хотя сомневаюсь, но допустим. Три!
Почему сомневаетесь?
Где же это видно, чтобы больные воду носили?