Откуда вы, товарищ инженер, таких пескарей набрали? кивнув на рабочих, спросил с досадой и разочарованием Нил Иванович. Они же ничегошеньки не сделают. Ох, беда! Ну и слесаречки!
Недавно присланы из школы, ремесленники. Подучили малость Учим прямо на процессах, ответил инженер. Да, вряд ли они справятся с этим ремонтом. А где взять хороших слесарей? Со станции не дадут
Да-а! протянул Нил Иванович. А если станция и даст, то рабочие не скоро приедут А ведь вам, наверно, каждый час дорог Он покачал головой, еще раз укоризненно поглядел на аварийных рабочих, снял кепку и почесал лысину. Потом загадочно улыбнулся и глянул в лицо Долгунову. А что, Емельян Матвеевич, не тряхнуть ли нам стариной? Ведь мы старые слесаря.
И я думал об этом, отозвался Долгунов. Давай, давай, Нил Иванович!
А то! воскликнул Нил Иванович, оживляясь. Парторг и начальник участка сбросили плащи, засучили рукава и подошли к торфососу.
Лузанов, поглядев на них, ухмыльнулся в длинные усы.
А я, мастера, по-вашему, лыком, что ли, шит? Я тоже кое-что делать умею! И он, подобрав себе инструмент, необходимый в работе, присоединился к ним.
Когда инженер и Аржанов поднесли запасные части, работа уже была в разгаре. Утром на место аварии приехал Казенов к его приезду торфосос уже был собран. При нем его стали опробовать. Агрегат заработал.
* * *
Прошло три дня. На добыче опять произошла авария взорвался еще один торфососный кран. Экспертная комиссия, как и в первом случае, не могла обнаружить виновников взрыва. Следственные органы также не напали на следы преступника. Как экспертная комиссия, так и следственные органы пришли к заключению, что этот взрыв, как и первый, произошел от случайно попавшего в карьер патрона взрывчатки, в результате халатности лиц, которым поручено хранение ее.
Ольга и Даша отделались легко: пролежали три дня, а на четвертый вышли на работу, опять в карьер. От девушек они узнали, что вследствие дождливой погоды трест перебросил пятьсот торфяниц с фрезера на участок Нила Ивановича. Это известие обрадовало их, и они очень пожалели о том, что не соревнуются с другими бригадами на кладке змеек.
Работают торфяницы хорошо, но еще ни одна бригада не стала пятисотницей, сказала Глаша, а только лучшие дают три нормы. Наши бригады не побеждены.
Если бы не вторая авария на кране, сказала Ольга, так и мы бы денька через три вернулись с добычи на свой участок, а теперь, видно, пробудем тут еще с неделю.
Девушки надели спецовки и отправились заступать смену.
Солнце село, и синяя прозрачная мгла повисла над землей. Когда они спустились в карьер, было уже совсем темно. Ночь незаметно надвинулась, почти черная синева расцвела мелкими и крупными, красными и зеленоватыми звездами. До слуха девушек донесся резкий вой сирены.
«Тревога», подумала Ольга.
Работа кранов остановилась. Фонари мгновенно погасли. Наступила напряженная, жуткая тишина. Ольга и Даша, волнуясь, выбрались из карьера, отбежали шагов на триста и легли в густую, влажную траву, пахнущую сладковатой прелью и недавно зацветшими ландышами.
Соня не решалась бежать от крана, прижалась к боковой наружной стене будки у окна. На западе, над лесом, заискрились трассирующие пули; то и дело взлетали в синеву неба и пропадали там. До слуха Сони донесся глухой, прерывистый вой моторов это летели немецкие самолеты. Зенитки открыли по ним стрельбу. Красные шапки взрывов заплясали в небе. Зашумели жалобно вершины леса. Беловатые полосы прожекторов метнулись навстречу хищникам. Рокот самолетов стал слышнее. Соне хотелось пить, она вспомнила о бутылке с молоком и хотела войти в электроосветительную будку, у окна которой она стояла, взять молоко и напиться. Не успела она сделать и шага, как на кранах вспыхнули огни. За дверью будки она увидела руку, которая скользнула с рубильника и исчезла. Соня замерла на месте, сердце усиленно забилось.
Федька? Он! прошептали губы. Его рука
Придя в себя, она бросилась в будку и выключила свет. Над карьерами что-то пронеслось с нарастающим визгом. Соня закрыла лицо руками. Дух захватило не то от страха, не то оттого, что поймала Федьку на месте преступления. Не успела она лечь на землю, как грохнуло сразу несколько взрывов. Соня зацепилась за что-то, упала и громко зарыдала. Когда она поднялась, стояла тишина, мотористки находились у крана, Ольга и Даша у края карьера. Было темно. Пулеметы и зенитки молчали. В воздухе повеяло неприятно-приторной теплотой. Самолетов не было слышно, только щупальца прожекторов шарили в небе. Они то бросались в одну сторону, то в другую, то взлетали еще выше и, делая круги, исчезали в синеве. Потом и прожекторы погасли. Перед Соней стоял Аржанов, он словно вылез из-под земли. Она вздрогнула при виде его, спросила:
Федя, ты был там?
Где там? настораживаясь, прошипел Аржанов.
В будке Огонь
Сумасшедшая! Заткнись! Подумала, что ты говоришь?! И он, сверкнув глазами, замахнулся на девушку.
Соня, увидев, как в его руке блеснуло лезвие, зажмурилась и сжалась в комочек. Она до того испугалась, что у нее подломились ноги. Она не помнила, сколько простояла на коленях с закрытыми глазами, в страхе, в ожидании смерти. Аржанов грубо, срывающимся голосом обратился к ней.
Дурища, вставай, еще простудишься на болоте!
Он схватил Соню под руки, помог подняться, а потом вдруг, прижав ее голову к своей груди, стал целовать. Соня застонала, что-то пробормотала, слабо отбиваясь от него. Аржанов зорко поглядел на нее, подумал: «Любит, да и глуповата немного. Все же надо быть осторожнее с нею. Эта девка, пожалуй, может и выдать, не пожалеет». Он слабо улыбнулся и сказал, заглядывая ей в глаза:
Соня, теперь пойдем. И, толкнув ее вперед, пошел за нею.
Подумав, он ласково заговорил:
Ты просто испугалась бомбежки и тебе черт знает что померещилось от страха. Впрочем, это со многими трусихами бывает. Не правда ли?
Я не трусиха, сухо возразила Соня и, пряча от него глаза, прибавила: Мне так показалось. Может, я и ошиблась.
Вот видишь! подхватил Аржанов. Конечно, ошиблась! Но оставим этот глупый разговор.
Соня молчала.
Завтра выходной. Может быть, пойдем погулять вместе? начал Аржанов. Помнишь, когда мы ехали сюда из поселка, ты хотела погулять на островах? Махнем на них, а?
Как хочешь, мне все равно.
Вот так штука! воскликнул Аржанов, стараясь заглянуть в глаза девушке. Я с тобой советуюсь, как с другом, а ты надула губы и отвечаешь так, будто я для тебя ничто.
Аржанов обнял девушку, привлек к себе и, запрокинув ее голову, стал целовать бледное лицо. Соня не сопротивлялась.
Никто не придал серьезного значения тому, что произошло во время налета немецких самолетов. Об этом только поговорили и скоро забыли. Соня же сильно изменилась после этой ночи. Мысли об Аржанове терзали ее сердце, не давали покоя.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Бригады вернулись с добычи на поля участка. Погода наступила ясная, и пятьсот торфяниц-фрезерниц уехали с полей участка Нила Ивановича на свое предприятие.
План кладки змеек находился еще в прорыве. Особенно сильно отставал Волдырин; он и в дни производственного подъема ничего не делал для того, чтобы улучшить состояние своего поля, ускорить процесс сушки торфа.
Нил Иванович и Долгунов решили послать на поле Волдырина лучшие бригады. Посылая их туда, они думали, что Тарутина, Кузнецова и Лукачева не только увлекут своим энтузиазмом отстающие бригады, но и раскачают самого Волдырина, заставят его принять действенные меры для повышения производительности труда на своем поле.
В первый же день работы на участке Волдырина бригады Ольги, Даши и Кати еще до солнца вышли в поле, но долго сидели без дела. Только через час пришли техники и начали отмерять нормы. Самого начальника поля нигде не было видно. Когда бригады приступили к работе, Ольга, как опытный бригадир, сразу увидела, что поле Волдырина страшно запущено и, кроме того, на нем нет никакого порядка в управлении производственными процессами. Ольга еще раньше, работая на поле Барсукова, знала, что у Волдырина бригады не прикреплены к определенным техникам: один день они трудятся на кладке змеек, другой на цапковке, третий на клетках. Не успеет бригада приноровиться к одной специальности, как ее перебрасывают на другие. Несуразные эти переброски с одного процесса на другой приводили к тому, что техник не знал своих торфяниц, их навыков в работе и, естественно, не мог влиять на производительность труда подчиненных ему бригад. Бригады же, в свою очередь, переходя от одного техника к другому, не специализировались на определенных процессах, не могли сразу усвоить требования техников, работали кое-как, лишь бы день прошел. Тарутина поняла, что если производственный процесс не будет перестроен, то она, Даша и Катя не выведут поле Волдырина из прорыва, а передовая бригада потеряет почетное знамя первенства.
Позора этого я не могу допустить! твердо заявила своим девушкам Ольга. Буду решительно говорить с Волдыриным, как только он придет на поле.
С тяжелым чувством смотрела Ольга на подруг, думая о Волдырине, о хаосе на его поле, не выходившем из прорыва, о своей бригаде, которая может потерять почетное знамя. Девушки, не разгибаясь, отрывали сырые, разваливающиеся куски торфа, с трудом укладывали их змейками в месиво грязи. Захламленные и заросшие травой и кустами канавы не собирали воду, они не прочищались после разлива гидромассы на карты. Торф подсыхал плохо, да и не мог хорошо сохнуть на грязи.
Прошел обед, торфяницы снова встали на работу, а Волдырина все еще не было видно на поле.
«Придется вечером идти к нему. Может, он ходит по другим картам, а на нашу не хочет и заглядывать», подумала Ольга, вспомнив, как она с подругами выбросила начальника поля из теплушки под откос.
А вон и Волдырин катит! воскликнула Сима, выпрямляясь и заправляя выбившиеся косички под край белой панамки. Нам скоро с поля, а он на поле. Вот это начальничек!
Девушки засмеялись и, взглянув на приближающегося Волдырина, нахмурились и принялись за дело. Он быстро шел по трубам. Поравнявшись с картами своего поля, он спрыгнул с труб и повернул к бригаде Тарутиной. Ольга пошла к нему навстречу ей не хотелось говорить с ним в присутствии девушек. Она встретила его на бровке и поздоровалась с ним. Волдырин остановился и с приятным удивлением подумал: «Ага, и Тарутина становится почтительной, как только я стал для нее начальником!»
Ольга, поглаживая ладонью вершинки порослей осинника, мягко сказала ему:
Петр Глебович, мне надо поговорить с вами, и серьезно.
Пора, давно пора, Тарутина! весело ухмыльнулся Волдырин. Я думаю, вы теперь отдадите мне те денежки, что взяли у меня в теплушке. Помните, а?
Помню. Но разве вы не знаете, что эти деньги, ровно сорок тысяч, девушки внесли на танковую колонну от вашего имени? Вы должны такой честью гордиться, серьезно, без улыбки, ответила Ольга. Сейчас я хочу говорить с вами о деле.
Сейчас вы, Тарутина, обязаны работать! сразу рассердившись, прошипел Волдырин.
Ольга взглянула на него. Черный пиджак был застегнут только на верхнюю пуговицу. Картуз сидел на голове не прямо, а козырьком набок. Нос был красен, изо рта пахло перегаром.
Нет, нам надо сейчас поговорить. Вы знаете, что мы посланы на ваше поле для ликвидации прорыва
Вот и ликвидируйте!
Петр Глебович, у меня есть предложения.
Я не желаю слушать их!
Тогда не обижайтесь, если я сегодня же пойду к Нилу Ивановичу и Долгунову, волнуясь, предупредила Ольга. Я могла бы пойти к ним и вчера, но решила не обходить начальника поля.
Говорите, сердито буркнул Волдырин, я слушаю вас.
Вы знаете, Петр Глебович, что карты держат воду. Надо прочистить канавы и
Слышал не раз! резко оборвал Волдырин. Не время заниматься чисткой канав! Не буду! Давайте дальше!
Почему вы, Петр Глебович, не проскородили осенью поверхность карт? Если бы это сделали, то гидромасса быстрее подсыхала
Хе-хе! А где я вам тракторы возьму? Кто их даст во время войны?
Начальники других полей нашли.
Волдырин сдвинул картуз на затылок, почесал за ухом и сказал насмешливо:
Они счастливые, а я несчастный, вот только поэтому и не дали тракторов на мое поле.
Валики на бровках сделаны отвратительно. Надо бы проверять работу бровщиц.
Чем же они, позвольте спросить, плохи?
А то хороши? Если бы были хороши, так хлам не завалил бы канавы и на картах не было бы столько грязи. Девушки обезручели на вашем поле. Одно удовольствие работать у Барсукова или Морозова Выработка большая, и руки не болят, торф сухой получается, в руках звенит. А на вашем поле грязь одну таскают. Какое это топливо? Срам один! проговорила с волнением Ольга.
Ищите другого начальника. Кто вас держит на моем поле, если оно вам не нравится! огрызнулся Волдырин, и его оловянные глаза сердито блеснули.
Послали к вам, значит, должна работать, возразила Ольга и стала еще резче критиковать его.
Волдырин улыбался и зло отшучивался, но уйти не решался, так как в душе трусил перед нею.
Ну, крой, крой, Тарутина! Все равно нынче тучек не будет! А гром, как известно, не грянет с ясного неба. Хе-хе!
Для вас, пожалуй, скоро грянет, если так будете пьянствовать, да спать до обеда, да
А вам-то что за забота? Вы мне не жена, не любовница, гаденько рассмеялся Волдырин и, закатив глаза под лоб, стал глядеть на небо, на редкие, беловатые, с желтыми краями, обращенными к солнцу, облака.
Как что? возмутилась Ольга. Техники ваши, да и вы сами должны пораньше вставать и выходить в поле, вот что! Неужели вы не видите, что благодаря вашим запаздываниям бригады часами простаивают без дела?!
Что еще? Что еще? поддразнил Волдырин.
Не беспокойтесь, есть еще! Вот, например, на полях Барсукова, Морозова, Гришина и других я это сама видела имеются навесы, под которыми можно от грозы и дождя скрыться. А у вас девушки мокнут под дождем, простуживаются и потом болеют.
Сделай вам навесы, так вы, хе-хе, и кроваток с матрасами запросите, хохотнул Волдырин. Что вам надо еще под навесы-то?
А с водой как обстоит у вас дело? словно не замечая насмешек, продолжала Ольга.
А что? Разве воду не носят? Каждая бригада по две водоноски имеет.
Вот в этом-то и беда: на пятьдесят бригад сто водоносок. Сто девушек оторваны от более нужного дела. А вырой вы колодцы на поле да поставь переносные кипятильники, так и десять человек управились бы.
Че-пу-ха! произнес Волдырин и, отвернувшись, стал смотреть на укладчиц змеек.
Почему же это чепуха?
Да так. Где, скажите, кипятильники взять? Кто будет колодцы рыть? Да есть ли под низом вода, годная для питья? На какой она глубине? Так наивно могут рассуждать только фантазеры.
Не мешало бы вам, Петр Глебович, немножко если не пофантазировать, то хотя бы мозгами пошевелить для пользы дела. Возьмем теперь переходы на картовых канавах. Этих переходов нет на вашем поле. Чтобы пройти от поселка в дальний конец поля, так надо перепрыгнуть триста четыреста канав!
А вы что, сигать, что ли, не умеете? спросил Волдырин и захохотал.
Сколько же надо сил для девушки только на одни прыжки через канавы? не слушая Волдырина, продолжала Ольга. Другая до того напрыгается, что пока дойдет до своего участка работы, рот разинет. Лучше бы девушки эту силу, потраченную на прыжки через канавы, употребили на дело
Ладно! Я вас выслушал. Завтра я для вас самолет пришлю. На нем, хе-хе, летать будете через канавы.
Вам смешно, товарищ Волдырин? продолжала все том же серьезным тоном Ольга. Но в моих предложениях вам, как начальнику поля, нет ничего ни смешного, ни особенно сложного и невыполнимого в военное время. Я не предлагаю сейчас механизировать штабелевку, чтобы не таскать проклятые корзины с торфом на спине.
Э-э, я вижу, вы так, Тарутина, расфантазировались, что вот на это облако, что плывет над нами, готовы пожарную лестницу поставить. Боюсь только, что у вас не хватит ни материала на нее, ни ума! громко сказал Волдырин и, довольный своей остротой, затрясся от смеха. Перестав смеяться и вытерев платком глаза, он укоризненно покачал головой. Ну и взбредет же, Тарутина, вам в голову такая ахинея, что уши вянут! Мне даже не верится, что вы десять классов кончили.
Вот что, товарищ Волдырин, скажу я вам: начальник поля вы плохой! покраснев, крикнула Ольга. У такого начальника, как вы, мои девушки работать не будут. А как человек вы Так советские люди не рассуждают. Вам говорят о деле, мысли свои выкладывают, как бы больше торфа добыть, а вы зубы скалите, хихикаете. Даже хуже пошленькие фразы бросаете, оскорбляете. Вижу, что не договорюсь с вами. Уйду на другое поле.
И уходи! перестав смеяться, надулся Волдырин. Не больно я испугался! Не такой Волдырин!
Нынче же буду говорить с начальником участка и парторгом. Не переведут пойду к Завьялову или к представителю Московского Комитета партии товарищу Шмелеву.