«Знать, пришла поговорить о празднике», подумал Нил Иванович, здороваясь, и пригласил:
Садись. Ты насчет праздника?
Нет, я насчет Волдырина, Нил Иванович.
Я могу, Ольга, разговаривать только по самым неотложным делам, строго сказал Нил Иванович, на другое сейчас нет ни минуты времени. Поняла? И он опять протянул руку, но, встретившись с настойчивым взглядом девушки, почувствовал, что ему не удастся выпроводить ее из кабинета, не выслушав.
«Рязанки все с характером. Они только на первый взгляд кажутся тихими и застенчивыми, но стоит лишь несправедливо отнестись к ним, как они сразу становятся другими упрямыми и настойчивыми. Да и в работе они огонь. А Ольга характером перещеголяла их всех», подумал Нил Иванович и, откинувшись на спинку стула, проговорил с досадой:
Ольга, поверь, не могу сейчас говорить с тобой! Отложи этот разговор хоть до завтра. Смотри, я даже побриться еще не успел к празднику.
На то вы и начальник. Назвались, как говорится, груздем, так и полезайте в кузов!
Я хотел бы видеть тебя в этом кузове, если не груздем, то хотя бы сыроежкой, и ты бы, красавица, не то запела! воскликнул с легким раздражением Нил Иванович. Ты вот поспи-ка два-три часа в ночь
А вы думаете, Нил Иванович, у меня нет таких ночей? Я не больше вашего сплю, возразила Ольга.
Нил Иванович, махнув рукой, сказал:
Не будем спорить о том, кто сколько спит. Так зачем это ты пришла?
Не могу я, Нил Иванович, работать с Волдыриным, начала Ольга. Дело у меня валится из рук.
Ну и сказала! Ну и сказала! воскликнул Нил Иванович. Слыханное ли дело, чтобы у пятисотницы Тарутиной работа валилась из рук! Загибаешь, Олечка, загибаешь. Никогда не поверю.
Правду говорю, Нил Иванович. Лучший бригадиршей числюсь на всем участке, а на поле Волдырина дело у меня не пойдет.
Не только на участке на всей Шатуре, по всей стране гремит слава о тебе как о лучшей торфянице.
Вот то-то и оно-то! протянула Ольга. А теперь этот хваленый ваш бригадир работает хуже всех на поле, да и на всем участке. Разве мне, Нил Иванович, легко сознавать это? У Ольги глаза стали влажными от слез. Нелегко, Нил Иванович. Мне стыдно даже перед двухсотницами, некоторые смеются прямо в лицо: «Тарутина, ты же пятисотница, а отстала от нас!»
На чужой роток не накинешь платок, мягко сказал Нил Иванович и улыбнулся. Не расстраивайся, Тарутина, ты еще поведешь поле к рекордам, да так, что и сам Волдырин вприпрыжку побежит за тобой. Он уж не такой плохой производственник.
Вот и вы шутите, Нил Иванович, а мне плакать хочется. Вы и представить себе не можете, какое это зло Волдырин!
Что ж, Ольга, давай реветь вместе.
Думаете, не ревела? Ревела, а потом поняла, что ревом не поможешь делу, не вышибешь дурь из головы Волдырина, и к вам пришла.
Чего же ты хочешь от меня?
Или Волдырина снимите и назначьте хорошего начальника, или отпустите меня на другое поле. Не могу я больше срамиться на его поле!
Ишь чего захотела: не больше и не меньше, как «снимите» или «переведите»!
Да! Именно так! Если вы, Нил Иванович, не уважите мою просьбу, дальше пойду, пожалуюсь на вас, ответила Ольга, чуть улыбнувшись.
Куда ты пойдешь? Никуда, Ольга, не пойдешь.
Нет, пойду. А то возьму и бухну об этом на празднике. Ведь слово-то вы предоставите мне на торжестве?
Можешь, конечно, бухнуть, настораживаясь, сказал Нил Иванович. Знаю я вас! Я думаю, Ольга, мы договоримся и без буханья. Не такие дела решали. Думаю, и это разрешим к лучшему.
В кабинет вошел Долгунов, весь забрызганный торфяной жижей.
Здорово, друзья! устало сказал парторг. С добрым утром вас и с праздником! Он остановил взгляд на лице Ольги и обеспокоенно спросил: Я вижу, что вы о чем-то серьезно беседуете. Может, помешал?
Ты никогда не мешаешь мне, обиделся Нил Иванович. Прежде всего ты скажи, где уже успел извозиться в жиже. На брюках грязь, на фуражке хвоя
На фуражке! воскликнул Долгунов. Хорошо еще, что не на голове.
Куда путешествовал?
На место аварии ездил.
Ну и что?
Одно скажу скверно! Какая-то стерва завелась и у нас на болоте.
Ты так думаешь? вскочив со стула, спросил испуганно Нил Иванович.
Так думаю.
Факты?
Каких тебе еще надо фактов! воскликнул Долгунов и зашагал по кабинету. В прошлом сезоне на соседнем участке огонь слизал тридцать тысяч тонн фрезерного торфа. Кто-то поджег, несомненно. Недавно торфососы кто-то подорвал? Подорвал. С карт на поле Барсукова гидромассу кто-то спустил в канавы? Спустил. Гидромассу кто-то нынче ночью выпустил в болото? Выпустил. Так какие еще факты тебе нужны? Мало их? Еще надо тебя и меня вместе с поселком поднять на воздух, а?
Этого только не хватало! пробормотал Нил Иванович, опускаясь на стул.
Долгунов остановился и подсел к столу.
Так-то вот, Нил Иванович! Я был на месте аварии, опросил мотористку одну, потом другую, говорил с инженером добычи и из этих разговоров убедился, что гидромасса спущена в болото неспроста. Сегодня у нас праздник, большой день, и вот какая-то каналья решила омрачить нам его
Надо поймать негодяя, сказал Нил Иванович. Что ты, Емельян Матвеевич, думаешь? Кого подозреваешь?
Дело не в подозрениях, уклончиво ответил Долгунов. Одни мы ничего не сможем сделать, тут нужен специалист по таким делам. Я постараюсь побывать у Павлова Он взглянул на Ольгу. Да и Ольга пусть поговорит с ним. У нее глаз на людей верный.
Дело, согласился Нил Иванович. Лейтенант, наверно, приедет на наш праздник. Как думаешь, Тарутина?
Не знаю, смутившись, тихо ответила Ольга.
Ну-ну, вижу, что будет, улыбнулся Нил Иванович. Сердце вещун. А теперь давай твое дело закончим, Емельян Матвеевич поможет. Все равно без его участия этого вопроса не решить. И Нил Иванович рассказал парторгу о претензиях Тарутиной.
Долгунов выслушал начальника участка и сказал:
Ольга права, дело говорит. И я понимаю ее. Каждый из нас, болеющий за добычу торфа, поставил бы вопрос точно так же.
Да, все это так, нельзя же ставить ультиматум, как это делает Ольга! Согласен, что Волдырин слабоват, разбросан, а кроме того, самоуверен, груб, не имеет подхода к рабочим, к добровольцам. Он привык относиться к торфяницам по старинке, по старой болотной традиции
Всегда пьяный, добавила Ольга.
Нил Иванович вспылил:
Пьяный! Укажите мне: кто не пьет на болоте? Куры у нас пьют! А где я вам возьму такого знающего и идеального начальника поля, которого просит Тарутина? Где? Нил Иванович даже покраснел и шлепнул ладонью по лысине.
Это я слышал от тебя, Нил, сказал Долгунов.
Я поставлю Волдырина на свое место, призову его к порядку. Да-да! Обязательно, вот увидишь! Гм Наконец, сам помогу ему. Но что Ольга предлагает, невозможно. Не могу согласиться.
Долгунов встал и прошелся. Затем, повернувшись к столу, сказал:
Твое дело хозяйское, ты решаешь, а я даю совет. А мой совет снять Волдырина. Найти человека, подготовить и поставить. Так надо, Нил Иванович, и чем скорее ты это сделаешь, тем лучше для дела.
Не выйдет! Я не стану снимать Волдырина. Что предлагает Ольга. Если опять заартачится Сядь, сядь! забеспокоился Нил Иванович, увидев, что Ольга решительно поднялась со стула. Что же ты уходишь, не договорившись?
Я пыталась сработаться с Волдыриным. Но разве можно с таким человеком работать! Не стану!
Ничего, ничего, Ольга! Нажмем на него шелковым станет!
Вижу, что жмете, Нил Иванович. От ваших нажимов не у Волдырина спина трещит, а у меня и моих торфяниц. Вы хорошо знаете Волдырина. Если он вам так дорог, то отпустите меня и мою бригаду к другому начальнику.
Ну это, Ольга, нехорошо с твоей стороны, сказал Долгунов. Это ты идешь по линии наименьшего сопротивления, бежишь от трудностей. Нет, ты уж оставайся принципиальной до конца. Ты комсомолка, добейся своего! Дело сделай, а потом и смотри, стоит уходить или нет.
Сделаешь с вами, когда вы уцепились за Волдырина, как за крепкую веревку, а она сгнила давно! сказала горячо Ольга. Неужели вы не видите, что он назад тащит весь участок?
Я за него не держусь, возразил Долгунов. Ты, Ольга, мое мнение о нем слышала, оно не расходится с твоим.
Ладно, Тарутина, согласился вдруг Нил Иванович с парторгом, снимем Волдырина, как только подберем человека ему на смену. Потерпи еще маленько. После праздника займемся с Емельяном Матвеевичем
Только, надеюсь, не в конце сезона это будет, сказала Ольга, а намного-намного раньше?
Ну и девушка! вздохнул Нил Иванович и качнул головой. Ну и характерцем тебя наградили папаша и мамаша Не характер у тебя, а золото!
Не жалуюсь на родителей, улыбнулась на шутку Ольга.
Значит, договорились?
Договорились, подтвердила девушка и вместо с Долгуновым вышла из кабинета.
Нил Иванович, оставшись один, задумался. Разговор с Ольгой и Долгуновым отодвинул его мысли от праздника, и он никак не мог не думать о Волдырине, о подыскании на его место человека, о выпущенной в болото гидромассе, о подорванных торфососах.
«Да, и надо же какому-то стервецу выпустить гидромассу, да еще под праздник! Как на это дело поглядит начальство?» подумал Нил Иванович и поднял голову.
В это время открылась дверь и вошел Аржанов. Он развязно и весело поздоровался с начальником участка и наигранно сказал:
Нил Иванович, я с просьбицей к вам. Дайте мне отпуск деньков на пять, не откажите! Домой съездить надо, что-то старики мои ноют. Отпуск я заслужил, Нил Иванович, сами знаете, как я стараюсь, ни от какой работы не отказываюсь.
Работу твою знаю, но все-таки дать отпуск в разгар сезона Сам видишь, как у нас с людьми трудно.
Ну, Нил Иванович, хотя бы на три денька! Ночью покошу траву Нил Иванович, пожалуйста! Я всегда думал о вас как о хорошем начальнике, отзывчивом. И всем так о вас и говорю. Чудесный вы, Нил Иванович, у нас начальник!
Ну уж ладно, на три дня дам. Только возвращайся вовремя. А знаешь, что полагается за прогул?
Как не знать, Нил Иванович! Благодарю. Вы не можете представить себе, Нил Иванович, какое вы сделали мне одолжение! Лучше отца родного вы для меня! сыпал развязно Аржанов и кланялся.
Гм ладно, смутился Нил Иванович. Иди! Когда ехать думаешь?
Сегодня.
Сегодня? А праздник? Разве не будешь на нем?
Как не быть, как не быть, Нил Иванович! Разве можно не быть на таком великом событии? За кого вы меня принимаете! Обязательно буду. А после торжества укачу, Нил Иванович, с вашего разрешения.
Ну хорошо, иди!
Аржанов вздохнул и сказал:
Нет. Еще одну минуточку, Нил Иванович!
Что еще?
Дайте справочку, напишите, что, мол, гидротехник-торфяник Аржанов находится в отпуске. Без такой справки трудно в военное время. Задержат патрули и в армию, а потом и доказывай Пока суд да дело, а гидротехника нет у вас, график работы срывается И пойдут неприятности и для дела, и для вас, и для меня. Лицо Аржанова стало печально-серьезным, а в глазах сверкнула и погасла насмешка.
Нил Иванович удивленно спросил, стараясь не глядеть на гидротехника:
У тебя есть наше служебное удостоверение? Есть. Так зачем же тебе понадобилась еще справка?
С нею вернее, Нил Иванович. Черкните!
Нил Иванович написал записку и подал Аржанову.
А печать?
Нужна?
А как же! Все должно быть по форме, по закону.
Иди к секретарю. Оставь меня! сказал раздраженно Нил Иванович и поднялся из-за стола.
Аржанов поклонился начальнику участка и быстро вышел.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Соня нарядилась в белое батистовое платье, туфли и вышла на улицу. Она остановилась у крыльца, не зная, куда ей пойти. Девушки ее бригады давно ушли в парк.
Улица полна нарядно одетыми людьми. Все были возбуждены. Бригада Звягинцевой шла с песнями. За ними следом девушки-техники, а среди них Варя в шелковом стального цвета платье, с подвитыми русыми волосами.
«Она меня и не заметила», провожая грустным взглядом подругу, подумала Соня и одна направилась в сторону парка.
Несмотря на утро, солнце уже сильно припекало, да и небо, казалось, излучало зной. На деревьях чирикали воробьи, синицы, трещали сороки. Старый козел с длинными рогами, украшенными красным бантом, попал в середину колонны девушек и никак не мог выйти из нее. Девушки с хохотом и визгом подталкивали его вперед. Козел вскидывал голову и, сверкая как бы стеклянными глазами, бросался то в одну сторону, то в другую. Кто-то надел ему на рога венок из васильков. Девушки рассмеялись, захлопали в ладоши и запели плясовую:
Куманек, куманек,
Побывай у меня
Козел поднялся на задние ноги, мотнул головой и, вскидывая голову, украшенную венком, в несколько прыжков пересек улицу и скрылся за бараком.
Рассыпался звонкий смех.
Пошли колонны. Все звонче раздавались песни. Улица наполнилась звуками гармошек, балалаек и гитар. Соня шла медленно. Мимо нее, обгоняя, в цветных рубашонках и платьицах, торопились ребятишки. Она видела, как смешно подпрыгивали с красными, белыми и голубыми ленточками косички у девочек, как сверкали задорно и плутовски их глазенки. Вскоре нагнала Соню другая колонна торфяниц-бровщиц. Они шли шумно, звонкими говорками рубили плясовую. Четыре девушки, помахивая белыми платочками над собой, кружились. За ними шли новые и новые колонны. Улица переливалась цветами платьев красных, белых, синих, розовых, голубых. Вся она текла и бурлила, смеялась, пела.
Соня подошла к парку и стала недалеко от арки, украшенной красными флагами, зеленью и лесными цветами.
А вон и торфяницы с других участков идут к нам на праздник, громко сказала худенькая, в белом платье девушка с черной толстой косой.
Со всей Шатуры, отозвалась краснощекая, с маленьким, пуговкой, носиком и ярко-синими глазами девушка. Ну и весело нынче будет у нас!
И они стали смотреть на дорогу, по которой одна за другой приближались колонны, пестрея летними разноцветными платьями, рубашками и темными пиджаками. Оттуда, с дороги, доносились песни, звуки гармоней и даже оркестров.
Соня смотрела на колонны до тех пор, пока первые из них не подошли к парку, не закрыли собой остальные, идущие за ними. Впереди рабочих начальники и парторги участков и полей. На общих плакатах изображались разлив гидромассы, уборка и сушка торфа и указывались проценты выполнения плана, на других героические подвиги Красной Армии.
Емельян Матвеевич в новом сером костюме, в белой рубашке-косоворотке и Нил Иванович в военной гимнастерке, в брюках галифе, в начищенных до ослепительного блеска сапогах стояли у арки и встречали гостей. Девушки-распорядительницы принимали колонны с других участков и провожали их в парк, ставили на заранее отведенные для них места.
Соня также прошла в парк.
Из горевших пламенем труб оркестра вырывались мощные звуки вальса. На площадке огромный круг танцующих пар. Он медленно двигался, переливался красками. Танцевали и на дорожках, посыпанных золотистым песком, на зеленых полянках. По узкоколейке то и дело подкатывали дрезины с гостями из Шатуры.
Стоя в тени старой ели, Соня смотрела на веселье девушек и не испытывала радости. Она думала о Феде, и сердце у нее сжималось от нехороших предчувствий. Самое страшное было то, что она уже убедилась в лживости Аржанова и все более укреплялась в своих подозрениях. Почему у него было такое зверское выражение лица в ту страшную ночь воздушного налета? Тогда он уверял ее, что никакой финки в руке у него не было. А сегодня, когда подруги ушли на праздник, Соня долго рассматривала блестящий никелированный нож с двумя лезвиями, который накануне она нашла в комнате Аржанова. Значит, тогда, во время налета фашистов, не кто, как он, открыл свет на кранах, а потом испугался и хотел убить ее Приходя не раз за это утро к такому выводу, девушка начинала колебаться. Может быть, финка так и оставалась у него под матрасом. С кем посоветоваться, как узнать правду? Соня знала только одно при встрече с Аржановым она не устоит перед его ласками и во всем поверит ему. Нет, она не хотела видеть его. Ей нужно было найти ответ на страшный вопрос и сегодня же.
Солнце поднялось высоко, сильно палило. Горячий ветерок доносил с залитых гидромассой полей запах торфяной прели, лесных и болотных цветов. В воздухе душно. Некоторые девушки расселись на траве под тенистыми березами и осинами, под густой, синеватой от солнечных лучей хвоей высоких елей пели, другие, заядлые танцовщицы, кружились на площадке, часто смахивая платочками пот с разрумянившихся лиц. Оркестр гремел маршами, вальсами, польками, фокстротами. В конце парка играли гармошки. Под их веселые звуки отплясывали «русскую». Земля гудела под ногами, как бубен. Плывущие в пляске девушки были похожи на разноцветные шумящие фонтаны. В одном кругу плясали и Свиридов, и пожилой мужчина с длинными, пушистыми усами. Они выделывали такие коленца, что у зрителей дух захватывало.