Она и нас, Нил Иванович, заставила. Мы ведь тоже с вами, как начальники участка, плыли по тихому течению. Словом, работали по старинке, пояснил Долгунов, и лицо его выразило крайнее неудовольствие. Я и ты, Нил Иванович, не были впереди на добыче топлива, поэтому нечего нам сваливать на других начальников полей, обвинять их в кустарщине.
Что ты, что ты, Емельян Матвеевич, говоришь! вскрикнул с выражением испуга в кротких и добрых глазах Нил Иванович и растерянно, как бы все не понимая парторга, возразил: Как это по старинке? Как это, дружище, кустарно? Мы же помогаем Тарутиной, значит, инициатива все же наша
Долгунов горько улыбнулся и, ничего не возразив начальнику участка, ниже опустил голову. Нил Иванович, уставившись взглядом на него, понял парторга и, сильно взволновавшись, недовольный собой, ударил кулаком по столу и раздраженно бросил:
Ладно, Матвеевич! И у меня немножко прояснилось в башке
Долгунов вышел. Нил Иванович, пораженный словами парторга, все думал и думал над тем, что и он, начальник участка, и Долгунов более начальников полей виноваты в косности и в консерватизме на добыче торфа.
* * *
Тарутина находилась в бригаде Даши Кузнецовой и наблюдала за слаженной и спорой ее работой. Далее на поле трудились бригады Люси Смеловой и Звягинцевой. На краю поля работали девушки, бригадиром которых недавно была Тарутина. Они и теперь, под руководством Глаши, шли впереди других бригад. Еще дальше, на полях других начальников, ползали по картам гусеничные тракторы, передвигались цепочки укладчиц змеек и клеток. Изредка пробегали по узкоколейке порожние и нагруженные торфом поезда, попыхивая грязноватым дымком в золотисто-синее небо, такое ясное и торжественное. Редкие, трогательно-печальные, как бы призывающие следовать за поездом гудки паровозов вонзались в чистый, прозрачный воздух, вспарывали его, заставляли трепетать, дрожать близкими и далекими отголосками. Ольга подошла к Даше Кузнецовой. Увидев начальницу, та устало выпрямилась.
Оля, знаешь, а я получила письмо от майора. Он был тяжело ранен. Ему отняли левую руку. Теперь поправляется Даша запнулась, ее васильковые глаза наполнились слезами. Улыбаясь и глотая слезы, она пояснила: Ну прямо, хотя майор и не молоденький, а пишет глупости.
Что же он пишет тебе? спросила с теплым участием Ольга.
Что пишет-то всхлипнула Даша. Да пишет, что очень виноват передо мной, что признался в своих чувствах. «Я, пишет он, теперь без руки, и ты, Даша, отвернешься от меня, так как я стал человеком физически неполноценным». Правда, дурак? А еще майор, два ордена боевых имеет, а пишет так даже обидно! Я так разозлилась на него Даша вытерла ладонью слезы и призналась: Я ему, Оленька, написала такое!..
Зря, сказала с тревогой в голосе Ольга. Надеюсь, что ты еще не отправила письмо?
Нет, разорвала. А надо было бы послать. Пусть бы почитал и пораскинул мозгами!
Хорошо сделала, что не послала. Он столько пережил, что словом, за все пережитое им на войне ты должна быть ему другом, сберечь для него свое сердце.
Я написала ему, чтобы он не думал ни о чем, а скорее бы поправлялся и приезжал, что я жду его с нетерпением, сказала горячо Даша.
Подруги поговорили еще несколько минут и разошлись. Даша приступила к работе. Ольга повернула было к бригаде Черняевой, но тут же, вспомнив, что Настасья Петровна любит поговорить, а когда разговорится, не остановится, раздумала и свернула в противоположную сторону к бригаде Свиридова, к разливальщицам.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
В последних числах июля небо опять стало хмуриться. Как-то даже выплыла серая с синим отливом туча, сердито посверкала молниями, погремела громом, брызнула легким дождем и скрылась за лесом на горизонте. За нею неслись мелкие бело-дымчатые облака. Эта туча заставила сильно забеспокоиться Нила Ивановича, Долгунова, главного техника Лузанова, начальников полей, парторгов и бригадиров. Начальники треста и предприятий также выехали на участки полей, чтобы лично наблюдать за уборкой торфа. Все прекрасно знали: если торф не снимется с полей, то замрет электростанция, фабрики, заводы и железные дороги не получат достаточного количества электроэнергии, фронту будет недодана какая-то часть боеприпасов. Чувствуя эту угрозу, руководители треста и партийных организаций решили провести несколько воскресников города Шатуры.
Павлов приготовился еще в субботу к отъезду на уборку торфа. Он записался на участок Нила Ивановича ему очень хотелось повидать Ольгу и поговорить с нею.
В воскресенье он проснулся очень рано. Заря еще только разгоралась. Когда Павлов вышел из квартиры, на улицах в сиреневом мраке были видны уже группы женщин, девушек и мужчин, направлявшихся в сторону вокзала. Поезд стоял на разъезде. Отыскав сотрудников своего учреждения, Павлов вместе с ними сел в вагон. Состав тронулся. В вагоне было тихо. Ехавшие молчали; все дремали под однообразно воркующую музыку колес. Да и вагон, как люлька, покачивал и покачивал. Павлов не дремал, сидел у приоткрытой двери, смотрел на мелькавшие в предрассветном сумраке деревья, на облачка голубоватого тумана, лежавшие низко над землей, и думал: «Обрадуется или рассердится Ольга, увидев меня на своем поле?»
Еще не было и четырех часов, когда поезд подошел к участку Нила Ивановича и остановился у первого поля. Часть пассажиров, назначенная на работу на этом поле, вышла из вагонов. Прибывших на воскресник встретила Маша Козлова. Всех женщин она поставила на подкатку и подноску торфа.
А вот вас, товарищ лейтенант, обратилась она к Павлову, я, пожалуй, с вашими мужчинами определю к штабелям.
Павлов, блуждая глазами по группам девушек, искал Ольгу, но ее, к его огорчению, не было среди них.
Мужчины прошли к начатым штабелям, черневшим в сизом сумраке.
Маша Козлова опять обратилась к Павлову:
Не хотите с ними, так полезайте вот на этот штабель, принимайте торф и укладывайте. И она лукаво улыбнулась. Вам оттуда видно будет все поле.
Хорошо, согласился недовольно Павлов.
Из-за штабеля вышла Тарутина. Павлов быстро обернулся на ее голос и покраснел.
Здравствуй, товарищ лейтенант. Почему ты один, не в бригаде?
Я поставила его на штабель, вот на этот, ответила за Павлова Маша, и он согласился.
Так залезай к кладчицам, сказала серьезным тоном Ольга. Вон девушки уже катят тачки с торфом.
Павлов еще больше покраснел, повернулся спиной к начальнику поля и шагнул к штабелю.
Девушки, поднявшись раньше его на штабель, встретили его приветливым смехом и шутками:
Это Ольга, товарищ лейтенант, вас послала к нам?
Нет, не она, неохотно ответил Павлов.
Я, если бы была на ее месте, не послала бы вас к таким девушкам, как мы.
Почему? спросил сухо Павлов.
А потому, что мы одна к одной красавицы и вы можете влюбиться в кого-нибудь из нас, с громким смехом сказала чернобровая девушка.
А я и так, не влюбляясь, всех вас люблю, уже мягче ответил Павлов, чувствуя, что девушки разыгрывают его.
Девки, отстаньте от товарища Павлова! прикрикнула Глаша, только что поднявшаяся на штабель, и поздоровалась с лейтенантом.
Ольга пошла по бровке. Павлов смотрел на нее. Она в этот миг показалась ему еще лучше. Правда, она немножко похудела, и ее глаза стали больше, горели темными огоньками. Одета была просто, как и все. Он видел, как она подходила к бригадам, слышал, как коротко и отчетливо отдавала приказания бригадирам, техникам. Вот она дошла до валовой канавы и зашагала вдоль нее, скрылась в предутренней дымке.
Угольщицы, по местам! распорядилась Глаша. И кладите у меня так, чтобы А вы, товарищ Павлов, принимайте из подъемника корзины с торфом, да побыстрее опрокидывайте их. Старайтесь не сдвигать край штабеля.
Зажурчали блоки, и подъемники с корзинами торфа поползли на штабель. Павлов стал снимать корзины и освобождать их. Тачки катились одна за другой, блоки работали бесперебойно. За полчаса работы Павлов, несмотря на свою большую силу и ловкость, вспотел.
Иногда он не успевал взять с подъемников корзину с торфом, и она ныряла вниз. Девушки, работавшие внизу, покрикивали на него:
Товарищ лейтенант, мух ловите, а не корзины!
Нет, он бабочку одну ловит и никак не поймает, отозвалась с угла Люба, озорно блеснув глазами.
Пусть он ловит ее в другом месте, а не тут! крикнула насмешливо девушка снизу. Вот сорвет нам норму выработки, так мы вечером покажем ему бабочку!
Девушки громко рассмеялись.
Павлов работал как заведенный механизм. Он думал только об одном чтобы вовремя принять корзину, опростать ее от торфа, бросить на уходящий подъемник и принять другую, со следующего плывущего вверх. И так все время. Работая, он не заметил, как взошло солнце и сразу стало светло; теперь отчетливее были видны торфяницы, работавшие на ровных, словно узорчатая скатерть, полях, уходивших к горизонту.
Подъемники с корзинами то и дело поднимались и опускались. Павлов, угольщицы и укладчицы работали, обливаясь потом.
Солнце грело все сильнее, знойный ветерок обжигал лицо, шею. Павлов быстрым и резким движением расстегнул ремень и, сняв влажную и потемневшую от пота гимнастерку, бросил ее вниз, на бровку. Оставшись в рубашке, он с новой энергией принялся за однообразную и скучную ловлю корзин с быстро взлетающих подъемников. На картах всюду синели, краснели и белели платочки и панамки на головах девушек. Из голубизны нет-нет да и донесется короткий и резкий крик чайки с ближнего озера.
Павлов приладился к работе, и она пошла у него быстрее. Он вовремя ловил корзины, освобождал их от торфа и бросал на свое место. Он не обращал внимания на пот, стекавший темными каплями с его лица, и только изредка проводил ладонью по мокрым, потемневшим волосам и откидывал их назад. Глаша и ее подруги работали молча, сосредоточенно. Штабель уже высоко поднялся от земли. Подошла Маша Козлова; обойдя штабель, она крикнула:
Угол-то задний надо выправить! Не выправите не приму работу. Снимите четыре ряда и положите их правильно. Мне, чай, Глаша, не учить тебя
Выправим! Замолчи, Маша! крикнула Глаша и набросилась на Любу: Ты что, Любонька, слепая? Разве можно так у самой завертки испохабить угол? Придет Тарутина
Она склонилась и стала снимать куски торфа с угла. Люба молча помогала бригадиру. Через несколько минут угол был выправлен.
Торф сох и на штабеле. Ветерок срывал с него пылинки. Казалось, сухие шоколадного цвета бруски дымились.
Обед! Обед! подхватили хором девушки, работавшие на одном штабеле с Павловым, и сели.
«Что это они, разве не будут спускаться со штабеля?» подумал с неудовольствием Павлов и остался стоять на месте.
Блоки остановились; корзины, не дошедшие доверху, повисли в воздухе. Он взглядом окинул поле Тарутиной. Оно тянулось на пять километров в длину.
На всем поле вдоль бровок темнели штабеля торфа. На картах, на полпути к штабелям, остановились нагруженные торфом корзины на тачках, пустые тачки. Девушки потоками шли к полотну железной дороги, где остановился поезд, доставивший из поселка горячий обед.
У нас на поле на каждый километр будка, обращаясь к Павлову, пояснила Настя. Это все Ольга ввела. А ведь до нее на сухомятке сидели. Идемте и мы, товарищ лейтенант, к будке, покушаем горяченького.
Павлов спрыгнул вниз. Вслед за ним спустились девушки. Пыль торфяная, насыпавшаяся у штабеля почти до колен, поднималась из-под ног, искрилась. Девушки стряхивали ее с себя, громко чихали. Павлов вместо с Глашей, Настей. Любой и другими штабелевщицами зашагал к будке, откуда знойный ветерок доносил запахи кислых щей, жареной баранины и теплого черного хлеба.
Следом за ними шли и другие бригады. Разбившись на группы, они шагали медленно, было видно, что сильно устали от трудной и непривычной работы. Их лица в торфяной пыли казались медными.
«Наверно, и у меня такого же цвета лицо, подумал Павлов. Ольга, пожалуй, и не узнает».
В стороне Павлов увидел секретаря горкома партии, управляющего трестом, Завьялова, Нила Ивановича, Долгунова, Лузанова и Тарутину. Ольга, как заметил Борис, спокойно и деловито отвечала на вопросы секретаря горкома, управляющего трестом и Завьялова. Начальство поравнялось с будкой, возле которой торфяницы получали обеды, и задержалось на минутку. Секретарь горкома сказал управляющему:
Почти два десятка лет я на торфу, а не видел еще, чтобы горячие обеды доставляли на поля.
Этот замечательный порядок пока существует только на поле Тарутиной, пояснил Долгунов. Если предприятие поможет средствами, то введем его и на других
За потраченные средства, бросил директор предприятия, мы головы снимем с вас. Средства должны идти исключительно на заготовку торфа.
Заведем и мы такой порядок, глянув робко на управляющего трестом, угрюмо проговорил сиплым, как бы простуженным голосом начальник соседнего участка. Отпустите только термосы и вагонетки. А главное уделите внимание
Управляющий трестом пожевал полными губами и буркнул:
Внимание? А вы сами, начальники, о чем думаете? Нил Иванович без нашего «внимания» нашел средства. Так вот и вы найдите их Да, да, пораскиньте мозгами!
Ольга молчала, прислушиваясь к тому, что говорили между собой приехавшие. «Сколько я положила труда и времени, чтобы заставить трест питания доставлять горячие обеды на поле! Если бы не Долгунов, пожалуй, и не добилась бы. А чего стоят мне мелкие технические нововведения на моем поле!» сказала про себя Ольга и вздохнула.
Начальство прошло мимо обедающих и направилось вдоль полотна узкоколейки в сторону поселка. Ольга задержалась у своих бригад. Увидев Павлова, она приветливо улыбнулась и подошла к нему.
Ты еще не получил обед? спросила она.
Нет. Да мне и не в чего взять, весело ответил Павлов.
Все ваши люди, приехавшие на воскресник, не захватили судков, сказала Тарутина и, заметив Машу Козлову, поманила ее рукой к себе. Козлова, пусть столовщицы быстрее возьмут у пообедавших торфяниц судки, ложки и вилки, вымоют их и отдадут городским.
Все уже сделано, товарищ начальник, ответила Козлова.
Столовщица, молоденькая девушка-подросток, в чистом белом халате, с двумя светло-русыми косами на худеньких плечах, повернулась лицом к Павлову и, серьезно посмотрев на него, спросила:
Обедать будете?
Конечно, ответил Павлов.
Вот, берите! И вручила ему судок с горячими щами. Кушайте на здоровье и хвалите нас!
За что? спросил Павлов, держа в руках горячий судок со щами, приятно пахнущими.
Как за что? За вкусные щи, ответила девушка, а когда Павлов шагнул в сторону, она остановила его. А хлеб? Хлеб возьмите!
Павлов взял хлеб и, отойдя от будки, сел на обрезок доски, поставил судок на колени и стал есть. Недалеко от него расположились группками девушки, женщины и мужчины и молча обедали. Многие торфяницы уже пообедали, лежали у полотна узкоколейки и, положив руки под головы, смотрели в синеву неба, отдыхали.
Павлов с удовольствием съел щи и баранину. За кашей не пошел, хотел было лечь и отдохнуть, но за спиной раздался голос Ольги:
Устал?
Он резко обернулся, вскочил и, глядя на ее загорелое лицо, сказал:
Да, немного. Работа была не из легких.
Теперь будешь знать, как мы работаем. Одно дело смотреть, как мы трудимся, другое дело самому трудиться. Она повернулась к Глаше, сидевшей на канаве в группе своих девушек, и спросила: Как он, не тормозил вашу работу?
Что ты, Ольга! Лейтенант работал хорошо, прямо как настоящий болотник, улыбнулась Глаша, сверкнув белыми зубами на запыленном торфяной пылью, коричневом лице.
Горожане выполнили полторы нормы, доложила Маша Козлова. Ежели они так будут работать и после обеда, то вполне выполнят три. При их помощи мы, пожалуй, сегодня кончим уборку торфа.
Начнем завтра принимать гидромассу на свободные карты, сказала Тарутина.
Ольга направилась к штабелю. Павлов последовал за нею. Ольга слышала, что он идет, но не оглянулась. Он догнал ее. Ему хотелось взять ее под руку, шепнуть ей «люблю», но он не осмелился. Они завернули за штабель. Ольга взяла из корзинки чемоданчик, села на тачку и достала плитку шоколада.
Не хочешь водки, так угощаю сладким, улыбнулась она и разломила плитку пополам.