А как вы, Авдошина, попали в озеро?
Девушка вздрогнула, откинулась назад, ее глаза расширились. Павлов положил руку на ее голову.
Не надо так волноваться. Если вам трудно говорить об этом, не говорите. Я узнаю от преступника.
Нет, я скажу вам. Аржанов пригласил меня погулять на озере. Он перевез меня на остров, там на крутом берегу разбежался и ударил головой мне под сердце Дальше я ничего не помню
Посидите и успокойтесь, сказал Павлов и вышел из комнаты.
* * *
Соня сидела на стуле одна в комнате и тихо плакала. Девушка чувствовала себя глубоко несчастной, и ей казалось, что она не сможет пережить столько горя, обрушившегося на нее. Павлов долго не приходил. Время тянулось медленно. Лучи солнца заглядывали в окна и желтыми зайчиками играли на противоположной стене. Изредка доносились свистки паровозов. Тикали стенные круглые часы. Скрипнула дверь. Соня вздрогнула и приподняла тяжелые веки на нее ласково смотрел Павлов. Его красивое лицо было радостно, глаза лучились.
Куда вы, Авдошина, намерены поехать? К тетке своей или в свое село? Вам необходимо отдохнуть, полечиться, забыть все то, что пережили. А пережили вы слишком много.
Я поеду к подругам, задумчиво произнесла Соня. В село не поеду. Что мне там делать? Да у меня никого там и нет сирота. Думаю, что подруги Оля, Даша, Фрося поймут меня и простят. А поправлюсь буду работать. Постараюсь честным трудом оправдать и ваше, товарищ лейтенант, доверие. Ольга, как я слышала, теперь вместо Волдырина
Я рад за вас, перебил Павлов. Доедете одни?
Не дожидаясь ответа девушки, он позвонил. Вошел Игнатов. Павлов сказал ему:
Возьмите вещи Авдошиной и проводите ее к начальнику поля Ольге Николаевне Тарутиной. Поезд отходит через полчаса.
Он сел к столу, написал отношение начальнику участка и коротенькое письмо Ольге и через несколько минут вручил Игнатову два конверта, один из которых был запечатан сургучной печатью.
Соня поднялась. Павлов попрощался с нею.
Через несколько часов поезд вышел на широкие просторы торфяных болот. Перед глазами Сони, мимо открытой двери, поплыли знакомые поля. Над лесом, полями и озерами, сверкавшими желтоватой водой, текло голубое небо, проносились мглистые облака.
Соня чувствовала, что она только что поднялась со смертного ложа, стоит у порога новой жизни и должна переступить этот порог.
* * *
Ольга Тарутина вернулась с поля и, не заходя в контору, прошла в барак. Ее встретили Игнатов и Соня. Игнатов передал письмо Павлова Тарутиной и спросил у нее:
Разрешите уезжать?
Не поняв его вопроса, Ольга взглянула на Соню.
Товарищ Игнатов провожал меня пояснила Соня, бросилась на грудь подруги и заплакала.
Игнатов смущенно потоптался на месте, смотря на обнимающихся и плачущих девушек, отвернулся и зашагал к двери. Соня вытерла слезы. Ольга, держа письмо в руке, глядела на нее. Так стояли девушки и смотрели друг на друга, словно они не виделись много-много лет.
Соня, присядь, сказала Ольга и подвинула табуретку. Я вижу по твоему лицу, что ты очень устала
Соня села и болезненно улыбнулась. Ольга открыла конверт, прочла письмо Павлова и проговорила:
Павлов пишет, что ты не виновата в своем поступке, хотя и считает его безрассудным. Такого негодяя и врага и я убила бы. Что ж, Сонечка, работу для тебя я найду, когда успокоишься от пережитого, назначу тебя техником к канавщицам и бровщицам. Согласна?
Если ты считаешь, что я справлюсь
Вот и отлично! Жить будешь в этом же бараке, со мной, среди односельчан.
Ольга, не сердись на меня, жить в этом бараке я не буду.
Почему?
Я поселюсь у дедушки Корнея, пояснила Соня. Он спас меня, любит Ну, и мне он вроде отца. Да он, дедушка Корней, уже и старенький, я буду помогать ему. Ты не сердись, Оля.
Что ты, Соня! воскликнула Ольга и, подойдя к ней, сжала ее в своих объятиях. Разве можно сердиться на такое золотое сердце
Ну уж и золотое! нахмурилась Соня. Не обижай
Это ты хорошо решила, не расслышав, продолжала Ольга. Дед Корней так заботился о тебе! Постарел от горя, согнулся. Иди, иди, Соня, к нему!
* * *
Спустя несколько дней, поздно вечером, вопрос о Соне обсуждался на заседании комсомольского бюро.
Авдошина вошла осторожно, боязливо, бледная, в сильном смущении, с тоскливыми глазами, сильно похудевшая за время своей болезни.
Она молча и чуть заметно кивнула головой членам бюро, села на свободный стул, коротко глянула в окно. По темно-табачному небосклону поднималась ущербленная луна. Улица поселка в ее сиянии казалась иссиня-серой. Авдошина вздохнула, отвела взгляд от окна и потупилась.
Секретарь Ира Голубева сухо сказала Соне:
На бюро, Авдошина, надо являться вовремя, особенно когда разбирается твое личное дело. И тут ты, комсомолка, слово «комсомолка» Ира произнесла так, что Соня побледнела, не соблюдаешь дисциплины. Авдошина вздрогнула и еще ниже склонила голову. Что же молчишь? Язык отнялся? Рассказывай, как было дело. Что натворила?
Нечего мне рассказывать, вы и без того все знаете. Я виновата а вы поступайте, как найдете нужным, промолвила чуть слышно, прерывающимся голосом Авдошина, не поднимая лица.
Голубева, сообщив о «деле» Авдошиной, тут же внесла предложение исключить ее из комсомола.
Гнать таких надо из организации! воскликнула она раздраженно. Девка совсем потеряла бдительность, связавшись с диверсантом
Члены бюро в большинстве согласились с Голубевой. Пока говорила Голубева и другие, Ольга не проронила ни слова. Видя, что Тарутина молчит, Голубева обратилась к ней:
А ты, начальница, как думаешь? Согласна со мной и вот с ними? и она кивнула головой в сторону членов бюро.
Нет, я не согласна и не могу согласиться. А где у кого была бдительность, если уж говорить начистоту? Ты ведь какой год ходишь в секретарях? Разве ты раскусила «комсомольца» Аржанова? Соня его встретила только в этом сезоне. Ты знаешь, откуда этот Аржанов, кто он? Но знаешь! Я не раз говорила тебе о нем, а ты, вспомни, что отвечала? Я видела, что Аржанов хулиган, но тоже не разглядела в нем врага Спрашиваю, Ира, где твоя бдительность? Почему не верила мне?
Голубева покраснела, насупилась. Другие девушки, члены бюро, выслушав Ольгу, насторожились. Каждая из них ожидала, что Тарутина может «выпалить» что-либо еще более резкое по адресу бюро. Наступило тягостное, неприятное молчание.
Я я виновата Я уже вам сказала Любое ваше решение в отношении меня приму как справедливое. Решайте! нервно выкрикнула Соня и выбежала из помещения.
Соне Авдошиной вынесли строгий выговор.
Ольга Тарутина не возражала против такого решения бюро, но она и не голосовала за него, воздержалась. На другой день, встретив Авдошину в столовой, Ольга выразила ей свое неудовольствие тем, что та сбежала с заседания бюро.
Этого тебе не надо было делать, сказала она строгим тоном.
Сильно волнуясь, Соня выслушала Ольгу и ответила:
Да, я нехорошо поступила, что ушла А решение слишком мягкое. Это, наверно, все ты
Для другой было бы и слишком мягкое, но не для тебя. Для Авдошиной строгий выговор не безделица! Я знаю, какая ты комсомолка, знаю, какой из тебя может вырасти человек Да это и не я внесла предложение
Соня болезненно улыбнулась и, смахнув платочком слезинки с ресниц, пожала руку подруге.
Ольга, я знаю, что проступок мой перед комсомолом велик, но ты не сомневайся во мне. Постараюсь работать и жить так, чтобы никто ни в чем не мог упрекнуть меня. Это так и будет! Даю тебе, Оля, слово!
Я и не сомневаюсь, твердо сказала Тарутина.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
У бровок, то опадая, то поднимаясь, как кружево, сверкала и шипела мутно-оранжевая пена. В канавах тихо журчала коричневая прозрачная вода. На картах поля Тарутиной гидромасса освобождалась от воды, быстро сгущалась и твердела. По ранее залитым картам ходил гусеничный трактор и резал на бруски торфяной пласт. Шедшие за ним бригады девушек укладывали куски торфа в змейки. На некоторых картах уже начался четвертый разлив гидромассы, в то время как начальники других полей еще не закончили уборку торфа второго разлива.
Частые дожди мешали. Нил Иванович, Долгунов и Лузанов почти не спали. Шла уборка топлива в штабеля. Когда другие начальники и парторги жаловались на погоду и на нехватку рабочей силы, Нил Иванович и Долгунов им ставили в пример Тарутину.
Учитесь у Ольги Николаевны, как надо работать на поле! гневно возражал им Нил Иванович, теряя в эти минуты свое обычное добродушие.
Нововведение Тарутиной привело поле, страшно запущенное Волдыриным, в прекрасное состояние.
Дня три тому назад побывал на образцовом поле и управляющий трестом.
Авторитет Ольги поднялся высоко, о ней говорили не только на участке Нила Ивановича, но и в тресте, на всех предприятиях Шатуры. Да и сама Ольга больше уже не волновалась, как в первые дни после назначения начальником поля. Спокойно и уверенно она со своими девушками увеличивала добычу топлива на своем поле.
По указанию Московского Комитета партии руководство предприятиями рекомендовало перенести опыт работы Тарутиной на другие поля и участки.
Ольга была в бригаде Кузнецовой, когда несколько дрезин остановилось против ее поля.
Оля, гляди, сколько начальников-то спешит к нам! с волнением крикнула Даша и указала на группу людей, вышедших из дрезины. Зачем это их принесло?
Ольга пошла навстречу гостям. В группе прибывших она увидела Шмелева, Завьялова, инженера Казенова, секретаря Шатурского горкома, Нила Ивановича, Долгунова и Лузанова.
Тарутина, знакомься! Нас-то знаешь всех, а вот их Знакомься! Это все начальники полей. Привез их для того, понимаешь, чтобы они переняли твой опыт работы, нововведения. Не возражаешь, а? Не верят, что ты третий разлив убрала в штабеля, проговорил Завьялов.
Четвертый разливает, поправил Нил Иванович. Ты что же, директор, не видишь?
Тарутина смутилась и покраснела.
Здравствуйте! Очень рада, что приехали.
Здорово, Ольга Николаевна!
Поглядеть приехали. Уж больно много говорят о вас
В это время подошел Павлов. Увидев его, Ольга еще больше смутилась, а когда он протянул ей руку, она отвела глаза в сторону.
«Вот уж некстати! сказала она про себя. Уставился глазищами И без него неловко».
Показывайте, Тарутина, свое поле, попросил Завьялов.
Смотрите, сказала Ольга, поле перед вами.
Мы-то видели и видим. Ты вот начальникам полей покажи, чтобы убедились на опыте.
Во-первых, начала Тарутина, обращаясь к начальникам полей, я уделяю исключительное внимание картам, часто осушаю их при помощи дренажной машины. Результат вы видите: ни в картовых канавах, ни в валовой вода не застаивается, бежит с песнями. Правда, соседи подпирают своими грязными канавами. При хорошем состоянии карт и гусеничные тракторы работают быстрее, и кладка змеек облегчается. Смотрите дальше. Девушки у меня не носят корзины на плечах, а подвозят сухой торф к штабелям на тачках. Теперь вот мы ввели даже вагонетки с моторчиками. Хотите посмотреть на них?
Видели, когда проезжали на дрезине, ответил костлявый, с седой бородкой начальник поля. Это не трудно, мы можем заказать их в мастерской.
Все вы можете, зло оборвал Завьялов, а вот не заказали! Значит, не дошло до вас, не додумались.
Завьялов, обращаясь ко всем начальникам, сказал:
Вы все же, как выслушаете Ольгу Николаевну, так пройдитесь по ее полю и внимательно присмотритесь к механизированным процессам работы, к расстановке рабочей силы. Это будет лучше, а главное полезнее для вас.
Через все канавы мы поставили мостки, продолжала Тарутина, и ее глаза задержались на начатом штабеле. Это мы так кладем торф в штабеля, видите? Корзины с торфом поднимаются моторными блоками. У каждого штабеля у нас два, а то и три подъемника. Смотрите, как идет дело быстро и легко Торфяницам также уделяется много внимания. Теперь у нас ежедневно горячая пища, свежий, прямо из пекарни хлеб.
Я вам, товарищи, забыла сказать о том, что применила другой способ уборки сухого торфа. Пройдемте вот до того штабеля. Ольга шагнула вперед, за нею последовали и начальники. Вот, смотрите, какое приспособление.
Платформы с торфом поднимались на штабеля при помощи блоков, перевернувшись, высыпали торф и шли вниз. Торфяницы быстро ставили корзины на открытые площадки моторных вагончиков и гнали обратно на карты, к клеткам. Девушки нагружали их торфом, и они снова катились к штабелям. Так все время.
Вы не инженер? спросил с удивлением в голосе толстенький начальник. А ведь это действительно здорово Настоящий конвейер!
Я окончила только десятилетку, собираюсь после войны учиться на врача, ответила Тарутина.
Какую экономию в рабочей силе дает вам это приспособление на штабелевке? затягиваясь папиросой, спросил Шмелев: ему хотелось видеть, какое впечатление произведет ответ Тарутиной на его подчиненных.
В сравнении с ручным трудом это повысило производительность на шестьсот процентов, ответила Тарутина.
Крепко! воскликнул секретарь горкома.
Знаменито! взволнованно добавил Завьялов.
Если нам удастся этот метод работы перенести на все участки, то мы будем добывать торфа в три-четыре раза больше Да и проблема рабочей силы после войны не встанет так остро, взглянув на Шмелева, сказал управляющий трестом.
В карих глазах Шмелева блеснули смешинки.
А теперь разве вам трудно достать моторы?
Война, неуверенно возразил управляющий и потупился под пристальным взглядом Шмелева. Конечно, трудно
Пробовали доставать? спросил Шмелев.
Пока не пробовали.
Почему же?
Хотели убедиться в том, что опыт Тарутиной пробормотал управляющий и густо покраснел.
Вы же ей, Тарутиной, не предлагали того, что она сделала на своем поле, а она, как я знаю, сама внедрила легкую механизацию. И это ей, как мы видим, удалось. Война вам мешает, а вот она, девушка, все достала. Голос Шмелева звучал резко, чуть грубовато.
Если добыча торфа увеличилась на поле Ольги Николаевны в шесть раз, то и труд стал легче во столько же раз, говорил Шмелев. Посмотрите на девушек.
Начальники полей, походив по полю Тарутиной, громко и возбужденно разговаривали. Гости, попрощавшись с Ольгой Николаевной, направились к ожидавшим дрезинам. Павлов, отстав от гостей, пожимая руку Ольге, взволнованно проговорил:
Ольга, ты не знаешь, как я рад за тебя!
Нет, знаю, сказала строго Тарутина, но тут же не выдержала и рассмеялась. Уезжаешь? Уезжай! В следующий раз при большом начальстве не пяль глазищи на меня так!
Рад бы не пялить, ответил Павлов, да не могу!
Павлов приложил руку к козырьку, резко повернулся и побежал к дрезинам. Ольга еще долго смотрела ему вслед.
* * *
Шел август, желтели листья на березах и осинах, ярче синели вершины елей и сосен. Соня появилась на поле для всех неожиданно, в качестве техника. Она была такой же простодушной, прямой и горячей, как и прежде. Только ее лицо стало тоньше и бледнее. Соня жила в комнате Корнея, и это не удивляло ее подруг.
Перед тем как выйти на работу, она зашла к начальнику участка и подала ему какую-то бумажку. Нил Иванович прочитал и, вздохнув, протянул Долгунову. Потом, разглаживая седеющие усы, спросил:
Договорились с Тарутиной?
Да, тихо ответила Соня.
По глазам было видно: она боится, что парторг и начальник участка станут расспрашивать ее. Но оба держались с нею ласково, отечески и ни одним намеком не коснулись ее незажившей раны.
А ты, Авдошина, поправилась? спросил участливо Долгунов. Не рано ли идешь на работу?
Я здорова, Емельян Матвеевич, сказала Соня. Не могу без работы. Скучаю, да и
Если так, то выходи, проговорил Нил Иванович. Я уже распорядился, чтобы тебе выдавали усиленное питание. Зайди вечерком в магазин.
Соня поблагодарила и вышла. Долгунов еще раз пробежал глазами бумажку и, ничего не сказав, вернул ее Нилу Ивановичу. Тот обернулся к несгораемому шкафу, открыл его и положил туда бумажку.
Торфяницы, увидев Соню на поле, стали внимательно разглядывать ее, шептаться между собой. Соня старалась не замечать их взглядов, не слышать их шепота. Сама она о своем горе и о том, что ей пришлось пережить, не рассказывала никому. А если какая-нибудь очень любопытная девушка и обращалась к ней с вопросом относительно Аржанова или того, как она попала в озеро, то Соня отворачивалась, чтобы скрыть волнение, брала лопату и принималась помогать им. Любопытные, смущенно глядя Соне в спину, тут же прикусывали языки и крепче налегали на работу. Потом, в следующие дни, уже никто не обращался к ней с такими вопросами.