Тропинка в небо - Владимир Матвеевич Зуев 19 стр.


Отдышавшаяся Манюшка не выдержалаподтолкнула Васю.

 Ну, что ж ты не кричишь «служу Советскому Союзу?»

Тот сконфуженно покашлял.

 Почему долго поднимались и строились?  продолжал Кудрин.  Потому что в подразделениях плохой внутренний порядок. Посмотрите на себя внимательно, и вы поймете, что я имею в виду. Разойдись!

Начальство ушло. Спецы начали взаимный осмотр. Послышался хохот, засверкали острые словечки. В ночной темени и суматохе многие перепутали свое и чужое обмундирование и сейчас выглядели довольно комично. Евстигнеев влез в чьи-то огромные, номера на три больше, чем у него, ботинки. Они имели сейчас жалкий вид: покоробились, загнулись носами вверх, как у клоуна. Мотко признал их своими и с руганью повлек Женечку в палаткупереобуваться. Через минуту он явился довольный и сияющий, словно побывал у мамы на блинах.

 А я мучусь: чего це у меня пальцы аж на пятку подвернуло? Думав, може нога отсырела та й розпухла. А це Женечка мени свое барахло подсунув.

На Калиннике лопнула по всем швам Васина гимнастерка. Барон щеголял в штанах Сирика, едва закрывавших ему колени. Голые икры Троша были пегими из-за грязных пятен, оставшихся от жирных черноземных брызг. Игорь Козин, подтянув к ушам застегнутый ворот чьей-то гимнастерки, мешком обвисшей вокруг его худощавого торса, вопрошал:

 Где колхозный бугай, коему я должен вернуть его собственность?

Им оказался плотный рыжий крепыш Боря Резников, который с радостью забрал свою одежду.

Калинник выговаривал Васе:

 Глянь, что ты сделал с моими штанами, господин Архимед! Не мог поосторожнее?

 Я их и так подпоясал чуть не под мышками. Куда уж осторожнее?

Манюшка в шутки не встревала. До завтрака оставалось около часа, она ушла в свою палатку, уткнулась лицом в подушку и собралась горько переживать: эх, дура-баба, зачем полезла в мужицкое дело, первое же испытаниеи с копыт долой Но развить эту многообещающую самоедскую мысль не успела: ее разом, одним рывком погрузил в себя вязкий обволакивающий сон.

Разбудила ее Вика.

 Ой, Маша, что ж ты делаешь? Проспала все занятия, уже на обед протрубили, а ты все спишь. Нагорит тебе.

Заканчивалось построение на обед. Манюшка встала в строй одной из последних. Капитан Тугоруков внимательно посмотрел на нее, но ничего не предпринял. Матвиенко, стоявший рядом, вполголоса сказал:

 Ничего не бойся: мы тебя прикрылии сверху, и с хвоста.

За столом Комора, скривив губы, бросил, ни к кому не обращаясь:

 Военная служба не для баб. Кишка тонка.

Манюшка, покраснев, опустила глаза: эта мысль не давала ей покоя с самого утра. Из нее напрашивался горький вывод: надо быть честной и освободить чужое место. Неприятно только, оскорбительно было услышать это из уст Коморы.

 Чепуха,  сказал Вася, пытаясь вилкой выковырнуть мозг из толстой кости.

Манюшка посмотрела на него с надеждой. Особую убедительность его возражению придавала именно вот эта мимоходность.

 Чепуха и глупость,  продолжил Матвиенко, трудясь над костью: теперь он пытался выбить мозг в ложку.  Тренироваться надо. Физические данные, если человек не больной,  дело наживное. Вот если моральный дегенератэто, увы, непоправимо.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯБарон на свидании. Смятение

Наконец Вика добилась своегоМанюшка устроила ей свидание с Трошем. Почти полтора месяца она увертывалась, обещала впустую, тянула и волынила. Все средства саботажа были исчерпаны, а Виканежная тихоня с большими голубыми глазами, как у девочки-куклы Мальвиныпохоже, становилась все нетерпеливее. Она заявила, что если Манюшка в ближайшие два вечера не сведет ее с возлюбленным, то придется ей самой заняться этим.

 Если ты первая подойдешь к немуэто будет равносильно капитуляции,  непререкаемо, словно делясь личным опытом, заявила Манюшка.  А Баронмалый не промах, сразу потребует контрибуцию.

 А что мне еще остается, Марий?  смиренно опустила длинные, подкрашенные тушью ресницы Вика.  Ты же не хочешь помочь.

Ультиматум возымел действие. После обеда Манюшка сказала Трошу:

 Уложишь отделениеприходи к сосне-матери. Разговор есть.

 Что за разговор, княгиня?  насторожился Барон.

Она знала, что Калинник и Матвиенко врезали (словесно, конечно) Трошу за то, что он ради личного рекорда бросил товарища во время марш-броска. Барон дважды порывался объясниться с ней по этому поводу, но она оба раза обрывала его и прогоняла прочь. Поскольку речь шла о ней, Манюшка оправдывала Троша: предположим, они выполняли бы боевое задание и тогда он просто не вправе был сорвать его из-за нее. Вот такая логика.

 Разговор не обо мне,  успокоила она Барона.

Сосна-матьогромное, в два обхвата, раскидистое деревостояла на опушке бора. От палаток к нему можно было пробраться кустами. Сюда спецы в перерывах между занятиями прибегали сделать втихаря пару затяжек или посекретничать в неположенное время.

 Барон, я могла бы устроить вам свидание с молодой виконтессой Викой,  взяла сразу быка за рога Манюшка.

 Это что за Вика? Что-то я не припомню знакомых виконтесс с таким фуражным именем.

 Ну, наша зубодерка, черт возьми! Какой вы недогадливый, барон.

Трош деланно зевнул.

 Эх, княгиня, из-за какой-то плебейки вы лишаете меня сладостных минут сна.

 Вы нахал, барон. Я же вижу, какие взгляды вы бросаете на эту «плебейку» при случае.

 Ну, взгляды  Трош слегка смутился, и Манюшка поняла, что нечаянно подловила его.  Я считаю своим мужским долгом бросать взгляды на любую юбку от пятнадцати до тридцати лет.

 Ах, так! Значит, она тебекак любая юбка. Я, выходит, ошиблась. Тогда разговор окончен. Я ведь не за себя хлопочу, а раз тебе не нужно Ладно, не будем больше терять драгоценного времени, пойдем, вздремнем минут по шестьсот.

 Одну секундочку, княгиня.  Трош горделиво вздернул голову.  В роду баронов фон Трошей не было ни одного идиота, который отказался бы от свидания с девушкой. Когда и где?

Местом свидания Манюшка определила небольшую полянку в кустах, примыкавших к столовой. И на следующий вечер сама первая явилась туда, решив оградить Вику от более чем вероятных посягательств на ее честь со стороны этого опытного ловеласа. Спрятавшись в середине густого черемухового куста, она стала ждать.

Вскоре появился Трош. Он почему-то нервничал: часто озирался по сторонам, то и дело одергивая гимнастерку.

«Чего это с ним?  удивилась Манюшка.  Не свиданка же предстоящая его взвинтилачто для него, прожженного бабника, наивной девочки любовь?»

Барон подошел к Манюшкиному кусту и начал машинально ощипывать листья с ближайшей ветки, всецело поглощенный репетицией близкой встречи. Он жестикулировал, бормотал на разные голоса, лицо его плясало, как у мима в одной трофейной кинокартине. Манюшка удивилась еще больше. Ей даже несколько обидно стало за него, что он так много занят этим свиданиемчто там ни говори, а однокашник Трош был ей все-таки дороже, чем временная соседка по палатке

Вику Манюшка даже и не узналатакой марафет навела она на себя: соорудила сногсшибательную прическу, надела нарядное шелковое платье, едва закрывавшее коленки, с глубокими вырезами спереди и сзади, с маленькими крылышками-рукавами.

«Что ж ты, дура, наделала!  вознегодовала Манюшка.  Надо же было в футляр какой-нибудь закупориться, чтоб ни одного живого места было не видать, а ты все напоказ выставила Ну, твое счастье, подруга, что я тут убиваю свое драгоценное время, а то узнала бы, как дразнить Барона!»

 Здравствуйте.  Вика тем временем подала Трошу руку.

 Здравия желаю,  смущенно ответил Барон, и, взяв ее ладонь в свою, тут же выпустил. Глядя в сторону, запереминался с ноги на ногу.

 Не хотите ли прогуляться?  после некоторого молчания спросила Вика и взяла его под руку.

 Ну хотим  промямлил он.

Они потихонькутемп движения задавала Викапошли по периметру полянки. Девушка что-то говорила и, вытягивая шею, снизу заглядывала ему в лицо. Трош держал свое длинное тело прямо и напряженно, как новобранец по команде «смирно», и смотрел по большей части вбок. Обойдя полянку, парочка вернулась к Манюшкиному кусту.

 Сядем? Весь день на ногахустала Вот тут какой-то хороший человек забыл старое бревно А может, влюбленные спецы притащили?  Она лукаво стрельнула ему в лицо какими-то незнакомыми Манюшке яркими понаглевшими глазами и потянула за рукав.  Приезжают же к вам девчата.

Сели рядом, причем Барон слегка отстранился от нее. Еще не совсем стемнело, но опасаться чужих взглядов и вторжений было нечего: после ужина батальон смотрел кинофильм «Повесть о настоящем человеке». Манюшка вся подобралась в ожидании событий, которые потребуют ее вмешательства, но происходило что-то непонятное. Барон молчал, как парализованный, а Вика болтала без умолку; Барон сидел, не шевелясь, как телефонный столб, а Вика трогала его за рукав, хватала за руки, наклонялась вперед, заглядывая в глаза, и отклонялась назад, прихлопывая комара на его шее, и вообще делала столько разных движений и шевелений, и были они такие плавные и бережные, что казалось, будто бабочка порхает вокруг цветка.

Скоро Манюшка окончательно поняла, что если и грозит кому-нибудь из этих двоих опасность, то отнюдь не Вике. Ей бы вздохнуть с облегчением, но она вдруг обнаружила, что чувствует не облегчение, а досаду на телячье поведение Барона и легкое презрение к нему. И опять же: плюнуть бы в сердцах («трепло несчастное!») и ускользнуть кустами, но что-то незнакомое, неизъяснимо томительное коснулось души и лишило сил

Вика говорила тихо-тихо, каким-то не своимзатаенным, ласково-воркующим голоском и почему-то по-украински:

 Любый мий, коханый Серденько мое.

И при этом она обвивала шею Троша голыми руками и, склоняя к себе его голову, целовала лицо. А Барон Видимо, Викина смелость и наступившая темнота поглотили его робостьон одною рукой обнимал девушку за плечи, а ладонью другой ласково и округло касался ее груди.

Манюшке было нестерпимо стыдно, но она, не отводя глаз, почему-то обмерев, смотрела на эти чужие, запретные для ее посторонних глаз ласки, слушала эти потаенные, не для нее, речи, и все в ней медленно горело на жгучем несжигающем огне.

Все же стыд пересилил, и она начала по сантиметру бесшумно отползать вглубь куста, беззвучно в отчаянии шепча:

 Что ж это со мной сделали Что ж это я, дурочка

Пробравшись к себе в палатку, она легла и словно бы с головой погрузилась в знойное течение, которое проникало во все поры ее плоти и души, жгло, наполняя все ее существо сладким томлением. Манюшка гладила свое тело, и ей было радостно и больновпервые в жизни вот так.

Утром она встала все еще во власти тех же незнакомых чувств и ощущений. Во время зарядки и купания ей все казалось, что ребята тайно бросают взгляды на ее тело, и что чересчур обтягивает спереди майка, слишком плотно прилегли трусики. Как бы случайно подойдя к Трошу, Манюшка жадными глазами обшарила его лицо, и ей почудилось, что оно пылает, а в глубине глаз горит загадочный огонек. Губы заметно припухли. И вдруг какое-то чувство, похожее на ревность, царапнуло сердце.

 Ну и виконтессу вы мне подбросили, княгиня,  сказал он, блеснув в улыбке своей золотой фиксой.  Как будто только что из детского садика. Пришлось учить ее кое-чему.  Словно спохватившись, торопливо добавил:Нонепонятлива, сущий ребенок.

 Поменьше бы ты трепался, Барон, в таких случаях.  Покраснев, Манюшка отошла.

Во время послеобеденного «мертвого часа», встретившись в палатке с Викой, она со столь же жадным любопытством осмотрела и ее. И тоже нашла переменыподруга явно похорошела и вся как бы светилась: то и дело вспыхивали глаза, занимались румянцем щеки, пальцы начинали теребить платочек, и все время подрагивали в беспричинной на непосвященный взгляд улыбке припухшие (тоже!) губы.

 А он действительно такой, как ты говориларешительный парень,  сказала Вика, благодарно приобняв Манюшку.  Прямо не отобьешься. Ноне на такую напал, ты не думай. Мы просто погуляли немножко.

«Оно и видно,  подумала Манюшка с насмешливой неприязнью.  Так погуляли, что у бедняги Барона до сих пор, наверно, губы болят».

Помимо неприязни она почувствовала еще и зависть к этой белобрысой притворщице, не очень-то умелой в маскировке. И обиду: свела их, а они перед нею же туману напускают, отгораживаются. А что если вот сейчас взять и напомнить ей, как она «отбивалась» там вчера? Вот уж начнет вилять своими бесстыжими глазами!.. «Эй, Марий, что с тобой?  спохватившись, прикрикнула Манюшка на себя.  Что тебе до них? Не с кем, что ли, целоваться? Вот вернусь в Днепровск, поеду к Коленьке и скажу: Хватит нам ваньку валять. Пора по-настоящему встречаться, как парню с девушкой. Вот Викатихоня, хлеб двумя пальчиками берет, а как храбро атаковала! А у меня что, духу не хватит?»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯТак у него есть другая?

Все теперь как-то усложнилось. Манюшка рвалась на Стахановский поселок, а поехать туда заставила себя с трудом. Вдругвпервыеподумалось: а ведь это очень как-то сомнительно и подозрительно выглядит со стороныдевушка ездит к парню. Зачем? Почему? Что думают по этому поводу их знакомые? Что говорят? И что говорит им Коля? «Да так, одна случайная знакомая, приезжает утолить грусть-печаль по Залесью». А может: «А, так, одна прицепиласьне оторвешь». А как относятся к ней на самом деле его родители? В глаза-то ничего плохогои приветливы, и как будто даже рады ей, а что в душе: «Ишь, какая, сама на шею хлопцу вешается»?

Сильны были сомнения, и почти победили, но в конце концов желание повидать Николая пересилило. Ладно, ну чего такого? Ездит ведь к нему не девушка, а спец. Просто по старому знакомству. (Жаль, конечно, было отказаться от мысли явиться хоть раз к Николаю девушкой, в гражданском ситчикеблузочке, юбочке, косыночке). И ведь не к одному ему езжувся семья знакома. Да в конце концов пошли они все к чертовой матери, пускай думают, что хотят, сейчас важно только одно: что он обо мне думает. Вот это и надо выяснить.

Николая она нашла на маленькой лужайке рядом с домом. Лежа в одних трусах на скошенной траве, он, обложившись учебниками, готовился к экзамену. Манюшке он явно обрадовалсядо того, что, завидя ее, вскочил и бегом бросился навстречу, потом, видимо, одернув себя, остановился и суетливо затоптался на месте, не зная, что делать. Наконец нашел выходнагнулся и начал рассматривать в траве на обочине дороги какое-то насекомое.

 Козявус бекетус,  пояснил он, подавая руку подошедшей Манюшке и показывая в другой крошечное насекомое.

 О, ты уже и по латыни чешешь,  деланно удивилась Манюшка, которая и по голосу и по выражению его лица поняла, что «по-латыни» он заговорил не от хорошей жизни, но не хотела вгонять его еще в большую растерянность.

 Да так, слегка.  Николай еще больше смутился: он любил прихвастнуть, но не зарывался.  Чего ж мы тут, пошли.

Вербак предложил ей позагорать, но она отказалась, представив себя рядом с ним в трусах и довольно неуклюжем, великоватомна выростлифчике, собственноручно сшитом вчера вечером. Присела на траву, расстегнула ворот гимнастерки, сняла ремень и пилотку.

После взаимных дежурных расспросовкак жизнь и вообще, почему-то оба замолчали, и молчание это становилось все более тягостным. Николаю хотелось легко, по-дружески поболтать, чтобы можно было смотреть ей в лицо, в бездонные, засасывающие глаза, но у него, как всегда в ее присутствии, отяжелел язык и на ум не приходило ни одной подходящей темы. А Манюшка настроилась на тот, главный, разговор, но для него не было условийвовсю жарило солнце, мимо по улице ходили люди, окна ближних домов были распахнуты в их сторонув общем, лужайка была как ярко освещенная сцена.

 А обгорел-то,  наконец произнесла она.  Почему в тень не прячешься? Или нравится облупленным ходить?

Николай смущенно засмеялся.

 Нравится не нравится Июль в колхозе работали, какая тень?

 В колхозе? А чего это ты, выпускник

 Добровольческий комсомольский отряд. Прощание со школой, с ребятами. И в колхозе память оставили. Там семья есть вернее осколок семьистарая, еле ходит, бабка и двое малых, девчушка и пацан, как наш Толик. Отец и мать в партизанах погибли. Так мы им отдали свои трудодни. Вчера в школу письмо пришло от них: получили пятьсот пятнадцать килограмм пшеницы и шестьсот килограмм кукурузы. Теперь не помрут с голоду. Вот мы какие!  Николай шутливо выпятил грудь. Он весь прямо-таки светился.

Назад Дальше