Раз не тобой заработаны, значит, чужие.
Вирно каже, вздохнул Мотко. Брать у батькив на заем охо-хо
Я в лакеи не пойду, хоть меня зарежь, заявил Евстигнеев. Уж лучше ето простынку толкну. А зачем мне две?
А вот это видел? Старшина Мигаль показал свой внушительный, не оставлявший надежд на сносную жизнь кулак.
В классе поднялся шум. Каждый спешил высказать и утвердить свое мнение. Только несколько человекте, кто знал почти наверняка, что их завтра вызовут отвечать урок, или кто готовился исправить двойку, не участвовали в митинговании. Синилов, заткнув пальцами уши, читал учебник физики. Петя Ракович, стараясь перекричать всех, вслух учил стихотворение.
Уже ничего нельзя было разобрать в этой какофонии. И тогда у стола возник помкомвзвода. Сделав зверское лицо, грохнул кулаком по столу:
Молчать!
С задней парты к нему пробирался Захаров. Шум мало-помалу стихал. На этом успокаивающемся фоне все назойливее били в уши истошные вопли Раковича:
Я ассенизатор и водовоз,
Революцией мобилизованный и призванный
Эй, уймите этого ассенизатора! крикнул Славичевский и несколько находившихся поблизости от Петра спецов тут же исполнили приказание, толкнув Раковича в левый бок и в правый и вдобавок ласково, но чувствительно смазав по шее. Так вот, знаете, о чем мы думаем? Он кивнул в сторону приближающегося Захарова.
О второй порции за ужином, раздались насмешливые голоса. Это неинтересносами о том же мечтаем.
Зачем нам знать твои печали? Кхе, кхе
А вот зачем. Мы считаем, что исполнять лакейскую должность, может, и подходяще для всяких там княгинь и баронов
За клевету на советских баронов получишь в ухо!
А мы сыны батрацкие, нам такая работа не к лицу.
Но и тянуть с родителей тоже не годится, перехватил Захаров. Посему предлагается потрудиться на товарной станции. Глядишь, и на заем заколотим, и свою лепту внесем в новую пятилетку. Плохо, что ли?
Какой плохове-ли-ко-леп-но! пробасил Гермис. Комиссар, зови Лесина.
Появившийся вскоре командир взял бразды в свои руки. Смахнув шум дирижерским жестом, начал отдавать распоряжения:
Мигаль, вас я попрошу обеспечить взвод рабочим обмундированием и сухим пайком. Вы, Славичевский, организуйте своевременную явку к месту сбора, то есть к школе. Я договорюсь со станцией. Сейчас мне нужно знать, сколько человек выйдет на работу. Поднимите руки, кто не сможет.
Хиба е серед нас такий дурень?
Оказывается, есть, оглядев класс, сказал Лесин. Я вас слушаю, Синилов.
Я в воскресенье занят.
Что ж, дело добровольное. Только весь взвод в ногу, как говорится, а вы
Не могу.
Утро обещало солнечный день. С каждой минутой становилось все теплее. Быстро испарялась роса с густой травы во дворе спецшколы, влажная бетонная дорожка на глазах светлела. Небо было чисто, без единого перышка и клочка ваты, яркая и сочная голубизна слепила.
Я уверен, друзья, что нам удасться заставить босса пойти на уступки, сказал Игорь Козин, приблизившись к группе ребят у калитки. Он напуган забастовкой.
Крепкий, широкогрудый, в старой солдатской гимнастерке, заправленной в такие же бэу штаны, он изображал сейчас иностранного докера. Для большего сходства Игорь надел взятый напрокат у Захарова синий берет (так стала именоваться заношенная кепчонка после того, как от нее оторвали козырек).
Через сквер к школе стремительно неслась щуплая фигурка Лесина.
Председатель профсоюза портовых грузчиков возвращается от предпринимателя, сказал Захаров.
Судя по его бодрому и задиристому виду, босс получил нокаут, подхватил Игорь.
Лесин действительно сообщил, что всё улажено.
Закоулками в проходными дворами они довольно быстро добрались до товарной станции. Преподаватель ушел в контору, а ребята разместились на бревнах, сваленных неподалеку. Гермис затянул песню и, встав перед товарищами, энергично замахал руками и замотал головойдирижировал. Жесткие темно-каштановые волосы на его голове смешно торчали во все стороны.
А, хав ду ю ду! воскликнул Захаров, прерывая пение. Кто к нам пожаловал!
Раздался торжествующий вопль двадцати с лишним глоток.
Прогнала? сочувственно поинтересовался Игорь.
Ленька скривился, как от зуба.
Что за человек, черт ее подери! Договорилисьпоедем на весь день на Днепр, а она как пронюхала про наш воскресник, все отменила и меня турнула сюда.
Молодец! Предвижу: еще немногои мы пойдем ходатайствовать, чтобы она заменила тебя в нашем взводе.
Синилов покраснел и отвернулся.
Подошел Лесин и повел взвод к пульмановским вагонам, груженым лесом. Разбившись на две группы, с энтузиазмом принялись за работу.
Когда скатили на землю первые бревна, которые приходилось брать на вытянутые руки и перебрасывать через борт на наклонные направляющие, Лесин, снизу наблюдавший за работой, закричал:
Внимание, товарищи!
Ребята выпрямились и уставились на него.
Бревна откатывать подальше! Пусть двое слезут и откатывают!
У ребят имелся другой план, но спорить было неудобно. Работали без разговоров и шуток. Слышались только команды Славичевского и Мигаля:
Берись за концы! Взяли! Раз-два!
Да изредка подавал голос хозяйственный Евстигнеев:
Осторожнее, братцы! У нас в Днепровске дерево наравне с металлом идет!
Лесин же то и дело давал о себе знать:
Внимание, товарищи! Соблюдайте осторожность. Бревно не скатывать до тех пор, пока не будет сигнала снизу!
Да, много мы так наработаем, проворчал помкомвзвода и обратился к Лесину:Товарищ преподаватель, у вас дома, наверно, срочные дела, а мы вас отрываем.
Ничего, ничего, голубчик, успокоил его Лесин. Не бойтесь, я вас не покину.
Солнце жарило все сильнее. Ребята разделись до пояса, и их красноватые от первого загара тела лоснились, словно облитые подсолнечным маслом. Побаливали мышцы рук и ног, ныла поясница, но уже захватил, втянул в себя трудовой ритм, объединил силы, слил воедино; казалось, что и взмах рукединый, и выдохединый.
Манюшке было так, будто она вместила в свои мускулы всю эту огромную общую силу и бросает бревна, как соломинки. Радость и гордость распирали ей грудь.
Видимо, и все чувствовали то же самое. Когда командир подал команду идти на обед, ребята оказались не готовыми к ней: кидали и кидали лесины, пока старшина и помкомвзвода не произнесли, каждый в своем вагоне, полувопросительно-полуутвердительно:
Ну что, рубанем, братва?
Пока мылись у недальней водопроводной колонки, делили хлеб и консервы, Лесин сходил к ближайшему киоску за свежими газетами. Не мог же он допустить, чтобы воскресник прошел без духовной пищи.
Внимание, товарищи! Прошу всех поближе ко мне!
Ребята кто сел на бревна, кто растянулся на траве.
Преподаватель натренированным оком прошелся по газетным полосам.
Тревожной напряженной жизнью жила планета. Правительству США вручена нота Советского правительства об американском проекте мирного договора с Японией. Правительство Мосаддыка, национализировавшее Англо-иранскую нефтяную компанию, отбивалось от нападок Англии. В Корее американцы и лисынмановцы с жестокими боями медленно продвигались на север.
Между прочим, заметил Лесин, закончив чтение очерка о корейском герое Со Мун Чоре, наша литература героически сражается в Корее. Рекомендую, товарищи, посетить выставку в областной библиотеке. Называется «Книги-герои». Там вы увидите «Молодую гвардию», «Повесть о настоящем человеке», «Как закалялась сталь» на корейском, китайском, вьетнамском языках, пробитые пулями, залитые кровью. Вот вам материал для сочинения на свободную тему на госэкзаменах.
Литература ето что! воскликнул Евстигнеев. А вот наши «миги» дают там копотиэто да!
На последнем занятии по истории авиации майор Кудрин как раз рассказывал о «мигах», больше всего о последней моделиМиг-пятнадцатом, первом реактивном самолете в советской авиации, и спецы буквально влюбились в эту машину.
Американские сверхкрепости В-29 пускаются ето наутек, стоит только появиться «мигам», рассказывал взахлеб Евстигнеев. Да не всегда удается удратьнесравнимые скорости. Реактивные истребители «Шутинг стары» тоже не выдерживают конкуренции. Вот, например, в ноябре прошлого года было: «Шутинг стары» гнались за корейскими «мигами». «Миги» ето оторвались, развернулись против солнца, вернулись на большой высоте и всех американцевду-ду-ду! сбили. Это, между прочим, был первый воздушный бой между реактивными самолетами. Теперь американцы против Мига выставили «Сейбр». Машина в общем хорошая. Шесть пулеметов, прицел лучше, чем у нашего. Но Миг все равно сильнее. У него три пушки, превосходство в высоте на целых три километра, живучесть потрясающая. Сто пробоин, а ему нипочем. Было даже: сел с перебитым управлением.
И все-то он знает! воскликнул Славичевский. Слушай, мы с тобой одни газеты читаем, а этого не вычитали. Откуда сведения? Сорока, что ли, на хвосте принесла?
Дорогой мой, у меня же ето папаас, несколько снисходительно напомнил Евстигнеев.
Манюшка подтолкнула Васю локтем.
На «мигах» будем летать, понял? Она вся светилась и сияла, как надраенная асидолом спецовская пряжка.
Лесин объявил конец перерыва и опять начал давать ценные указания: кому куда стать, как соблюдать технику безопасности. Ростик не выдержал и снова предложил ему идти домой: дальше они и сами уже справятся. Преподаватель было заупирался, но тут его начали упрашивать все, и он не без горечи сказал:
В общем так: мавр сделал свое деломавр должен уйти.
Ну что вы, товарищ преподаватель, успокоила его Манюшка. Нам действительно жалко вашего выходного дня. Тем более, что мы ведь давно уже большие. Ей-богу, правда.
Лесин внимательно посмотрел на нее, обвел медленным взглядом ребят, раздумчиво пожевал губами.
Гм, пожалуй.
Работу закончили поздно вечером. Устали зверски, но настроение было праздничное.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯПоследний звонок. Только в истребительную! Не всем дано летать. Прощания
Чем ближе к концу учебного года, тем быстрее бежало время. Казалось, только вчера снег превратился в грязь, грязьв пыль, зазеленел двор спецшколы, набухли и полопались почки на деревьях, покрылись молодой листвой и нежно-розовыми цветами яблони по сторонам цементной дорожки, что вела от калитки к крыльцу. И вот, словно гром с ясного неба, грянул последний звонок.
После пяти уроков батальон был выстроен четырехугольником во дворе. В серединеофицерско-преподавательский состав. Начальник спецшколы Пятериков в военной форме, которую он надевал только по парадным случаям, отделился от толпы и остановился лицом к шеренгам первой роты. Волнуясь, заговорил:
Сейчас для вас, ребята, прозвенит последний школьный звонок и вы навсегда распрощаетесь со школьной партой. Перед вами открывается трудная дорогадорога в небо. Из всех прилагательных, которые можно было бы употребить со словом дорогапочетная, благородная, блистательная, я выбрал однотрудная. Вот на это вы и настраивайтесь, чтобы всегда быть на уровне требований, которые предъявляются к защитнику Отечества, квалифицированному военному летчику Летите, дорогие наши соколята, и когда настанет ваш час, прикройте Родину надежным воздушным щитом!
Начальник вернулся на свое место и сразу же, как только он, а вслед за ним все офицеры взяли под козырек, раздалась барабанная дробь. От правого фланга первой роты отделился старшина Мигаль со знаменем школы в руках в сопровождении двух рослых, под стать ему, спецов. Чеканя шаг, они пошли вдоль строя, а от правого фланга второй роты навстречу им двинулся так же парадно старшина Зубарев в сопровождении двух плотных, среднего роста, под стать ему, крепышей.
Состоялась церемония передачи знамени.
На крыльце появился начальник учебной части Павел Александрович Дубков. Лысая его голова забликовала на солнце. Он торжественно поднял вверх, всем напоказ, звонок и начал яростно трясти его.
Первая рота, смирно! раздалась команда майора Кудрина. На последний урок шагом марш!
Оркестр грянул «Прощание славянки», и первая рота под рукоплескания своих младших собратьев поплыла к крыльцу.
Хотя звонка из-за музыки совсем не было слышно, Дубков продолжал истово звонить и, не вытирая набегавших на глаза слез, сердито бормотал:
Кровь в жилах останавливается, когда смотришь на этих разгильдяев Волос дыбом встает
Последним уроком в четвертом взводе была химия. Павел Ефимович с преувеличенно деловым и недовольным видом покрикивал:
Вы что это не слушаете? Я вот возьму и двоек наставлю, не погляжу, что последний урок.
Двойкиони ведь тоже оценки, покашливая, ответил ему Архимед. И не самые плохие.
Да-да, то-то вы все за ними гонялись. Вон Захаров, Гермис, Желанов, Доманова Э, да ваших отличников скоро и не перечислишь Ты и сам, Архимед Что ж, ребята, от души поздравляю. Молодцы! В моем взводе тоже неплохие показатели. Дышим вам в затылок.
Урок прошел быстро, и впервые ребята пожалели об этом. Оставшись одни в классе, они вдруг осознали, что школа кончилась навсегда и в туманном будущем они еще не раз вспомнят о ней.
А знаете, хлопцы, сказал Мотко таким тоном, будто сообщал неслыханную новость, майор и Батя плакали, як мы пишлы пид марш. Николы не повирыв бы, як бы сам не побачив.
А ты не видел, как заливался слезами капитан? наморщив нос, спросил Захаров. И при этом все глядел на тебя. Кому ж теперь он будет лекции читать?
Манюшка сидела вся истерзанная какими-то непонятными безжалостными чувствамией хотелось то плакать, то обнимать и целовать всех подряд.
Ребята! наконец не выдержала она. Знаете что? Давайте провозгласим пятнадцатое мая днем четвертого взвода. Будем отмечать, а после окончания училищ соберемся на свой съезд.
Вот это верно! зашумели все. Этот день не пройдет без следа! Качать Мария! Ур-ра!
Княгиня, ручку! подскочил к ней Барон, взял ее ладошку и, жеманясь, церемонно поднес к губам.
Ах, барон, какой вы душка! Манюшка бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки.
Теперь всем взводом собирались только трижды в деньк завтраку, обеду и ужину. В остальное время по группам готовились к выпускным экзаменам.
Но вот позади и экзамены. Больших сюрпризов они не преподнесли. На кого «грешили», что станут медалистами, те ими и стали. Манюшка, не раз заявлявшая, что «академиком» быть не собирается и потому за медаль нос квасить не станет, отчаянно пижонила: брала билет первой и садилась отвечать почти без подготовки. Однако не только ни разу не срезалась, но даже не покачнулась.
По окончании экзаменов во взводе выпустили молнию, в которой, в частности, был помещен Манюшкин профиль и анонимные вирши внизу:
Сколько наших хороших парней
Довела до трагедии личной.
Что поделатьв активе у ней
Все «отлично», «отлично», «отлично».
Но сочинитель ошибся: ему еще не были известны оценки за письменные работы. Манюшка все-таки была наказана за пижонство: сочинение она настрочила за полтора часа, сэкономив четыре с половиной «для отдыха и наслаждений», как следует его не проверила и проглядела ошибку, за что и получила четверку. В результате ей выгорела только серебряная медаль. Честно говоря, это неожиданно для нее самой щелкнуло по самолюбию, хотя фактически ничего не меняло: и серебряная медаль давала право на поступление в академию без экзаменов.
Гораздо больше сюрпризовв основном неприятныхпреподнесла медицинская комиссия. Война, годы напряженной учебы и другие индивидуальные обстоятельства сказались кое у кого на здоровье. И вотмечтал парень стать летчиком, а у него обнаружили скрытое косоглазие, что имеет значение только для авиации, или маленько подкачал слух, или сердце бьется не совсем так, как положено, и его посылают в авиатехническое училищеучиться на «презренного технаря». Не всем дано летать.
Но самая горькая беда свалилась на Игоря Козина. Комиссия признала его негодным не только к летной, но и вообще к военной службе: нашли какой-то очажок в легких. Видно, пребывание в баронском поместьенедоедание, побои, ночёвки в холодном сараедаром не прошло.
Для Игоря удар был неожиданным: ежегодно проходил медицинские комиссиии ничего, считал себя здоровым крепким парнем, был чемпионом города по боксу в своей весовой категории. Правда, медики каждый раз что-то там писали в карточке после просвечивания рентгеном, но записи эти были непонятны и, главное, никаких последствий не влекли. Он не придавал им значения. И вотна! Как-будто невидимый «господин воспитатель» Жаба добрался-таки до его мирного житья и треснул, как когда-то, палкой по голове. Выйдя из кабинета, где ему объявили заключение медкомиссии, Козин остановился у окна в коридоре и бессмысленно стал таращиться на город, лежащий внизу. В голове шумело, как будто его и впрямь ударили по голове.
Вскоре вокруг него уже топтались несколько спецоводни ждали своей очереди в кабинет, другие присоединялись, выходя оттуда.