При чем тут Просто иной раз начинаешь решать и уже не можешь оторваться. Стыдно вроде бросать. А вообщесухая наука. Дано тебе замкнутое пространство АВСи пляши в нем. Никакой игры мысли Слушай, сегодня занятие парашютного кружка. Пошли?
Так я ж не записана. А вообще хочу в авиамодельный.
Ну и правильно, понимающе сказал Вася. Знаешь, прыгать мне и самому страшно.
Манюшка протестующе вскинула подбородок, но глянув на смущенно покашливающего Архимеда, раздумала обижаться и пояснила:
Честно скажу: я как подумаю про прыжок, как представлю себе эту бездонную яму, и тебе надо вот сейчас шагнуть в нее, у меня аж сердце заходится. Стыдно, конечно, но
Да чего тут стыдного? Но с другой стороны: ведь прыгать-то все равно придется, раз в авиацию пошли, верно? Надо, значит, воспитывать себя, иначе летчиком не станешь.
Ты прав, вздохнула Манюшка. Вон Павел Ефимовична сбитом самолете падал, даже без парашюта. Значит, и к такому надо быть готовыми. Эх, взялась я за гуж Ну, бог с ним, даешь парашютный!
После занятий в кружке, когда строились на ужин, Манюшка вдруг поинтересовалась:
А ты чего не заходишь? Живем по соседству, а хлеба-соли не водим.
Вася начал заливаться краской. Чтобы скрыть смущение и занять руки, принялся старательно шарить в карманах.
Ты сегодня свободна? не поднимая глаз, спросил он.
Что значит «свободна»? Буду дома, а выкушать по чашке чая время найдется. Только ты прихвати с собой ужинные пирожки. А то у меня кипяток-то найдется, а вот хлеба-солитюти.
Они встретились глазами и рассмеялись.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯЗа удовольствия приходится платить. Бирон и его система воспитания
Обычно спать ложились в одиннадцать, иногда в половине двенадцатого. В этот раз распорядок был нарушен. Игорь Козин за ужином дал Манюшке книгу «В небедевушки». Очередь ее была еще далеко, Игорь впустил в своюи поэтому времени на чтение не было: только до завтра.
Она засела за книгу сразу после ужина. Рядом за столом готовила уроки Марийка, о чем-то спрашивалаМанюшка не слышала и не отвечала. Потом подружка начала собираться в кино, вернувшись, разлетелась было поделиться впечатлениямиМанюшка даже головы не подняла.
Спокойно и даже буднично рассказывали авторы о совсем недавних событиях, которые трогали душу, вызывая у девочки слезы гордости или боли.
В сентябре 1941 года, когда фашисты появились под Москвой, военкоматы стали осаждать девушки с летными книжками в руках: «Возьмите на войну. Хотим защищать Родину».
Вскоре по радио прозвучало обращение прославленной летчицы Марины Расковой: создадим женские авиаполки!
Было сформировано два полка бомбардировщиков587-й во главе с майором Расковой и 588-й под командованием майора Бершанской.
Воевали девушки отважно и даже отчаянно. В сутки каждый полк делал до пятидесяти вылетов. На своих юрких, высокоостойчивых, низколетающих У-2 («кукурузниках») они незаметно подкрадывались к фашистским аэродромам, артпозициям, штабам, обрушивали уничтожающий удар и едва не ползком, недоступные для зенитного огня и истребителей, удалялись. Немцам небесные воительницы внушали мистический ужас: недаром прозвали они их ночными ведьмами.
Марийка легла в постель, но уснуть не могламешали свет, шелест страниц. Ворочалась с боку на бок, укрывалась с головой, заслонялась от лампочки подушкойничего не помогало.
Ну, досыть уже, закругляйсь, наконец не выдержала она.
Манюшка промычала в ответ что-то невразумительное.
Кончай, кончай, слышишь? Треба читать, когда все. Нечего по ночам.
Не отрываясь от книги, Манюшка буркнула:
Сейчас, вот до главы дочитаю
Прошло еще полчаса. Никаких перемен. Виновато улыбаясь, Манюшка продолжала переворачивать страницы. Тогда Марийка встала и направилась к выключателю. Манюшка метнулась к ней, обхватила сзади за шею. В результате короткой борьбы обе девочки очутились на Марийкиной постели.
Чудачка, если б ты только знала, что это за книга проговорила запыхавшаяся Манюшка.
Восхитилась бы, но вже ночь!
Да ты только послушай. Манюшка схватила книгу и стала, захлебываясь, читать: «Многие советские командиры были против участия летчиц в бояхне время, мол, экспериментировать. Командир семьдесят третьего истребительного полка, знакомясь с летными книжками Лили Литвяк и Кати Будановой, заявил категорически: Женщин у меня не будет! Но вскоре он посбавил тон. В первом своем бою Лиля схватилась с Хейнкелем-3 и сбила его. Ее ведущий, опытный летчик Саломатин, дал такую оценку новичку: Эта девочка будет настоящим асом, даю вам слово.
К концу декабря, то есть за полгода, Лиля сбила шесть самолетов. Имя ее загремело. И не только у нас, но и у немцев. Ее самолет легко можно было узнать: на обоих бортах фюзеляжа были нарисованы большие белые лилии, а вдоль носаряд маленькихпо числу сбитых вражеских машин. Когда Белая лилия Сталинграда появлялась в воздухе, немецкие летчики, предупреждали друг друга: АхтунгЛитвяк!».
Манюшка начала восторженно толкать Марийку локтем в бок:
Представляешь? Эх, как бы звучало: «АхтунгДоманова!» Я бы им показала, змеям фашистским, как как детишек Голос у нее дрогнул, и прошло несколько минут прежде чем она смогла продолжить чтение: «Пилотом десятого самолета, сбитого Лилей Литвяк, оказался фашистский ас. На фюзеляже его машины была нарисована игральная картатрефовый туз, вдоль носадвадцать победных отметок. Гитлеровец спасся на парашюте и был взят в плен.
Хотите посмотреть, кто вас сбил?спросили его. Разговор происходил в столовой, в присутствии всех летчиков полка.
Ну, это, видимо, один из лучших советских пилотов, ответил ас, пытливо обводя глазами окружавших его. На Лилюхрупкую светловолосую девушкуон не обратил внимания.
Все засмеялись, кроме Лили.
Вотона, показали на нее.
Не понимаю русского юмора, сказал фашист.
Лиля заставила немца встать и подробно прокомментировала ход боя. Тут его поведение сразу изменилось: он обвял и опустил глаза.
За год Лиля Литвяк сбила двенадцать самолетов. Погибла она близ города Красный Луч в неравном бою с двумя мессершмиттами. Ни обломков самолета, ни тела ее не нашли. Поэтому похорон не было. Все в полку плакалии мужчины, и женщины».
Услышав сквозь сон отдаленный звонок будильника, Манюшка, кряхтя и стеная, покинула уютное теплое ложе. Стрелка часов катастрофически быстро приближалась к восьми, значит, на зарядку уже опоздала. Молниеносно, как по тревоге, одевшись, Манюшка сполоснула лицо и руки. Глянув на блаженно улыбающуюся во сне Марийку, не пожалела лишней минуткисбегала на кухню и, вернувшись, щедро опрыснула холодной водой это счастливое лицо. Марийка вскочила, испуганно моргая, и, сообразив, в чем дело, начала шарить у кровати, ища что-нибудь поувесистее.
Проспишь уроки! уже из-за двери крикнула Манюшка.
Рота заходила в столовую. Капитан Тугоруков стоял в вестибюле и, посасывая конфетку, пощелкивая пальцами, встречал опоздавших ехидной улыбочкой.
Подойдите ко мне, Доманова, приказал он, едва Манюшка показалась в дверях. Вы почему опоздали?.. Тих, тих, тих Почему нарушаете распорядок?
Я, товарищ капитан
Не разговаривать! Почему являетесь в восемь ноль пять, а не в семь тридцать?.. Тих, тих, тих Распорядок дня утвержден начальником школы и командиром батальона. Стало быть, это приказ. А устав гласит: приказ начальниказакон для подчиненных. Почему нарушаете устав? Почему не выполняете приказ? Почему попираете закон?
Я, товарищ капитан, первый раз удалось вставить Манюшке.
Тих, тих, тих А вы что же, думаете, один раз опоздать разрешается? Идите-ка сюда. Тугоруков подвел Манюшку к распорядку дня, висевшему на стене над тумбочкой часового. Ну-ка, покажите, где здесь такое примечание. Может быть, вот это? Нет, это о другом. Тогда где же?
Командир роты иронизировал и мотал душу до тех пор, пока старшина не увел роту в столовую.
Ну вот видите, развел руками капитан. И на завтрак вы опоздали. Есть хотите?
«Еще бы!»подумала Манюшка. Но бесполезно было в этом признаваться.
Да уж и расхотелось.
Тогда идите в класс. Через десять минут я жду вас у себя в кабинете.
Манюшка знала, что там ее ожидает, и попробовала отбиться:
Это все из-за одного опоздания? Причем единственного
Тих, тих, тих Запомните, Доманова, в армии порядокальфа и омега. Какой же из вас получится офицер, если вы уже сейчас привыкнете его нарушать?
Поняла, поняла, испуганно сказала Манюшка, видя, что Тугоруков покашивается на распорядок дня, намереваясь, видимо, снова цитировать его.
Не разговаривать!
Командир роты восседал за столом. Манюшка доложила о прибытии. Он кивнул, но команду «вольно» не подал.
Так, сказал капитан и передвинул конфетку из-за одной щеки за другую. Вы, конечно, слышали, но не можете представить, сколь героичен путь ленинского комсомола. Так вот, родился он в грозном девятнадцатом году, когда черные полчища Антанты бу-бу-бу бу-бу-бу бу- бу-бу
Она не вслушивалась: ведь это была не беседа и не лекция, а нотация, наказание. Тугоруков не очень-то и скрывал это: говорил размеренным, монотонным голосом, внимательно следя в то же время, чтобы нарушительница стояла по стойке «смирно», то есть держала в напряжении ноги, тело и шею. Когда Манюшка пыталась незаметно ослабить ногу, приобвянуть телом или опустить голову, он немедленно вскидывался:
Это что такое? Я команду «вольно» не подавал!
И продолжал капать на мозги хорошо обкатанными тяжелыми каплями-словами.
«Господи! тоскливо думала Манюшка. Еще только до шефства над Военно-Морским Флотом добрался. А впереди еще и пятилетки, и война, и восстановление народного хозяйства»
У нее кружилась голова, временами казалось, что капитан вместе со столом уплывает куда-то влево, за ее спину, появляется справа и, остановившись на минутку на своем месте, снова начинает круговращение. Вкрадчивый голос его журчал со всех сторон и даже сверху, и у нее было такое ощущение, что он уже, как жидкость, заполнил всю комнату и сейчас хлынет ей в нос и рот, забьет дыхание.
Вы поняли теперь, каким идеалам изменяете вольно или невольно? прорвался к сознанию вопрос, заданный в несколько иной тональности. Поняли, что недостойны этих героев?
Все мы их недостойны. Но я вам прямо скажу, товарищ капитан: вы злоупотребляете их именами.
Тих, тих, тих Вы слишком распускаете язык. С таким длинным языком в советском офицерском корпусе вы не нужны. Можете идти!
Манюшка терпеть не могла угрозскрытых или открытых, неважно. У нее зло сузились глаза и, едва сдерживаясь, чтобы не прыгнуть на него дикой кошкой, она очень вежливо спросила:
Товарищ капитан, вы знаете, как вас в роте прозвали? Бирон! Это был такой сукин сын при императрице Анне Иоановне, он
Длинен язычок, длинен, перебил Тугоруков тихим, как бы раздумчивым голосом. Укорачивать придется. А это болезненная операция Тих, тих, тих
Голод дал себя знать на первом же уроке. Как ни пыталась Манюшка вникнуть в суть новой теоремы и отвлечься таким образом от знакомого по военным временам тоскливого подсасывания в желудке, ничего у нее не получалось. Квадраты и многоугольники в конце концов превращались в ее воображении в бачки с лоснящейся от масла кашей.
Преподаватель математики Нузин, маленький полный человечек, весь измазанный мелом, шариком катался возле доски, подпрыгивал, размахивал руками и говорил, говорил, говорил. Иногда, вспомнив, что за спиной у него тридцать гавриков, он оборачивался к ним и независимо от того, шумели они или каменно молчали, кричал:
Тихо, товарищи! и снова погружался в свою любимую стихию.
По математике Манюшка была среди первых, и Нузин относился к ней благожелательно. Он почти никогда не проверял у нее домашние задания, а когда проверял, то не снижал оценки за грязь в тетради. Зато нагружал задачами сверх программы, при этом считая, что совершает благодеяние.
Это вот еще когда в институте я учился, мы решали, хмыкая носом, ворковал он. Интереснейшая задачка! А эта на конкурсных экзаменах была.
Все задачи были интереснейшие, замечательные, любопытные, занимательные, и каждая отнимала у Манюшки часа полтора-два. Отказаться же было равносильно самоубийству в глазах Нузина
Вдруг преподаватель обратился к Манюшке:
Ну-ка, Доманова, повторите.
Я прослушала, товарищ преподаватель.
Ну вот вам, пожалуйста! обиженно развел руками Нузин. По наклонной плоскости пошли катиться? А две задачки, которые я дал вам позавчера, решили?
Одну решила, а за одну только взялась.
После уроков покажете мне. У меня тут есть еще однапрелюбопытнейшая. Вот возьмите-ка.
Манюшка покорно приняла листок из его рук.
А теорему прослушали? вернулся он к уроку. Ну вот вам, пожалуйста! Это, я бы сказал, где-то на уровне хулиганства.
Она сегодня без завтрака, сказал Петя Раковин. А кому же в ум пойдет на желудок петь голодный?
Нузин смущенно почмыхал носом, не очень уверенно сказал:
Ну, что делать? Мы, бывало, на фронте и по суткам не ели, а работу свою выполняли.
Он сам был командиром пятого взвода, и ребята знали, что Нузин не одобряет наказания голодом.
Зато их взводный придерживался противоположной точки зрения. Выслушав доклад дежурного и усевшись за стол, он первым делом обратился к Манюшке:
Как вы себя чувствуете, голубчик?
Отлично, пожала плечами Манюшка. А чего бы это я чувствовала себя плохо?
Прекрасно. Оказывается, желудок у вас более стойкий, чем ваша комсомольская совесть.
Без назиданий он, конечно, обойтись не мог. Манюшка молча проглотила обиду. Но этим не кончилось. Справа раздалось бормотанье Васи Матвиенко:
Пишут, как бы свет весь заново
К общей пользе изменить,
А голодного от пьяного
Не умеют отличить.
Вот он всегда так, Архимед: занимается каким-то своим делом, а все-таки подмечает и слышит, что происходит вокруг, и эрудированный ум его как бы автономно формулирует, а болтливые уста выдают в свет соответствующие изречения и цитаты.
Лесин вскинул голову и, вытянув руку в сторону Васи, ковырнул пальцем воздух. Тот встал.
Это зрение у меня неважное, Матвиенко, а слухне хуже, чем у вас, авиаторов. Так что вы хотели сказать этими стихами Некрасова?
Вася недоуменно пожал плечами.
Ах, вы не знаете? Вы кинули костьи в кусты?
Какую кость? Какие кусты? недоуменно моргал глазами Матвиенко.
Садитесь! сдирижировал пальцем командир взвода. Вопрос принципиальный, товарищи: как воспитывать будущих солдат, летчиковкак маменькиных сынков, кисейных барышень или как настоящих мужчин, которым нипочем ни голод, ни холод? По-моему, двух мнений быть не может. Хотя есть люди, которые считают, что спецшкольникиэто такие же учащиеся, как и все остальные в мужских средних школах, и воспитывать их нужно так же.
Чепуха! подал голос Мотко. Спец есть спец. И нечего нас равнять с какими-то штатскими хлюпиками.
После урока к Манюшке подошел Захаров.
Вот так-то, Марий, мы не то, что другие, мы особенные. Поэтому терпи.
Хотя тон его был ироничный, Манюшка поняла, что в данном случае он тоже согласен с Лесиным, но так как не любит пафоса и крайностей, ему кажется неуместным и нескромным говорить об исключительности спецов вслух.
Конечно, мы не такие, как все, подделываясь под него, сердито ответила Манюшка. Мы на рубль двадцать дороже.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯЛечение по-спецовски
Четвертому взводу вручили переходящее Красное знамя за второе место в школе по успеваемости. Вообще-то фактически он был первым, но на первое место не потянулкое у кого имелись троечки.
Знамя вручили на общешкольном собрании, а после Лесин приказал собраться в классе на свое, взводное.
Все положенные торжественные и хвалебные слова сказаны, а теперь давайте-ка, голубчики, поговорим без фанфар.
Взяли в оборот Троша, Евстигнеева, Сурдина, Бутузоватех, у кого тройки редко вытеснялись четверками. А в конце собрания Захаров невинно обратился к Манюшке:
Марий, не будешь мне чупрыну драть?
Та, ничего плохого не ожидая, улыбнулась и пожала плечами.
Я вот о чем. Мы ругаем троечников, и правильно. Если они хотя бы половину своих трояков поменяют на четверки, мы сразу вон куда шагнем! Но у нас есть и еще один резерв. У некоторых товарищей среди пятерок и четверок затесалась одна троечка, и они ее терпят. Например, у Мария по физкультуре. Неужели он тебя не кусает, этот трояк?