А ты? Ты как? жарким шепотом спросил он, не показываясь из-за трубы.
Я? Она ни к чему не готовилась, ни о чем заранее не думала, все это произошло неожиданно для нее самой, но мозг работал так четко, что она сразу нашла слова, чтоб его успокоить:Яничего Я сестра полицая.
A-а протянул он и кошкой, почти на четвереньках шмыгнул к хлеву, с необычайной ловкостью перескочил через забор и, петляя, побежал по полю к ольшанику.
Саша стояла с намотанными на руку вожжами, глядела ему вслед и как зачарованная слушала дивную музыку, родившуюся в ее сердце. От музыки этой становилось и радостно, будто вернулось утерянное счастье, и грустно, хотелось смеяться и плакать.
Поговорила? весело крикнул с крыльца Кузьма.
Саша опомнилась, кивнула головой: да, поговорила.
Кузьма подошел к колодцу, заглянул туда и испуганно ахнув, вприпрыжку обежал вокруг трубы.
Что? Куда? Где? растерянно залопотал он. Потом, остановившись перед Сашей, закричал не своим голосом:Где он?
На небо улетел! неожиданно засмеялась Саша. К ангелам!
Он увидел вожжи у нее в руках и, наконец, все понял. Схватив Сашу за ворот старой домотканой свитки, тряхнул:
Ты ты выпустила Шпионка! Большевистская он грязно выругался.
Это возмутило Сашу, и она, размахнувшись, дала ему пощечину. Он отскочил и выхватил из кобуры пистолет.
A-а, ты так Да я тебя!..
Стреляй Стреляй, сволочь! Саша рванула свитку, подставляя грудь, и сделала шаг к нему. Стреляй, иуда! Изменник!.. Выродок!.. Стреляй!
Он, наверно, выстрелил бы, если б она испугалась или бросилась бежать. Но полицай еще не привык к убийствам, он растерялся и стал отступать, не спуская с Саши пистолета. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б не появился Колька Трапаш. Он мгновенно подскочил к Кузьме и вырвал пистолет.
Ты что это? Сумасшедший. Онасестра твоя.
Сестра? не закричал, а прямо-таки заголосил Кузьма. А ты знаешь, что сделала эта сестра? Она выпустила его Да я не погляжу, что она сестра Я свою голову подставлять не желаю. Теперь он уже не кричал, а злобно ругался.
Кого выпустила? Его? Колька Трапаш заглянул в пустой колодец, удивленно захлопал глазами, потом перевел взгляд на Сашу, увидел вожжи и захохотал. Ай да Саша! Молодец!
Ты что? рванулся к нему Кузьма. Ты подумай, что будет!
Погоди, не кричи! Столб дубовый! Начальник липовый! Ты знаешь, что я тебе скажу. Если никто не видел, нам лучше замять это дело.
Ну-у, нет Пусть не думает Я ей Я не погляжу, что сестра Наплевать мне
Дурак! Что ты сделаешь? Посадишь Сашутебе житья не будет от своих. Родная мать проклянет. А весь гарнизон смеяться будет: партизана из-под носа девка украла. Начальник!.. Иди, Саша! И никому ни слова о том, что тут случилось, твердо приказал Колька.
Кузьма хотел возразить, но Трапаш обнял его за плечи и потащил в школу.
Ты слушай меня Я тебя не подведу. Ворона!
Саша, не совсем понимая, что происходит, медленно свернула вожжи и пошла к колодцу за ведрами. Только когда принесла их в хату, она вдруг почувствовала страшную слабость в ногах, в изнеможении опустилась на лавку и, должно быть, побледнела. Поля бросилась к ней.
Что с тобой, Саша?
Я партизана выпустила.
Кого?
Партизана что Кузьма поймал и посадил в колодец.
Как?! подскочил к ней Даник, которого она не заметила в хате.
Очень просто. Бросила вожжии поминай, Кузьма, как звали человека. Настоящего человека Героя.
Даник вдруг обнял ее за плечи и ласково прошептал:
Саша!
Она передернула плечами.
Не трогай! Твой дружок хотел меня застрелить. Колька Трапаш помешал.
Боже мой! Что ты наделала! всплеснула руками Поля, до которой не сразу дошел смысл происшедшего. Что ты наделала? Ты решила погубить себя, ребенка, нас? Ты не знаешь этого гада, Кузьму. Не знаешь, что он может натворить Он донесет немцам. Я побегу Я сейчас же побегу к тетке Хадоське, к Юльке. Пусть они попросят его, чтоб он как-нибудь замял.
Не надо, брезгливо поморщилась Саша.
Ты молчи. Ты давно потеряла голову и сама не знаешь, что делаешь.
Не надо, Поля, решительно заявил Даник. Зачем впутывать лишних людей? Я сам все улажу, и, обернувшись к Саше, сказал тихо и ласково:Ты не бойся, Саша.
А я никого и не боюсь. Отстаньте вы от меня! Она подошла к колыбели, склонилась над дочкой, и крупные горячие слезы закапали на личико ребенка.
Даник постоял, с любовью поглядел на сестру и неслышно вышел из хаты. Следом за ним, накинув платок, пошла Поля.
«Выдаст он меня или не выдаст?» Саша перебирала в памяти все, что знала о Кузьме с самого детствакогда он проявлял благородство или, наоборот, низость. Думала о его матери, скупой, но душевной и справедливой тетке Хадоське, о сестрах, братьях, жене и больше всего о ребенкедвухлетнем мальчике.
Она лежала на печи с широко раскрытыми глазами и видела во тьме лица этих людей, от которых теперь зависит ее судьба, жизнь, будущее ее дочки. А темень в хатехоть глаза выколи, даже окна едва видны: на дворе глухая осенняя ночь. Дождь хлюпает. И кажется, что на улице кто-то ходит, плачет, шепчется. Саша вздрагивает, прислушивается. Нет, она ничего не боится, никакой кары. Боится только одногочтобы не вернулось то гнусное, мучительное, обидное чувство страха, которое ею овладело после случая в лесу. Как хорошо было бы, если б в душе навсегда остался этот торжественный гимн, светлый, возвышенный, что зазвучал, когда партизан скрылся в прибрежных кустах! Она прислушивается к ровному, спокойному дыханию дочки, лежащей рядом, и музыка постепенно стихает, так как снова приходит страхза нее, за это маленькое беспомощное создание.
Поля тоже не спит. Она вздыхает на кровати и что-то шепчет: может быть, молится. Раньше Саша посмеялась бы, если б-услышала, что сестра молится. Теперь ей не смешно, пускай молится, ей, верно, от этого легче. Поля вернулась от тетки как будто успокоенная, но какая-то мрачная и молчаливая. Саша сказала, что, может, ей лучше пойти ночевать к кому-нибудь из соседей или родственников.
Зачем? удивилась Поля и, помолчав, добавила:От судьбы не уйдешь. Даст бог, все уладится.
Саша поняла, что это слова тетки Хадоськи.
Боже мой! прошептала Поля. Этот мальчишка вгонит меня в гроб. Где можно шататься в такое время и под таким дождем?
Саша поняла, что не Данила беспокоит сеструбрат не впервые возвращается поздно, ей просто хочется поговорить. Но Саше трудно оторваться от своих мыслей, и она притворяется спящей.
Наконец Данила вернулся. Саша удивилась, что Поля, отворив, ни словом не попрекнула его.
Даник молча разделся и полез на печь. Саша хотела запротестовать: ей было противно от мысли, что брат, возможно, пришел к ней от полицаев. Нащупывая в темноте свободное место на печи, он коснулся Сашиной руки, и она вздрогнула, рука была холодная как лед и дрожала.
Он лег возле трубы, и Саша почувствовала, что не только руки у него дрожат, но и всего его трясет как в лихорадке.
«Где это он продрог? Ведь еще не так холодно», подумала она.
Он придвинулся к ней и, заикаясь, зашептал в ухо:
Т-т-ты боишься?
«Отстань ты от меня, никого я не боюсь», хотела она огрызнуться, но что-то удержало ее от этого грубого ответа.
Не б-бойся Он н-не донесет Теп-перь н-нико-му н-не скажет Его н-нет
Нет? удивилась Саша.
Он п-п-помер.
Помер?
Даник зажал ей холодной ладонью рот.
Тише Он ехал в волость На велосипеде А мосток знаешь какой возле лесника Без перил, без ничего И-и т-темнело уже И онв речку Зах-х-хлебнулся. Может, пьяный был
Саша все поняла. Странное чувство охватило ее: страх, что Даник, мальчик, ребенок, убил человека, и не чужого, не немца, а двоюродного брата, и в то же время безграничная благодарность, что он спас ее, Лейку и наказал предателя. И еще стыд за то; что она так дурно думала о нем А он вон какой И все шепчет, как бы желая оправдаться, остудить жар души:
Ему б не надо ехать в волость. Зачем он ехал так спешно? На ночь глядя. Помнишь, тетка Хадоська рассказывала: цыганка им когда-то ворожила и сказала Кузьме, что он помрет от воды. Чтоб остерегался Вот видишь От воды
Саша сжала его руки и, сама дрожа почти так же, как он, прошептала:
Не надо, Даник, родной. Не надо Я все понимаю Успокойся.
Слышно было, как Даник дробно стучит зубами.
Саша обняла его, чтоб согреть.
Ты лазил в речку? прошептала она.
Нет Я не лазил ответил он так, что стало ясно: кто-то все же лазил.
А кто? быстро спросила Саша.
Ты не должна об этом спрашивать! сказал он сурово и решительно, перестав дрожать и заикаться.
Я понимаю. Прости меня, Даник. За все Что я ударила тебя, что думала так
Ничего Я не обижался. Я рад, что ты такая. Но мне было тяжело.
И мне тяжело
Ты думала, я испугался тогда, что отдал Кузьме винтовку без затвора? А у нас их, может, двадцать спрятано, и пулемет, и гранаты Новенькие Надо было заткнуть ему глотку хламом, чтоб ничего не заподозрил, не докапывался. И ходил я к ним потому А заодно учился, как оружием пользоваться У нас никто не умел как следует.
«У нас Значит, их несколько человек Группа. Видно, все такие же ребята, как он, Даник. Но какие смелые и разумные! Кто же там еще?» Саша перебирала Даниловых товарищей, и ни один из них не был похож на героя, у всех еще ветер в голове.
Однако группа есть Она борется. Она покарала предателя Кузьму, который хотел убить партизана, вы-дать немцам ее, Сашу.
Мы сами хотели освободить партизана. Ночи поджидали. Ты нам немножко подпортила. Нам этот человек очень пригодился бы
Саша слушала слова Даника, как чудесную сказку, от которой становится светлей на душе и появляется страстное желание самой стать такой, как герой этой сказки. Она вдруг тихо попросила, удивив брата:
Даник Возьмите меня в свою группу. Я вам тоже пригожусь Яфельдшер.
Он долго думал. Она ждала затаив дыхание.
Наконец он пообещал:
Ладно. Я поговорю с хлопцами.
Саша притянула его к себе и прижалась губами к его уже горячей щеке.
V
И вот она первый раз идет на собрание подпольной группы.
Поздний вечер. В деревне там и сям мелькают огоньки: чадят в хатах каганцы или тлеет на шестке лучи-навот какой свет принесла «цивилизованная Европа». Огоньки эти служат ориентирами, без них легко заблудиться в такой темноте.
Саша крадется на носках, стараясь ступать как можно тише. Землю сковал мороз. И кажется ейсапоги грохочут на всю деревню. Она останавливается, слушает. Сердце стучит так, что делается жарко в груди, болят виски, уши. Может быть, поэтому шум леса долетает волнами, как в детской игре, когда быстро зажимаешь ладонями уши: шумтишина, шумтишина. И чем дольше она стоит, вглядывается, слушает, тем хуже: начинает казаться, что впереди двигаются какие-то тени, а позади слышны шаги и шепот. Может быть, за ней следят, идут? Нет, это только чудится. Неужели она так испугалась? Да, испугалась. Не к чему скрывать. Очень. Но не за себяоправдывает она свой страх. За Даника, за его друзей, которые поверили ей и теперь ждут за деревней у старой мельницы. Даник долго, чуть не месяц, не давал ответа. Должно быть, им, хлопцам, нелегко решить такой вопрос. Не сразу пришли к согласию. Саша понимала это и не обижалась. Она старше их, у нее ребенок
Вспомнила Ленкуи мысли пошли по другому пути. Зачем она туда идет? Что будет делать? Неизвестно, кто там у них в группе. Данила так до сих пор и не сказал. Если все они, как он, то какая ж это организация? Что могут сделать дети? Убили Кузьму? Это, бесспорно, смелый поступок. Он заставил задуматься тех, кто служит или собирался служить оккупантам. Но кого он поднял на борьбу? Они спасли ее, Сашу, а могли бы и сами погибнуть. Она вспомнила, как после похорон пришла тетка Хадоська. Высокая, сутулая и раньше, она за один день совсем сгорбилась, а ее морщинистое, загрубевшее от ветра, зноя и морозов лицо как бы обуглилось. Саша увидела ееи ахнула. Тетка опиралась на толстую березовую палку, и руки у нее тряслись. Она не села, хотя Поля и приглашала ее. Остановилась у порога и уставилась на Сашу красными, сухими глазами, в которых сквозила нечеловеческая мука.
Ну, Сашечка, похоронили мы твоего брата, сказала она тихо и печально. А ты не пришла
Саше показалось, что сжимавшая посох костлявая, черная, с потрескавшимися пальцами рука вдруг сдавила ей горло. Она задохнулась, и ей стало почти так же страшно, как тогда в лесу. Спасая партизана, она не помнила об опасности, все вышло как-то само собой, по зову сердца. А тут сразу подумала о Лепке и неведомо зачем выхватила ее из колыбели.
«Ваш сын пошел против своих, и люди его покарали», хотелось ей сказать, чтоб заставить тетку умолкнуть, не глядеть так страшно. Но она понимала, что слова эти еще больнее ранят материнское сердце, и, жалея старуху, старалась спрятаться от ее глаз.
Вот и у тебя дочка растет, покачала головой Хадоська, и никто не ведает, что ее ожидает.
Саша, вздрогнув, повернулась и загородила ребенка.
«Если она еще затронет Ленку, я ей скажу Пусть не проливает слез по сыну-изменнику. Раньше надо было думать и уговорить Кузьму, чтобы бросил полицию. Я все скажу»решила Саша.
Тетка Хадоська, постояв еще немного и отмахнувшись от Поли, которая старалась утешить ее, сурово сказала Саше:
Молчишь? В глаза не смотришь? На защитников своих надеешься? Что ж защита у тебя крепкая, и вышла.
Саша и до сих пор не понимает, как все обошлось. В деревне никто словом не обмолвился о том, что она спасла партизана. Верно, никто и не знает. Значит, молчат и Колька Трапаш и тетка Хадоська. Но будут ли они молчать до конца?..
А имеет ли она право снова рисковать? Какая она подпольщица, партизанка? Нет! Останавливаться нельзя! Ее ждут там, чтоб доверить великую тайну. Она не может вернуться, так как чувствует, что возненавидит себя за это, и ее существование, и без того мрачное, станет чернее этой ночи. Там где-то борются, истекают кровью, гибнут тысячи людей, чтобы изгнать врага, чтоб вернуть то счастье, которым жила и она, Саша. Там Петро. Она верит, что он вернется и с ним вернется все. Поэтому она не может, не имеет права сидеть сложа руки.
В ольшанике над рекой что-то хрустнуло. Саша замерла. Кто тамчеловек или зверь? Тишина. Шумит бор, журчит речка, споря со льдом, наступающим от берегов. Мороз крепчает. Но снега нет, земля черная. На небе появился просвет и выглянула одна-единственная звездочка. От этой маленькой невероятно далекой звездочки как-то сразу посветлело вокруг. Чтоб не пугаться стука собственных сапог, Саша наклоняется, сбрасывает их и бежит дальше по мерзлой колючей земле в одних стареньких чулках.
У мельницы ее встретил брат. Он вынырнул неожиданно, как из-под земли.
Ты, Саша?
Подошел, увидел у нее в руках сапоги, удивился.
Босая? Обувайся скорей, ноги отморозишь.
Саша думала, что ребята собираются на старой мельнице. Но Даник перевел ее по разрушенной плотине, по скользким обледенелым кладкам на ту сторону реки. Сашу удивило, что идет он не таясь, стуча сапогами. Подошли к самому лесу, и только тогда Саша догадалась, где они собираются.
Года три назад колхоз начал разводить кроликов. Здесь была ферма: огороженный проволочной сеткой участок и небольшое строеньицекухня, где варили корм. Сетку и клетки с кроликами растащили, домик покуда никто не трогал. Печи, котлов в кухне не сохранилось, окна забиты шелевкой. Это, должно быть, сделал староста. Но щели между досками старательно заткнул, несомненно, кто-то другой. Куча соломы лежала в углу, в другом горела самодельная восковая свечка.
Саша обвела взглядом кухоньку и увидела только одного человека.
С чувством разочарования, даже обиды, остановилась она у порога. Возле свечки лежал на животе соседский сын, ровесник Даника, они вместе кончали седьмой класс, Тишка Мотыль. Даник выглядел взрослым парнем, а Тихон казался еще совсем ребенком: малорослый, рыженький, с прыщеватым лицом, тихий и застенчивый. Правда, Тишка был лучший ученик, отличник.
Он взглянул на Сашу и смущенно опустил глаза.
«И это вся их организация? Дети», подумала она.
Но вдруг из-за кучи соломы послышался незнакомый голос; он принадлежал более взрослому человеку.
Садитесь! властно приказал неизвестный.