Ко мне приходил отец, и я отдала ему все деньги, проговорила она и после непродолжительной паузы добавила:А потом пожалела. Узнала, что он собирается жениться. Десять лет прошло, как мать умерла, и вдруг взбрело в голову старику. Я написала ему злое письмо.
II
Хата, как большинство хат в белорусских деревнях, состояла из двух половин: «задней», треть которой занимает русская печь, обычно она служит кухней и столовой, и «передней»светлой. Эта просторная светлица со множеством фикусов, огоньков, розими заставлены все четыре подоконника и часть полабыла Сашиным жильем. Хозяйка с детьми жила в «задней».
Едва слышно ступая, они прошли через кухню. Не зажигая лампысветло от луны, Саша подвела Петра к большой деревянной кровати, стоявшей за печью, и сказала:
Ты будешь спать тут.
Ее маленькая, белая, как в больницах, кровать стояла возле окна с другой стороны печи. Петро торопливо разделся и нырнул под свежую, слегка влажную простыню, приятно пахнувшую мылом и каким-то лекарством. Затаив дыхание, он слушал, как за печкой раздевалась Саша. Какое это неповторимое и ни с чем не сравнимое чувствовпервые слышать, как в трех шагах от тебя, в одной комнате, раздевается девушка, кажущаяся тебе, влюбленному, сказочно прекрасной, ставшая для тебя самым любимым и дорогим человеком на свете! Ты боишься оскорбить даже взором со чистое полунагое тело Это высокое человеческое чувство, которое, к сожалению, мы часто утрачиваем в зрелые годы.
Сердце у Петра сперва замерло и будто остановилось, а потом стало биться часто-часто и радостно-тревожно, как всегда перед неведомым, таинственным и большим событием в жизни.
Саша легла.
Петро замер в ожидании этого неведомого. Она спросила:
Ты еще не спишь? и вздохнула, а через минуту пожелала:Спокойной ночи.
Он ответил:
Спокойной ночи.
И, еще более взволнованный, начал с юношеской наивностью искать скрытый смысл и в ее вопросе, и во вздохе, и в пожелании. Почему она спросила, спит ли он? Разве можно так быстро заснуть даже самому усталому человеку? Он вспомнил наставления своих старших друзей-студентов, уверявших, что мужчина должен быть смелым и решительным в любой обстановке. Но их решительность в отношении девушек всегда возмущала Петра.
А почему она вздохнула? Он вспоминал каждое ее слово, произнесенное в этот вечер. Он начал искать другой смысл в приглашении и даже в том, как она удивилась и растерялась, когда он неожиданно явился перед ней в саду. Снова вспомнились «теоретические» рассуждения друзей о девушках. Эти рассуждения оскорбляли Петра. С одним своим другом он из-за этого поссорился навсегда.
При всей своей чистоте и юношеской стыдливости он отлично понимал, что в конце концов их любовь должна привести к тому, что они станут мужем и женой, и он трепетно хотел этого. Но как относится к этому Саша? Если бы она хотела стать сейчас его женой, то не выдавала бы его за брата. Честный в своем поведении, во всех чувствах, Петро и подумать не мог о том, что ему следует проявить смелость и пойти к ней. Это может обидеть Сашу, опорочитьхозяйка, очевидно, не спит. Однако, не совсем уверенный в том, что Саша не хочет этого, он наивно ожидал, что она придет сама.
Саша повернулась на кровати, и он затаил дыхание, в сердце затрепетали радость и страх. Нет, опять тишина. А время летело. Более короткими стали на полу тени от цветов. Уже давно пропели первые петухи. За стеной вскрикнул сын хозяйки: вероятно, и во сне гонял коров.
Петро, наконец, не выдержал и шепотом окликнул:
Саша!
Она не ответила.
Сашок!
Он поднялся и выглянул из-за печки.
Лунный свет падал на ее лицо, на рассыпанные по подушке золотистые волосы.
Саша спокойно спала.
Ему стало стыдно, и он торопливо вернулся на кровать.
Саша разбудила его утром довольно поздно.
Ну и соня же ты! Проснись! смеялась она, тормоша его, как ребенка.
Петро раскрыл глаза и онемел от восторга: он впервые видел Сашу в белом халате, в марлевой косынке, и этот наряд так шел к ней!
Я уже столько больных приняла, а ты все еще спишь. Вставай, завтракать будем.
Он не удержался, привлек ее к себе и поцеловал. Это увидела через открытую дверь хозяйкина дочка. Выйдя во двор, где мать что-то делала по хозяйству, девочка сразу же сообщила ей:
А знаешь, мама, они целуются.
Кто?
Тетя Шура и ее брат.
Мать почему-то рассердилась и накричала на дочку.
На завтрак хозяйка подала остывшую картошку, огурцы и миску простокваши. На взгляд Петра, это был обычный крестьянский завтрак. Дома он питался не лучше. К тому же он был в таком радостном настроении, что, если бы ему не дали есть целый день, вряд ли он заметил бы это. Саша почему-то вдруг покраснела и укоризненно воскликнула?
Аня?! И больше ничего не сказала, надеясь, что хозяйка поймет и так. Но та сделала вид, что ничего не понимает, и начала суетливо куда-то собираться.
У нас, Шурочка, несчастье: коровы начинают болеть ящуром. Работы нам теперь, дояркам!.. Может, я на обед не приду, так вы тут сами
Петро аппетитно ел картошку с огурцами и, ни о чем не догадываясь, удивлялся, почему Саша, такая веселая несколько минут назад, вдруг словно загрустила или смутилась. Она почти ничего не ела и не потчевала его, как вчера вечером. Сидела молча, хмурилась и лепила из хлебного мякиша шарики и звездочки.
Что с тобой, Саша?
Ничего, раздраженно ответила она и поднялась, но, видимо, спохватиласьласковая улыбка осветила ее лицо. Завтракай и приходи ко мне в амбулаторию.
Амбулатория помещалась рядом, в бывшей кулацкой хате, большой и пустой. Одна половина ее служила комнатой ожидания. Здесь вдоль стены тянулась длинная скамья, на подоконнике лежали журналы и медицинские брошюры, на стене висели плакаты об уходе за грудным ребенком. В другой комнате стоял низкий стол с регистрационными книгами, два венских стула, старый, но крепкий диванчик, застланный простыней и клеенкой. За стеклом небольшого шкафчика блестели инструменты, бутылочки и склянки. Одним словом, было все, что полагается иметь в учреждении, где лечат людей. В этой комнате, хотя хата глядела окнами на юг, было прохладно, сыровато, пахло плесенью и лекарствами. Но запахи эти не раздражали Петра, а казались ему даже приятными. Вообще он чувствовал себя здесь довольно уютно. Сознание того, что это Сашина амбулатория, что она здесь хозяйка и что он имеет право сидеть тут рядом с ней, такой близкой и любимой, радовало его.
Больные не приходилипочти все побывали утром, и Петро с Сашей сидели вдвоем, весело разговаривали. Вспоминали общих друзей, разные смешные истории, рассказывали друг другу о прочитанных за последнее время книгах.
А я еще раз перечитал «Что делать?», и мне не понравилась жизнь Веры Павловны. Не понимаю, почему тебе хочется жить так, как она, сказал Петро.
Я и сейчас мечтаю жить, как она. Работать вот так, любитьи больше ничего.
И никогда не иметь детей? впервые решился он на такой смелый вопрос.
Она удивленно взглянула на него.
Детей? Я никогда не думала об этом. Она помолчала, задумчиво кусая ноготь. Нет, ребенка я бы хотела когда-нибудь иметь. Но, знаешь, я вот смотрю на семьи, где муж, жена, дети, и мне страшно становитсякак некрасиво люди живут грубо. Я не хочу так жить!
Петро приблизился и обнял ее сзади за плечи, коснулся губами ее мягких волос.
Мы с тобой, Сашок, будем жить красиво.
Она как-то сжалась от этих слов, будто защищаясь от удара, ссутулила плечи.
А мне почему-то кажется, что мы никогда не будем вместе.
Ну что ты! испугался он.
Я не могу представить тебя мужем. Ей, видимо, было трудно произнести это слово, и она брезгливо поморщилась и застучала фонендоскопом по столу, будто хотела заглушить его слова. Я не хочу, чтоб ты стал как все Я хочу, чтоб ты всегда был таким, каким живешь в моих мечтах. Я боюсь, что, если случится иное, оно уничтожит все светлое в наших отношениях, в моей душе Все, все
Сашок, жизнь есть жизнь. И вряд ли мы будем исключением Мылюди.
О, какой ты стал! удивилась она и, энергичным движением освободившись из его объятий, отошла к окну и села на подоконник.
Петро сам удивился своей смелости и житейской «мудрости»: никогда раньше он не решился бы сказать такое и вообще рассуждал об этом так же, как сейчас она. Когда же у него появились эти мысли? Вчера он испугался, что Саша стала слишком практичной и рассудительной, а сегодня получается наоборот. Саша думает по-прежнему, а онкак все. Этого «как все» они всегда боялись.
Наивная юность! Тебе всегда кажется, что ты исключительная, что ты самая умная, не похожая на всех, и желания у тебя непостижимые! К тебе по сразу приходит сознание того, что «как все»это не упрек; не сразу ты начинаешь понимать, что красота не в твоих неземных мечтах, не в твоем стремлении к исключительности, а в жизни людей, ведь это они создали самое красивое, благородное, полезное и разумное и в быту, и в искусстве, и в отношениях между собойв любви, в семье. С осознания этих простых истин и начинается твоя настоящая зрелость, юноша.
Возможно, что и Петро в тот день сделал шаг от наивной юности к зрелости, хотя шаг этот был едва заметным. Но многое значило уже и то, что его впервые не испугала мысль, что он рассуждает, как все.
Ты почему села там? спросил он.
Тебя боюсь, лукаво ответила Саша.
А я тебя и там поцелую.
Она загородилась руками.
Не подходи, люди с улицы смотрят. Тише, кто-то идет сюда.
Она соскочила с подоконника, села за стол. В амбулаторию вошла молодая женщина, застенчиво поздоровалась.
Тебе, Петро, придется пойти погулять, сказала Саша.
За порогом он услышал, как женщина сказала:
А я думала, это доктор из Речицы.
Петро пошел в сад. В бывшем кулацком саду, который занимал не меньше гектара, стояли ульи колхозной насеки. Пасечник, мужчина средних лет, неприветливо спросил у Петра:
Ты кем приходишься докторше?
Я? Братом.
Рассказывай сказки! Знаем мы таких братьев, сами были такими
Когда женщина вышла, Петро, вернувшись в амбулаторию, рассказал о разговоре с пасечником. Саша засмеялась.
А мне все равно, пусть думают, что хотят. Это я вчера почему-то испугалась. Теперь мне перед Аней неловко: она, видимо, обиделась.
Это признание Петру очень поправилось. Они опять разговаривали о будущем, спорили, по-разному представляя себе его, а точнее сказать, представляя довольно туманно, книжно. Особенно далекие от действительности идеалы рисовала Саша. И все же беседа окрылила Петра, наполнила самыми радужными надеждами. Но такое настроение продолжалось недолго.
Хозяйка к обеду не пришла. Саша погремела у печи заслонкой, чугунами и заглянула в комнату, где сидел Петро. Она опять была чем-то смущена.
Подожди минуточку.
Она куда-то выбежала и через несколько минут вернулась с узелком в руках.
Борщ невкусный, давай будем пить сырые яички и есть яблоки.
И Петро вдруг понял все. Понял, что хозяйка не от бедности подала такой завтрак, что до этого она кормила свою квартирантку хорошо, вкусно. А холодная картошка с огурцами и какой-то постный борщ на обедвсе это протест против его приезда. Она почему-то невзлюбила его с первой минуты и вот так выказывает свою неприязнь и, возможно, хочет поскорее выпроводить. Парню стало очень обиднообидно за Сашу, за себя. Он пошел умываться, лишь бы оттянуть время и не сразу садиться за стол, как-то успокоиться. Он видел разных людей. Его отец был не особенно щедрым человеком, но такой поступок хозяйки, которую Саша в письмах хвалила, поразил его. Он сел за стол не с радостным чувством желанного гостя, а с горьким чувствома в юности оно особенно остро! незваного гостя, дармоеда, который ест чужой хлеб. И хотя он знал, что яйца и яблоки Саша купила, легче от этого не становилось. Он старался не подать виду, что все понимает, пытался шутить и смеяться, однако боялся взглянуть Саше в глаза.
Девушка тоже чувствовала себя неловко. Пропало светлое настроение, охватившее их во время беседы в амбулатории. Чтобы как-то развеять неловкость и осудить хозяйку, Саша сказала:
Я думаю менять квартиру, но, вздохнув, призналась:Хотя мне жалко, тут все рядом.
Под «всем» она подразумевала амбулаторию. Никогда раньше менять квартиру она не собиралась, потому что была очень довольна и квартирой и своей хозяйкой.
Петро не ответилпритворился, что его мало интересуют ее бытовые дела.
Сразу же после обеда Саша пошла на ферму. Она сердилась и хотела решительно заявить Ане, что, если еще раз будет такая картошка и такой борщ, она больше столоваться не станет. Однако решительности ей хватило ненадолго. Увидев хозяйку, Саша сказала смущенно и вежливо:
Вы не думайте, Аня Я заплачу вам за все, пока будет брат
Хитрая женщина прикинулась удивленной и доброй.
А разве я, Шурочка, говорю что-нибудь? Эх! Да пусть будет месяц сколько хочет. Человек он хороший, тихий. Разве он мне мешает? Я всегда гостям рада. Только время такоесвободной минутки нет.
Но чтоб все было Саша хотела сказать: «Не так, как сегодня»и опять не решилась:Чтоб было хорошо чтоб мне не было стыдно
Эх, Шурочка! Разве вы меня не знаете? Мне даже обидно слушать
По дороге с фермы Сашу догнал ехавший в телеге взволнованный молодой человек; он искал ее. И Саша, не предупредив Петра, поехала в соседнюю деревню. Она не думала, что долго задержится там.
Петро, у которого и без того было скверно на душе, сидел в хате и заставлял себя читать, хотя чаще, чем в журнал, смотрел в окно и прислушивался к шагам во дворе, к стуку калиткине идет ли Саша. Так ждал он часа два, потом выбежал из комнаты, помчался в амбулаторию. Там висел замок. В саду Саши тоже не было. Петро спросил у хозяйкиной дочки, не знает ли она, куда пошла тетя Санта.
Тетя Шура? Наверно, к больному вызвали, совсем по-взрослому успокоила девочка.
Его почему-то разозлило, что все зовут ее Шурой. Он не любил это ласкательное имя и раздраженно сказал девочке:
Не Шура, а Саша. Запомни это.
А все зовут Шурой.
Вседураки.
До этого он как-то стеснялся показываться на улицах, а тут смело зашагал по селу, заглядывая в окна. Возможно, она где-нибудь в одной из хат? Чем занята? Может, она увидит его из окна, выйдет и объяснит, почему она пропала?
Когда стемнело и в хатах зажглись огни, беспокойство стало расти и вдруг сменилось страшной ревностью. Петро ходил вокруг квартиры и амбулатории, не зная, что делать, куда еще броситься в этой чужой деревне с чужими людьми, которые, как казалось Петру, относятся к нему, как и хозяйка, неприязненно, враждебно. При мысли, что Саша сейчас, возможно, на свидании с другим, у него темнело в глазах. Он повторял самые безжалостные слова, которые скажет ей. Он вспоминал разговор, который днем так обрадовал его, и теперь переоценивал каждое Сашино слово: «Ага, так вот почему ты сказала: «Мне кажется, что мы никогда не будем вместе». Мне теперь понятно, почему тебе так кажется! И ты еще толкуешь о красивых идеалах! Не зря хлопцы говорили, что все вы такие Нет, нет Саша, милая, ты не такая, я знаю. Ты искренняя, ты хорошая. Но где ты? Куда ты пропала? Зачем ты издеваешься надо мной?»
Хозяйка позвала его ужинать. Он отказался.
«Подавись ты своим ужином, скряга этакая!»
И вдруг поведение хозяйки он связал с исчезновением Саши. «Может, какой-нибудь родственник Потому она и хочет меня поскорей выжить. Я уйду, уйду. Но вы еще вспомните меня! неизвестно кому угрожал он и снова, устыдившись, оправдывал Сашу:Глупости все это. Не может Саша так кривить душой. Не такая она. Но почему она не сказала, куда пойдет?»
В глубокой задумчивости он просидел возле амбулатории до поздней ночи, пока в деревне не погасли огни. Был конец августа, и ночи уже дышали осенью. Стало холодно. Почувствовав озноб, он вошел в хату. Через кухню прошел не тихо, не опасаясь разбудить хозяйку, а нарочно шумно, грохнув дверью. Лег под одеяло, но не мог ни согреться, ни заснуть. Его трясло как в лихорадке, и он подумал: хорошо бы по-настоящему заболетьей назло.
Саша вернулась на рассвете. Она вошла неслышно и на цыпочках кралась к своей кровати. Он остановил ее громким вопросом:
Где ты была?
Она вздрогнула от неожиданности.
Ты еще не спишь? Тише.
Где ты была? Голос его задрожал от обиды.