Подкрепившись яблоками, ободренный своими разумными мыслями и поступком, он двинулся дальше и еще дотемна пересек болото, густой сосновый бор и пришел в большую незнакомую деревню на берегу Сожа. Это обрадовало его. Надо было подумать о ночлеге: пароход на Гомель, как ему сказали, будет только утром. Он шел по деревне, выбирая хату, чтобы попроситься на ночлег. И вдругнеожиданная встреча. Белокосая пышногрудая девушка в пестром платье вышла со двора, возле которого Петро остановился, и они сразу узнали друг друга. Они вместе учились в школев пятом и шестом классах, потом ее родителиработники совхозакуда-то переехали, и они не виделись несколько лет. Снова встретились в фельдшерской школе: Люба училась на одном курсе с Сашей. Но они не дружили. Саша почему-то не любила свою сокурсницу. Петро и Люба при встречах здоровались, говорили друг другу несколько слов и расходились. И вот встретились
Петя? Ты?! радостно, словно увидела близкого человека, закричала Люба. Что ты тут делаешь? Как ты сюда попал?
Как? Он заранее придумал несколько вариантов объяснения того, как он очутился тут, но все они были рассчитаны на незнакомых, и потому на мгновение смутился. Я просто хожу путешествую Интересно, знаешь.
A-а, я забыла, ты же поэт. Тебе надо всюду ходить и все видеть
А ты?
А я работаю здесь. В этой хате квартирую. За-ходи. Я очень рада, Петя, что встретила тебя. Ой, Пе-тенька! Как здесь скучно, как тоскливо! Ни одного культурного человека. Не с кем словом перекинуться. Я так рада!.. Пойдем же в хату.
Она говорила торопливо, не давая ему возможности ни возразить, ни поблагодарить. В комнату она ввела сто под руку и сразу закричала молодой хозяйке:
Маруся! Смотри, кого я привела! Мой школьный товарищ Мы вместе когда-то учились. А теперь вот ходит, путешествует. Я выхожу на улицу, а он стоитхатой нашей любуется. Словно чувствовал
А как же не чувствовать! засмеялась хозяйка.
Нет, Маруся, не думай, что он искал меня. Он и не знал, что я здесь, а просто так шел. Но я так рада, что мы встретились, так рада!..
А кто гостю не радуется! сказала хозяйка, проворно вытерев стул и приглашая гостя сесть.
Петру она показалась такой доброй, такой обходительной, что он сразу вспомнил другую хозяйку, из-за которой должен был покинуть любимую девушку, и сердце его опять болезненно сжалось.
«А кто гостю не радуется! Действительно, кто гостю не радуется? А вот там не обрадовалась, ведьма жадная!»
Усталого, измученного, его покорила ласковость Любы и хозяйки.
Петенька, ты чувствуй себя тут как дома, умывайся. А я на минуточку отлучусь, тараторила Люба, бегая по хате.
«Петенька!» Петро вспомнил, что Саша ни разу не обратилась к нему так нежно, даже «Петя» она говорила ему очень редко. Почему? Юношеская подозрительность вспыхнула с новой силой. Его почти никто не называл уменьшительно-ласковым именем. Дома мать, сестры, соседки почему-то с самого детства, с тех пор как он себя помнит, называли его Петро или Петрок. В техникуме всеи товарищи и педагогиназывали только по фамилии. Как-то уже повелось, что одного называют только по имени, и к этому все привыкают даже в официальной обстановке, другого жетолько по фамилии, даже в самой дружеской компании.
Итак, Люба своей лукавой ласковостью задела одну из тонких душевных струнее нелегко найти, но, найдя, можно легко на ней играть. Сознательно она это делала или нет, кто знает Возможно, что в свои девятнадцать лет она уже имела в этом кое-какой опыт. Во всяком случае на романтичного, мечтательного юношу ее ласковость сильно подействовала. Он был благодарен Любе, и ему хотелось отплатить ей таким же вниманием. Люба ушла, а хозяйка помогла ему умытьсяполивала на руки, достала из сундука чистое, вышитое петушками полотенце. А йотом сразу же затопила плиту и начала жарить яичницу. Стоя у плиты, она доверчиво рассказывала о себе. Онамолодая солдатка, муж служит в армии, живет она со свекровью. Старухи нет домаушла к дочери. И хорошо, что ее нет: старуха вообще добрая женщина, но, как все старые, ворчлива: ей трудно понять молодых. А с Любой они живут, как сестры, все доверяют друг другу. Обычно застенчивый с незнакомыми, Петро через несколько минут чувствовал себя здесь совершенно свободно.
Люба вернулась с бутылкой вишневого ликераэто было лучшее, что нашлось в лавке. Они втроем сидели за столомПетро, как гость, в красном углу, пили ликер небольшими рюмками из толстого желтого стекла.
Хозяйка, весело подмигивая Любе, произносила тосты:
Давайте выпьем за нашу встречу. Чтоб она была не последней, чтоб Петя был частым гостем за этим столом.
И Петро пил, не придавая особенного значения ее словам.
После ужина они гуляли по берегу Сожа. В воде трепетали далекие звезды и огоньки бакенов, зеленые и красные. Тревожно шептались лозняки. На противоположном, луговом берегу горел большой костер, и возле него колебались причудливые тени. Над болотами поднимался холодный туман.
Люба прижималась к парню, вздрагивала от холода и все жаловалась, что ей очень тоскливо жить в этой глухомани. Петро, слегка опьяневший от выпитого ликера, обнимал ее и целовал в губы, в горячие щеки, в вырез платья на груди. Она томно шептала: «Петя Петенька»
Стало совсем холодно и сыро, и Петро, жался свои туфли, предложил вернуться. Они посидели на лавочке возле хаты, побеседовали уже без поцелуев. Он попросил у хозяйки разрешения пойти спать на сеновал. Сено лежало на вышках в хлеву. Внизу хрюкала потревоженная свинья, сонно вздыхала корова, к приятному запаху сена примешивался запах навоза. Петро не чувствовал этого. Он думал о событиях прожитого дня, о Саше. Довольный собой, он упрекал ее: «А что, видела? Думала, если тебе не нравлюсь, то ни одна девушка не глянет на меня?.. Нет, ошиблась» Он, как и все мы в юности, измерял собственные достоинства тем, насколько нравится девушкам. Но такое приподнятое настроение продолжалось недолго. Напали блохи. Да, читатель, обычные блохи, которые часто портят нам самое лучшее настроение. Петро ворочался, чесался, старался о чем-нибудь думать, вспомнить что-либо приятное. Но приятные мысли пропали. Стало противно от блох, от поцелуев Любы, вспомнилось, какие у нее влажные губы и какая она сама толстая и мягкая, как пампушка. Он поставил их рядом, ее и Сашу, увидел ясные Сашины глаза, и ему стало стыдно, он сам себе был противен.
«Какой я пошляк!.. Еще не остыл Сашин поцелуй Нет, не мог он быть последним!.. Она просто сказала: «До новой встречи» Она ни в чем не виновата Все это из-за хозяйки. Саша искренне хотела, чтоб я остался надолго. А учительглупости. Разве мало людей, с которыми она встречается? Разве можно ревновать к каждому? Да и вообще, что такое ревность? Разве не позорно ревновать? Надо, чтобы была прямота, вера. А я убежал, как мальчишка. А потом раскис перед первой встречной девушкой. Позор!»
Он долго ругал себя. Подумал даже о том, что, может, ему следует сейчас же, среди ночи, сбежать, чтоб досадить Любепусть не заманивает! и наказать себя: блуждай в ночи по незнакомым дорогам, если ты такой дурень. Но в хате остался портфель с дневниками. Никому, кроме Саши, он не мог их доверить. Хорошо, что он закрыл портфель на замок и ключик спрятал в карман. Он нашел в темноте свой пиджак и нащупал в нем ключик. Однако и после того, как убедился, что ключик на месте, долго не мог успокоиться. Терзала мысль: а вдруг они, Люба и хозяйка, из женского любопытства как-нибудь откроют портфель и прочитают дневник?
Неприятная вещь эти дневники! Пишешь откровенно, выставляешь себя таким, какой ты есть в действительности, прячешься с таким дневником, дрожишь, чтобы кто-нибудь случайно не прочитал его. Зачем же тогда писать? Пишешь неправду, прихорашиваешь себядаешь такой дневник всем. И опять жедля чего? Не зря люди солидные, с жизненным опытом редко пишут дневники, а если и делают это, то пишут не о себе, не о своих чувствах и переживаниях, а о других людях и о других делах: мужчинао деловых разговорах, женщиныо своих детях, писатели записывают меткие слова, выражения, детали, целые сюжеты.
Петро, хоть и заснул только на рассвете, проснулся раноразбудил шум детских голосов. Неподалеку была школа. Он вспомнил, что наступило первое сентября, начались занятия. И хотя у него был свободным целый месяц, он почувствовал, что летний отдых окончился и что стыдно ему сейчас бродить без работы, что пора отправляться домойпомочь родителям по хозяйству, переписать отчет о практике или сделать еще что-нибудь полезное. Он обрадовался этой мысли. Но когда за завтраком, сказал о своем намерении гостеприимным хозяйкам, те страшно обиделись.
Как тебе не стыдно, Петя! Побыл один вечери убегать. А еще говорил Нет, нет, я просто не пущу тебя, Петенька. Люба смотрела на него такими влюбленными глазами, что он смутился и не мог отстаивать свое решение. Ты же сам говорил: времени у тебя много и ты не знаешь, что будешь делать целый месяц. Скажи, что тебе не нравится у нас?
Все нравится, ответил он, опустив глаза в тарелку, в которой плавали в масле вареники.
Вы, Петя, не обижайте Любу, подхватила Маруся. Она и так, бедняжка, затосковала тут одна. Она сегодня всю ночь заснуть не могла от радости, что вы пришли. Разве можно от такой девушки убегать?
Люба покраснела от удовольствия: любят девушки, чтобы их хвалили! Петроот горечи, стыда за свое поведение и оттого, что он вдруг, взглянув другими глазами, увидел, какая Люба некрасивая: желтые глаза, широкие ноздри, веснушки на носу и толстых щеках, гладкие и какие-то бесцветные волосы.
А скучать ты у нас не будешь. Хочешь, за грибами сходим? У нас здесь очень много боровиков. Ты любишь собирать грибы? Я страх как люблю! Пойдем?
А тебе ведь на работу.
Ерунда! Говорят: «Работа не волк, в лес не убежит». Наработаюсь еще. А грибов не станет, Черт не схватит этих больных.
Она не понимала, что такими рассуждениями о работе порочит себя перед этим возвышенно настроенным и честным парнем. Он слушал ее и думал о Саше, о ее отношении к труду, о том, как она уходила на целые дни, из-за чего он, дурак, ревновал, страдал и совершил глупость. Теперь поведение Саши представлялось ему беззаветным служением делу. От этих мыслей ему стало еще стыдней за себя.
Однако Любе все же удалось уговорить его пойти за грибами, и они пробродили по лесу до трех часов дня. Грибов действительно было много. Но большую часть времени они потратили на странную игру: Петру хотелось как-нибудь оторваться от Любы, которая становилась ему все более неприятной, и походить одному, помечтать, подумать, а она ни на шаг не отставала, будто боялась, что он убежит. И он, наверное, убежал бы, если бы не портфель, который ему не дали взять с собой.
По дороге домой Люба забежала на медпункт. Вернулась немного взволнованная и сообщила:
Передавали по радио: Гитлер напал на Польшу. Там воюют Многие боятся, чтоб он на нас не пошел Говорят, он хочет забрать Польшу, чтобы до нашей границы дойти.
Что ты! Мы же только что договор заключили о ненападении и дружбе.
Сообщение о войне в Польше взволновало и Петра, но совсем по-иному: он, как и многие в его годы, жаждал героического подвига и считал, что героем можно стать только на войне. Хозяйка тревожилась больше всехза мужа-солдата. Ей захотелось поскорей узнать, что говорят люди старшие, уважаемые, и она побежала в сельсовет. Когда они остались с глазу на глаз, Люба без девичьей застенчивости обняла Петра.
Знаешь, Петя, я страшно боюсь, что меня возьмут в армию.
Петра покоробили ее слова. Он, как и все его друзья, считал службу в армии своим долгом и честью. Как же он мог уважать человека, который страшится долга! Люба стала ему просто ненавистна, и он только и думал о том, как бы скорей сбежать отсюда. Но странно: когда он почувствовал себя страдальцем, оскорбленным и униженным, у него хватило решимости уйти от любимого человека, а теперь ее не было: не мог он на тепло и ласку ответить неблагодарностью и грубостью даже такому человеку, который был ему неприятен. Однако и оставаться здесь он больше не мог, а потому решил убежать тайком, без объяснения.
Хозяйка вернулась успокоенная и по-прежнему приветливая, говорливая, суетилась у печки, готовя, судя по запахам, вкусный обед. Любу позвали к больному ребенку, и Петро решил этим воспользоваться. Выйти с портфелем из хаты, ничего не объясняя хозяйке, было невозможно. Он поступил иначе: незаметно сунул в портфель кепку, также незаметно открыл окно на улицу и положил на подоконник портфель. Из хаты вышел будто прогуляться. Постоял перед окном, пока хозяйка не отвернулась. Тихонько взял с подоконника портфель и, оглядываясь, как вор, шмыгнул в первый переулок. Ему повезло: без приключений он добрался до леса, вышел к Сожу и в рыбацкой лодке переправился на другой берег. Там, на лугу, он почувствовал себя в безопасности и спокойно переночевал в стогу сена.
IV
Миновали осень и зима. Для Петра время пролетело быстро. Он опять ездил на практику, самую ответственнуюпреддипломную. Пыл он в только что освобожденной Западной Белоруссии, почти на самой границе. Там строился важный участок шоссейной дороги. Поездка была почетнойне всех туда послали, а только троих самых надежных и активных комсомольцев. В Западной Белоруссии все было необычным: люди, прожившие двадцать лет в неволе, их рассказы о борьбе, обычаи, сельские вечеринки молодежи, близость границы, за которой стояли немцы. Все это занимало его молодую, любознательную душу, делало жизнь разнообразной, богатой событиями.
В этом водовороте он подчас забывал о Саше и писал ей редко, раза два в месяц, отвечая только на ее письма. Раньше он писал почти каждый день. Вообще он стал более сдержанным в своей любви и, оправдывая себя, считал это признаком зрелости. Но скорее всего это была юношеская самоуверенность. Саша написала первая после того, как он так неожиданно и с такой обидой ушел от нее. Петро еще в Гомеле получил ее письмо, сдержанное, но ласковое, теплое. Она по-дружески примирительно просила не обращать внимания на мелочи, если только в сердце есть настоящая любовь. Он обрадовался и сразу же забыл обо всех своих обидах. Вместе с этой радостью пришло то самоуверенное спокойствие, которое часто губит самое горячее чувство.
Раньше он никогда не рассказывал друзьям о Саше. Они знали, что он почти каждый вечер бегает куда-то в Залинейный район на свидания к какой-то Саше, по никто из них ни разу не видел ее. Теперь он рассказывал о ней охотно и много, показывал маленькую фотографию, называл «моя Саша». Однако, говоря «моя Саша», он теперь меньше прежнего думал о том, что когда-нибудь она станет его женой. Во всяком случае, у него не было желания поехать в деревню снова, тем более что Саша жила у той же хозяйки и опять в письмах расхваливала ее. Это его злило, потому что хозяйку он ненавидел. Учителя, к которому приревновал Сашу, Петро вспоминал редко и даже забыл его имя. Его соперничества он перестал бояться. Любовь как-то присмирела, успокоилась. Но если бы он знал, что это действительно серьезный соперник, то, безусловно, чувствовал бы себя иначе и не был бы таким беспечным. Мы всегда любим сильней, когда чувствуем, что нашей любви что-то угрожает.
Сашина жизнь текла более однообразно. Но девушка не скучала. Скуказанятие лентяев, а она работала и училась. Мечтая об институте, поступила в десятый класс вечерней школы в соседнем местечке. У нее тоже были друзья, и лучший среди нихВладимир Иванович. Он приглашал ее на школьные торжества, танцы в клубе, лыжные прогулки. В длинные зимние вечера, когда у Саши не было занятий в школе, приходил к ней на квартиру, но всегда с товарищем. Саша ни о чем не догадывалась, а он никогда не говорил о своих чувствах. Только однажды спросил:
Александра Федоровна, правда, что тот юноша не брат вам?
Саша покраснела: ей трудно было лгать.
Нет, неправда, Петромой брат.
Владимир Иванович, видимо, поверил, потому что больше никогда об этом не заговаривал.
Первая раскрыла его чувства и намерения хозяйка:
А что, Шурочка, ведь Лялькевич хороший человек?
Хороший.
Любит он тебя.
Что вы, Аня!.
Да разве я не вижу? Сохнет хлопец. А что? Человек он серьезный, лучшего мужа не сыщешь. Живет с матерью. Свой дом, сад большой лучшее в деревне хозяйство
Саша засмеялась: никогда в жизни она не думала о своем доме и саде, такие «планы» казались ей нелепыми. Она отшутилась, но после разговора с хозяйкой стала избегать Владимира Ивановича: в школу не ходила, а когда он являлся, придумывала, будто ей надо бежать к больным. Как-то в амбулаторию пришла его мать, маленькая, суетливая и простодушная старуха. Пожаловалась, что болит грудь и ноги ломит. Санта осмотрела ее, дала лекарство. А старуха все жаловалась, что ей трудно одной, хозяйство большоекорова, свинья, куры, утки, а здоровья нет. И вдруг не то посоветовала, не то попросила: