Вот прут, гады!
Силища, что ты хочешь!
За день Голландию, за другойБельгию Англичан в море сковырнули.
Липовые вояки против них Если бы стояли твердоне шел бы так!
У нас не пошел бы! Назад бы давно покатился!
Техники, наверно, у французов маловато. У немцев танков тьма-тьмущая
Не в одной технике сила. Командиры ни к черту! А если генералы в кусты, что же солдату делать? Ясное дело
Петро тоже высказывал какие-то соображения и даже блеснул знаниями о немецкой военной технике, вычитанными в журналах. Так они побеседовали и разошлись. А теперь вот эта тревога, это беспокойство. Почему? Франция!.. Париж!.. Как это далеко для парня, который даже в Москве был только проездом и не очень глубоко разбирался в международных вопросах. Но вместе с тем как это близко! Ни одну страну мы не знали со школьных лет так хорошо, как Францию. Мы узнавали из книг о Парижской коммуне, о героях-коммунарах, на всю жизнь запоминали мы эти имена: Варлен, Делеклюз, Домбровский. Потомистория, та школьная история средних веков и новая, в которой Франции отводилось много часов, потому что Франция дала миру великую революцию, Робеспьера и Марата, потом Наполеона с его позорным походом на Россию, дала революцию 1848 года и, наконец, Парижскую коммуну.
Даже у самого ленивого ученика на всю жизнь остались в памяти эти исторические события. А у тех, кто продолжал учиться, знания о Франции бесконечно расширялись.
За историейлитература. Сначала Жюль Верн и Гюго, потомБальзак и Барбюс. Мы любили героев их книг и благодаря им полюбили Францию, страну веселых и остроумных людей.
Петро представил себе Париж так, как можно вообразить город по книгам и фильмам, представил, как ходят по нему чужие солдаты, грубые и нахальные, и сердцу стало больно за далеких незнакомых французоввероятно, таких же парней, как он сам, и таких же женщин и девушек, как его Саша. Милая, славная Саша! Он нежно взглянул на жену, прислушался к ее ровному дыханию. И вдруг появилась мысль, впервые такая нелепая: «А что, если они начнут войну против нас? Придут сюда, на нашу землю, как пришли в Париж?»
Что же тогда будет? Разрушится счастье, его большое счастье, которое он только-только узнал. Его оторвут от Саши, от ее мягких волос, которые пахнут счастьем, от ее рук, таких нежных
Петро долго пытался отогнать эту страшную мысль. «Никогда они сюда не придут! Мы будем бить их беспощадно, если они осмелятся напасть», думал он убежденно.
Возле хаты остановилась телега. Лошадь, которую, видимо, сильно гнали, с облегчением фыркнула. «Опять за Сашей», догадался Петро. Редко проходила ночь, чтобы ее не вызывали к роженице.
Послышался несмелый, но настойчивый стук в окно и умоляющий голос:
Докторша!
Саша сразу проснулась, осторожно поднялась и, открыв форточку, прошептала неизвестному человеку за окном:
Иду. Не стучите.
Она собиралась бесшумно, чтобы не разбудить Петра, думая, что он, как обычно, спит. Но Петро окликнул ее.
Ты не спишь? Спи. Меня опять вызывают. Она поцеловала его и, взяв в руки туфли, чтобы не стучать каблуками, вышла.
Петро с какой-то восторженностью подумал, что опять где-то родится новый человек, опять придет радость в чей-то дом, и от этой мысли мгновенно исчезла его тревога, словно он вдруг убедился в непобедимости жизни. Он быстро уснул. Проснулся на рассвете от прикосновения Сашиных рук: она ложилась рядом. Тело ее было холодное, и вся она пахла свежим сеном, дорожной пылью и йодом. А через час ее вызвали опять.
За завтраком Саша сказала:
Сегодня приняла двух чудесных мальчиков.
Опять мальчики! вяло сказала Аня. Говорят, к войне это, когда рождаются одни мальчики
Никакой войны не будет. Все это бабья болтовня, сказал Петро авторитетно, как подобает мужчине.
Если не считать ночных мыслей и тревоги, он действительно был убежден, что войны не будет, и если враг нападет, то будет разбит сразу, за какую-нибудь неделю-две.
Как и его ровесники, он безгранично верил в могущество армии, в которой ему предстояло служить.
Саша тяжело вздохнула. А потом, с глазу на глаз, призналась Петру:
Я никогда ничего не боялась и никогда не думала об этом. А теперь боюсь
Чего?
Войны. Знаешь, если имеешь счастье, то всегда боишься потерять его. Правда?
Вскоре ей пришлось пережить за свое счастье страх настоящий, не воображаемый.
После выпускного вечера будущие техники-автомобилисты и дорожники поехали за город и там попали под проливной дождь. Петро простудился и заболел двухсторонним воспалением легких. По тому, как коротко было письмонесколько слов, без знаков препинания: «Сашок я заболел воспалением Лежу в Первосоветской Целую тебя»и по тому, как слаба была рука, выводившая кривые, разрозненные буквы, Саша поняла, что муж тяжело болен. Растерянная, испуганная, она прибежала из амбулатории к хозяйке и впервые при ней заплакала.
Чего ты? удивилась хозяйка.
Я боюсь, что он по-детски всхлипывала Саша.
Другого найдешь, шутя сказала хозяйка, но сама потом была не рада.
Саша отшатнулась, и глаза ее блеснули сквозь слезы гневом.
Как вам не стыдно, Аня! Вы сами похоронили мужа. Я люблю Петра, он мне дороже всего на свете!
Аня очень смутилась.
Прости, Шурочка, разве я хотела плохое сказать. Просто не удержала язык Боже мой, такая наша судьба женская!.. И она тоже заплакала.
Я сейчас же поеду к нему. Ему будет легче, если я буду с ним.
Как ты поедешь? А работа?
А что работа! Разве что-нибудь случится за день-два? Я же скоро вернусь. Я только увижу его, успокою
Ты сходи и попроси у председателя лошадь, я хоть подвезу тебя.
Где ты его найдешь, председателя. Да и лучше, чтоб никто не знал, Я пойду до Речицы. Как раз успею к рабочему поезду.
На ночь глядя в такую дорогу? Боженька мой!.. испугалась хозяйка.
Аня, вы не отговаривайте меня. Я не маленькая.
С собой, кроме денег, завязанных в носовой платочек, она захватила белый халат, зная, что он пригодится ей.
Она не шла, а бежала. Над ней звездное небо, безмолвное и бесконечно далекое, а к самой дороге подступали высокие хлеба. Они жили: в них что-то шепталось, звенело, вздыхало. Эта близость чего-то живого бодрила и одновременно страшила. Из-под йог неожиданно взлетали ночные птицы, чуть ли не ударяя крыльями по лицу. Вначале Саша пугалась и даже вскрикивала от страха, потом привыкла и уже не обращала на них внимания.
«Чего мне бояться, если Петя болен? Славный мой, любимый!..»
Кое-где начали жать, и на поле стояли бабки, похожие в темноте на фигуры людей. Одна из них вдруг приподнялась и бросилась бежать. Саша испугалась и тоже побежала. Мчалась так, что казалось, сердце вот-вот выскочит из груди. Но она подумала о Петреи страх пропал. Проходя мимо деревин, она опять увидела, как с придорожной скамейки вскочили и побежали две фигуры. Она подошла так близко, что успела хорошо рассмотреть обыкновенных людейдевушку и парня: вероятно, влюбленных. И вдруг догадалась, почему они убегают. Чтобы не нести халат на руке, Саша надела его и, похожая на привидение, пугала людей. Она скинула халат и пошла медленнее. Небо на востоке зарозовело: кончалась короткая летняя ночь.
Старому больничному сторожу Саша сказала, что она практикантка, и в качестве пропуска показала халат. Она боялась спросить у кого-нибудь из сестер, где лежит Петро, а вдруг скажут, что его нет! и тихо обходила все палаты отделения. Открыв дверь одной из палат, она увидела медицинскую сестру, склонившуюся над кроватью в углу. И сразу в сердце кольнуло: он там! Она торопливо пошла к кровати. Больные поднимали головы и с удивлением смотрели на нее. На звук шагов повернулась и сестра.
Саша узнала Любу и остановилась. Враждебное чувство ревности шевельнулось в груди: Петро рассказывал, как Люба пыталась его «заманить».
Ты? удивленно спросила Люба. Это он тебя все время звал «Саша, Саша!» Теперь я понимаю. Она критически оглядела Сашу и улыбнулась.
С помощью отца, директора совхоза, Любе удалось переехать в город, и теперь она работала старшей сестрой. А главноев городе она имела женихов и была уверена, что скоро выйдет замуж. Жизнь в городе, женихи, должность давали ей, по ее мнению, основание гордиться, вести себя важно и свысока смотреть на таких, как Саша, «деревенских». На Петра она сердилась, но к больному относилась внимательно и даже хвастала перед сестрами, что этот парень когда-то от любви к ней сходил с ума и пешком за полсотни верст прибегал к ней в деревню. Появление Саши немного раздосадовало ее. «Жена», пренебрежительно подумала Люба и спросила:
Ты действительно вышла за него? Он тут, когда ему становилось легче, рассказывал Девчата не верили. Дитя Я тоже сначала не верила.
Саша не слушала ее. Она стояла у кровати и не сводила взгляда с Петра. Он лежал с закрытыми глазами, будто спал, по его запекшиеся, потрескавшиеся от жара губы время от времени кривились от боли, тело вздрагивало, а пунцовые пятна на впалых щеках в этот миг пропадали, и щеки сразу становились бескровно-бледными.
Саша опустилась на стул возле кровати, наклонилась над Петром и, взяв его горячую руку, прижалась к ней щекой.
Люба недружелюбно усмехнулась и поправила пузырь со льдом на голове больного.
У него сорок один температура. Все время держим лед, сказала она сухо, вероятно желая подчеркнуть, что больному нужна не нежность, а заботливый уход. Тяжелый случай двухсторонней пневмонии. Ждем кризиса Ты подежуришь возле него?
Я буду тут
Должно быть, Бася Исааковна не разрешит. Мне и так достанется, что впустила тебя. Беру на себя.
Саша вспомнила: когда они ходили сюда на практику, все очень боялись этой суровой Баси Исааковны, главного врача. Но теперь она никого не боялась. «Никто меня отсюда не прогонит. Не уйду», решила она, готовая отстаивать до конца свое право быть при нем.
Она уверенно поправила подушку, одеяло. Смотрела, как страдальчески отражается боль на лице мужа, и сама чувствовала эту боль где-то глубоко в груди. Петро стоналона нежно гладила его руку, щеки. Соседи-больные с уважением разговаривали с ней, расспрашивали, откуда она, рассказывали, как привезли Петра, как он бредил все эти дни, жаловались на свои болезни. Она им отвечала, что-то советовала, даже кого-то выслушала Но потом не могла вспомнить, о чем ее спрашивали, что она отвечала, зачем она выслушала: это смешноей, фельдшерице, выслушивать больного после опытных врачей! Но тогда она не думала об этом. Она была благодарна этим людям за то, что они так тепло говорят о Петре, и хотела им сделать что-нибудь приятное и полезное, чем-нибудь помочь. Но что бы она ни делала, с кем бы ни разговаривала, она не отрывала глаз от Петра. Мысль о том, что он может умереть, больше не приходила. Такая мысль не могла появиться, пока она видела, как он дышит, стонет, морщится от боли. Его жизньэто ее жизнь, а даже самый безнадежно больной человек думает только о жизни. Только о жизни! Саша представляла себе, как Петро опять приедет к ней и она уже больше никуда его не отпустит. Он хотел ехать на место назначения, куда-то в Белосток. Нет, не надо ему ехать. Они будут ходить вместе по полю, сидеть в саду. Потом она возьмет отпуск, и они поедут на пароходе. Она вспомнила, как перед болезнью он уезжал от нее. Они ехали вместе до Речицыее вызывали в рай-здрав. Они долго ожидали парохода. Петро сказал, что ему холодно. Она закутала его в свой шерстяной платок. Он, закутанный, заснул, положив голову к ней на колени. А потом пришли какие-то девушки-хохотуньи и разбудили его. Возможно, он и простудился тогда, в ту ночь?
Петро вдруг застонал и позвал:
Мама! потом сказал что-то непонятное. На Ягодном не проедем, нет! Пойдем!..
«Мама» У Саши подступил комок к горлу, она и обрадовалась его голосу и ревниво хотела, чтоб он позвал ее.
Через минуту он открыл глаза, долго смотрел на нее, потом слабо усмехнулся и прошептал:
Саша!.. И тут же пожаловался, как жалуется ребенок матери:Мне очень больно, Саша.
Больно, Петя, больно, я знаю. Она наклонилась и поцеловала его в горячие сухие губы.
Люба заглянула в палату и сказала:
Ты покорми его, он ничего не ест. Может, у тебя станет
Он действительно не отказался от еды, хотя ему было тяжело глотать. Когда она кормила, больные вдруг легли в свои кровати и зашептали:
Идет. Идет
Ложись, хлопцы!
Саша поняла, кто идет, только тогда, когда увидела в дверях Басю Исааковну. Главврач делала обход. Ока останавливалась у каждой кровати, слушала объяснения лечащего врача, спрашивала больного о самочувствии, давала указания. Дойдя до кровати Петра, она сурово спросила у Саши:
А вы кто?
Саша смутилась и стояла, как провинившаяся ученица.
Я? Яфельдшер
В моей больнице я не знаю такого фельдшера. Вы кто больному?
Я?.. Сестра, она не понимала, почему не призналась, что жена, вероятно, побоялась, что не поверят или скажут что-нибудь обидное, оскорбительное.
Кто пустил? обратилась главврач к дежурному врачу.
Тот пожал плечами.
Я пустила. Мы вместе учились, с неестественной улыбкой сказала Люба.
Разрешите мне остаться, несмело, со слезами в голосе попросила Саша.
Полчаса, милостиво разрешила Бася Исааковна.
Саша со страхом наблюдала, как врачи осматривали Петра, как, отойдя, шептались, повторяя страшное слово «кризис», и она решила не оставлять мужа, что бы ни говорили, что бы ни делали.
Через полчаса Люба попросила Сашу оставить палату. Больные напали на Любу: разве она не видит, в каком состоянии близкий человек! Пусть сидит, никому она не мешает. Люба вышла и больше не возвращалась. Больные успокаивали Сашу, подбадривали, называя с ласковой иронией сестрой. Она не понимала, зачем ее успокаивают: она не плакала, не ломала рук в отчаянье, она просто сидела и не сводила взгляда с любимого лица; она не знала, что его боль, его страдания отражаются и на ее лице, а со стороны это было хорошо видно.
Под вечер в палату опять пришла Бася Исааковна.
Вы еще здесь? Казалось, главврач не удивилась, а очень испугалась, потому что почти простонала:Боже мой, что происходит в моей больнице! и раздраженно крикнула:Любовь Андреевну и Зою Петровну ко мне! А вы, голубка, идите за мной.
Саша пошла, покорная и молчаливая. В кабинете главврач приказала:
Снимайте халат!
Саша сняла. Бася Исааковна сунула халат в шкаф.
Это мой халат, попыталась возразить Саша.
Идите, и чтоб больше я вас здесь не видела! Я еще в райздрав напишу, голубка
Саша вышла во двор, села на скамейку и горько заплакала.
Ночь, длинную и мучительную, почти без сна, она провела у своей бывшей квартирной хозяйки. А утром опять пришла в больницу. По-видимому, главврач нагнала такого страха на персонал, что Сашу никто не хотел слушать. Сестры не выполнили даже ее простой просьбыне сказали, как здоровье Петра. А Люба прошмыгнула мимо и не поздоровалась.
Саша сидела на скамейке у больничных ворот и ничего не видящими глазами смотрела на голубей, воркующих на крыше соседнего дома. К воротам подъехал извозчик. С коляски осторожно сошла маленькая женщина в простой шерстяной кофте и суконной юбке. Бася Исааковна на этот раз была совсем не похожа на сурового и властного главного врача больницы.
Саша взглянула на нее с ненавистью. Женщина тоже задержала на ней свой взгляд и, вероятно, вначале не узнала. Она прошла через проходную, что-то сказала сторожам и вдруг вернулась обратно.
Вы еще здесь? спросила она у Саши теми же словами, что и в палате, но совсем другим тоном.
А где же мне быть?
Ах, какая молодежь! вздохнула Бася Исааковна, и нельзя было понять, осуждает она или одобряет эту молодежь. Идите за мной.
Во дворе она сказала:
А говорить неправду старшим некрасиво. Мне сообщили, что это ваш муж. Да?
Саша покраснела, и сердце ее наполнилось нежностью к этой доброй женщине.
Надев халат, Саша взбежала на второй этаж и только перед дверью знакомой палаты перевела дыхание, Она со страхом открыла дверь и остановилась. И первое, что увидела, его глаза, живые, ясные. Они смотрели на нее. Пытаясь подняться, он крикнул:
Саша!
Это был слабый, но радостный крик человека, который после смертельной опасности вдруг понял, что спасен.
VI
Вещей было маловсе тот же студенческий портфель; заботливые Сашины руки положили в него самое необходимое, что может понадобиться солдату в далекой дороге.
Хозяйка предложила:
Давайте посидим минутку.
Они сели рядом на длинной скамье, только маленькая Нинкана березовом чурбане у печи. И вдруг хозяйка заплакала, вытирая слезы краем платка.
Что это вы, Аня! Чего доброго, и меня разжалобите, шутливо проговорила Саша, а у самой дрожали губы и голос неестественно звенел. Пойдем, Петя, а то мы всех расстроим, вот и Нинка уже всхлипывает.