Давно кончились теплые дни. Растеряв листья, обнажились деревья. Голая и печальная качает длинными тонкими сучьями рябина, яркими пятнами алеют на ней гроздья ягод. Сей год тяжелы у рябины кисти, крепка, как краснощекая молодуха, осень! Днем носятся в воздухе легкие серебряные нити, небо чистое, почти такое же голубое, как летом, и только в воздухе, холодеющем, как бы остекленелом, чувствуется осень, запахи грибов, овинов, свежего хлеба Кричат улетающие поздние птицы, одинокий и худой, точно страдающий чахоткой, конек на крыше смотрит в пустое небо. Все кажется особенным, небывалым, и частушка звенит издалека как-то по-новому полно и грустно:
Что ты, белая березка,
Не рублю, а падаешь,
Что ты, дроля сероглазый,
Не люблю, а хвастаешь.
Хмурый и молчаливый сидел Федька на телеге.
Пятнадцать лет тому назад песенник и плясун Федька Жижин впервые увидел на поседке в Приселках девушку в скромной синей кофте. Увидел и пропал. Не было с той поры часу, чтобы не думал он о ней, не вспоминал бы ее голос, ее быстрые глаза под черными, круто изогнутыми бровями. Случилось это осенью и навсегда полюбил Федька пустые, выжатые осенние поля, осенние запахи, непроглядные ночи, в темноте которых парень кажется во сто раз милей, а девушка нежней, теплей и красивей Точно такой непроглядной ночью сидел однажды Федька с любимой на бревнах в Приселках. Сама положила Анюта на плечо к нему горячую руку, шепнула:
Феденька
На всю жизнь запомнил Федька эту ночь, этот жаркий шепот, это легкое прикосновение Анютиной руки и, вспоминая о них, не раз говорил задумчиво:
Анюта, я тебя любил не по-человечески
А сейчас ничего нет. Нет прежней Анюты, и никогда уже не вернется она. Пятнадцать лет любил, верил, а она обманывала, притворялась Нет и сына, Васьки, есть отродье врага Все это было так неожиданно, что Федька сразу опал, растерялся, не знал, что делать. Было страшно думать, что придется ломать ладную семейную жизнь, страшно было сознавать, что нет ни Анюты, ни Васьки. «А может, так показалось, пробовал он успокоить себя, может, и нет ничего. Сходство до седьмого колена тянется». Он пытался представить себе, как будет жить без жены и сына как придет усталый, голодный из лесу и никто не встретит его, не услышит он голоса Анюты, не увидит сонного лица Васьки, который не ложился до сих пор, чтобы дождаться его Нет, нет, страшно!
Тятька, прерывая его мысли, сказал Васька, Мишка Семенов злой, с ним играть совсем нельзя.
А ты от него подальше У него отец кулак, а мы с тобой не то. Я в окопах лежал, власть брал
Уже стирались в сумерках тени, тушевались кусты на горушке в Марьином потоке, когда они приехали туда. На краю чащи остался нескошенным чей-то клин высокая бурая трава шуршала под колесами. Черные лужи с пятнами желтых и красных листьев, как большие старушечьи платки, пестрели в низинах. В стороне на березах семьями сидели тетерева казалось, что это вырезанные из черного картона силуэты вросли в вечернее, до боли холодное небо. Все казалось застывшим, настороженным и холодным но во всей этой неподвижности было что-то давно знакомое, милое и каждое кривое дерево, каждый листочек на земле, каждая травинка казались родными. Иногда лошадь, упрямо опустив к земле голову, пила из разломанной лужи. Затихал шелест травы о колеса, становилось жутко в наступившей тишине, только хомут поскрипывал веревочными гужами.
А мы с тобой кто такие, Вася?
Мы не богатые, у нас лишнего нет.
То-то вот, парень, не богаты Трудно, брат, на ноги встать.
Ничего, тятька, подожди, я подрасту, заживем.
Как же это?
Я артистом буду, стану деньги зарабатывать, вот ты и поправишься.
Ну ладно, а вдруг ты выучишься, уедешь в город и забудешь своего тятьку?
Нет, я тебя не оставлю.
Ладно. А пока что мне надо тебя не оставить. Вон видишь, у тебя сапоги порвались, пиджачишка подходящего нет
Ничего. Только вот ребята смеются Да мне наплевать.
Вот ты какой у меня!
Я, тятька, не прошу. У других вон и хлеба не хватает, а мы ничего.
Наложив полный воз дров, тронулись обратным путем. Васька сидел на дровах, а Федор Дмитриевич шел рядом с возом.
Таяли, исчезали блеклые вечерние краски. Грязное небо уже не казалось таким холодным. Кусты, неподвижные и жуткие, выплывали навстречу, а черные платки с желтыми цветами старуха-ночь уложила в коробушку Вместе с ушедшим днем улетела, рассеялась и Федькина тревога даже раскаяние шевелилось в нем, он жалел, что так сердит был с женой сегодня, и решил ничего не говорить ей. Главное, не думать, не думать Это все от думы, сгоряча. Ничего не случилось. Все по-старому.
6
Устыдился Федор Дмитриевич своей временной слабости вспомнил, что стоит общественное дело, и решил посоветоваться со своим приятелем Андреем Ивановичем, секретарем волостного партийного комитета.
Андрей Иванович встретил его приветливо, спросил, как дела. Федька рассказал ему о своем разговоре с мужиками в поле.
Так, так, проговорил Андрей Иванович и задумался.
Семен у них сила большая.
Знаю, хулиган известный А ты, дружище, вот что: кажется мне, горяч ты больно. Тут, знаешь, надо делать осторожно.
Федька вопросительно посмотрел на него.
Так прямо, как мы с тобой говорим нельзя.
Это я понимаю.
Ну вот Ты сначала попробуй-ка подойти этак, как будто тебе все равно. Ну знаешь?.. Вот видишь, ты ляпнул, что ему мягко досталось, задел его, а так-то сначала не надо бы Ты попробуй. А если не выйдет чего там трусить! Узнал, что большинство за тебя, и шатай.
Покос тоже надо бы поверстать.
Вот и дуй.
Вечером Федька собрал сход.
Что опять за беда? спрашивали мужики. Кажинный день сход!
Федька начал издалека. Сначала заговорил о крестьянском займе, рассказал случай, как один мужик в соседней волости на облигацию пятьдесят рублей выиграл.
Да и я, наверно, тоже выиграю, добавил он. У меня как раз та серия.
Он назвал серию.
И у меня тоже! крикнул оторопевший Носарь.
Многие стали рыться в кошельках.
Больше нет у тебя? спросил у Федьки Игнат.
Чего нет?
Да этих, билетов-то?
Есть, хочешь бери.
Затем Федька перешел на другое, поговорил о многополье, о том, что везде идут поверстки В компании Куленка насторожились.
Конечно, ребята, продолжал Федька, если правду говорить, деревня у нас дружная. Ведь только так говоришь, а кто хочет работать у всех земля есть.
Знамо, так, подхватил Носарь.
Мне думается, если посчитать у всех поровну, лишка ни у кого нет.
Конечно, вставил Гиря.
Кой-кто из бедноты с удивлением посмотрел на Федьку.
Так что, пожалуй, можно бы и не делить, закончил он.
Зачем делить? заторопился Гиря. Теперь небось сам видишь, что неладно тогда кричал. Давай вот, иди сейчас на мой повыток, я у любого беру!.. Узнаете, как мягко досталось.
Поработали бы на нашей земле, узнали бы, с горечью сказал Куленок. Ей-богу, ребята, не жалко, хоть сейчас делите!
Делить, землю переминать ни к чему, сказал Федька.
Да ведь нам не страшно! выкрикнул Носарь. Мы от общества не прочь!
Ты что, Федюк, не с ума ли спятил? удивленно спросил Нософырка, мужичок такой маленький, что его, казалось, можно было бы зажать в горсть.
А что? Федька правду говорит, высунулся Никола Конь, которому Жиженок уже несколько раз наступал под столом на ногу, работать нужно!
Вот это верно, одобрил Николу Куленок.
Не только землю, и покос делить не нужно бы, добавил Конь. Все равно никому больше не достанется.
Покос делить траву терять, сказал Гиря.
Вот-вот
Так что, братцы, начал опять Федька, не худо бы остаться как есть, без канители Да только дело вот в чем везде и всюду давно уже поверстали, а мы еще так, по-прежнему Конечно, нам-то что! Не делить ладно, и делить друг друга не обделим. Как, братцы, ведь все равно?
Пускай люди верстают, дрогнувшим голосом заговорил Гиря. Дураку закон не писан. Ведь силком не заставят, власть на местах.
Это понятно А все-таки, братцы, чтобы от людей не отставать, мы, я думаю, разделим.
Потемнел Куленок, прикусил губу Семен. Архип приготовился рявкнуть, но, видимо, долго не находил что сказать.
Так что, граждане, кто за коренной передел, подними руки.
Кучка человек в десять осталась сидеть неподвижно, весь же сход, как один, взмахнул руками.
Вот это я понимаю, вот это деревня!.. Давай, ребята, напишем протокол? Ладно ли?
А ты пиши, не спрашивай, крикнул Шарганчик.
Да уж вот что, ребята, к слову пришлось раз делить, так давайте и покос разделим.
Голосуй!
Опять всего несколько человек остались сидеть неподвижно. Федька от удовольствия докрасна натер свою лысину.
Раз на то пошло, давай с тебя начнем! крикнул ему Гиря. Выставляй пожню Гринькино! Поставлено у тебя тридцать пять копен, а я беру за тридцать семь.
Я беру за сорок! крикнул Никола Конь.
Гиря посмотрел на него так, будто сейчас только заметил, что Никола тоже присутствует на сходе.
Напрасно, ребята, добродушно сказал Федька, стараясь не смотреть на Гирю. Ей-богу, больше тридцати пяти не будет!
Кто-то из угла накинул еще копну.
За сорок две, сказал Конь, толкая под столом Федьку.
Сорок четыре! крикнул Куленок и сразу осел.
Сорок пять! еще громче крикнул Гиря.
Ну что же, и обирай на здоровье! со смехом сказал Федька. Ребята, ведь я думаю, больше никто не накинет?
В углу засмеялись.
Да будет ли тут и тридцать пять? сказал Игнат.
А вот Семен излюбовал, так пускай берет.
Известно, крикнул кто-то из угла, надо улюботворить мужика покосом.
Федька еле держался от смеха.
Сволочь, ты подзадорил, прошипел Гиря Куленку. Обирай сам!
Нет, мне не надо. Я больше сорока четырех не давал.
Ну и обирай за сорок четыре!
Глядя на двух споривших приятелей, сход покатывался со смеху.
Вот, ребята, оживило голову! Хоть Семен на траву-то забрался Продай мне на будущую зиму возишко, со смехом говорил Игнат.
А ему, ребята, ладно! кричал Конь. Он охотник, а там на болоте сплошная утка. Осибирится мужик: и утка, и сено, и протчая снедь!
Гиря, стиснув зубы, смотрел на мужиков.
Что рады, мать вашу так?
А кто тебя пихал? Больно охочь до мягкого, так получи сырого! сердито сказал Игнат. Вот, ребята, подвезло-то, ей-бо
Сволочь ты! крикнул Семен, в упор глядя на Федьку.
Федька спрятал улыбку.
Это за что же я сволочь-то? спросил он, сразу потускнев. Спасибо. Это за мою работу?..
Шпион ты, вот кто!
Ладно, говори, что знаешь.
Не мог утерпеть Федька, поднял голову. Прямо на него смотрели черные, с огоньками на дне глаза.
7
«Батюшка покров, меня, девушку, покрой», говорят девки, ложась спать на покров, строят из палочек колодцы и прячут их под подушку, чтобы приснился суженый.
С покрова начинаются в деревнях поседки. Девки бросают жребий, с которой избы начинать. Ребята ходят вечерами по улице, собирают у амбаров и гумен костицу, жгут ее в куче, подбрасывают горящие клочья на палках, и звездами летят в темное небо искры. Для каждого есть осенью своя отрада! Мальчишки на коньках, а то и просто на подошвах сапог, носятся по замерзшим лужам, и кажется, что счастливей их нет никого на свете. Хозяин подсчитывает урожай, колет лишний скот свежие розовые туши висят по клетям и сараям. К покрову во многих местах варят пиво, ждут гостей.
Федор Дмитриевич уже второй год не варил пива, праздновал день урожая.
Больше шабаш религиозные предрассудки, сказал он жене решительно и твердо.
А как же гости придут?
Чайком попой, пирог испеки хороший. Вот я засяду и буду газеты читать.
Читать газеты Федьке, впрочем, не пришлось ребята-комсомольцы из соседней деревни утащили его участвовать в спектакле.
Так было в прошлом году. Нынче же Федьке было не до спектаклей хмурый, похудевший, он целыми днями молчал, все валилось из рук его.
Да что с тобой? спрашивала Анюта.
Живот болит.
Было это дня за три до праздника. До вечера Федька пролежал на конике, ночью ворочался с боку на бок, стонал Анюта несколько раз вздувала огонь и смотрела на него. Ей казалось, что муж тает, как свеча.
Тяжело?
Ой, тяжело Да ты ляг, успокойся.
Большая борьба шла в груди у Федьки. Сказать ли жене о своих думах или жить затаившись и мучиться? И видел мужик, заговори он сейчас с женой разлетится, расколется вся их такая налаженная жизнь, и не соберешь ее, не догонишь.
Ой, Анюта!
Ну?
Ничего Хотел спросить, ходила ли ты сегодня в баню?
Господи, да что с ним?
«А вдруг она до сих пор любит того, ненавистного?» подумалось Федьке, и дрожь пробежала по его худому нескладному телу.
Жена! снова окликнул он.
Да что такое?
А вот Не перенесть ли нам, как ты думаешь, на будущий год хмельник на другое место? Али, может, совсем изничтожить?.. Все равно теперь хмель не требуется, пива не варим.
К чему ты о хмельнике-то, ни к селу ни к городу?
В голосе Анюты испуг и тоска. Она всхлипнула и громко заплакала.
Ну, чего воешь, дура, скажи на милость, упавшим голосом пробормотал Федька. Вот, ей-богу, беда-то! Хошь не говори ничего У людей бабы как бабы, а тут и посоветоваться нельзя.
Он уже жалел жену измучил он ее совсем! и жалость смешивалась со злобой. Анюта плакала все тише и наконец, вся в слезах, забылась. Неподвижная тишина стояла в избе, это еще пуще угнетало Федьку, тоскливые мысли не давали уснуть.
Наутро он решил еще раз проверить жену.
Вчера вспоминала, что нужно крупу смолоть, сказал он, так у Гири жернова хороши, давай сходим к нему.
У Игната тоже жернова есть, ответила Анюта.
У него старые, худые, а тут новенькие.
Федька пытливо смотрел на жену. Она отвела глаза, опустила голову.
«Правда, со страхом подумал Федька, теперь хоть не ходи» Но они все-таки пошли. С Гирей встретились в сенях он сколачивал какую-то кадку.
Здорово, Семен.
Здорово, угрюмо пробурчал Гиря, не глядя на Федьку, но по звуку шагов и по теням догадался, что он не один, и поднял голову. Поднял и чуть заметно вздрогнул.
Да ты еще и не один, сказал он развязно, особенно налегая на последние слова.
Федька чувствовал себя как человек, добровольно идущий на посмешище. Анюта стояла рядом точно пришибленная, застенчиво, по-девичьи уставившись глазами в пол.
Так что же, дашь жернов или нет?
На дом не дам, а здесь мелите, просто ответил Гиря. Скоро самим потребуется.
Жернова стояли в задней избе, выходившей окнами в огород.
Ты одна смели, сказал Федька, проводив туда жену, и ушел, оставив ее одну в зимовке.
Сухие головки девясила и старой крапивы лезли в низкие окна, скрадывая и без того скудный предвечерний свет серенького дня. Пахло холодом, старым густым молоком и квашней.
Анюта долго, внимательно осматривала избу. Все в ней было крепкое, слаженное прочно и неуклюже так бывает в старых крестьянских избах, где живет зажиточный хозяин. Толстые сосновые лавки были украшены широкими подпушками и выкрашены красной краской. Широкие плотные полати с резьбой на воронце возвышались над богатой лежанкой с фигурными печурками Все это нравилось Анюте. Понравилась ей и полочка для посуды большая, крепкая, с выжженными фигурками по бокам.
«Федьке такой не сделать», подумала она и сразу устыдилась своей мысли. Но высокий здоровяк с размашистыми движениями, Гиря, против воли вставал в памяти. «Счастлива Варвара с таким мужиком», опять подумала баба и, чтобы избавиться от мыслей, сердито махнув рукой, принялась за работу.
Жернов оглушительно гремел, сердито грыз сухой овес, выбрасывая на подстилку готовую крупу Жернов был тоже какой-то особенно прочный, неуклюжий казалось, ему век не будет издержу.
«Не сам устраивал, поди-ко», подумала Анюта. В это время широкая полоса тусклого света пробежала в передний угол, и Анюта угадала, что кто-то вошел в зимовку. Сильнее забилось сердце, кровь прилила к лицу, и она быстрее завертела жернов.