Мимо нее в передний угол прошел Семен долго рылся на полавочнике, затем поискал что-то на шестке, но, ничего не взяв, остановился посреди избы. Сквозь гром жернова было слышно, что Семен говорит какие-то слова. Не поднимая головы, Анюта остановила работу.
Что не пошлешь на мельницу?
Все некогда.
Некогда?..
Семен опять прошел к печке, нагнулся над шестком И вдруг баба увидела, что он направляется к ней. Она вздрогнула, ниже опустила голову.
Большая, тяжелая рука легла на ее плечо.
Что тебе? спросила Анюта и робко взглянула на Гирю. Знакомые черные глаза глаза кудрявого парня Сеньки медленно приближались к ее лицу, заглядывали, казалось, в самую душу.
Ну что?..
Да ничего. Давно не видал тебя.
Смотреть на меня нечего, баба, так баба и есть Чего зубы скалишь?
А помнишь, Анюта, что было?
Ну, помню, так что же из этого?.. Что было, то прошло. Дура была тогда.
Нет, не дура Все равно ведь никто не знает.
Ладно, отвяжись, чего, в самом деле
Эх ты!.. А я тебя и теперь вспоминаю
Отстань! Не мешай работать. Пристал ни с чем
Анюта еле сдерживалась, чтобы не обругать его, не плюнуть ему в лицо, и тут же незнаемо как вспыхивало в груди звериное желание обхватить руками крепкую Сенькину шею, заглянуть в эти страшные темные глаза глубже, глубже, как десять лет назад
Давай вспомянем старинушку? шептал Семен, обжигая ее дыханием.
Уходи, окаянный, вот расскажу все Федьке
Нет, ты ему не скажешь, побоишься
И руки у него были такие же цепкие, проворные, как десять лет тому назад. Только казались сейчас эти руки еще сильнее Анюта отбивалась, молила, но ничего не помогало грубой, пахнувшей табаком и старым деревом ладонью он приглушил ее крик.
И тогда Анюта с ужасом поняла, что она бессильна уйти от греха
Кто кому чем плотит, а мы вот
Последних слов Анюта не расслышала почувствовала только, что было в них что-то очень обидное и для нее, и для Федьки
Федор Дмитриевич, оставив Анюту одну, забеспокоился. Он уже сам был не рад, что оставил жену бок о бок с врагом представляя себе, как входит Семен в зимовку, как заговаривает с Анютой, быть может, смущает ее, подговаривает И наконец он не вытерпел заторопился к Анюте.
Из зимовки доносился грохот жернова. Гиря, веселый, довольный, насвистывая, возился с кадушкой. У Федьки екнуло сердце, и он молча прошел мимо него.
После того как Семен оставил Анюту, первой мыслью ее было броситься на улицу, созвать народ, каждому рассказать о насилии. Но сразу же поняла она, что ничего этого не посмеет сделать, и, повалившись на лавку, зарыдала. Случилось самое страшное, что могло только случиться с ней в жизни и казалось, что никакой жизни у ней уже не может быть. И еще страшней было чувствовать где-то в глубине души, что она почти покорена этим диким, уверенным в себе нахальством ведь этак, среди бела дня, пожалуй, никто не осмелился бы сделать. «Он, дьявол хитрый, горячий», думала Анюта и опять выла, стискивая зубы и захлебываясь.
Федька застал ее за работой. На глаза у нее был опущен платок, и она даже не взглянула на мужа.
Ты что эдак? встревоженно спросил Федька.
Так, что-то вздумалось
Голос у Анюты был глухой, немного охрипший.
Ревела?
Анюта молчала.
Может, Семен говорил что?
Нет, просто так.
Домой шли молча. Молчал Федька и дома, а ночью опять долго не мог уснуть думы, одна тяжелей другой, наваливались на него
8
Федька сидел за столом, наблюдал исподлобья за хлопочущей у печки женой. Баба двигалась быстро, как молодая девка, и во всех движениях ее виделось Федьке что-то новое она точно бахвалилась своим проворством, расторопностью «Да, дело неладно, совсем неладно», тоскливо думал Федька. Он старался оборвать эти мысли, перебросить их на другое, но и о другом о неотложных общественных делах думать было невесело. До сих пор еще не закончили поверстку покосов. Дело оттягивалось тем, что половина деревни ходила на заработки, и многие вернулись только вчера перед самым праздником.
С покосами было много греха. Подрались на пожне Труба с Конем отлупили друг друга палками и кричали так, что было слышно на весь сельсовет. Случайно во время потасовки Никола прорвал Хавкуну белые штаны, и тот кричал не столько из-за покоса, сколько из-за испорченных штанов. Он наклонялся, соединяя пальцами лоскутья, но они рассыпались, и синеватое острое колено проглядывало в дыру смешно и неловко Миша Носарь за лишние полкопны сплясал вприсядку и три раза обежал большую пожню. А когда, чуть не падая от усталости, он вымолвил: «Ну вот нате, заработал!» Никола Конь хлопнул его по плечу и, подмигивая мужикам, сказал:
Пока ты, Мишка, бегал, пожню-то Игнат взял
Носарь взвыл. Он топтался на месте, ругался, грозил, что пойдет жаловаться
А кто кроме тебя согласился бы такую штуку проделать?.. Иди, жалуйся в исполком, там только посмеются.
Заработанное ему, впрочем, дали Затем много кричал Семен Гиря особенно когда пришел на доставшуюся ему от Федьки пожню и увидел, что она вся в воде.
Конь разбежался и весело скользнул, прокатился по льду.
Ну, Семен, крикнул он ядовито. Покупай коньки! Вот, ей-богу, утеха-то!
Семен злобно матерился
Куленок с горькой усмешкой брал свою часть.
Ну, Илька, тут помочь не позовешь, один управишься, говорил ему Никола.
Вспоминая сейчас об этом, Федька видел, что все дальше и дальше заходит вражда между мужиками. Он знал, что это неизбежно, но думать об этом было все же тяжело и тревожно.
С двенадцати пошли пьяные, под гармошку орали песни. Федька смотрел на них и вздрагивал. «Зачем это? К чему? Да разве есть время целых три дня заниматься гуляньем?»
Мимо окон прошла стайка девушек.
Полно, миленький, сердиться,
Губки бантиком держать.
Я желаю помириться
И тебя поцеловать.
И не успела растаять девичья песня, как грубый мужской голос проревел:
Револьверы отобрали,
Мы наганы заведем.
После этого отбору
Председателя убьем.
Партия молодых мужиков с Гирей во главе шла по дороге. Семен свернул к бревнам, сложенным напротив Жиженковой избы, и крикнул:
Сюда, ребята!
Федька инстинктивно отодвинулся от окна.
Под драку! крикнул Гиря, пошатываясь.
Кто-то изо всех сил рванул гармошку, и началась бешеная пляска. Семен на пару с другим мужиком, почему-то сразу перестав шататься, носился по дороге, вертясь вьюном, присвистывал и ревел похабные частушки Больно и страшно было глядеть на эти дикие бесшабашные лица, на эту отчаянную пляску. Кто-то окрестил компанию т р е с т о м. «Трест идет!» говорили в праздники мужики и старались уходить подальше от греха.
Весь день Федька не выходил из дому, рано лег спать. Ему снились тревожные непонятные сны, он стонал, пугая Анюту А под утро его разбудил какой-то неожиданный грохот и треск.
Компания Гири гуляла вовсю принимали нового члена, молодого мужика Мишку Зайцева; поспорив с женой, он напился, вышел на улицу и весь день уже не возвращался домой. Пили, пели, плясали, гонялись за девками Вечером, еле держась на ногах, вооруженные кто чем попало, с ревом шли по улице, и все разбегались перед ними. Только один человек, тоже что-то кричавший, не успел скрыться. Никто не знал, что это был за человек, но все чувствовали, что ему надо наломать бока.
Мишка, действуй! крикнул Семен.
Зайцев, пьяно ругаясь и сплевывая, двинулся вперед.
Кто такой, зачем орешь? бормотал он заплетающимся языком.
А ты ты что за цаца?..
Вали! крикнули новичку сзади, и Мишка, размахнувшись, ударил шатающуюся перед ним фигуру. Сзади одобрительно загоготали, новичок выдержал экзамен.
Да ты ты меня насмерть расшиб, сопля! послышалось из темноты. Да ты знаешь, кто я? Я Игнат Медведев, самый лучший мужик в деревне. Под суд тебя!.. Ну, подними, кляп с тобой.
Чего ты с ним возишься? крикнул Семен.
И опять шли по темной улице, дико, во всю глотку орали:
Двухаршинного товарища
Порезали ножом
Перед рассветом, снова напившись, шли мимо избы Нософырки, который в этот праздник, кроме ежегодно выбиваемой одной и той же оконницы своего хлева, выломал еще две рамы в зимовке и забросил их на крышу.
Услышав за занавешенными каким-то тряпьем окнами голоса, хулиганы притихли.
Лахудра, спи!.. Я хозяин в доме!
Будь ты проклят хозяин!
Ненила, смотри, встану!..
Семен поманил мужиков в сторонку и стал им что-то нашептывать. Корчась от холода, нашли где-то ведро, почерпнули из колодца воды. Семен встал с ведром у окна, а один из мужиков пошел к воротам.
Молчи, лахудра, золотые рамы вставлю! доносилось из избы.
Стоявший у ворот постучался. В избе стихли.
Ненила!
Ненила молчала.
Ненила, что это?
Сам слышишь. Кто-то в избу просится.
Иди, отопри.
Мне-то что, на то муж есть.
И пускай стучит, с места не сдвинусь.
Опять наступило молчание.
Хозяин, пусти погреться, донесся с улицы старческий голос.
Нософырка повернулся на постели, прислушался.
Сходила бы, Ненила, узнала.
Сказано, не пойду.
Ну, лахудра!
Он поднялся и направился к двери.
В окно-то посмотри сначала.
И то, в окно
Нософырка приподнял одежину, робко взглянул наружу.
Кто крещ
Договорить он не успел: Семен опрокинул на голову ему все ведро.
А фрр!.. о го-ос-по-ди!
Бросив ведро, двинулись дальше. Добравшись до избы Жиженка, уселись на бревнах.
Что бы еще, ребята, сделать? соображал Семен.
Напугать Федьку.
Как?
Постучимся давай.
Нет, брат, старо. А вот звону наделать это да!
Все согласились. Семен выбрал в канаве большой камень, то же сделали и другие. Потом, выстроившись в ряд, по команде пустили гостинцы в Жиженковы окна Звону было действительно очень много. И вот от этого-то звону Федька и проснулся.
Днем собрали сход.
Семен и приятели его, казалось, вели себя свободно шутили, смеялись, перешептывались друг с другом, но чувствовался за этими улыбками, за этим коротким смешком большой страх.
Мужики сурово ждали, когда заговорит Жиженок.
Ваше дело, ребята, сознавайтесь, кому больше? тихо сказал Федька.
Что такое? спросил Семен.
Вот видишь, указал Федька на разбитые рамы. Чем же рамы-то виноваты? Бей меня, ежели в чем, граждане Ну, как я теперь, ведь холода наступают!
Все молчали, было тихо в избе. Стоял Федька за столом бледный, растрепанный, в заношенной синей рубахе
Ведь ежели, братцы, судить, так небольшое я начальство. Сами знаете для вас все, для общества служу, никакого жалованья не получаю. Чем бы, кажется, досадить в толк не возьму! Ведь это беда, разор. Худым концом, по полтиннику рама. Три разбиты, значит, выходит, на полтора рубля пожалели Я говорю, уж ежели досадил чем бей меня, а не тронь рамы. Потому не надо наносить урон хозяйству
Снова повисла в избе неподвижная тишина. Хмуро молчали мужики. Притих Семен, притих и весь «трест» Наконец неторопливо поднялся с лавки Труба.
Вот что, мужики, грозно заговорил он, будет нам на них любоваться До чего дошло живи и бойся.
Написать прокурору! крикнул кто-то.
Да, братцы, это уж ни на что не похоже, выступая вперед и показывая ссадину на лбу, заговорил Игнат. Меня вот избили Тоже они кто другой?.. Ну чего им от меня, старика, надо?
Нософырка сидел на лавке молча. Он боялся говорить.
Напишем прокурору, откажемся от них, гремел Труба, убирайте куда знаете, нам таких разбойников не надо.
Голосуй, Федька, чего ты! крикнул Шарганчик.
Приговор, братцы, кто желает? неуверенно обратился Федька к собранию.
Хорошо придумано. Надо!
Пускай лишат родного места!
Федька мельком взглянул на Гирю и уловил в его взгляде что-то похожее на мольбу. Сейчас в глазах Семена не было ничего, что напоминало бы Ваську, и, быть может, поэтому Федьке показалось, что Семен стыдился своего поступка, что он уже раскаивается
Пиши! Пускай убирают поскорей.
Твое дело, Федька, тебя больше всех обидели, сказал Игнат. Как ты скажешь, так и будет.
Опять тихо стало в избе. Федька понурившись думал.
Ну, леший с ними, пускай вставят рамы, сказал он вяло и махнул рукой.
9
Что это ты, Федька, скис? обратился однажды к другу своему Алеха Шарганчик. Ходишь как в воду опущенный, будто и не были мы с тобой первыми закоперщиками!.. Тебе бы жить да радоваться. Сила у нас теперь больше, не то что раньше. Покос вон разделили по-своему, землю будем верстать Я, на тебя глядя, похудел даже, ей-богу
Долго молчал Федька. Ему самому было совестно, что изменился он, растерял пыл свой в семейных делах. Но как ни старался он успокоить себя ничего не выходило. Нежданно-негаданно вломилась в его жизнь темная сила, и уже не мог он одолеть ее.
Я к тебе всегда с чистой душой, как бумага белая, продолжал Алеха, а ты хоронишься от меня, скрываешь
Федька взглянул на него потянуло рассказать о своих думах, открыться во всем, облегчить накипевшее горе.
Ну что ж, Алеха, скажу я тебе Только тебе одному и могу сказать, ты уж смотри
Вот лопни мои глаза!
Васька-то
Ну, ну?
Не сын он мне.
Будто Алеху ударил кто крепко и неожиданно вздрогнул он, привстал даже на месте.
Ох!.. Так это как же, Федька? Как же быть-то?
У тебя хотел спросить.
А отец настоящий неужто Гиря?
Федька замолчал, отвернулся в сторону.
То-то я замечаю, смотришь ты на него начал было Алеха и не кончил, зло сдвинув брови, сказал: Да, брат, на бабу никогда нельзя надеяться.
Смотря какая баба.
Стой, Федька! вскрикнул вдруг Шарганчик, оживляясь. Да что это ты, мать твою так! Да помнишь, как бывало Плюнь! Законы знаешь? Отдай парня отцу.
Он близко придвинулся к другу, заглянул в глаза ему. Федька улыбнулся жалкой, бледной улыбкой и опустил голову.
Не могу я, Алеха Да и не сделаешь этого ведь девять лет прошло.
Ну, а ты все-таки не унывай, что-нибудь придумаем
Что тут придумывать? Развестись, скажешь, из-за этого? Ее загубить?.. Да и мое житье без бабы тоже незавидное будет.
Найдешь другую.
Федька не ответил и, помолчав, сказал горько:
Пятнадцать лет жил, надеялся, считал за жену
Вот что, опять встрепенулся Алеха, ты знаешь, махни рукой на все да береги свое здоровье! Забудь все, ей-богу!.. Ну мало ли что бывало? На позиции-то, поди, тоже не жил святошей
Вспомнил Федька фронт, девиц, ночные встречи, вечеринки по деревням.
Всяко бывало
Ну вот А другого тут ничего не придумаешь. Верно?
Верно.
Вот то-то, давно бы надо сказать. Ум хорошо два лучше Надо тебя, брат, расшевелить Что ты теперь все дома сидишь? На народе-то поваднее. Приходи сегодня к Николе сидеть.
Ладно, ответил Федька, и в голосе его уже не было прежней горечи.
Любили мужики проводить длинные осенние вечера у Николы в разговорах о деревенских новостях и нуждах, в рассказах о всякой всячине коротали время Федька пришел, когда все были уже в сборе не хватало только Архипа, да вряд ли его и ждали сегодня: уж больно здорово ругались они с Николой на пожне.
Плешивый пришел, приветствовал Федьку Конь. Начальство лешево, комиссар!.. Вот бы, ребята, кому ноги-то обломать, не носил бы черт по солдаткам от своей бабы. Вот наказанье-то в деревню послано! Того и гляди, под носом напроказит. Недаром у нас в деревне ребятишек много Навалить бы всех на плешивую голову, на, мошенник, корми! Начальник тоже Этот начальник не только мужиков, и баб улюботворит.
Мужики смеялись, вставляли кой-что от себя, и, не успевая отвечать им, чувствовал Федька, как тает в этом родном кругу вся печаль его.
Неожиданно, кряхтя и ругаясь, ввалился в избу Архип.
Я у тебя, у прохвоста, на крыльце чуть голову не сломал. Отсохли руки поправить-то!
У меня не крыльцо, а слопец, примиряюще ответил Никола, как зашел, так и с катушек долой.
Приходу Архипа никто не удивился: этот горластый мужик не умел сердиться. Кричать было его потребностью, и, бывало, доставалось от него совершенно безвинному человеку; а через какой-нибудь час, прочистив горло, Труба подходил к обиженному и заговаривал с ним как ни в чем не бывало.