О нетелке после, а ты вот слушай.
Старик со вздохом сел на лавку. Испуганная Улита, открывши рот, стояла у печки.
Когда Алеха прочитал бумагу, Игнат почесал голову, посмотрел на приятелей и сказал:
Ей-богу, ребята, ничего не понимаю, вот хоть убей.
Мы, признаться, и сами-то не совсем поняли, ответил Алеха, а только видно, что пахнет тут не шуткой.
Что говорить, такими делами не шутят, проговорил старик и, склонив голову, тихо спросил: Меня, однако, никуда не увезут?
Особенно-то бояться нечего, ответил Алеха, тут в бумаге вот в конце примечание есть: ежели гражданин Медведев добровольно согласится отдать местной власти эти контрреволюционные книги или сам их сожжет в печке, то такая политика будет верна и ничего ему за это не будет.
На-ко! воскликнул обрадованно Игнат. Да разве я против? Да гори они, леший с ними-то!
Открыв шкаф, он начал выбрасывать книги в печку.
Пускай горят, весело приговаривал он. Только как же, ребята, без книг-то, чего читать-то будем?
Никола поедет в исполком, напишу Андрею Ивановичу пришлет.
А пришлет, так и ладно, сказал Игнат и, бросив в огонь последнюю книжку, сел на лавку курить.
Собравшиеся вечером мужики, узнав, что ни одной книжки не осталось, долго ворчали: чтение для них было уже чем-то вроде запоя. Успокоились только после того, как Федька объяснил, что из волости пришлют новых книг. Никола Конь, когда ему предложили съездить в вик, важно сказал:
Не могли лучше делегата выбрать?
Однако в волость он отправился на следующий же день, чуть свет. Весть о том, что он привез с собой целый сверток книг, облетела всю деревню, и мужики собрались к Игнату раньше обыкновенного.
Никола, как назло, долго не шел. Решили послать за ним Кольку Игнатова.
Ну что? спрашивали мужики, когда Колька вернулся обратно.
Жрет.
Эка прорва.
Через некоторое время Колька сбегал еще раз и сообщил:
Сел к столу, курит. Говорит, подождут душа не выйдет.
Вот дьявол гнилоногий! Унести бы, ребята, посылку пускай сидит.
Ну его к лешему! Зря время теряем, сердито сказал Шарганчик.
И еще раз послали Кольку. Вернувшись, он сказал:
Одевается.
Тогда пошел сам Федька.
Никола стоял под полатями и разговаривал с сыном Толькой. Рукой он придерживал большой узел.
Прохвост! крикнул Федька, вбегая в избу.
Не торопись, владыко! спокойно ответил Никола.
Он подошел к кадке и припал к ковшу с водой. Неторопливо относил ковш в сторону, вычищал языком крошки в зубах и опять пил.
Тьфу! Я вот возьму скамью да скамьей-то тебя по макушке.
Руки коротки, спокойно ответил Никола, дотянулся к полке с пирогами и, отломив большой кусок яшника, положил его в карман.
Федька схватил его в охапку и вытолкнул за дверь.
Идут! возбужденно крикнул Шарганчик, заслышав шаги в сенях.
Вошел Федька.
Веду, дьявола
Где ведешь?
Федька оглянулся, за ним никого не было. Тогда встали Шарганчик и Мишка Зайцев. Никола исчез.
Ей-богу, ребята, за мной шел! оправдывался Федька.
Не поблазнило ли тебе, плешивый?
Никола! позвал Зайцев.
Чего надо-то? спокойно отозвался из-за угла Конь.
Сволочь! сердито крикнул Шарганчик.
Никола неторопливо пошел вперед. Приказал открыть перед собой дверь в избу. Сердитый рев десятка голосов встретил его. Однако довольные тем, что Никола положил на стол большой узел, все стихли.
По местам! властно крикнул Никола.
Он достал из кармана бумажку и поднял свой бурый указательный палец кверху. Мужики почтительно расселись по местам.
Председателю дер. Красный Стан. Центральная изба-читальня присылает вам книг по сельскому хозяйству и других. Выберите человека, который бы следил за исправностью книг.
Славно! сказал Игнат. Хорош подарок, ереха-воха. Вот красностанцам честь какая.
Никола развязал серый женин платок, схватил верхнюю в яркой обложке книгу. Долго держал ее перед мужиками, ничего не говоря.
Книжки-то книжками, начал Игнат, только что вот в этих книжках написано?
Никола, отстраняя любопытных, медленно начал перечитывать заглавия, и беспокойство Игната улеглось. Федька, посмеиваясь, сидел в стороне.
Теперь надо старшину выбрать, сказал Никола.
Ты привез, ты и старшиной будешь. Дозирай их, бери на свою ответственность.
Ой, что вы, ребята, не в силах сдержать довольную улыбку, говорил Никола. Разве я гожусь для этого дела?
Не разговаривай. Хоть и промурыжил ты нас сегодня, да уж леший с тобой. Мишка вон у нас читать будет, коптинарнусом ты, а Федька за порядками следить.
Ну, кляп с вами, притворно сердито отрезал Никола и бережно придвинул книги поближе к себе.
11
Поступок Федьки тогда, на сходе пристыдил и в то же время еще пуще озлобил Гирю. Мучительно было сознавать, что вот был он в руках у Жиженка и тот, как милостыньку, бросил ему помилование.
Семен чувствовал себя осмеянным, униженным, и от этого с каждым днем все росла его ненависть. Хотелось отомстить и за унижение, и за покос, и за поверстанную наново землю. Но, вспоминая Анюту, ее слезы, Семен успокаивался. Ему казалось теперь глупым бить рамы, бить самого Федьку. «Леший с тобой, ты меня землей, а я тебя бабой дойму», думал он и искал новой встречи с Анютой.
Поздним осенним вечером, когда Федька, как обычно, пропадал в читальне, Анюта, уложив Ваську спать, поджидала за прялкой Улиту.
Улита что-то долго не шла. В избе было тихо только потрескивала лампа, мигала, и тень от глиняного умывальника в углу прыгала, шевелила длинными ушами, как большая человеческая голова без туловища Вот упала с кожуха лучина, сдвинутая кошкой, и Анюта вздрогнула, откинула руки Что это стала она за последнее время так пуглива? Все чего-то ждет, к чему-то прислушивается. Как преступница, за которой должны вот-вот прийти И тут же вспоминается почему-то вчерашнее: вечером столкнулась она на улице с Семеном. Поравнявшись с ней, Семен приподнял шапку, тронул ее рукой за плечо.
Как живем, Михайловна?
Уйди ты, чего пристал, чуть слышно ответила баба.
А он наклонился к ней, в упор посмотрел бесстыжими глазами, усмехнулся:
Завтра проведать тебя приду.
Плюнула Анюта, изругалась И вспыхнула по-девичьи, украдкой посмотрела вслед ему высокий, широкий, обеими руками не обхватишь
Без конца тянется нитка, и тянутся вместе с ней Анютины мысли. Вспоминается молодость, отцовские помочи, гулянки, запахи луговых трав Был тогда парень Федька Жижин хорош собой, проворен. Много светлых летних ночей провела она с ним, до зари просиживая где-нибудь под крыльцом, на меже в поле Пахло от Федькиной рубахи новым нестираным ситцем, пахло от него дешевыми пятикопеечными папиросами, и молодая крутая сила чувствовалась в каждом движении его. Как давно это было! И как все изменилось Оплешивел, высох, как ощепок, Федька, и нет уже у него той улыбки, какая была пятнадцать лет назад. Бывает он и ласков, и улыбается хорошо но уж не светит эта улыбка, как прежде.
Остановила себя Анюта на этой мысли и удивилась. С чего это у нее? Почему не думалось об этом раньше? Прожила замужем пятнадцать лет, а вспомнила о ребячьих ласках Федька хороший муж, заботится о ней, любит ее по-своему, как должен любить мужик бабу. Чего же ей еще надо?
И слышит Анюта шорох черемухи, густой, душистой, нарядной пьянит ее этот давнишний шорох, кружит голову. Шумит, смеется черемуха, хлещет Анюту разукрашенной пышными цветами веткой, шепчет ей:
Пролетит молодость, баба, не увидишь, не успеешь оглянуться, а уж и жить некогда.
Черна, безрадостна бабья жизнь, знает Анюта опадет румянец с полных щек, поблекнут глаза, посекутся волосы И вот жмется к ней черноглазый, кудрявый парень, пахнет от него дорогим мылом, новым бархатом от фуражки, и крепки, крепче Федькиных, его руки
Скрыли годы эту ночь. Облетела черемуха, постарела подсыхающие сучья громоздятся над грядами, мешают весной пахать, мешают расти овощам, скрывая солнце, и Федька безжалостно обрубает их.
Господи, шептала Анюта и вся дрожала от охватившей ее горечи воспоминаний. И уж не так стыдно было за недавнее, скрытое от мужа: прежние глаза у Семена, не растерял он в прошумевших годах и прежнюю улыбку свою!.. И не бывать Федьке на одну стать с ним, запаху луговых трав не заглушить запаха цветущей черемухи.
Господи, с ума сошла!..
В окно постучали. Испуганная, вскочила Анюта на ноги, выбежала в сени.
Кто, крещеные?
И еле успела открыть дверь, как чьи-то руки обхватили ее.
Уйди! Закричу! задыхаясь, шептала Анюта, и опять знала, что кричать она не будет, и, отталкивая его, невольно клонилась к нему.
Разбойник, что делаешь Пожалей Не срами
Пожалею, да еще как пожалею!
Под крыльцом, куда он увел ее, было темно, большая куча хвои слабо потрескивала, шебаршила колючими иглами по одежде. И показалось Анюте, что Семен смеется каким-то чужим безжалостным смехом. Круто запахнув полушубок, по-молодецки повернулся он на месте и, не сказав ей ни слова, даже не посмотрев на нее, пошел прочь. Она растерянно проводила его глазами и беспомощно улыбнулась, не в силах даже заплакать.
12
Налетела, закружилась зима по ночам выла у окошек, стучала оторвавшимися подпушками; прятала под сугробами снега забытую дугу, топор, лесные колодки Как-то Анюта забыла на ночь прикрыть у прихлевка ворота и утром еле пробралась в хлев с пойлом. Федька ходил откидывать снег, бранился, но не зло вечера у Игната поглотили его тоску.
Каждый день, еле успев прийти из лесу, наскоро поужинав, бежал Федька в читальню. Много книг прочитали мужики за это время, о многом переговорили, поспорили, и уже выходило так, что весной необходимо переходить на многополье. Перед зимним Николой уговорились собрать всю деревенскую бедноту и решить этот вопрос окончательно.
Собраться хотели тайком, но трудно в деревне сделать что-нибудь так, чтобы не знали соседи. О собрании прослышала компания Куленка, и Носарю поручили пробраться на сход, послушать, о чем будут говорить мужики.
Носарь сумел сделать это незаметно. Когда Игнатова изба наполнилась людьми он шмыгнул между стеной и печкой и притаился там, ловя каждое слово.
Анютка, послышался вдруг с печи детский голос.
Носарь вздрогнул.
Ну? ответил другой голосок, такой же по-ребячьи тонкий.
Ты, Анюта, не знаешь, зачем к нам мужики пришли, а я знаю
Девочка не отвечала.
Никола говорит, будем кулаков мылить.
Перестань, мне спать хотца.
Вот много мыла надо. Я мамке сказал, чтобы она серое мыло убрала, а то нечем будет мне и портки выстирать.
Пускай водой моют, мы своего не дадим, лениво сказала Анютка и замолчала.
Так что, товарищи-граждане, раздались слова Жиженка, всем обществом встанем, всем огулом. На них смотреть нечего.
В это время Носарю захотелось кашлянуть. Он пыжился, зажимал рот рукой, но не выдержал и захрипел:
Х-х-х-х
Анютка, послышалось с печи, слушай-ка, за печкой блазнушко
Ой, я боюсь Я тяте скажу.
Носарь похолодел. Ребята молча прислушивались. Было слышно, как мальчишка завозился, должно быть убирая ноги. Вдруг, набравшись храбрости, он застучал поленом и подполз к краю печи.
Пускай хоть и блазнушко, а я не боюсь. Кто там? Кто там, сказывайся?
Стукни, робко посоветовала Анютка.
И стукну На!
Полено полетело вниз. Раздался какой-то чавкнувший звук и стон.
В глазах у Носаря запрыгали разноцветные огоньки, и он на мгновение потерял сознание. Очнувшись, он схватился за голову, и полено, задержавшееся было на коленях у него, загремело о пол.
Кидается, испуганно прошептал Колька.
Может, он не в нас?
Тятька! вместо ответа крикнул Колька. Иди вытащи его.
Да кого вытащить-то, господи? сердито отозвался Игнат. Вот надавало сокровищ, минуты не посидят.
Ей-богу, тятька, он за печкой
Да кто он-то?
А я разве знаю.
Игнат прошел за печку.
Ребята! крикнул он оттуда. Несите-ка огня, здесь и верно кто-то есть.
Подошли несколько человек. Зажженной лучиной осветили проход за печкой. Носарь сидел на полу, уткнувшись головой в колени, наглухо укрывшись шапкой.
Вот видишь, я знала, что его вытащат, говорила брату Анютка, смотря, как выволакивают на свободное место Носаря.
Ты чего тут делал? спросил Игнат.
Спал
Ишь ты, сказал Никола. Каково спать-то было? Блохи не кусали? Там ведь их чертова пропасть.
Нет
Вот как! Ты, видно, невкусен А не приснилось ли чего? донимал жертву Никола под общий хохот.
Приснилось
Поди, не выспался? Не хошь ли еще поспать?
Да отвяжись ты от него, со смехом сказал Игнат, пускай идет, досыпает.
Согнувшись в три погибели, Носарь шмыгнул в дверь.
Когда собрание окончилось и мужики, подписавшись к приговору о переходе на шестиполье, стали расходиться, Федька заторопился домой. Ему хотелось поговорить с Анютой, порадовать ее успехами, услышать, как и раньше, похвалу себе. Хотелось все забыть, простить Анюту, и опять мелькала надежда на то, что ничего не было, что он напрасно подозревает жену.
В деревне уже гасли огни. Молодежь расходилась с поседки. С Федькой весело здоровались, шутили, и это еще пуще веселило его.
Анюта, дура, бормотал он, никуда не делся твой Федька. Вот он весь, собственной персоной
У крыльца Федька остановился. Ему показалось, что кто-то стоит рядом у стены.
Кто тут?
Я, послышался слабый, робкий голос Анюты, вышла тебя встретить
Голос ее дрожал. У Федьки екнуло сердце.
Гм Что-то давно ты меня не встречала.
И вдруг он почувствовал, что под крыльцом они с Анютой не одни. Дрожащими руками достал спички.
Ой! вскрикнула Анюта, схватила его за руку, но он бешено оттолкнул ее и чиркнул спичку. Вспыхнул слабый огонек, и сразу же бросились в глаза торчащие из-под хвои длинные расшитые валенки такие носил в деревне один Семен Гиря.
Чувствуя, что его открыли, Семен быстро поднялся на ноги, в упор посмотрел на Федьку и рассмеялся наглым, рокочущим смешком. Спичка погасла.
Ну, так, тихо сказал Федька, прислушиваясь к шагам уходившего и уже не видного в темноте Гири, что же теперь будем делать, жена дорогая?
Сказал и почувствовал, как в нем вмиг исчезло, оборвалось все, чем жил, на что надеялся, чем хотел жить в будущем.
13
Васька долго будил спавшего на конике отца теребил его за редкую бороду, дергал за нос. Ему казалось, что отец не спит, а так, притворяется.
Ужо погоди, я тебя!
Он почерпнул из кадки воды и, набрав полон рот, прыснул в согнутую спину Федора. Тот вздрогнул.
Ну, чего пристал, отвяжись!
Васька всхлипнул.
Я тебя только будил, а ты вон какой сердитый. Больше не стану будить Не стану!
Подобрело у отца лицо.
Ну, вот дурак, я на шутки, а ты и испугался.
Но Васька уж недоверчиво смотрел на него. Испуг и горе затаились в черных глазах.
Федька прикусил губу.
Ты не сердись на меня, Васька, у меня голова болит, а ты будишь, вот тоже какой.
Завтракали молча. И опять это удивило Ваську.
Мама, ты чего сердишься? говорил он. Неправда, что я у Никитиных окно разбил, это Колька Игнатов.
Жри! сердито крикнула мать.
Потише, прошипел Федька, и жена сразу сжалась, спрятала глаза.
После завтрака отправились за березовыми вершинками для веников. Снегу за последние дни прибавилось, иногда нога погружалась по колено. Снег был рыхлый, крупитчатый, как песок, хрустел и шелестел под валенками. Над пожнями серело невеселое небо. Редкие желтые листья, кое-где уцелевшие на березах, безжизненно и ненужно лепетали, иные из них отрывались от ветки и, сиротливо мелькнув в белом просторе, прятались куда-нибудь в яму, за пенек, за кочку, чтобы больше никогда не появиться на свет
Васька бойко вышагивал рядом с отцом. Большая шапка лезла на глаза, и кончик покрасневшего носа служил ей подпоркой. Парень фыркал носом, откидывал шапку, но это не помогало.
Ты бы мне, тятька, другую шапку купил. Эта мне не по голове. Вот когда подрасту буду и эту носить.