Гапкина умчалась и через несколько минут, запыхавшись, влетела обратно в комнату. Тетя Поля осторожно влила с ложечки в открытый ротик ребенка теплый сладкий чай. Мальчик с отвращением его выплюнул. Она попробовала дать ему натертое яблоко. Мальчик на секунду замолчал, уставившись на нее, но потом сердито дрыгнул крепкой черной ножкой и закричал еще громче.
Який же он, цей Мозамбик! с отчаянием в голосе сказала тетя Поля. И шо там диты кушают? Чаи не берет, яблоко не берет
Привлеченная криком, в комнату зашла Мария Петровна, дежурный администратор. Она долго молча смотрела на красную, растрепанную тетю Полю, которая ходила по комнате, качая орущего изо всей мочи ребенка.
Потерпи ще трошки, люба моя сказала тетя Поля, с надеждой поглядев на часы.
Дитя пнуло ее кулачком в толстую грудь и зашлось от крика.
Слушайте, тетя Поля, сказала Мария Петровна задумчиво. А что, если попросить Терехину? Как вы думаете?
Ой боже ж мой! сказала тетя Поля и остановилась, как вкопанная, с ребенком на руках. Как же я сама не догадалась, старая дура!..
Когда она вошла, прижимая к себе ребенка, в маленькую комнатку позади вестибюля, гардеробщица Терехина была там.
Терехина сидела на стуле, расставив крепкие ноги с толстыми икрами, и кормила свою грудную дочку, которую ей принесли из дома. Туго спеленатая, крошечная, как кукла, девочка лежала на ее руках и, насупившись, сосала огромную материнскую грудь.
Слушай, Терехина сказала тетя Поля, запыхавшись. Видишь, какое дело Ушла мамаша, а ему есть пора. Прямо зашлось дите от крика. А такой славный мальчишечка, такой бедовый
Увидев черного, блестящего, как маслина, ребенка, Терехина словно окаменела. Она уставилась на него; на курносом ее носу блестели росинки пота.
У тебя ж для четырех хватит, сказала тетя Поля, косясь на ее тяжело свисающую грудь. Тебе ж это пара пустяков. А, Терехина?
Ну и ну! только и сказала Терехина, не спуская глаз с ребенка.
Дочка ее пошевелилась, продолжая сосать, и она, не глядя, чуть прижала пальцами грудь.
Давай! вдруг сказала Терехина решительно и расстегнула кофточку на две последние пуговки. Чего уж, раз такое дело! Не пропадать же парнишке. Небось мамаша забегалась: тоже не каждый день в Москву приезжает.
Она выпростала вторую грудь и взяла у тети Поли ребенка. Тот сразу замолчал и, вцепившись обеими ручками в грудь, быстро и блаженно зачмокал.
Гляди, как берется! сказала Терехина изумленно. Толковый!
Соображает сказала тетя Поля.
Откуда это его привезли? спросила Терехина и положила ребенка удобней.
Та с Мозамбика ж, чудачка! сказала тетя Поля и с облегчением опустилась на другой стул. С Мозамбика
ЗЮЗИН И БРАТ ЗЮЗИНА
Директор фабрики уже собирался уходить, когда в его кабинет нерешительно вошел плечистый длинный парень, такой длинный, словно был капитаном баскетбольной команды.
А, Зюзин, сказал директор укладывая бумаги в ящик стол. У тебя что, срочное дело?
Срочное, сказал Зюзин неуверенно. Я знаю, вы уже уходите, Владимир Юрьевич. Но я на пять минут.
Ну давай, если срочное, сказал директор без особой радости в голосе. Садись, Зюзин. Только побыстрей.
Я насчет брата, сказал Зюзин, и уши его порозовели. Примите его на работу, Владимир Юрьевич. В деревообделочный.
Подожди, подожди рассеянно сказал директор, продолжая рассматривать бумаги. Какого брата? Откуда у тебя взялся брат?
Как откуда? удивился Зюзин. Да Колька же! Брат мой. Я про Кольку говорю. Возьмите его в деревообделочный, Владимир Юрьевич.
Послушай Директор поднял от бумаг голову и посмотрел на Зюзина так, словно только сейчас его увидел. Ты что?.. Да ведь он под стол пешком ходит. Я ведь всю вашу семью знаю. Он же еще клоп, твой Колька. У нас, брат, фабрика, а не детский сад.
Ему пятнадцать с половиной лет, твердо сказал Зюзин. Работать может. Четыре часа в день. Я знаю, что не положено, но в виде исключения. Я уже в фабкоме спрашивал. В виде исключения, Владимир Юрьевич.
Да чего это тебе в голову взбрело? Избаловался он, что ли?
Нет, сказал Зюзин так же твердо. Он не балуется. Парень как парень.
Да ты пойми, Зюзин, терпеливо сказал директор, положив поверх бумаг свои крепкие небольшие руки, не нужен мне в деревообделочном такой работник. Там с ним и возиться некому. Я тебе толком объясняю.
Я сам за ним присмотрю, сказал Зюзин. Вы же знаете, Владимир Юрьевич, на фабрике еще мой дедушка работал. И отец здесь всю жизнь был. А потом вы маму в цех взяли, когда батя помер. И я к вам тоже не с усами пришел, Владимир Юрьевич
Тебе двадцатый год был, когда ты пришел, сказал директор сердито. Что я, не помню?.. Он сидел, откинувшись на спинку стула; веки его слегка набрякли, как бывает у немолодых людей в конце рабочего дня. А брат твой еще мальчонка.
Ему через полгода шестнадцать будет, неожиданно сказал Зюзин, и мы с директором вдруг притихли, будто сама юность, словно черемуха, зашумела за окном.
Только в детстве бывают длинными, бесконечно длинными дни, только в юности каждый месяц отлит и звонко откован, и шесть месяцев словно шесть высоких рубежей, и за каждым узнается и видится что-то новое, чего никогда не видел раньше А приходит зрелый возраст, и летят эти месяцы лишь успевай считать; летят да пощелкивают, будто отбивает их невидимый счетчик, как километры в такси
Ох-хо-хо сказал директор, подумав, видимо, о том же. Так говоришь, через полгода будет шестнадцать. И все-таки не возьму в толк: для чего тебе надо, чтобы он работать шел?
Для ответственности, сказал Зюзин серьезно, и уши его еще сильней покраснели. Мама, вы знаете, теперь на пенсии. Бабушка старенькая. Любка, сеструха моя, замуж готовится. Я ей сказал: «Ты в дом сейчас ничего не давай. Ты думай, чего сшить, чего купить, чтоб не шла на хозяйство с пустыми руками. Не сирота безродная». Вот и получается, что нас двое мужчин. Пусть идет работать. Осенью в техникум поступит, на вечерний. Да вы не беспокойтесь: в техникум выдержит! успокоил он директора. Я сам его готовить буду. Он выдержит.
Заморочил ты мне совсем голову, Зюзин, сказал директор и вздохнул. Иди. Посоветуюсь, решим, как поступить. Да приведи его ко мне завтра, хоть посмотрю на него Нет, не завтра: завтра партбюро. В среду. Что я: в среду актив Ну ладно, приведи в четверг, только попозже, в конце дня. А теперь будь здоров, шагай отсюда.
Зюзин просиял всем лицом, но тут же для солидности насупился. Он попрощался и вышел. Вслед за ним вышла и я.
У проходной мы столкнулись снова. Не буду объяснять вам, как получилось, что Зюзин со мной разговорился: у каждого пишущего человека есть для этого свой секрет. Короче говоря, с фабрики мы пошли втроем: Зюзин, я и зюзинский велосипед, который он катил рядом с собой, придерживая за рога, как козу.
Через несколько минут я уже знала, что Зюзина зовут Алексеем, живет все их семейство неподалеку, на фабрике он работает монтером. И я пошла вместе с ним, чтобы познакомиться с его семейством.
Семья Зюзиных жила в старом деревянном домишке, затесавшемся между зданием музыкальной школы, сияющим, точно стеклянный куб, и поликлиникой, обставленной ампирными колоннами. Когда-то этот район считался московской глухой окраиной, сейчас вокруг выросли новые кварталы, но домишко уцелел. Зюзин объяснил, что в этом году их переселят, а дом снесут.
В узенькой передней пахло борщом. Навстречу вышла седая женщина в фартуке мама Зюзина. Мать была полная, низенькая и едва доходила долговязому сыну до плеча. Мы вошли в комнату, чисто прибранную, с тюлевыми занавесками на окнах. Я огляделась и замерла: на кровати лежала покойница.
Это была старушка с высохшим, желтым лицом и желтыми, сложенными на груди руками; запавшие глаза ее были закрыты, черная старушечья кофта аккуратно расправлена. Худые ноги в чулках лежали прямо и деревянно, как у куклы.
Я стояла, не зная, что сказать.
И вдруг старушка медленно подняла веки, и прямо в упор блеснули черные зоркие глаза такие живые, полные такого жгучего интереса ко всему происходящему, что впору только ахнуть.
Доброго здоровьичка! сказала старушка дребезжащим, но звонким голосом и осторожно, одну за другой, спустила ноги с кровати. Поля, что же ты стоишь, я не понимаю обратилась она к дочери. Там, в шкапике, варенье есть в банке. Крыжовенное. Да не в том шкапике, что в чулане, а в том шкапике, что у Лешки. И чаю завари. Тот вылей, а свежий завари. Да ладно уж, сама пойду сделаю
Она быстро сунула ноги в стоящие у кровати стариковские туфли и, прошелестев мимо нас, исчезла. Я перевела дыхание.
Бабушка у нас адмирал, сказал Зюзин. Ей бы целый день на мостике командовать.
«Адмирал», еще чего сказала бабушка из коридора. Легла на минутку вздремнуть, а вы без меня ни с чем управиться не можете. Вот брошу вас, уеду к Вальке. Тогда узнаете.
Все время Валькой пугает, объяснил Зюзин. Он начальник шахты в Донбассе. Самый старший. А мама моя самая младшая. У бабушки девять детей было. Мама моя самая младшая, вы не смотрите, что она седая. Она такая стала, когда батя помер, добавил он негромко и оглянулся. А Колька где? спросил он.
Шастает невесть где, ответила мать, вытирая стол. Да вы садитесь, пожалуйста. Не знаю, как вас по имени-отчеству
К Димке пошел, сказала бабушка из другой комнаты. К тому Димке, что против аптеки живет.
Стукнула дверь.
Пришел пробормотал Зюзин. Но в комнату вместо Кольки вошла девушка.
Она была такая же длинная, как Зюзин, с длинными, большими руками. Нос у нее был вздернутый, но не курносый, а скорее уточкой, и тоже, пожалуй, длинноват. Она походила на брата, но то, что ему шло, ее только портило, и была она, бедняга, совсем нехороша собой.
Это Люба, познакомил нас Зюзин, и девушка угловато поздоровалась. Невеста, усмехнулся Зюзин. Осенью свадьбу играть будем.
Да ну тебя проговорила девушка, смутившись.
Я снова посмотрела на нее и не поверила самой себе. Все лицо ее осветилось идущим изнутри сиянием, глаза блестели, на щеках проступил тонкий румянец. Будто тронули ее, как в сказке, волшебной палочкой и она похорошела в одно мгновение до удивительности.
Ну тебя прошептала Люба и порозовела пуще.
Снова хлопнула дверь, в передней с шумом покатилась жестяная банка.
Выезжаеть сказал бабушкин голос. Вид-то, вид какой, только по телевизору показывать
В комнату вошел Колька. Вид у него действительно был неважнецкий, но, в общем, такие виды мне случалось видеть. Он выглядел именно так, как выглядят ребята его возраста после драки. Драка была, наверное, серьезная, потому что рукав куртки был оторван, а воротник вырван с корнем. Лицо у Коли было подозрительно чистое и волосы приглажены: видно, перед тем как идти домой, он долго умывался.
Так, сказал Зюзин. Хорош, красуня. Киноартист Юрий Никулин. Выкладывай, где был.
Куртку в прошлое воскресенье купили, выдохнула мать жалобно. Во что превратил
Поля, не мешайся, произнес бабушкин голос из другой комнаты. Пусть Леша сам с ним поговорит.
Выкладывай, где был, приказал Зюзин и сел. Коля раскрыл было рот, но заметил постороннего человека в комнате и осекся. Выкладывай, повторил брат, нечего глазами вертеть.
И вдруг Колька весь взъерошился, как молодой петух.
Они думали, я испугался, быстро заговорил он. Как рыжий Димка их испугался. Они думали, их все боятся. Загнали Люську из пятой квартиры во двор и давай стегать по ногам ремешками. За то, что она с ними в кино не пошла. Я вошел во двор, они даже на меня не смотрят. Только Кешка через плечо: «Не суйся, гад, а то останется от тебя одна тень на стене. Понял?»
А ты что? спросил Зюзин.
Я Люську за руку дернул и кричу: «Беги отсюда!» Ну, она и рванула, как на беговой дорожке
А он что?
С Кешкой связался! застонала мать. Только этого не хватало
Поля, не мешайся! сказал бабушкин голос.
А он, конечно, не растерялся, схватил меня за воротник. Тряхнул будь здоров. Ты же знаешь Кешку
А ты что? непреклонно спросил Зюзин.
Прием номер три. Самозащиты. Как ты учил, сказал Колька уныло. Но их же трое было, Леша
Не ври. Не было их трое. Если б трое было, ты бы такой чистенький не пришел.
Ну двое, быстро сказал Колька. Двое против одного это тоже не бублик с маком. Второй был Геннадий из сорок седьмого дома
Ну, а ты что?
Прием самозащиты номер семь, гордо сказал Колька. До сих пор, наверное, чешется. А я повернулся спиной и ушел.
Так-таки повернулся спиной?
Ну, не повернулся, просто ушел, честно сознался Колька. Но и они ушли, Леша! Они ведь тоже ушли. И не за мной, а к котловану. Они со мной уже больше не связывались. Вот же что.
Понял. Леша критически оглядел брата. Иди вымой руки. Чай будем пить.
Через минуту Колька вернулся в комнату. Он степенно сел, положил в стакан две полные ложки варенья, так что чай стал темный, словно деготь, потом потянулся за третьей, но посмотрел на мать и стал мешать ложкой в стакане.
На работу пойдешь, сказал Леша, не глядя на брата. Я уже договорился.
Колька промолчал.
Чего молчишь? спросил брат строго.
А что говорить? Пойду, и все.
Видите сказала мать, обращаясь ко мне. Никакого интереса нету к работе. Хоть бы постеснялся перед чужим человеком.
Колька опять ничего не сказал. Люба посмотрела в окно и вспыхнула как факел.
Иди, жених забор ломает сказал Коля с набитым ртом. За окном промаячила чья-то фигура в плаще. Он билеты в кино брал на шесть пятнадцать сообщил всеведущий младший брат, и Люба выскочила из-за стола.
Посидев еще немного, собралась уходить и я.
Зюзин пошел проводить меня до метро. Когда мы вышли на крыльцо, закапал дождь, и Зюзин вернулся за плащом. Тотчас же хлопнула дверь, и я услыхала идущий из сеней жаркий шепот.
Леша, спрашивал Колька, я вместе с тобой в цехе буду работать, да, Леша?
Нет. В деревообделочном будешь работать. Там, где батя работал.
А на фабрику вместе будем ходить? тем же жарким шепотом спрашивал Колька. В одну смену? Да, Леша?
Зюзин помолчал.
Сперва вместе будем ходить. Я попрошу, чтобы меня в первую назначили. А потом будешь ходить сам. Как все люди ходят.
Леша одним дыханием сказал брат. Но Леша уже вышел на крыльцо.
Накрапывает сказал он безразлично, и я покосилась на него.
Что-то новое вспыхнуло в его лице, что-то нежное и удивительное. Такое нежное, что я постеснялась дальше всматриваться.
А когда посмотрела снова, все исчезло, словно захлопнулась дверца.
И мы пошли под летним дождем к метро.
КЛЯТВА В УЩЕЛЬЕ
Слушай, а я понравилась им?
Еще чего! Разве такие курносые нравятся?
Нет, я говорю серьезно Ведь это твои отец и мать
У отца такой характер, что он не любит говорить попусту. И я тоже.
Вот видишь какой ты А мне все-таки кажется, что я им понравилась. Твоя мама мне сказала: «Возьмите, Саша, этот пирожок, он вкусней» И так на меня посмотрела
Поцелуй меня, Саша.
Что ты, сюда идут
Наверное, такие же, как мы. Поцелуй меня. Еще.
Смотри, какой удивительный камень.
О чем ты думаешь, когда я тебя целую?
Нет, ты поди сюда. Видишь, что вырезано на камне? «26 июня 1952 года годовщина нашей свадьбы. Мы вместе». Как удивительно, правда?
Это не вырезано, а высечено. Тут недалеко лагерь альпинистов.
Ну, я не знаю. И вот видишь рядом еще «26 июня 1955 года годовщина нашей свадьбы. Мы снова здесь вместе».
Ты лучше прочти вот здесь.
Это я не могу прочесть. Это на каком-то языке, которого мы не учили. А вот справа Смотри, что справа: «26 июня 1957 года день нашей свадьбы. Мы вместе, мы любим друг друга». Ох, как это замечательно! Как замечательно так любить
Никто никогда не любил так, как я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Мне кажется, что я любила тебя всю жизнь, только раньше не знала Слушай, мы придем к этому камню через год? Так же, как они?
Я люблю тебя.
Сумасшедший. Честное слово, мы оба сумасшедшие. Я же говорила, что сюда идут