Когда еще из училища знакомый летчик написал Виктору Гаю письмо с теплыми словами об Андрее, он тихо радовался, что сумел передать мальчику главное: ответственность за каждый свой поступок. Эту черту он воспитывал не только словами, но и каждым своим поступком, каждым шагом, всей своей жизнью.
За Андрюшку я спокойна, не раз говорила ему Надя. Федор для него отец абстрактный. Он думает о нем, мечтает. А тебя он любит. Даже больше, чем меня. И я не ревную. Мне приятно
Четыре года как Андрей военный летчик. У него еще куча невыполненных задач, и вдруг такой вопрос: хочет ли в отряд космонавтов? Ему очень хотелось сразу же закричать: «Да! Да!! Да!!!», закричать быстро, чтобы Сирота не успел передумать, но ответил он совсем другое:
Я думал, что это будет позже
После собеседования Андрея направили в госпиталь на комиссию. Медики оценили его здоровье на пятерку. Примерно через неделю пришел вызов. Позвонив Наде, Виктор Гай испытал смешанное чувство грустной радости: опять оставаться одному.
Что Надя скажет завтра? Обрадуется или будет огорчена?
Виктор Гай отложил потухшую трубку и решил попробовать заснуть хотя бы на час. Утренний свет уже заполнил комнату. За стеклом книжного шкафа лежала красная восьмицветная шариковая авторучка. Она лежала перед корешками книг, похожая на обрубок палки. Ручку ему подарила Надя. «Когда тебе будет плохо, напишешь мне этой ручкой», сказала она. Он не раз уже брал ее в руку, но, посидев над чистым листом бумаги, снова прятал ручку за стекло.
Если Надя уедет после проводов Андрея, он в тот же день напишет ей всеми восемью цветами.
Так он больше и не заснул. Андрея не стал будить, ему в полку уже делать нечего, не стал и машину вызывать. Пошел пешком.
Рабочий день еще не начался, и Виктор Гай попросил дежурного по части доставить ему в кабинет контрольные ленты вчерашних полетов.
Немного позже пригласил к себе в кабинет лейтенанта Петрова. Вчера Виктору Гаю показалось, что молодой летчик сделал очень низкий проход над аэродромом. Контрольные ленты подтвердили догадку. Нарушение не ахти какое, но если его оставить незамеченным, молодой летчик сделает неверные выводы.
Петров сперва высунул голову в узкую щель. «Можно?» спросил и, не дождавшись ответа, вошел.
Здравствуйте, Виктор Антонович! запросто, эдак по-свойски поздоровался он и подошел к столу.
Садитесь, хмуро ответил Виктор Гай. Вы знаете, что вчера грубо нарушили дисциплину, режим полета?
Петров покосился на контрольную ленту и понял, что запираться нет смысла.
Виктор Антонович, это ж пустяк. На каких-то триста метров ниже
Пустяк? Виктор Гай быстро вскинул глаза и нахмурил брови. Руководитель полетов был уверен, что эта высота у него свободна, и отдал ее для захода на посадку тихоходному транспортнику. Не думаю, что вам надо объяснять, чем этот пустяк мог окончиться
Петров молчал.
Вы только начинаете службу. И если вы сейчас не поймете, что в нашей службе нет пустяков, с авиацией придется расстаться. Я не шучу. Можете идти.
Петров встал, поправил тужурку, неторопливо повернулся и пошел к двери.
Входить в кабинет командира, сказал безразлично Виктор Гай, вы тоже не умеете. Эту недисциплинированность я расцениваю как личное неуважение ко мне.
Петров резко повернулся и вспыхнул:
Товарищ подполковник, вы это нарочно говорите, вы же знаете
Я люблю дело, а не слова, товарищ Петров, перебил его Виктор Гай. И хотел бы больше на эту тему с вами не разговаривать.
Больше не будете, Виктор Антонович, сказал Петров и вышел.
Потом к Виктору Гаю приходили комэски с плановыми таблицами, председатель жилищной комиссии больше часа забрал, нужно было прочитать пачку новых приказов и распоряжений, побывать в казарме, где жили авиамеханики, а в пятнадцать часов быть на заседании горисполкома депутат, ничего не поделаешь.
И когда он снова приехал в штаб, дежурный доложил:
Просили вас позвонить домой.
Хорошо, спасибо, сказал как можно спокойнее Виктор Гай, вошел в свой кабинет, снял предохранитель с защелки замка и, когда она звонко возвестила о том, что дверь заперта и никто не войдет сюда, снял трубку и набрал номер.
Я слушаю.
Это был голос Нади.
Я слушаю! повторила она.
Надюш!..
Ну что? ласково спросила она.
Я люблю тебя.
И я тебя тоже.
Когда приехала?
Приехала?.. Я же выросла среди летчиков и никакой транспорт, кроме самолетов, не признаю.
Ты молодец.
Хочу тебя видеть. Скоро придешь?
Сейчас.
Я тебя встречу.
Это гениально! Держись левой стороны бульвара. Чтоб не разминулись.
Ладно.
Ты самая удивительная женщина на земле.
Потому что ты любишь меня.
Они, счастливые, стояли посреди бульвара, смотрели друг на дружку, не замечали, что на них обращают внимание. Он целовал ее, а она молчала, улыбалась. И только вздрагивающие губы выдавали волнение.
Пойдем домой? спросил он.
Там молодежь. Ужин готовят.
Тогда знаешь куда пойдем?
На стадион.
Как ты угадала?
Я же удивительная, сам сказал.
Стадион их не принял. Там вовсю кипели футбольные страсти.
Нет лишнего билетика? спросил у Нади юркий мальчишка.
В ответ она звонко рассмеялась
Знаешь, куда мы пойдем? снова спросил Виктор Гай.
Конечно.
Совершенно верно.
И они пошли домой. Пошли окольной дорогой. Говорили без умолку, перескакивая с одного на другое.
С Андреем это уже решенный вопрос?
Почти. Еще там медкомиссия. Но он здоровый парень.
Весь в маму, сказала она.
Точно. Потому и красивый такой. Столько невест, как на конкурсе красавиц.
Наташку так и не поменял?..
Однолюб.
Пантелейка придет?
Еще бы!
С Олей, конечно?
Если не уехала. Она же техник линейной связи. Почти все время в разъездах.
Не ссорятся?
Когда им ссориться? Рады каждой встрече.
А Сирота?
Заместитель командира дивизии. Летает уже только на стареньком МИГ-17. Коллекцию его значков и орденов, по-моему, пора в музей передавать.
А старушка его?
К сыну уехала. Внука воспитывает. А с ним живет дочь с мужем. Ты помнишь их Светку. Она была года на два моложе Андрея. Кончила десять классов и вышла замуж за одного нашего летчика. Очень славный парень
Когда до их дома осталось не больше сотни шагов, Виктор Гай наконец решился и придержал Надю за локоть. Ей передалось его волнение, и она настороженно замерла.
Как же дальше, Надюш?
Не знаю, быстро ответила она.
Он улыбнулся, провел рукой по ее щеке, шее, запустил пальцы в волосы.
Я люблю тебя, хороший ты мой человек.
Я тоже
Значит, ты больше никуда не уедешь. Я просто возьму и не отпущу тебя С этого дня у нас начнется совсем другая жизнь. Ты даже не представляешь, как здорово мы будем жить, Надюшка
Она прислонилась к его плечу и задумчиво слушала, провожая глазами убегающие огоньки подфарников.
Будем жить, тихо повторила она про себя. Грустно посмотрела ему в глаза. Когда? Когда уже жить, Витюшкин?
Не говори ерунду. Сегодня! Завтра! Всегда! Пока сердце не остановится Возьму отпуск, поедем в горы, раскинем палатку. Вдвоем. Ты и я. Будем пить кумыс, ловить форель. Я тебе такую уху сварю, за ворот не оттащишь
Седых сколько появилось, сказала она и пригладила у него на висках волосы. Я только слетаю в Новосибирск и сдам лабораторию, ладно?
Не хочу
Всего десять дней. Не больше. Ну, Витюшкин, я же на службе С учета в парторганизации сняться надо
Может, поездом лучше?
Надя засмеялась:
Ты это что, гениальный летчик?
Я тебя люблю Ты даже не представляешь как
Очень даже представляю
Над ними тихо висели в поднебесной голубизне светлые пряди перистых облаков, ветер лениво перебирал тополиную листву, сдувая с нее невесомые белые пушинки. Они летели мимо них беззвучно и торжественно, как летит крупный первый снег.
Кажется, это было только вчера вечером, а на самом деле уже прошло почти десять дней. Целых десять дней!..
Конечно, если их поставить рядом с последними десятью годами, сравнение нелепое. Но нелепым оно может показаться постороннему человеку, Гай же эти десять дней уже относил к новому времяисчислению. В этот раз Надя улетела не как всегда в неизвестность, она уже выбрала маршрут, который вел ее к определенной ими обоими цели, она уезжала из той жизни навсегда, уезжала в новое время, счет которому они будут вести вместе без оглядки на прошлое. Они долго ждали этого дня, и он для них наступил. Наступил сам, неожиданно: они вдруг ясно поняли, что с этой минуты, что бы уже ни случилось, их разлучить нельзя.
И даже если вот сейчас неизвестным генералом, который все еще где-то задерживается, окажется сам Федор Садко, Гай не опустит глаза и не испытает укора совести. Теперь уже он не отдаст Надю даже самому господу богу. И если Федор еще живой, он тоже поймет и Виктора Гая, и свою бывшую жену Надю.
Быстрее бы он только прилетал, этот генерал.
ГЛАВА IX
А самолет из Москвы все задерживался. Руководитель полетов нервничал срывалась плановая таблица, но сделать ничего не мог. Сверху приказали: полеты не начинать до прибытия московского транспортника. Виктор Антонович безмолвно ждал и даже не вмешивался в разговор молодежи. Если рассказывали что-то смешное, смеялся вместе со всеми. Больше молчал и думал.
Он ему говорит: «Ты карты взял?» «А как же, отвечает, две колоды» «Да нет, говорит, полетные карты». «Полетные? Эти, говорит, забыл»
Это Иванов рассказывал про Андрея.
А однажды вынужденная у него была. Возле райцентра на «пузо» сел. По радио спрашивают, какая помощь нужна? А он говорит: «Сбросьте обмундирование». Сгоняли ЯК, сбросили ему брюки и китель, думали, ранен или еще что А он переоделся, приказал пионерам охранять самолет, а сам на танцы в Дом культуры. Дело шло к вечеру
С Андреем пока вышло неладно. На второй день после отъезда Нади он транспортным самолетом улетел в Москву. В доме стало тихо и одиноко. Минуты потянулись Виктор Гай буквально набросился на работу. Уходил в полк на рассвете, а возвращался домой к полуночи. В один из таких дней к нему в кабинет вошла Наташа. Светлая кофточка с легкомысленным вырезом и такая же легкомысленно короткая юбка, открывающая загорелые колени, никак не способствовали представлению о девушке как о серьезном инженере-конструкторе. Но она, непринужденно улыбаясь, выложила Виктору Гаю такие мысли, что он взволнованно вскочил, сцепил на затылке пальцы и локтями сильно сжал лицо Губы его оттопырились, глаза забегали по листкам бумаги со схемами и цифровыми выкладками.
Все это приближало давнишнюю мечту Виктора Гая. Работая с приборами контроля, Ната по просьбе Виктора Гая начала думать над созданием дешифраторов к этим приборам. Было сделано за последнее время немало различных вариантов. Все они обладали своими достоинствами и недостатками.
При обсуждении проектов инженеры и командиры больше молчали. Они понимали, что путь от проекта до серийного производства исчисляется не одним годом, а им дешифраторы нужны были сейчас, у них уже сегодня полный зарез со временем
И вот Наташа принесла листочки, которые таили в себе очень привлекательную идею: создать своими силами специальную комнату, может быть, класс. Подготовить группу нештатных лаборантов из грамотных, смышленых ребят, вооружить их набором шаблонов и поставить дешифрование пленок на конвейер.
Все очень просто. С шаблонами только придется повозиться. Дело тонкое, и потребуется время. Но оно ни в какое сравнение не идет с тем временем, которое уходит на разгадывание шифрограмм. Командиры эскадрилий стонут от них, а иногда и вообще не смотрят. Разве что предпосылка заставит.
Что ж, товарищ конструктор, Виктор Гай с довольной улыбкой вглядывался в листки, работаете на памятник при жизни. Скажи, хотела бы увидеть свой памятник? Подойти, поговорить с ним
А вы?
Конечно. И помирать было бы легче с убеждением, что на земле остается память о тебе. Заработать себе памятник, дорогая Наташа, дело стоящее. А заработать его не просто. Так что давай собирай свои ресторанные салфетки и, не откладывая в долгий ящик, переноси все на ватман и миллиметровку. Я думаю
Зазвонил телефон. Виктор Гай снял трубку и услышал голос Андрея.
Ты откуда звонишь?
Из дому.
Что случилось?
Не знаю. Вы скоро домой придете?
Виктор Гай посмотрел на часы. Было около семи.
Сейчас еду. У меня Наташа
Не надо, перебил Андрей, мне с вами поговорить необходимо.
Простите, кто это? кивнув на телефон, насторожилась Наташа.
Андрей, сказал Гай и так посмотрел на девушку, словно она знала, в чем дело.
Что случилось?
Не знаю.
Можно я с вами?
Гай промолчал.
Ладно, согласилась она. Я попозже.
Она торопливо запихала в папку все свои листочки и быстро вышла. А Виктор Гай тотчас уехал домой.
Андрей лежал в своей комнате на топчане. Ноги на табуретке, руки под головой.
Увидев Гая, встал, вышел навстречу. Поздоровались молча за руку. Виктор Гай закурил.
Официальная причина моего возвращения, сказал Андрей, плохое здоровье. Сердце. До сих пор был абсолютно здоров, а тут вдруг систолы появились
А неофициальная?
Думаю, что-то связано с отцом.
Почему?
Со мной беседовал какой-то человек. Назвался Володарским. Очень подробно расспрашивал, что я знаю о своем отце, каким образом мы с мамой попали в Межгорск, спрашивал о наших с тобой взаимоотношениях.
Андрей помолчал, прошелся по комнате, остановился. Потом совсем как Надя потер ладонью щеку и спросил:
Виктор Антонович, вы что-нибудь конкретное знаете о моем отце?
Я знаю, Андрюшка, что он был отличным летчиком, прекрасным человеком, надежным другом и бесконечным патриотом нашей Родины. Он учил меня ненавидеть врагов и любить Родину. Он учил меня быть беспощадным и мужественным в бою Я не знал более храброго человека, чем твой отец. Я не знал более умного человека, чем твой отец. А то, что с ним случилось в последние дни войны, я объяснить не могу
На какой же основе родились слухи о его измене Родине?..
Знал английский. Родственники за границей. Твоя бабушка его мать эмигрировала когда-то. Но это самая настоящая чепуха. Без вести пропали в войну сотни людей. Это была страшная война. И сегодня еще объявляются люди, которых давно похоронили. Не знаю, что с ним случилось, но убежден твердо он не мог изменить. И пусть твое сердце будет спокойным
Сердце мое, оказывается, ни к черту Даже на летную работу с ограничением.
Завтра поедешь в госпиталь. Такое может быть. Систолы, как говорит Наташа, на нервной почве могут появиться. Обследуешься, если надо, и в полк. Я понимаю, что это возвращение неприятно, но в полку ты человек очень нужный.
Трубка погасла, и Виктор Гай снова раскурил ее.
Не вешай нос. Переживем. Он обнял одной рукой Андрея за плечи, на мгновение прижал к себе, встряхнул. Пережили худшее. А насчет твоего отца я напишу в Москву. Есть у меня один знакомый. Там или подтвердят слухи, или опровергнут. В конце концов прошло двадцать лет. Прав я или ошибся пора это узнать.
Пришла Наташа. Поговорили еще о каких-то пустяках, и она быстренько увела Андрея из дому. Оставшись один, Виктор Гай вышел на балкон, докурил трубку. Когда стало темнеть, включил настольную лампу и начал писать письмо в Москву.
На другой день рано утром Андрей уехал в госпиталь, и уже к вечеру Виктору Гаю позвонили, что диагноз медиков Звездного подтвердился: Андрей Садко нуждается в стационарном лечении. Наде Виктор Гай не стал ничего сообщать, ибо со дня на день ждал ее приезда. Насовсем.
А вот сегодня утром наконец и Москва откликнулась. Летит генерал и везет ответ.
Какой?
Если подтвердился медицинский диагноз значит, не должны подтвердиться всевозможные предположения Андрея. Если летит генерал значит, у него есть сведения о Федоре Садко: для того чтобы сказать «мы ничего не знаем», нарочного не посылают. Какие же могут быть сведения? Если они знают о Федоре давно, то почему до сих пор ничего не сообщили Наде, в полк, где он числится пропавшим без вести?