Ты мне покажешь тундру?..
Этой красотой ты быстро насладишься.
И северное сияние?..
И это увидишь.
И тебя хотя бы через день?
Можно и каждый день.
Вот у меня уже и есть чем жить. Ожиданием отпуска, потом будет Север, потом воспоминания Это будет мой лучший отпуск за последние четыре года.
Они еще помолчали несколько минут, прислушиваясь к звону собственных шагов.
Что стряслось на заводе? спросил Муравьев.
Я забраковала всю партию.
Переживаешь?
Если бы только я
И Катя?
С Катей плохо. Она допустила ошибку в расчетах. Ее отстранили от должности.
А тебя?
Меня тоже отстранили. Но временно. До окончания расследования
Что расследовать? Ты же права.
К сожалению, да.
Когда они прощались возле Вериного подъезда, ночь уже дрогнула под напором нового дня и погасила на востоке не только мелкие, но и крупные звезды.
Оставь сумку у меня, сказала Вера. Не понесешь же ты ее на аэродром?
Как же это я не понесу, если понесу?
Тяжелая.
Здесь бритва, мыло, зубная щетка и даже полотенце.
Ну, если и полотенце, надо непременно нести. Она протянула ему обе руки.
Муравьев взял их и обе поцеловал по нескольку раз.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Возле гостиницы сосновый бор на все лады звенел птичьими голосами. Пернатые жители аэродрома славили наступающий день. Муравьев распахнул в номере окно и, не раздеваясь, прилег на кровать. Спать уже было некогда, через час-полтора завтрак, затем развод, приедут летчики, техники, приедет Белый.
Надо сразу ему сказать, что принято решение возвращаться в часть, что задерживаться здесь он не будет. Необходимо побыть одному, разобраться во всем и, уже, когда не останется ни колебаний, ни угрызений совести, с чистой душой поступить так, как подскажет сердце.
Он хотел лишь полежать с закрытыми глазами и, убаюканный птичьим гомоном, незаметно уснул. Полетов не было, и над аэродромом плыла непривычная тишина, изредка нарушаемая шумом самосвала, возившего к летной столовой щебенку. Муравьеву приснилось море, сверкающее ослепительными солнечными бликами, огромный белый пароход на горизонте, тот самый пароход, на котором он с детства мечтает совершить многодневный круиз по морям и океанам.
Проснулся Муравьев от прикосновения чьей-то руки. У кровати стоял Толя Жук.
Выспался? спросил он.
Привет, Толя.
Уже третий раз захожу к тебе. Спишь как сурок.
Муравьев посмотрел на часы и не поверил: половина двенадцатого!
Да, придавил я
Умывайся.
Что-нибудь случилось?
Промой глаза. А то со сна и не поймешь ничего.
Я же в отпуске. Досрочно вернулся.
Молодец! Потомки оценят. Пока ты дрыхнул, Женька Шелест майором стал.
Ну да?!
Досрочно. За парад.
Пошел Шелест
Звонил. Завтра прилетит.
Совсем зазнается майор Муравьев обнажился до пояса, сунул одним концом в карман измятое полотенце и пошел в ванную комнату.
Вода из крана шла не ровной струйкой, как всегда, а вылетала рваными порциями с фырканьем и стрельбой. Наверное, была пауза в водоснабжении и в систему закачали воздух. Муравьева раздражало это фырканье, и умылся он без того удовольствия, которое получал ежедневно, обливая холодной водой разгоряченный упражнениями торс.
Да, Женька набирает высоту Майор Голова и без этого кружится от успехов, что-то теперь с ним станется. Награда командующего, аплодисменты на параде, благодарность главкома, досрочное звание сплошь медные трубы
Муравьев вдруг понял, что не вода в кране его раздражает. Совсем нет. Тогда что же? Женькин успех? «Позавидовал ты ему, что ли, Муравьев?»
Пожалуй, другое. Хотелось бы от всей души порадоваться за Женьку, разделить с ним так неожиданно подкатившую бочку меда, если бы не торчала в ней и не шибала в нос эта проклятая ложка дегтя. Ах, Женька, Женька И самому-то, верно, першит. Впрочем, победителей не судят. Жизнь не остановилась оттого, что Жук и Белый по выговорешнику схлопотали. Все уже и забыли о предпосылке. Главное, что летчик жив, да и машина почти цела, а заслуга в этом целиком принадлежит Женьке. Его успехи на параде это честь и слава всему полку
Может, он и прав, что промолчал до поры. Закрутилось бы все совсем в другую сторону. И в результате одни синяки да шишки. Всем. Ну, не всем, но уж Белому пришлось бы хлебнуть хулы всякой куда покруче, чем за то, что приказал одному технику две машины обслуживать. Тут диалектика простая
Может, Шелест по-своему и прав. Не всякая ложь во вред, и не всякая правда во благо. Ну, зацепил дерево, ну, просчитался, так после этого он с риском для жизни машину посадил. Минус на минус дает плюс. А что дает плюс на минус? Ну ладно, алгебра тут ни при чем Не сознался? Но готов был это сделать. Только в той ситуации нелепей ничего не придумать, как встать и брякнуть чепуху, чтобы все в зале от стыда сгорели. А генералу хоть сквозь землю проваливайся или отбирай ценный подарок Нет, Женька в чем-то, наверное, мудрее его. Вот только техника жаль. Толя Жук пострадал за что? Сидит, думает Задумаешься
Толя, как Ольга?
Ничего. Уже дома, заходи.
Конечно, зайду. Закончили обследование Женькиного самолета?
Толя Жук хотел что-то сказать, но лишь неопределенно вскинул брови и, набычившись, покатал языком за щекой, будто в зубах у него что-то застряло.
Не нашли причину?
Нашли, не сразу ответил Толя Жук, глядя в окно. Прокопенко нашел. Знаешь его? Который мотоцикл тебе давал. Сквозь металл видит, черт старый. Никто его не звал и не просил, а он тут как тут
Муравьев повесил на спинку кровати полотенце и включил в розетку электробритву. Он еще не совсем понимал, чем недоволен техник. Если найдена истинная причина, то с него будут сняты все подозрения и правда восторжествует. Видимо, найденная отставным старшиной причина подтверждает виновность Толи Жука.
Ко мне с делом или просто так?
Толя Жук опять не торопился с ответом. Что-то до конца обдумав и решив окончательно, он сел на кровать, снял фуражку, вытер тыльной стороной ладони лоб и сказал:
Мы нашли под обшивкой дубовую ветку. Свежую. На аэродроме она попасть туда не могла.
И какие выводы сделали?
А такие Он врезался где-то
Муравьев выключил бритву, свернул шнур и засунул все в футляр из блестящего кожзаменителя.
Вывод сделали правильный.
Тут не в чем сомневаться. Дураку ясно.
Командиру доложили?
А как докладывать, если ничего не ясно?
То дураку ясно, то ничего не ясно
Толя Жук встал, надел фуражку.
Пойдем-ка лучше на воздух, сказал он. Тут у тебя душновато.
На воздухе, как показалось Муравьеву, было еще более душно. Разогретая на соснах смола поблескивала янтарными слезками в извилистых трещинах коры. Пахло скипидаром и теплой землей. То ли от безветрия, то ли от духоты, то ли от непривычной тишины на аэродромном поле, но деревья показались Муравьеву какими-то грустно-поникшими, постаревшими. Будто их вымочили, подсушили и поставили на окончательную просушку.
Итак, тайное стало явным. Сейчас Толя Жук должен спросить Муравьева, знал ли он правду о причине отказа шасси. Что он, Муравьев, должен ответить? До сих пор ему не приходилось лгать в глаза товарищу. Его не спрашивал никто, он не считал нужным вмешиваться. Хотел, чтобы Шелест сам все объяснил. Впутайся он в эту историю, неизвестно лучше или хуже было бы для всех.
Теперь другое дело.
А если Толя Жук не спросит?..
Муравьев вдруг почувствовал себя так, словно нахлебался какой-то мутной клейкой жидкости: еще минута и вытошнит. Что его заставляет ловчить, изворачиваться, выискивать для себя удобную позицию, чтоб и волки были сыты, и овцы целы? А следы-то оставлены! И Прокопенко мучить себя не станет: говорить аль нет; он постарается показать себя: мол, рано в запас уволили, я вот еще кое-что соображаю
Толя Жук будто уловил мысли Муравьева.
Прокопенко я попросил пока помолчать, сказал он, отверткой вычищая из-под ногтей засохшую краску. Надо с ним поговорить.
С кем? не понял Муравьев.
С Женькой, естественно.
А если он не признается?
Значит, наши выводы ошибочны. Не станет же он мне заливать
Что ж он до сих пор?.. Муравьева чуть не взорвало это безграничное доверие Женьке Шелесту. Если ты так уверен в его порядочности, что ж он раньше тебе ничего не сказал? Если врезался, то, наверное же, знал об этом.
Ситуация. Толя Жук совершенно неуместно улыбнулся, спрятав глаза за узкие щелочки. Ты как думаешь мог он врезаться?
Он врезался, сказал Муравьев.
Где?
На восьмидесятом километре влево от шоссе. Как раз у тригонометрической вышки. Сбрил как лезвием Он запоздал с фигурой. Я еще в воздухе заметил, что он впритир прошел у земли. Потом съездил туда на мотоцикле. Все точно. Как в аптеке
Ты зря кипятишься, спокойно перебил его Толя Жук. Влип он в ситуацию
Послал бы я сейчас тебя В ситуацию Муравьев уже и в самом деле начал кипятиться. Что же это за ситуация, которая оправдывает подлость?
Не преувеличивай.
С твоей логикой можно и предателя оправдать. Ситуация! Пригрозили смертью, вот он и выдал друзей
Сравнения у тебя
Тебя наказали, Белый выговорешник схватил, а он герой!
Завидуешь ему, что ли?
Муравьев пропустил мимо ушей эту реплику, настолько она казалась ему неуместной и несерьезной.
Видимо, тебя надо было еще покрепче наказать
И чего вы все такие кровожадные? Толя Жук снова улыбнулся, потом сразу посерьезнел и заговорил быстро, без пауз, как по писаному: Хорошее с плохим в нашей жизни так переплелось, что хирургия для лечения почти не годится. Вырезая небольшую болячку, зацепишь нервный узел и сделаешь человека инвалидом. Женька умный человек, недюжинно способный, очень нужный авиации человек. Не то что я. Поймет он свою ошибку, сам себя накажет. А пока у него сердце не остыло, пусть идет на высоту. Помешать ему так просто. Впрочем, что я тебе объясняю Сам все знаешь. Молчал же до поры. И еще помолчишь Поломать жизнь человека можно в два счета. Помочь найти себя вон как сложно. Мы помогли ему вовремя. Может, и не совсем порядочно все это выглядело. Но это вблизи. А издали глянешь нормально, по-человечески.
Толя Жук поддел ботинком заржавевшую банку из-под сгущенки, и та с ржавым дребезгом отлетела в кусты.
Муравьев проследил за ее полетом и остановился.
Все, Толя, ты говоришь хорошо. Люди должны быть людьми. И Женька, конечно, человек. Все мы человеками рождаемся. Но откуда появляются скоты? Не с таких ли вот компромиссов они начинаются? Будет в сто раз обиднее, если Женька Шелест не поймет, что он пошел на подленький компромисс. Муравьев прокашлялся и, почувствовав, что Толя Жук еще чего-то от него ждет, добавил: Вначале я надеялся, что он сам все скажет, а теперь ему необходимо помочь. Я буду говорить с Белым.
Черт его знает, может, ты и прав. Толя Жук посмотрел на Муравьева широко открытыми глазами, тут же отвернулся, отломал с куста прутик и несколько раз со свистом разрубил им воздух. Мне кажется, Белый все поймет
Да, если командиру все объяснить не под горячую руку, он поймет. Но захочет ли простить Шелеста?
Будет молчать твой Прокопенко? спросил Муравьев.
Толя Жук засмеялся.
Может, и помолчит до вечера. Только сил у него не хватит. Трудно старику тайны хранить
Они прошли по тропинке сквозь лес и у опушки присели на бетонную плиту, неизвестно когда и с какой целью брошенную здесь. Даже в солнцепек она сохраняла свою каменную прохладу.
Нормально съездил? нарушил молчание Толя Жук.
Нормально.
А что до срока прикатил?
Спешу на Север.
Толя Жук лишь еле заметно улыбнулся и промолчал.
Не верит. Конечно, его спешка выглядит смешно. Из центра Европы, где лето в разгаре, где сосна как сосна растет, а не заскорузлые кустишки, в которых и по нужде не спрячешься, где есть и шоссейные и железные дороги, и до Львова рукой подать От всего этого, добровольно оборвав отпуск, спешить в серую стынь Заполярья, в край дико-пустынный и до боли однообразный конечно же, нормальным людям покажется странным.
Но объяснять Толе Жуку причины, толкнувшие его на это решение, Муравьеву не хотелось. Слишком долго надо объяснять. Слишком сложно. Да и себе-то он эти причины еще не успел объяснить как следует, чувствовал подсознательно: надо.
А Толя Жук ничего и не спрашивал. Он еле заметно, щелками глаз, улыбался каким-то своим мыслям и сосредоточенно выковыривал из бетонной плиты гладенький и рябой, как ласточкино яичко, камешек.
Возьми меня с собой, сказал он неожиданно.
Будто я решаю такие вопросы. Муравьеву вдруг стало смешно. А ты-то чего?
Я Север не видел, тихо ответил он, а что тебя гонит, не соображу.
Не у дел я здесь, Толя.
Летаешь ведь.
Не те это полеты.
Какие тебе надо?
Рабочие. Там работа, Толя, которую я люблю.
Почти у самого горизонта на рулежной дорожке сверкнуло ветровое стекло автомобиля.
Ты не можешь определить, что там движется? спросил Толя Жук.
Могу. Белый едет на «Волге».
Талант. Будешь говорить с ним?
Думаю, что надо.
Обрадуется старик.
Муравьев вдруг ясно представил, как на мгновение погаснут живые глаза командира, отяжелеют веки, огорченно опустятся уголки губ Что ему сказать? Что Женька Шелест подлец? Что всех обманул? Что не заслуживает почестей, которые ему выданы?
Нет, все это ерунда. Почести ему выданы по заслугам, и Белому надо сказать что-то совсем другое.
Мне пора, сказал Толя Жук и встал. Отряхнул ладонью комбинезон. Надо бы Женьку предупредить о твоем разговоре с Белым. Из парилки под лед
Ты лучше предупреди Прокопенко, чтобы не звонил в лапти. Пустит слух потом останови его
Попробую. Приходи вечером к нам. Ольга будет пироги печь. Она в этом деле гроссмейстер.
Спасибо, Толя. Я постараюсь. Но твердо не обещаю. Специально не ждите.
Ладно. Толя Жук проследил глазами, куда повернула «Волга», и заторопился. В ТЭЧ поехал. Ну, будет разгон
Муравьев тоже встал.
Пойдем. Возьму огонь на себя.
Толя Жук не ответил. Глаза спрятались за щелками век, губы плотно сжались. Он был уже там, в ангаре ТЭЧ, и, видимо, думал о Белом и старшине Прокопенко, сочинял варианты и ситуации, которые могли бы помешать встрече этих людей.
«А что, если сейчас позвонить Лене?» Эта мысль пришла Муравьеву настолько неожиданно и отчетливо, что он торопливо посмотрел на Толю Жука не догадался ли тот? Но Толя думал о своем
Позвонить и сказать: одно из двух или бери Саньку и приезжай, если, конечно, хочешь, чтобы мы были все вместе, или давай к чертовой матери разводиться
Растеряется? Да нет, ответит спокойно или с издевкой. А вдруг испугается и приедет?
«Вот видишь, скажет тогда Вера, я говорила, что нам не следует встречаться. Потому что знала: Лена тебя не отпустит». И еще спросит: «Почему, Муравьев, все это выпало на мою долю?» А про себя подумает, что Лена вот, наверное, проживет всю жизнь рядом с мужем без горя и волнения, хотя ей бы следовало хлебнуть беды: больше бы ценила то, что имеет
Впрочем, вряд ли Вера так подумает. Это он, Муравьев, так думает. Потому что боль, которую причинила ему Лена, все жжет и жжет, будто рядом с сердцем положили горячие угли.
Но и ты, Муравьев, хорош. Все ее обвинить хочешь. Во всем она виновата, а ты Что ты сделал такого, чтобы ей рядом с тобой было интересно? Чем ты заслужил такое особое внимание к себе, а, Муравьев?
Толя, они уже подходили к огромному белому ангару с такими же огромными, выкрашенными суриком воротами, если пошлют тебя на Север, Ольга не заупрямится?
Толя Жук быстро и беспорядочно замигал глазами, губы его смешно скривились: понимая вопрос, он не мог понять, что от него хотят.
С какой стати?
Север есть Север. Ни газа, ни парового отопления, ни телевизора, ни универмагов, воду машиной подвозят
Вот ты о чем, Толя Жук улыбнулся. А что ей город без меня? Поедет, конечно. Впрочем, лучше у нее спросить. В узких щелках глаз блеснули хитроватые огоньки.
А вот Лена без него нашла себе в городе занятие. И ничуть не страдает, что Муравьев от нее за тысячи километров.