Еле дождалась этой минуты, не ела, не пила, заявила она с порога. И сразу взялась за Виктора Гая. Ну-ка, покажись, пропащий майор. Ах-ах-ах, хорош! Орденов еще больше стало. Моего бы с собой прихватил туда. Глядишь, капитаном вернулся бы: ему уже совестно лейтенантом зваться. Сыновья скоро лейтенантами будут.
Ольга, только и сказал Пантелей, но она мгновенно сменила тему.
Ни черта в этой квартире не меняется. Полгода не была все по-старому. Когда у тебя день рождения, Надя?
Не скоро, ответила Надя, расставляя на столе рюмки.
А свадьба скоро?
Скоро, ответил за нее Гай.
Я вам в спальню такой торшерчик подарю дети сами родиться будут
Сирота приехал один. Прямо с аэродрома. Устало швырнул на табуретку кожаную куртку, молча вымыл руки, лицо, молча взял поданное Надей махровое полотенце и, повернувшись к Гаю, сказал таким тоном, словно продолжал начатый на СКП разговор:
Передам тебе дела и поеду в отпуск. К батьке, в село. И весь месяц буду в колхозе работать, на поле. Устал сегодня и есть хочу Еще кого-то ждете?
Все! весело ответила Надя. У нее горели щеки и счастливо блестели глаза. Темно-серое платье, вышитое серебряной ниткой, отвлекало внимание от неожиданной седины в темных волосах и сильно молодило Надю.
Молодец ты, Надежда, сказал Сирота, оглядывая ее с ног до головы. Кругом молодец! Ишь какие модные туфли. А моя старуха уже на все моды рукой махнула. А ей только сорок недавно стукнуло Показывай диплом. Значок, говорят, получила
Получила. Могу подарить вам в коллекцию.
Ну нет Это слишком
Все равно мне ни к чему.
Чуть не забыл! вскочил Виктор Гай. Я же привез такие значки
Он вышел в кабинет и вернулся с большой коробкой из-под конфет.
Вот. Около сотни.
Ты это брось, взволнованно протянул руку Сирота. Около тысячи, скажешь.
Виктор Гай спрятал коробку за спину.
Отдам с одним условием.
Ну перестань, перестань. Глаза Сироты зажглись азартом коллекционера. Выкладывай свое условие.
Обещай выполнить одну мою просьбу.
Ладно, обещаю.
Все слышали? спросил Виктор Гай и под общий смех вручил Сироте полную коробку значков.
Он их рассматривал весь вечер. Пил и смотрел на значки, и даже когда разговаривал с Надей или Ольгой, хоть и украдкой, но посматривал в сторону раскрытой коробки.
Что у тебя за просьба? тихо спросил он Виктора Гая, когда Пантелей и Надя увлеченно слушали Ольгу.
Пантелея на учебу отпустить надо, так же тихо ответил Виктор Гай.
Не могу в этом году.
Почему?
Потом объясню Да ты и сам понимаешь Такой специалист в полку как воздух нужен. Особенно теперь. Вот подрастет молодежь
Тогда ему уже поздно будет учиться.
Учиться никогда не поздно. Пусть идет на заочное в Надин институт.
Что это ему даст?
Высшее техническое.
Ему в «жуковку» надо
Мне тоже надо. Но и здесь кому-то надо, считая разговор на эту тему исчерпанным, он неожиданно спросил: Любишь Надю?
Люблю, прямо ответил Виктор Гай.
Значит, надо все законно оформить.
Наверное, уклончиво сказал Виктор Гай.
Не наверное, а точно. И не тяните. Чтоб кривотолков не было.
Не будет, снова уклонился от прямого ответа Виктор Гай и вышел на кухню покурить.
Вышел и Пантелей. Он был немножко пьян, и в его голосе еще более отчетливо звучала грусть.
Извини, Витя, сказал он, глядя в пол, я хочу насчет Федора Ставим крест на этом вопросе? Посмотрел на Гая и торопливо поправился. Просто я хотел спросить: ты все еще веришь, что он вернется?
Верю.
А Надя?
И она верит.
Значит
Я все сказал.
Понятно.
Когда Сирота прощался, Виктор Гай вспомнил ему слова, сказанные на аэродроме:
Будем «наводить по схеме»?
Сирота не рассердился.
Вот примешь полк, сказал он с усмешкой, хоть хвостом вперед летайте. А у меня уже столько шишек нахватано, вся макушка в буграх. Хочу иметь обеспеченную старость.
Вскоре ушли и Пантелей с Ольгой. Виктор Гай засучил рукава и начал мыть посуду. Он всегда любил эту работу. Надя устало сидела на табуретке и с улыбкой наблюдала, как из его рук одна за другой выскальзывали сверкающие чистотой тарелки.
А когда Виктор Гай сел у раскрытого окна покурить трубку, она опустилась рядом, легонько коснулась его плечом.
Хорошо, что ты приехал.
Он пожал ее руку.
Что ты думаешь ответить завтра комиссии?
Что хочешь, то и отвечу.
Ты должна ехать в Новосибирск.
Надя, наверное, ждала этих слов, потому что приняла совет Виктора Гая спокойно, лишь чуть сильнее прижалась к его плечу.
«Мы, наверное, любим друг друга, подумал Виктор Гай спокойно, словно думал не о себе, а о ком-то чужом. Но если и любовь не помогла перешагнуть через память значит, не подошло время Постоянно видеть его лицо, слышать голос, искать оправдания Значит, не пришло наше время».
Я поеду, согласилась Надя.
Пусть Андрей останется со мной пока На зимних каникулах мы приедем к тебе в гости.
Он любит тебя. Пусть останется
Виктор Гай нащупал ее руку, густые брови, глаза, провел пальцами по щеке и сразу почувствовал под ними влагу. Надя плакала
После ее отъезда Ната зачастила в их дом. И почти каждый раз получалось так, что приходила она к Андрею в те часы, когда его не было в квартире.
Опять нет? спрашивала она весело. Вот везучая я.
И было трудно угадать огорчает ее отсутствие Андрея или радует.
Ну ладно, заявляла она, я подожду.
И ждала иногда по нескольку часов, допоздна засиживаясь у Гая. А когда приходил Андрей, она спрашивала или сообщала ему какой-нибудь пустяк и спешила распроститься.
Виктору Гаю нравились эти посиделки: Наташа была интересным собеседником.
Как вы думаете, спрашивала она, войну в Корее можно было предотвратить?
И когда Гай начинал популярно высказывать свои соображения, она вставляла такие вопросы, которые заставляли его забывать, что перед ним шестнадцатилетняя девочка, нужно было вести взрослый разговор.
Вам не нравится, что я обрезала косы? заявила она однажды.
Косы тебе больше шли.
Но мода требует
Модно то, что красиво, отрезал Гай.
Ошибаетесь, возразила она уверенно. Красиво то, что модно.
Это одно и то же.
Ну нет. Самое красивое платье моей бабушки сегодня выглядит смешно. Оно было красивым, когда было модным.
Слепо бежать за модой тоже глупо, начинал выкручиваться Виктор Гай.
Слепо да. На то и глаза у нас
А однажды она спросила:
Моя подруга влюбилась в учителя. Он старше ее на четырнадцать лет. Это глупо?
Гай даже растерялся от такого вопроса. Наташа смотрела на него огромными синими глазищами и ждала. Это был взгляд взрослой женщины.
Конечно, глупо, сказал Гай вопреки своим мыслям.
Ему хотелось ответить совсем иначе, но он уловил недвусмысленную связь этого вопроса с ее частыми посещениями, и ему захотелось сказать этой дерзкой девчонке все, что положено говорить в подобных ситуациях.
А почему глупо?
Потому что твоя подружка близорукая фантазерка. Девочке в такие годы уже надо видеть перспективу. А она фантазирует, за́мки воздушные строит, подогревает свои честолюбивые чувства несбыточными мечтами, выдумывая из обыкновенной, вполне естественной привязанности к взрослым горячую любовь. Если она вовремя не перестанет раздувать этот шарик, он лопнет и больно стегнет ее по лицу. Она просто неумная дурочка.
Наташа издевательски хмыкнула.
Есть и умные дурочки?
Есть всякие, парировал Гай.
Так ей и передать?
Так и передай.
После этого разговора Гай не видел Наташу до окончания средней школы. Поначалу часто вспоминал ее, но за делами тут же забывал и вспоминал снова, наткнувшись на какой-нибудь предмет, связанный прямо или косвенно с ее существованием.
Однажды его пригласили в школу на вечер, посвященный Дню авиации, попросили надеть все награды и рассказать о войне. Цепляя на мундир ордена, Виктор Гай приятно удивился, что их количество почти удвоилось, и как их компактно разместить на груди одному богу известно.
Вначале выступление не клеилось, но воспоминания о друзьях захватили его, и Гай рассказал много интересного. Во всяком случае, слушали его внимательно.
Потом были танцы. Когда объявили, что приглашают девушки, перед Гаем вдруг выросла высокая изящная блондинка.
Вы станцуете со мной?
Наташка!
Вы не ошиблись.
Ты где пропадала? спросил он, когда они вышли в круг.
Науку грызла. Девушке в мои годы надо видеть перспективу.
И какую же ты перспективу видишь?
Блестящую, улыбнулась она. Поступаю в авиационный институт. Становлюсь конструктором. Строю безопасный самолет и выхожу замуж за летчика.
Мне остается только позавидовать тому летчику.
Почему?
Такая жена клад!
Что ж, через пять лет вы можете сделать мне предложение.
Через пять лет мне будет тридцать семь!
А мне почти двадцать четыре. Если к тому времени не женитесь, я приму ваше предложение.
Годится! весело согласился Гай.
Через несколько дней он вспомнил этот разговор и почти всерьез подумал: «А что? Женюсь на Наташе и всем сомнениям конец»
ГЛАВА VI
Да, тогда ей было восемнадцать. Сегодня двадцать шесть. Тогда она немножко сутулилась, теперь распрямилась и ходит уверенной спортивной походкой. В глазах ясность и ум, в улыбке подкупающая непосредственность.
А вы кого ждете, Виктор Антонович?
Тоже секрет. Он развел руки: мол, ничего не поделаешь. Так на так
Ната засмеялась.
Я любопытная, поэтому открываю карты: жду самолет. Он везет какого-то генерала. А вы?
Тоже генерала.
Этим самолетом мне переслали мои приборы. Сегодня же поставим на ваш самолет. Она звонко хлопнула ладонью по дюралевому крылу истребителя. Теперь у меня в руках будут шифры всех необходимых параметров. Значит, и вы генерала?
Кандидатскую готовишь?
Что получится Но вы мне зубы не заговаривайте. Я открыла карты.
А я, Наточка, еще и сам не знаю, схитрил Виктор Антонович. Позвонили из Москвы, приказали ждать. Какой-то генерал хочет меня видеть.
Все вы знаете! она резко повернулась и отошла в сторону. Присела, сорвала несколько ромашек и, не оборачиваясь, стала увлеченно мастерить букетик.
Этот нетерпеливый поворот, это красноречивое молчание Виктор Гай хорошо знал и, наверное, будет помнить до конца своих дней.
Ната была уже студенткой четвертого курса и в Межгорск приехала в дни зимних каникул. Они договорились, что в субботу вместе пойдут на лыжах. Но совершенно внезапно разыгрался снежный буран, и они, не дойдя до цели, вернулись продрогшие домой. Ната отогревала у батареи ноги, а Гай в это время варил кофе. Расставляя на столике чашки, он заметил, что Ната дрожит.
В доме есть только спирт. Могу предложить.
Если предложите, я выпью, сказала Ната.
Кутить так кутить! Гай поставил две рюмки.
Ната выпила спирт одним глотком. Задохнулась, вытерла слезы, отдышалась, весело улыбнулась, вздохнула:
Хорошо.
Закусив, они выпили еще, болтали о каких-то пустяках, спорили, как гадать на кофейной гуще, кто преданней лошадь или собака, кому принадлежит изобретение пенициллина.
Я останусь ночевать у вас, неожиданно заявила Ната.
Гай слегка растерялся.
Можно, конечно, место есть. Надина комната свободна Но зачем? Я провожу тебя.
А я хочу остаться.
Не боишься, что о тебе молва пойдет?
Плевать мне на молву! Она вскочила, обошла стол, остановилась у Гая за спиной. Вы не забыли своего обещания?
О чем ты?
Взять меня в жены.
Но ведь ты еще не конструктор и не построила безопасный самолет.
Ната помолчала, потом заговорила быстро и взволнованно:
Вы помните, я вам рассказывала о влюбившейся школьнице?.. Вы отругали меня, считая такую любовь блажью. А я все равно не могу вас выбросить из сердца, хотя знаю, что вы любите другую За что вы ее любите? Зачем любите? Ведь это все безнадежно! Неужели вы не понимаете, что проходят лучшие ваши годы? Проходят в одиночестве, в холоде. Вы не только себя обрекли на такую жизнь, и ее тоже. На что вы надеетесь? На возвращение Андреева отца? Ведь он отнимет ее у вас навсегда Или на то, что он никогда не вернется? Тогда зачем ждать?.. Я была у них в Академгородке Я уверена, что если вы женитесь на другой, Надежда Садко облегченно вздохнет. Ее там любят, ухаживают за ней, и она будет счастлива, если вы освободите ее от себя. Не жалеете себя, ее пощадите То, что вы ей ничего не обещали и ничего не требуете от нее, держит женщину сильнее брачных уз и клятвенных заверений. Такова психология женщины
Наташа, милая девочка Гай посмотрел ей в в глаза.
Что она увидела в этом взгляде и что ей послышалось в его голосе, но только глаза ее на мгновение сощурились и сверкнули глубокой обидой.
Эх, вы! Она круто повернулась и отошла к окну. На подоконнике стоял стаканчик с разноцветными карандашами. Ната вытаскивала их, смачивала о язык грифель и что-то рисовала на запястье
Вот так же спокойно и деланно-безразлично, как сейчас сооружала букет из ромашек. Только тогда из ее глаз выкатывались одна за другой крупные слезины.
Гай взял ее за плечи, притихшую и покорную.
Вы не прогоните меня? спросила Ната сквозь слезы.
Не прогоню, ответил он, совершенно не понимая самого себя.
Где-то в отдаленных клеточках сознания еще вспыхивала мысль, что надо остановиться, что все это ни к чему, а под руками доверчиво вздрагивали узкие девичьи плечи. От нее излучалась та неповторимая наэлектризованность, которая подавляет здравый смысл и освобождает чувства. Они стояли у зашторенного окна притихшие и ошеломленные, и Виктору Гаю тогда впервые показалось, что он способен полюбить другую. В тот миг он не видел причин, которые бы помешали ему сблизиться с Наташей.
Причина же появилась неожиданная и прозаичная. У дома с визгом затормозил «газик», и через несколько секунд у двери позвонили. Виктора Гая срочно вызывали в часть. Домой он вернулся через неделю, когда Ната уже уехала в институт. На ее письмо он ответил холодно и сдержанно. Больше они не вспоминали тот вечер. Ната умела молчать.
Вот и теперь выключилась. Ни с того ни с сего. Виктор Антонович тоже молчал.
Связав букетик, Ната потихоньку запела о голубом небе, которое бывает и доброе и злое
Эту песню Виктор Гай впервые услышал от нее года три назад, когда Андрей закончил летное училище.
Был солнечный воскресный день. Лето уже ушло, а осень задерживалась, не спешила. Проснувшись, Виктор Гай решил было в лес прогуляться, поглядеть на старые знакомые пеньки, возле которых он с Надей когда-то набирал по две корзины опят.
Но его снова потянуло посмотреть бароспидограммы последних полетов командиров эскадрилий. Изучая светлые кривые линии и записывая столбиками цифры, Виктор Гай тогда обнаружил одну интересную деталь. На трех разных пленках одного из летчиков повторялся характерный всплеск самописца перед набором высоты после горизонтального полета он на какое-то время проваливался вниз. Продешифровав пленку, Виктор Гай сделал вывод: угол набора не соответствовал тяге двигателя, скорость падала, падала и эффективность рулей, и машина проседала, пока двигатель не набирал нужную тягу.
Это открытие тогда взволновало Виктора Гая. Значит, если внимательно дешифровать показания контрольных приборов, можно прогнозировать даже незначительные ошибки летчиков.
Но дешифровка требовала уйму времени. На одну пленку уходило больше часа. А где его взять, это время? Почему бы конструкторам, придумавшим приборы объективного контроля, не придумать к ним быстродействующие дешифраторы?
Вытащил все книги по электротехнике, писанные еще в академии конспекты, начал чертить схемы. Он так увлекся работой, что забыл и позавтракать.
И только голод заставил Гая оторваться от рабочего стола. Он включил электрочайник, вытащил из холодильника сыр, колбасу. Пока чайник неторопливо закипал, Гай с набитым ртом чертил схемы. Он отлично понимал, что все его потуги фантазия чистейшей воды. Но ему было интересно вспоминать полузабытые формулы, типовые схемы, искать решения сложных задач. Принцип работы некоторых типов дешифраторов он знал, но вместе с тем знал и другое без специальных знаний такой прибор не сделать. И ему хотелось хотя бы в самых общих чертах обосновать научно свою мысль и, если что-то получится, послать весь материал в конструкторское бюро. Пусть там поломают голову. А чтобы им захотелось ломать голову, идею надо подать выпукло, чтоб сразу угадывалась перспективность задуманного.