Копылов Копылов О господи боже!.. Вот уж, действительно, глупее положения не придумаешь! Лучше всего ей не выходить из боковушки и переждать здесь пургу. Потом сразу уйти к Лене. Или в гостиницу. И не откладывая назначить суд. От этого Копылова можно ждать чего угодносядет на самолет, и ищи его в Крыму. Да, суд нельзя откладывать, а сейчас надо снова уснуть Уснуть и не просыпаться, пока не кончится пурга
На кухне тяжелыми шажищами ходит Копыловгуп, гуп, гуп. Шурует кочергой, в плите. На плите что-то шкварчит, отчего в доме остро и вкусно пахнет. Потом на плиту что-то льется, отчаянно шипит, потом что-то с грохотом падает, катится по полу.
Тьфу, черт! громко чертыхается за дверью Копылов (наверно, схватил с чайника горячую крышку и не удержал).
Теперь он переходит в комнату. Мурлычет под нос какой-то мотивчик. Потом начинает вполголоса петь:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя
Перегородки в доме фанерные, и все прекрасно слышно. Таня накрывает голову подушкойможет, так удастся заснуть.
Копылов Копылов Как же его зовут?
Таня напрягает память, мысленно ищет его имя на страницах дела Копылов М. А Копылов Михаил Андреевич или Анатольевич Нет, кажется, Алексеевич. Но Михаилэто точно. Значит, Михаил? И, значит, племянник зоотехника? Но почему Тихон Миронович не сказал об этом? Может, стыдится такого родства?.. Ах да, он же не знал, кто она и зачем приехала. Лена просто сказала: «Моя подруга из райцентра».
Копылов за стеной поет:
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя, где же кружка?
Сердцу будет веселей
Значит, он уже сидел? И скрывает судимость?.. Интересно: за что и когда? Наверно, Смолякова тоже этого не знает, иначе сказала бы Сколько же ему лет?
Таня снова напрягает память, заглядывает мысленно в синенькую папку с делом. «Копылов М. А. Год рождения1932-й» Шестьдесят минус тридцать два получается двадцать восемь. Ему двадцать восемь. Два года уже тянется его дело. Четыре года назад окончил эту самую свою академию Когда же он сидел? Сразу после института?.. Может, когда учился?.. Может, в колонии для несовершеннолетних?..
Копылов заводит с начала:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя
На улице ад кромешный. Добротный дом зоотехника противится пурге всеми своими углами, выступами и зазорами.
Под ее напором он скрипит деревом, звенит стеклом, лязгает железом, охает, ухает, кряхтит, но все-таки выдерживает. Пурга шалеет и стервенеет. Нечего думать, что она кончится к вечеру или к утру. Завернет дня на три, а то и на всю неделю Да, она сделала глупостьнадо было сразу идти к Лене. Сидела бы сейчас у нее
Таня привстает, смотрит на часики на руке. Три. Три часа дня, конечно. Таня снова прячет голову в подушку, стараясь уснуть.
Но сон не идет. В голову лезут всякие мысли. В основномо Копылове. Почему, собственно, она не может выйти на кухню? И почему она должна избегать его? Мало ли в какие обстоятельства попадают люди! Надо выйти, умыться, поесть Есть давно хочется. А из кухни, как назло, пахнет жареным мясом
Копылов перестал петь и стучит кулаком в фанерную перегородку.
Слушайте, вы там живы? громко спрашивает он. Давайте поднимайтесь!
Таня не отвечаетпусть думает, что она спит. Копылов снова стучит.
Эй, пора вставать! кричит он за перегородкой. Слышите?
Слышу, отвечает Таня, поднимаясь с кровати.
«Выйду, решает она, а то еще подумает, что спасовала перед ним».
Таня вышла на кухню. От раскаленной плиты несло жаром, на столе ярко горела лампа.
Ну, как пурга и сияние? смеясь, встретил ее Копылов. Кто говорил, не слышу?
Но я, правда, не слышала, сказала Таня.
Тут местный узел охрип от натуги, все утро орал: не высовывайте, граждане, носа на улицу! кивнул он на молчавший на стене динамик. Спасибо, провода ветром порвало.
Не зная, что ответить ему, Таня посмотрела на молчавший динамик, потом на мертвую лампочку под потолком, снова на динамик, будто проверяла, действительно ли пурга оборвала провода.
Ладно, умывайтесь, пора обедать, сказал он. В сенях ведро с теплой водой, я ледку растопил.
Видно, он давно хозяйничал на кухне: плита гудела, в кастрюлях что-то жарилось и парилось.
Спасибо. Вы обо мне, пожалуйста, не заботьтесь, ответила Таня, направляясь к двери. Я сама
Слушайте, перебил он. Давайте бросим эти нежности: «спасибо», «извините», «пожалуйста». Не то за эту пургу мы скиснем от вежливости. А я не хочу.
А что вы хотите? с явным вызовом спросила Таня.
Хочу есть и жду вас, как самый вежливый человек, ответил он, блеснув белыми зубами. И усмехнулся: Прошу учесть мою джентльменскую сущность при рассмотрении дела в качестве смягчающего вину обстоятельства.
Напрасно вы иронизируете, жестко заметила Таня. И вообще нам сейчас не стоит об этом говорить.
Я понял это еще в избушке, с прежней улыбкой ответил Копылов и шутливо продолжал:Судья, остерегайся опасных влияний, руководствуйся только законом! Одним законом и правосудием! Так, по-моему, требует ваше светило Пионтковский в «Учении о преступлении?»
Откуда вы знаете Пионтковского? искренне удивилась Таня.
Нынче в моде самообразование, охотно объяснил он. Почему я должен отставать?
Вы что, готовитесь в юристы? В голосе Тани прозвучали нотки иронии.
Ну зачем же? возразил он. Георгий Димитров не был профессиональным юристом, а между тем блестяще защищался в известном деле о поджоге рейхстага.
А вам не занимать скромности.
Ну, не перед моими же песцами мне блистать эрудицией, со смехом ответил он.
Таня пожала плечами и пошла умываться.
«Надо держаться с ним проще, сказала она себе. В конце концов нас столкнули нос к носу обстоятельства».
Но, решив так и вернувшись на кухню, она скорее задиристо, чем примирительно, как ей бы хотелось, спросила Копылова:
Ну, так что мы с вами будем есть?
На первое жареное мясо из запасов Мироныча, на второето же самое, на третье чай. Вместо хлебаомлет из яичного порошка. Устраивает? в тон ей ответил Копылов.
Вполне, кивнула Таня. Она сняла с плиты сковородку с мясом, поставила на стол.
Вот это мне нравится, одобрил Копылов. А то я думал, вы откажетесь и объявите голодовку.
Как видите, нет, ответила Таня, берясь за вилку.
Когда они кончили свой незамысловатый обед, Копылов спросил:
Как вас зовут? Неудобно же все время «выкать».
Татьяна Сергеевна, ответила она.
Тоже мнеСергеевна! хмыкнул он, блеснув своими крепкими зубами. Что за мода у девчонок величать себя по отчеству?
По-вашему, я девчонка? спросила Таня, уязвленная его тоном.
И к тому же красивая, ответил он как ни в чем не бывало. Я еще в избушке заметил.
Ну, это уже глупо. Таня поднялась, собираясь уйти в свою боковушку.
Интересно, по-вашему, я должен и посуду мыть? не без иронии спросил он ее.
Таня покраснела.
Извините Я сама вернулась она к столу.
Вскоре Копылов нашел себе занятие и перестал обращать на Таню внимание и донимать ее разговорами. Когда за обедом под ним качнулся стул и от него стала медленно отделяться спинка, Копылов легко оторвал спинку, отставил в сторону и взял табуретку. После обеда он оглядел мебель и обнаружил, что почти вся она расшаталась, развинтилась и в общем-то пришла в полную негодность.
Чудненько! весело присвистнув, сказал он, внося из большой комнаты на кухню перекошенную этажерку без ножек. Похоже, Мироныч дома по праздникам бывает: за что ни возьмисьсыплется.
Он положил этажерку на пол, спросил Таню, вытиравшую тарелки:
Где у него инструмент, не знаете?
Какой инструмент? не поняла она.
Ну, молотки, рубанки, гвозди и так далее.
Не знаю, ответила Таня.
Ладно, сейчас найдем.
Он нашел все это в нижнем ящике кухонного стола.
Ого, даже клей столярный!.. Здоровоклеевая эмульсия! Так, годится громко сообщил он, разглядывая этикетки на банках. Ага, вот она, ножовка!.. Ну, гвоздики что надо
Таня убрала в столик чистую посуду, зажгла другую лампу и молча ушла в боковушку.
Заняться ей решительно было нечем. Будь на месте Копылова кто-то другой, она с превеликим удовольствием принялась бы помогать ему чинить стулья, чтоб хоть как-то убить время. Теперь же она взяла стопку старых «Огоньков», уже не раз виденных и читанных, и стала перелистывать их.
На кухне постукивал молоток, иногда ширкал рубанок, иногда Копылов что-то говорил сам себе.
Когда часа через два Таня вышла попить воды, Копылов сидел верхом на табуретке, без свитера, в одной майке, вертел в руках спинку стула, примеряясь к ней. Лицо его было сосредоточено.
Таня, ну-ка, подержите, сразу же сказал он ей, передавая эту самую спинку. Так Теперь давайте клей Не тот, не тот, в красной банке Он самый.
Он залил клей в зачищенные пазы стула, посадил на место спинку.
Хорош, сказал он. Сейчас мы его, голубчика, свяжем. Вы держите, а я буду вязать Так Крепче держите. Вы можете крепче?
Я и так крепко, послушно ответила Таня.
Тоже мнекрепко! Вяжите вы, а я прижму, отдал он ей шпагат, которым надо было стянуть спинку, чтоб лучше схватился клей. Ну вот, другое дело Туже Так Ну-ка, еще потуже Порядок! сказал он, когда со стулом покончили. Вы свободны.
Он возился на кухне до ночи, а Таня до ночи скучала в боковушке, листая «Огоньки». На улице тысячью волчьих глоток завывала пурга. Таня пыталась читать, но думала о Копылове. Было что-то необычное во всем его облике, удивительно твердая уверенность крылась во всех его поступках и словах, хотя последние нередко звучали грубовато и насмешливо. Но, возможно, это только по отношению к ней?..
Она повторила в мыслях весь путь от избушки до поселка и презирала себя за трусость и малодушие. Откуда взялся страх и с чего ей вдруг пришло в голову, что Копылов хотел ее убить? Ей было противно вспоминать о тех минутах: такой ничтожной и жалкой казалась она самой себе. И это после того, как в избушке она решила показать Копылову свой характер: я, мол, судья, а ты, мол, знай свое место. До чего же мерзко, если взглянуть со стороны! И если взглянуть со стороныподумать только! ведь именно Копылову она обязана тем, что сидит сейчас в жарком доме, а не кормит нерп где-то на дне океана.
Странно, но когда у нее под ногами раскалывалась льдина, она не испытывала страха. Может, оттого, что не успела испугаться? Или потому, что близко, совсем близко бежал Копылов и она уже верила, что с нею ничего не случится, раз он рядом?..
Таня помнила, как оборвала его в избушке, когда он заикнулся о своем деле, и жалела теперь об этом, жалела, что решила «показать характер».
«Дура. Вот и показала! упрекала она себя. Ему наплевать, судья я или маменькина дочка. Он даже не скрывает своего презрения ко мне».
Было уже поздно, когда она снова вышла на кухню. Здесь было прибрано, даже полы вымыты. Починенные стулья и этажерка перекочевали на свои положенные места. Двери в большую комнату остались приоткрытыми, там горел свет. Копылов, видимо, сидел за столом, и, когда он поворачивался или менял положение, под ним поскрипывал стул. Таня слышала шелест бумажек в комнате, а в какую-то минуту ей показалось, что Копылов тяжело вздохнул.
Она постояла возле плиты, потрогала рукой чайник (он был горячий), потом подошла к дверям и, постучав, спросила:
Вы не спите?
Нет, глуховато ответил из своей комнаты Копылов.
Будете ужинать?
Нет. Идите сюда, позвал он ее.
Таня вошла. Копылов сидел на полу среди вороха бумажек, фотографий и стопок писем, перевязанных шпагатом. Лицо у него было сосредоточенное, скорее, даже грустное.
Вот роюсь в архивах старика и кое-что нахожу, сказал он, не глядя на Таню, голосом, в котором не слышалось прежних, присущих Копылову иронических ноток. Потом протянул Тане фотографию:Взгляните.
С пожелтевшей карточки смотрела девочка лет семи, пухленькая, светленькая, с бантом на макушке. Девочка сидела в глубоком плетеном кресле на фоне несуразных пальм и бегущих под кособоким месяцем зверей, не то тигров, не то леопардов, и крепко прижимала к себе большую куклу.
Славная девчушка, сказала Таня, разглядывая карточку.
Это моя мать. Мироныч давно говорил мне, что у него хранятся семейные фотографии и письма отца. Все это я, конечно, у него реквизирую, неторопливо объяснил он, и, казалось, объяснил скорее себе, чем Тане.
Взяв у нее фотографию, он положил ее на стул, поверх отобранных, разворошенных писем, придавил письма рукой, отчего стул жалобно скрипнул, и тут же протянул Тане другую карточку, скупо сообщил:
Батя мой. На деникинском фронте.
Время пощадило глянец бумаги, и карточка казалась совсем новой. Молоденький парнишка в буденовке и в шинели, перепоясанный ремнями, стоял на снегу, придерживая одной рукой за уздцы вороного коня и сжимая другой рукоятку шашки. Он смотрел прямо в аппарат, и лицо его, очень похожее на лицо сидевшего на полу Копылова, застыло в той напряженной окаменелости, которая присуща всякому, кто впервые или не часто фотографируется. Только глаза оставались живымиудивленными и чуть насмешливыми, словно они иронизировали над замысловатой процедурой невидимого фотографа.
Он и сейчас военный? отчего-то тихо спросила Таня.
Копылов помолчал, потом сказал:
Он погиб. В сороковом году. Слышали, есть на Чукотке такая рекаАмгуэма?
Слышала
Так вот, отец был начальником геологической партии и погиб, когда переправлялись через Амгуэму. Вернее, его убили. Его и еще троих геологов.
Не понимаю
Они возвращались с полевых работ на базу и несли в рюкзаках образцы вольфрама. В партии с ними было двое уголовников. В те годы здесь практиковалось направлять рабочими в геологоразведку заключенных из лагерей, в основном уголовников. Не лучший, конечно, способ подбора кадров, но людей не хватало, и приходилось мириться. Ну, и два подлеца решили завладеть рюкзаками и бежать на Аляску. Вероятно, они считали, что вольфрам не менее ценен, чем золото.
Он умолк, а Таня снова посмотрела на фотографию, на которой парнишка в шинели придерживал за уздцы лошадь. Но теперь она почему-то не обнаружила в его глазах ни удивления, ни хитроватой насмешливостив них застыла тревога.
Губы у парнишки были плотно сжаты, на лице лежала печать сурового спокойствия. Так случается всегда, когда разглядываешь человека под иным углом зрения, неожиданно узнав о нем что-то такое, о чем минутой раньше не думал и не предполагал.
Этих двоих задержали? спросила Таня.
Да. Обычная история, заблудились в тундре, голод, дистрофия. Потом на их след случайно напали пастухи, ответил Копылов и, помолчав, сказал:Мы с матерью как раз тогда приехали на Север. Она хотела быть ближе к отцу и не знала, что его уже нет.
Она сейчас с вами? осторожно спросила Таня.
Нет, она вскоре умерла.
И вас воспитывал Тихон Миронович?
Я воспитывался сам, покачал он головой. В интернате.
Здесь?
Да. Не в этом поселке, конечно, но на Чукотке. Мироныч тогда жил на Камчатке.
Он брат отца?
Матери.
С тех пор вы так-и живете здесь?
Почему? Я ведь вам говорил: пять лет грыз гранит науки в Ленинграде, усмехнулся он. Потом вернулся в эти края. Честно говоря, не выношу ни столиц, ни городов. Суета сует. Он поднял на Таню глаза и с привычной усмешкой спросил:Что вы на меня смотрите, как на ископаемое? Не верите?
Верю, ответила Таня. Помолчала, потом сказала:Я слышала, вы были судимы.
Он удивленно сдвинул брови и вдруг весело сказал, ослепительно блеснув зубами:
Ну нет, меня пока от таких передряг бог миловал. Если, конечно, и вы помилуете. Он встал с пола и, перекладывая со стула на стол письма и фотографии, сказал:Смотрю я на вас, смотрю и думаю: до чего же вы глупая девчонка!
Это почему? скорее обиделась, чем возмутилась Таня.
Потому что всерьез занимаетесь стряпней, именуемой делом о растрате Копылова.
Но ведь у вас действительно недостача, спокойно возразила Таня.
Действительно! повторил он. Потом подошел к ней, остановился напротив и, сложив на груди крепкие руки, спросил:Значит, первому акту ревизии, где есть эта самая растрата, суд верит, а второй, где ее уже нет, считает липой. Так, что ли?