Увидев в пяти шагах от себя Таню, улыбается.
Трастуй, говорит он, старательно выговаривая по-русски трудное для него слово. Я тибя знаю!
Откуда же ты меня знаешь? улыбается Таня.
Я у Лендревны хрип больной был! теперь уже скороговоркой сообщает мальчишка.
А, помню, помню, говорит Таня, хотя вовсе не помнит его. Значит, ты выздоровел?
Я катаюсь! гордо сообщает мальчишка и, потеряв вдруг всякий интерес к Тане, пускается догонять трактор.
Да, все видно сейчас, в этот час суток, когда день отвоевывает у ночи малость света. И все станет через час иным, трудно узнаваемым, когда снова загустеет чернота, высыплют звезды и медью взблеснет вверху луна.
Но тогда Таня уже вернется с аэродрома, узнав у диспетчера, что пассажирский самолет пойдет в Угольный лишь завтра вечером.
14
Получив радиограмму от Вуквутагина и окончательно убедившись, что для предания Копылова суду нет никаких оснований, Таня решила прекратить производством дело.
Единственным слушателем и зрителем судебного заседания, проходившего в кабинете Семечкина, был сам Семечкин. Устроившись на табуретке у порога, он топил печку и все время без надобности ворошил горевшие в ней поленья, звякая кочергой. Молоденькая эскимоска Катюша Рультына, секретарь поссовета, ставшая временно секретарем суда, отчего-то крайне смущалась и не поднимала глаз от ученической тетрадки, предназначенной для ведения протокола. Что касается народных заседателей, то оба они, пекарь Яковлев и счетовод колхоза Кипутка, с той минуты, как переступили порог поссовета, с нескрываемым любопытством разглядывали судью и подсудимого. Хотя они и были народными заседателями, но в их бытность в Светлом еще ни разу не вершился суд, поэтому все, что они видели и слышали, было им в новинку и весьма интересно.
В такой необычной обстановке, да еще потому, что она испытывала непроходящую неловкость перед Копыловым, Таня никак не могла вести заседание в той торжественной строгости и в том незыблемом порядке, которые следует знать и свято соблюдать каждому судье. И потому, выйдя с Яковлевым и Кипуткой из заседательской комнаты, а точнее из безоконной каморки, которая примыкала к кабинету Семечкина и в которой хранился поссоветовский архив, у Тани не хватило духу прибегнуть к требованию: «Встать, суд идет!» Это выглядело бы сейчас и напыщенно и нелепо. Оглашать решение следовало стоя, но, как только они вошли из каморки в кабинет, пекарь Яковлев, худощавый, чернявый, с усиками «а ля Чаплин» и моложавый счетовод Кипутка тотчас же уселись за стол Семечкина и у Тани опять не хватило решимости сказать им, что садиться в этот момент народным заседателям не положено, а положено стоятьодному слева, другому справа возле нее.
Однако, когда они вошли, Копылов без всяких напоминаний поднялся с табуретки, а когда Таня начала оглашать решение, встал и Семечкин и, опершись на кочергу, окаменел у порога.
Ввиду того, что ревизионная комиссия, скороговоркой, ни на кого не глядя, читала Таня решение, при проверке материальных ценностей на торговой базе Белого Мыса допустила ошибку, исправленную затем повторной ревизией, которая не подтвердила недостачу, нет никаких оснований для предания Копылова Михаила Антоновича суду. В связи с изложенным и на основании радиограммы от девятого октября шестидесятого года, за номером тридцать дробь восемнадцать, присланной председателем поселкового Совета Белый Мыс Вуквутагиным и подписанной членами ревизионной комиссии Тынеску, Рынтытагиным и Волковым, суд постановляет: уголовное дело в отношении Копылова Михаила Антоновича дальнейшим производством прекратить.
Таня передохнула. У нее вдруг запершило в горле, она неловко кашлянула и, лишь теперь прямо взглянув на Копылова, сказала:
Вам понятно? Суд не считает возможным привлекать вас к ответственности.
Что и не требовалось доказывать, буркнул Копылов и продолжал:Уж если меня судить, так за то, что разбил рожу вашему следователю. Тут я полностью отвечаю.
Какому следователю? не поняла Таня. При чем следователь?
При том, что он отпетая сволочь, усмехнулся Копылов. Когда я ему помял кости, он не пикнул, а стоило мне уехать в тундру, он, скотина, заварил кашу с ревизией и состряпал это дельце.
«Ну, так нельзя, это слишком!»вспыхнула Таня. И тут же постучала карандашом по столу, сказала строже и суше:
Держитесь, пожалуйста, в рамках приличия.
Я прилично, буркнул он.
Если вы хотите что-либо сказать по существупожалуйста.
А я по существу, возразил он. Если ваш следователь допускает произвол, то будь он хоть папа римский, а суд обязан поставить его на место.
«Что он привязался к следователю, если ошиблась ревизия? И неужели он действительно дрался?»недоуменно подумала Таня, а вслух сказала:
Хорошо, следователь тоже, конечно, мог допустить ошибку, но это уже другая сторона дела.
Какая ошибка? нахмурился Копылов. Чистой воды произвол, а чем это кончилось, мы знаем.
«Он видит, что я волнуюсь, и хочет меня позлить, мелькнуло у Тани. Он думает, что я Нет, он думает, что все мы какие-то крючкотворы».
Меж тем Яковлев и Кипутка многозначительно переглянулись.
Яковлев, воспользовавшись Таниным молчанием, с любопытством спросил Копылова:
Значит, ты этому следователю того? А за что ты его?
Семечкин оторвался от кочерги, с интересом взглянул на Яковлева, на Копылова, поставил кочергу к печке, прошагал в неожиданно наступившей тишине к столу и уселся на свободный стул рядом с Кипуткой.
Копылов почему-то молчал, насупившись.
Да за что ты его? живо повторил Семечкин, забыв или не зная, что задавать вопросы подсудимому могут лишь судья или заседатели.
Что ж, я могу сказать, неохотно ответил наконец Копылов. Причина в женщине.
«Вот оно!.. мелькнуло тут же у Тани. Значит, Семечкин был прав? Женщина все-таки замешана!..»
Так, многозначительно протянул Яковлев. Понятно
Ну, ну, выкладывай, снова нетерпеливо потребовал Семечкин.
Копылов нахмурился еще больше, потом так же нехотя сказал:
А что выкладывать? Нахлестался ваш Седых, как скотина, спирту и полез к ней ночью в дом. Она, как назло, двери забыла на крючок взять. Вот и все.
А ты сам откедова знал, что дверь на крючок не взята? подозрительно спросил Семечкин.
Потом узнал, когда она от него по снегу в одной рубашке убегала, неприязненно ответил он Семечкину. И мягче добавил.А она совсем еще девчонка
Вы любили ее? чуть слышно спросила Катюша Рультына и, отчаянно покраснев, опустила в протокол глаза. Как и Семечкин, она не знала или забыла, что не вправе задавать вопросы.
Это мое личное дело, холодно ответил Михаил, глядя почему-то не на Катюшу, а на Таню.
Таня невольно потупилась.
Хо-хо! громко вздохнул молчавший до этого счетовод Кипутка. И нараспев проговорил.Хорошо делал, когда такой бандит зуб бил, плохо делал, когда район не ехал, райком партия не писал. Надо ехать, всю правду говорить. Зачем раньше не ехал, зачем языком шевелить ленился?
А следователь мне другое трепал, прервал счетовода Семечкин. Он тогда от нас в Угольный летел. Трепал, что тебя баба опутала, потому, мол, и растрата.
За столом стало шумно.
Это когда же он летел? спросил Яковлев.
Почему я не видал? спросил Кипутка.
Я его помню, я ему на командировка печать ложила,сказала Катюша.
А как его фамилия? добивался Яковлев.
А черт его знает, ответил Семечкин.
Таня слышала и не слышала, о чем они говорят.
«Да-да, это тот самый случай Смолякова говорила,мгновенно вспомнила она. Не судья, а следователь. И не какой-то, а Седых Потом отомстил ему, состряпал дело Второй акт получил и уничтожил Неужели мог?.. Конечно, мог, никакая почта не пропала Не зря я сомневалась Спихнул в суд, уехал из района Ах, как подло все!..»
Ей вдруг стало так совестно за себя, так совестно перед всеми, кто был рядом, словно это не Седых, а она сама совершила какую-то мерзость, что она готова была провалиться сквозь землю. И, сгорая от стыда и неловкости, она сказала Копылову:
Суд направит прокурору области частное определение с изложением всех фактов в отношении Седых. Я позабочусь, чтобы прокуратура обратила особое внимание на это определение. Думаю, что Седых получит по заслугам.
И она поспешила объявить заседание закрытым.
Я свободен и могу идти? не скрывая иронии, спросил тотчас же Копылов.
Да-да, пожалуйста, ответила она, не отрывая глаз от папки.
Он повернулся и молча вышел.
Семечкин, Яковлев и Кипутка тоже вскоре ушли. Семечкин был, на удивление, оживлен и вовсе не казался Тане таким сонным, как в прежние дни. Уходя, он сказал ей:
Что я вам говорил? Говорил, что можно зазря человека посадить. На то и суд, чтоб выяснить.
Ничего похожего Семечкин не говорил, но, не желая спорить с ним, Таня сказала:
Да, вы правильно говорили.
Уже из коридора до Тани донесся голос Семечкина, втолковывающего Яковлеву:
Ты мне в своей пекарне чистку труб не тяни. Через тебя отправка сведеньев задерживается.
Ответа Яковлева Таня не расслышала.
«А все-таки я скажу в райисполкоме насчет Семечкина, подумала она. Пусть ему подыщут подходящую работу. Нельзя же так».
Больше часа она оставалась в поссовете, приводя в порядок бумаги и разбирая протокол, который у Катюши получился неразборчивым и чересчур коротким.
Складывая в портфель бумаги, она уронила на пол какую-то справку. Подняла, открыла папку, положила туда справку. Взгляд ее наткнулся на радиограмму: «Выехать на суд не могу Занят К тому же не считаю себя виновным». И еще одна радиограмма: «Быть не могу Уезжаю по делам тундру К тому же погода портится» Вот они, эти «к тому же», любимые словечки Михаила! И вот почему, слыша их от него в избушке, она поймала себя на мысли, что они ей о чем-то напоминают. Выходит, они напоминали ей о его радиограммах.
Из поссовета она вышла вместе с Катюшей.
Мне туда, Катюша махнула рукой вправо. А вам?
А мне туда, показала Таня влево.
Не заблудитесь у нас? Хотите, провожу?
Спасибо, не заблужусь.
Тогда до свидания.
До свидания.
Катюша пошла к центру поселка, и на улице в лад ее шагам тонко и певуче заскрипел снег.
Несколько минут Таня стояла в нерешительности, не зная, куда идти. Время еще было раннее, часов восемь вечера, и во всех без исключения домах светились огни. В каком-то ближнем дворе жалобно скулила собака.
«Пойду к Лене, она даже не знает, что я уезжала и вернулась, подумала Таня. А завтра улечу. Лена меня проводит».
И она медленно пошла по улице, так медленно, что даже снег не скрипел под ее ногами.
С ней происходило что-то непонятное. Несли бы кто-нибудь спросил сейчас, чем вызвано такое ее состояние, она вряд ли смогла вразумительно объяснить.
Первый дом за поворотомдом зоотехника. Свет горит, желтеют затянутые морозом окна. Пятый домдом Лены. Там тоже светится.
У дома зоотехника Таня остановилась, услышав голос Копылова во дворе:
Лапу!.. Полкан, лапу!.. Так, братец Мерси
Похоже, он запрягает собак. Значит, отгонит их сейчас в колхоз. В десять вечера на Москву будет рейсовый самолет. Это она тоже узнала у диспетчера. А может, он распрягает собак? Может, вернулся Тихон Миронович?..
Она не хотела заходить в этот дом, собиралась идти к Лене. И все же какая-то неведомая сила цепко ухватила ее за плечо и повела к калитке.
Где это вы бродите? громко спросил ее Копылов и с размаху вогнал в снег остол, закрепляя нарты, чтобы собаки не сорвали их с места. Я бы давно уехал, да ключ у меня остался. Держите, протянул он ей ключ, который она отдала ему утром.
Спасибо, сказала Таня.
Так и бытьпожалуйста! усмехнулся он. Потом сказал:Ну, пошли в дом, я тулуп свой возьму.
«Да-да, раз он уезжает, я могу остаться, подумала Таня, идя за ним. Зачем стеснять Лену, раз он уезжает?..»
Он задержался в сенях, а она прошла на кухню, неуверенно сняла пальто, будто все еще сомневалась, правильно ли делает, оставаясь здесь.
Вошел Копылов, держа на одном плече огромный овчинный тулуп.
Ну, дорогой товарищ судья, будем прощаться, сказал он, блеснув белизной зубов. Передайте Миронычу, пускай не теряет надежды: как-нибудь загляну к нему. Да, не забудьте еще сказать, что я архив его переполовинил.
Вряд ли я передам, я завтра улечу, ответила Таня.
Тогда сам догадается, сказал он, гася улыбку. И, привычно нахмурившись, добавил:Ну, поехал я.
Он взялся за ручку дверей, повернулся к Тане:
А судья из вас, между прочим, не ахти какой. Не надо бояться смотреть в глаза подсудимому.
Вам показалось отчего-то смешалась Таня.
Может быть. Он поправил на плече тулуп. Хотите, вместе поедем? вдруг предложил он. Я, знаете ли, решил сперва в райцентр слетать.
В райцентр? быстро переспросила Таня. Сегодня туда нет пассажирского.
Зачем пассажирский? Меня и грузовые устраивают.
Нет, я не могу У меня еще дела
Ладно. Я понял. Никаких дел у вас, конечно, нет, хрипловато сказал он и, круто повернувшись, вышел.
Несколько секунд Таня стояла неподвижно посреди кухни. Потом села к столу, обхватила руками лицо. Лицо горело. Во дворе послышался заливистый лай собак, голос Копылова и скрип полозьев. Потом все стихло.
Вскоре на крыльце послышались шаги, и Таня встрепенулась.
«Вернулся!»было ее первой радостной мыслью.
Но двери открылись, и на кухне появилась Лена.
Ну, Танька, это свинство! набросилась она на Таню и затарахтела, как из пулемета:Уехалане сказала, вернуласьне приходишь. Тут Костя прилетел, мы тебя весь день ищем. Наконец узнали, что в поссовете суд, а у него как раз собрание у строителей. В десять явится. Ты что, только пришла? Совсем плита холодная. Значит, это правда, что ты вернулась с этим самым Копыловым?
Правда, сказала Таня упавшим голосом.
И он здесь был с тобой в пургу?
Был.
И ты его оправдала на суде?
Его не за что было судить. Но откуда ты все знаешь?
Там о тебе Смолякова всякую чушь несет. Я ее час назад встретила, и она мне с улыбочкой докладывает: «Вы слышали? Никогда бы не подумала, что она может так низко упасть. Привезла в дом преступника, ночевала с ним, потом оправдала». Вот подлая сплетница! Я ей сказанула как следует! Ты не обращай внимания.
Я не обращаю,грустно ответила Таня. Разве в этом дело?
Вот именно, согласилась Лена. Давай лучше плиту разжигать. Сообразим ужин к Костиному приходу.
Известие о том, что прилетел Костя, в первую минуту пролетело как-то мимо Таниных ушей. И только потом она подумала, что после того, как послала Косте радиограмму и получила ответ, она, по сути, ни разу о нем не вспомнила.
Нет, Ленка, покачала головой Таня. Я сейчас на аэродром иду. Ты меня проводишь немножко?
Как, ты улетаешь? изумилась Лена. А Костя?
Таня прошла в боковушку, вынесла свой чемоданчик и, укладывая в него портфель с бумагами, сказала:
Мне не надо с ним встречаться. Ты же все знаешь. Я хотела обмануть себя. Но ни мне, ни ему этого не надо.
Лена молча поглядела на Таню, потом присела на табуретку у стола, потом сказала сердечно и участливо:
Конечно, знаю. Все дело ведь в любви, Танька.Она подумала и добавила:Павел ведь тоже улетел В Магадан Будет просить перевод
Вот что Значит, вы уедете отсюда вместе?
Да, просто ответила Лена. Сперва он, потом я. А может быть, сразу вдвоем.
А если не переведут?
Не знаю Все равно это уже решено.
А Смолякову я все-таки уволила бы, убежденно сказала Таня.
Я написала в роно, подожду, что они ответят. Лена помолчала, спросила:Хочешь, я с ним поговорю?
С кем?
С Костей.
Не надо. Я сама все объясню, когда вернется в Угольный.
Да, так лучше, согласилась Лена.
Ты проводишь меня? спросила Таня, надевая пальто.
Конечно, поднялась Лена и вдруг сказала:Постой, куда ты, собственно, идешь? Сегодня нет пассажирского в Угольный.
Зачем пассажирский? ответила Таня. Ходят грузовые. Мне все равно.
Они погасили в доме свет, повесили на двери замок. Отдавая Лене ключи на колечке от дома, Таня сказала: