Мы смотрели, холодно ответила Валя. Зря два часа потеряли.
С лица библиотекарши сошел сон. Она проворно задвигалась меж стеллажами, быстро находила книги, которые у нее просили. Катя взяла сразу три тома Конан Дойля, Викадва номера «Огонька», где была напечатана повесть «Альпийская баллада», о которой говорили все в поселке, Валя попросила что-нибудь Хемингуэя, но Хемингуэй был на руках.
Жаль, опечалился вместо Вали Алик. Я бы тоже почитал. Говорят, старик крепко пишет, наподобие Ремарка. У него один романчик есть«Черный обелиск», рыдать хочется.
Между прочим, товарищ Левша, «Черный обелиск» вы год держите, недовольно сказала библиотекарша. Учтите, пока не вернете, ни одной книги не получите.
Зинаида Викторовна, с места не сойтипринесу. Я все как-то не с руки к вам попадаю. Сегодня, к примеру, я курс на клуб взял, а тут разподрулил к вам, горячо уверял Алик, хотя «Черный обелиск» давным-давно кто-то увел из общежития.
Алик балагурил, прикидывался бодрячком, а девчонки знали, что он прикидывается и врет, например, насчет того, будто бы случайно завернул в библиотеку. Алик по уши был влюблен в Катю, бегал за нею, караулил на улице, но не пользовался ровно никакой взаимностью. Катя знать не хотела Алика и, чем больше он за ней приударял, тем больше его избегала.
Из библиотеки Алик выкатился вместе с девчонками. Вместе с ними проплыл в густом морозном паре до общежития. Проплыл в гробовом молчании, так как рты и носы у девчонок были туго замотаны шарфами и платками. А у самого общежития он взял Катю за рукав и сказал:
Подожди, пару слов скажу.
Катя выдернула руку, побежала, обгоняя девчонок, к двери. А Валя остановилась, отвернула к подбородку платок, быстро проговорила:
Не ставьте себя, пожалуйста, в дурацкое положение. Честное слово, нам это надоело.
Что именно? вежливо спросил Алик.
Ваше глупое поведение.
А ты за всех не расписывайся. Тоже мне умница!
А вы не грубите, возмутилась Валя.
Ладно, посмотрим, Алик повернулся и исчез в белом месиве мороза.
Дома девчонки выкладывали на стол из погнутых морозом сумок холодные книжки, смеялись над Аликом Левшой и называли его «несчастным Дон-Жуаном». Не смеялась только Шура Минаева. Она молча грелась у теплой стены, обогреваемой печкой из коридора, прижималась то спиной, то щеками к жарким кирпичам.
Шур, тебе что, нездоровится? спросила ее Маша. Совсем ты у нас бледненькая и дохленькая стала.
Я здорова, нехотя отозвалась Шура. Замерзла
Ты с этим не шути, сходи в поликлинику, поддержала Машу Катя. Я ведь тоже замечаю: худеешь и худеешь.
Отстаньте, говорюзамерзла, ответила Шура, и голос ее задрожал, как дрожат голоса от холода.
Не могла же Шура сказать девчонкам, что с ее болезнью в поликлинику не ходят. Болезнь ее называлась «Алик Левша» и точила остро-остро Шурино сердечко.
С тех пор, как Шура танцевала с Аликом вальс и танго, очарованная и самим Аликом и его вниманием к ней, прошло много времени. Но с тех пор Алик больше не замечал Шуру, а ухлестывал за Катей и слал Кате по почте письма с намеками и без намеков на свою горячую любовь. Девчонки хохотали, читая вслух письма, Катя поджигала ими дрова и крепко спала по ночам. А Шура по ночам плакала в подушку и чахла на глазах у девчонок. И Никто из них не знал, отчего такое происходит с Шурой.
2
В районной газете появилось сразу два объявления:
«МОРСКОЙ ПОРТ ПОСЕЛКА КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ ОБЪЯВЛЯЕТ ПРИЕМ НА КУРСЫ КАПИТАНОВ КАТЕРОВ И МОТОРИСТОВ БЕЗ ОТРЫВА ОТ ОСНОВНОЙ РАБОТЫ.
ПРИНИМАЮТСЯ ЛИЦА, ИМЕЮЩИЕ СРЕДНЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ. СРОК ОБУЧЕНИЯ 6 МЕСЯЦЕВ.
ОБРАЩАТЬСЯ К ГЛАВНОМУ КАПИТАНУ ПОРТА».
И второе:
«С 1 ДЕКАБРЯ ПРИ АВТОБАЗЕ РАЙЦЕНТРА ОТКРЫВАЮТСЯ КУРСЫ ШОФЕРОВ, БЕЗ ОТРЫВА ОТ ПРОИЗВОДСТВА.
СРОК ОБУЧЕНИЯ 6 МЕСЯЦЕВ, ПРИНИМАЮТСЯ ЛИЦА, ИМЕЮЩИЕ ОБРАЗОВАНИЕ НЕ НИЖЕ 7 КЛАССОВ.
ОБРАЩАТЬСЯ В ОТДЕЛ КАДРОВ АВТОБАЗЫ».
Три дня подряд, как только наступал обеденный перерыв, Валя, Катя и Маша отправлялись в порт к главному капитану, как требовало того объявление в газете, и не находили там не только самого капитана, но и вообще ни одной живой души.
Порт словно вымер. Печальным сугробом высился в серых сумерках дня домик диспетчерскойиз сугроба выглядывали лишь двери и крыша, с наблюдательной вышкой на ней, облепленной снегом. На дверях висел разбухший от инея замок. Такими же пышными пирогами лепились замки к дверям складов к мастерских. Ветер гонял по пирсу хвостатую поземку, швырял ее с причальной высоты на впаянные в лед баржи и катера, пышно оплетенные кружевами мороза.
Когда же здесь работают? недоумевали девчонки и ни с чем возвращались к концу перерыва на свой объект, то есть в баню.
На четвертый день они обнаружили в порту живую душустарика в тулупе, подпоясанном стальной проволокой. Неуклюже согнувшись в своем мешке-тулупе, старик тюкал топориком, прорубая в сугробе ступеньки на крышу диспетчерской.
Почему он не мог подняться на крышу покатым сугробом и зачем понадобилось ему долбить ступеньки, было абсолютно непонятно.
Щас какая работа тут может быть, когда увесь флот малого каботажа на прикол поставлен? разгибаясь, ответил весело старик на вопрос девчонок, где работает капитан порта и как его найти. Щас окромя меня сюды носа никто не кажет. Вот февраль придет, день подлиньшает, тогда ремонтники закопошатся. Тогда и капитан объявится. А щас вон его дом, туда ступайте, старик махнул рукавом тулупа в сторону сопки, под которой, пыхтя дымом, опятами жались несколько домиков. И добавил:Ежели про меня чево спросит, скажете, мол, старик на месте, лично с ним говорили.
Сторож был краснощекий, круглолицый, с обвислыми белыми усами, клубничным носом, смешливыми глазами и уж очень похожий в своем тулупе и лопоухой шапке на Деда Мороза с новогодней открытки.
Девчонки распрощались с веселым сторожем, бегом побежали к сопке.
Главный капитан порта Петя Алферов топтался у крыльца на лыжахто ли вернулся с лыжной прогулки, то ли собирался отправиться. Вид у капитана был щеголевато-спортивный: крепкие ботинки на меху, ярко-голубые брюки, плотно облегавшие мускулистые ноги, короткая оленья куртка, и двустволка поперек спины.
Где живет капитан порта? Здесь живет. Я капитан. А в чем дело? ответил он незнакомым девушкам, неожиданно появившимся подле дома.
На девушках были заляпанные краской ватники, и Петя Алферов догадался, что они не кто иные, как маляры.
Девчонки переглянулиськапитан оказался не таким, каким представлялся. Он был почти их ровесник, это придало им смелости. Они гуськом двинулись по тропке к крыльцу.
Понимаете, мы прочли в газете объявление, начала было Валя, но Алферов тут же перебил ее.
Понимаю, отчего-то весело сказал он. Вы примерно пятидесятые, кто приходит ко мне поступать на курсы. А курсов-то никаких нет.
Как нет? удивилась Катя. Ведь объявление же!
Объявление есть, а курсов не будет. Уважаемая газета допустила ляп: наше прошлогоднее объявление тиснула. У них это бывает, охотно рассказывал Петя Алферов, отстегивая ремни крепления. Он высвободил из лыж ноги, подошел поближе к девчонкам и продолжал:Но если бы, девушки, и были курсы, я бы вас все равно не взял.
Почему? Катя обиженно прикусила губу и умоляюще уставилась на Петю, точно в эту секунду решалось, быть ей или не быть капитаном катера.
Потому что море у нас коварное, штормит всю дорогу, надо баржи таскать, а буксиры в шторм жи-ики нету. Тут мужчины не выдерживают, не то что ваш нежный пол.
На губах Алферова, играла улыбкапохоже, ему доставляло удовольствие растолковывать девчонкам столь простые для него, но неведомые им истины. И с той же, улыбкой он продолжал:
Вообще же, курсы у нас работают, но это, как бы вам сказать, наши внутренние курсы. Учатся ребята, которые приехали осенью по комсомольскому набору.
Мы тоже приехали, с достоинством заметила Валя.
А-а, то-то я смотрю, где-то вас видел, дружески кивнул Алферов. Но что поделаешьлюдей у нас достаточно, даже перебор некоторый.
Алферов проводил девчонок до калитки, вернее, до зубчатой верхушки штакетной калитки, выглядывавшей из крепкого снежного наста, посоветовал не печалиться, попрощался, и девчонки в расстроенных чувствах поплелись в поселок.
А он симпатичный, сказала Маша уже после того, как они в молчании миновали порт.
Ничего особенного, ответила Катя.
Задавака он, сказала Валя.
Вечером Валя, Катя и Маша сидели в жаркой конторке автобазы. Кадровик, лысый дядечка, начисто простуженный, с горячечным румянцем на бугристых щеках беспрерывно чихал, то и дело прикладывал к распухшему красному носу платок, деликатно сморкался и говорил примерно то же, что и Петя Алферов:
Видите ли, девушки А-а-пчхи!.. Извините Он тыкался носом в платок. Работакаторга. Трассане приведи бог. Перевалы, ущелья, зимой пурги, летом И-и А-а-пчхи-и!.. Вот напасть! Извините Женщин мы не берем. Случается, мужчины не выдерживают Аа-а а-а-пчхи!.. Ну что ты будешь делать?.. Кадровик поспешно выхватил из ящика стола сухой носовой платок.
У вас, наверно, температура? сочувственно спросила Валя.
Есть, кадровик забросил в рот таблетку, огляделся в поисках, должно быть, графина с водой, но графина не оказалось. Он, морщась, разжевал таблетку, проглотил и пожаловался.На куропаток ходил в выходнойв трещину провалился, будь они прокляты. Он снова звучно и протяжно чихнул, извинился и спросил:Так вы меня поняли, девушки?
Катя вдруг шмыгнула носом, захлопала ресницами, и из глаз ее в два ручья потекли слезы.
Вот мы какие несчастные, всхлипывая, проговорила она.Никуда нас не берут Это же несправедливо. Ну что вам жалко взять нас на курсы?..
Катя обливалась слезами и жалобно канючила, а Валя с Машей изумленно уставились на нее, не понимая, что это с ней произошло. Больной кадровик расчувствовался. Он дважды подряд чихнул, поспешно сказал:
Ну вот, разве можно так расстраиваться?.. Так и быть, зачислю вас на курсы. Потом посмотрим: может, любительские права дадим, может, на местных перевозках используем. Завтра несите заявления.
Обрадованные таким поворотом, девчонки поспешили попрощаться, дабы кадровик не передумал и не изменил решения.
Зря ты расплакалась, упрекнула на улице Валя Катю. Что он теперь о нас подумает?
Катя рассмеялась:
А чем его иначе проймешь? Я думала-думала и решила зареветь. Я в школе в драмкружке лучше всех плакала.
Неужели ты нарочно? не поверила Маша.
Конечно. Надо только вспомнить в эту минуту что-нибудь печальное. Я вспомнила, как нашего соседа хоронили. Такой хороший человек был и ни с того ни с сего умер от сердца. На елку дома игрушки вешал, и вдруг это случилось. Представляете, все Новый год встречают, а у них похороны.
Настоящая актриса, сказала Валя, и непонятно было, осуждает она Катю или одобряет.
На курсы шоферов девчонки поступили всей бригадой, а вместе с ними и Вика с Томкой.
Уламывать кадровика, который вел набор, никому не пришлось. Тактика, выработанная у плиты на кухне, не подвела. К кадровику отправлялись по двое, от силы по трое. В карманах держали готовые заявления и флакончики с нашатырем.
Нашатырь нюхали в коридоре, а переступив порог конторки, начинали заливаться слезами. Слезы текли безудержно и очень натурально, голоса сами собой звучали жалобно и прямо-таки умоляюще.
Сломленный проклятой простудой и раздавленный температурой, добрый кадровик сам чуть не плакал, глядя на убитых горем девчонок, и безропотно писал на заявлениях: зачислить. К концу дня его увезли с работы в больницу, но к той печальной минуте все девчонки получили положительные резолюции.
Время потекло веселее, жизнь покатилась целенаправленней.
По вечерам общежитие пустелотри вечера в неделю девчонки отсиживали на курсах, в три другихрезали коньками лед на заливе, а в выходной с утра до ночи стирали, сушили, гладили, закупали на неделю продукты, в общем, с головой уходили в хозяйственные заботы.
Вскоре на курсах появились вольнослушатели, и первымАлик Левша. Теоретическую часть преподавал главный инженер автобазы Кузьмин, сухопарый, подтянутый, с большой головой, покрытой черными бараньими завитушками, деловой и строгий. Его острый глаз тотчас же приметил среди полсотни фигур, чудом втиснувшихся за низкие парты школьного класса, новое лицо. Кузьмин ястребино вскинул брови и спросил:
Товарищ Левша, вы как сюда попали?
Через дверь, Антон Степанович, смиренно ответил Алик.
В классе захихикали. Валя толкнула локтем Катю, та насмешливо фыркнула, а сидевшая рядом Шура Минаева побледнела и спрятала в парту глаза.
Разве у вас нет водительских прав? Кузьмин не обратил внимания на смешки.
Почему? Есть, с наигранной кротостью ответил Алик. Я, Антон Степанович, в теории слаб, а вы объясняете здорово. Я вас, просто как оперу слушаю.
Да? Ну что ж, слушайте, сухо сказал Кузьмин, не оценив тонкости Аликиного юмора.
Дня через два такой же разговор состоялся у Кузьмина с Мишкой Веселовым, шофером первого класса. Но Мишка, не в пример Алику, темнить не стал, а ясно и понятно пробасил Кузьмину:
У меня, Антон Степанович, прямой интерес сюда ходить, потому что я за Томой ухаживаю. Чем мне в коридоре ее дожидаться, я лучше здесь посижу. А за курсы я заплачу, раз они платные.
В классе опять поднялся веселый шумок. У Томки от стыда чуть не разорвалось сердце, а Мишка, видя Томкино замешательство и жалея ее, нежно пробасил:
Чего ты краснеешь, дурочка? Мы с тобой на днях поженимся, а ты стесняешься.
Кузьмин не нашелся, что ответить Мишке. Он только пожал плечами, ткнул указкой в плакат и уж чересчур громко стал объяснять назначение и устройство радиатора.
После этого еще не раз в классе появлялись новые слушателишоферы из подведомственной Кузьмину автобазы. Но Кузьмин больше не удивлялся, вопросами их не донимал, делая вид, что не замечает новоявленных курсантов.
Удивился он лишь приходу Пети Алферова.
За отсутствием свободных мест главный капитан порта сидел на стуле у стены, облокотившись на первую парту, захваченную Машей, Валей и Катей. Девчонки слушали Кузьмина и рисовали в тетрадках схемы.
Алферов Кузьмина не слушал, а задумчиво глядел в Машину тетрадку. Пока Кузьмин, стоя к Пете спиной, водил указкой по плакатам, развешанным на противоположной стене, и объяснял принципы работы ножного тормоза, он Петю не видел. Но, как только Кузьмин перешел к ручному тормозу и, круто повернувшись, двинулся к плакату, висевшему за Петиной спиной, лицо его изобразило немыслимое удивление.
Здравствуйте, оторопело сказал Алферову Кузьмин и, всем на удивленье, протянул ему руку. И вы у нас?!
Добрый вечер, поднимаясь и пожимая руку, ответил Петя Алферов, потому что прекрасно знал Кузьмина, ибо всегда, особенно в пору навигации, их тесно связывали производственные дела. Потом Петя широко улыбнулся и сказал.Вот Решил овладеть новой профессией.
Пожалуйста, милости прошу. Сухое лицо Кузьмина засветилось радушием.
Ах да, я вам мешаю! Алферов подхватил свой стул и поставил в проходе меж первыми партами, освободив доступ Кузьмину к плакату.
С полчаса, до самого перерыва, главный капитан порта сосредоточенно глядел на главного инженера автобазы, но смысл фраз, произносимых Кузьминым, так не достигал его сознания.
Произошло это в самый канун Нового года, после того, как разъяренный Сашка Старовойтов изгнал Петю Алферова из своей хоккейной команды.
Ссора двух капитанов, хоккейного и корабельного, разгоралась медленно, как намокший хворост, пока не выстрелила трескучим пламенем. И причиной этому были наши девчонки.
Все началось в один распрекрасный вечер.
В тот вечер мороз был ласковым и теплым. Над заливом зелеными ракетами висели звезды, меж ними разгуливала оранжевая луна, а катера, подсвеченные фонарями с пирса, были похожи на казацкие курганы с простертыми к небу крестами рубок. Лед пах свежими огурцами, сиренью, каким-то дурманом и звенел под коньками гитарным перебором.
Добрая половина жителей поселка носилась в этот вечер по заливу, демонстрируя друг другу и самим себе всякие «ласточки», «кораблики» и прочие фигуры произвольного катания. По другую сторону пирса, отделившись от неорганизованной массы, гоняла шайбу команда Сашки Старовойтова. Именно оттуда, из-за пирса, вынесся в сутолоку местных фигуристов Петя Алферов и наткнулся на кучку девчат. Девчата с оханьем и аханьем поднимали упавшую Катю, и все сразу отряхали ее. Петя узнал и Валю, и Катю, и Машу. Он понял, в чем дело, и сказал.