- Он говорил о вас по другому,едва слышно шепнули ее губы.Он вообще не любил говорить о семье, я почти ничего не знаю. Знаю, что есть старший брат, Саша, но о вас он говорил по другому.
- Что?
- Вы же Ева? Он говорил о вас - она замялась, не решаясь поднять на меня взгляд.
- Я Ольга. Саша развелся с Евой, - мягко улыбнулась я, глядя в ее несколько растерянные глаза.
Позднее, тепло с ней попрощавшись, я сидела в машине и не решалась позвонить Саше, не отпуская взглядом фото в своих чуть дрожащих пальцах, но раза с третьего все таки послала вызов Зорину. К моему счастью он был занят по уши, поэтому на мое осторожное предложение самой отвести фото и заверения, что оно правда хорошее, лишь устало согласился.
А дальше были похороны. Мой личный ад со своими кругами. Не по Данте, хотя сходство определенно было, но то мои личные круги
Первый кругначался с момента как мы сели в машину Зорина и я осторожно переплела наши пальцы. Он был чуть бледен, лицо непроницаемо, сжал мои пальцы до отчетливой боли и тут же отпустил. И я поняла - он начал себя давить. Жестко и беспощадно, у него тоже стартовали свои личные круги, неизвестно какие по счету Но сунуться к нему сейчас было бы большой глупостьюон не готов, он только начал знакомство со своими новыми демонами.
Второй круг - момент в квартире Игоря. Он ушел в его спальню, я пошла следом, чтобы увидеть, как он сползает спиной по стене в его спальне, закрыв лицо руками и рыкнув мне, застывшей у косяка к нему не подходить.
Следующий кругих родители. Миловидная русоволосая женщина и статный, седовласый мужчина держались достойно все похороны, пока я, незаметно для окружающих, сжимала пальцы Саши, смотревшего на гроб с телом его младшего брата. Они к Саше так и не подошли. Как и к Игорю. Вызвав во мне липкое чувство неприязни. Здравствуйте, демоны. Вас я тоже ставлю в один ряд с Ларисой и буду ненавидетьмоя холодная улыбка, когда я столкнулась взглядом с глазами женщины. И крепче сжала пальцы Саши.
Четвертый кругкогда я едва сама не сорваласьИгорь. «Оль ты никогда не замечала, что мертвые кажутся такими маленькими?». Игорь спокоен. Он был спокоен. Не знаю, за сколько лет он впервые казался спокойным. Игорь высок и красив, но какой-то более утонченной красотой, чем мужественный Саша. Какой-то ранимой, нежной красотой. Он казался там тонким, хрупким. Не уместным на белом шелке отделки своего гроба. Сердце зашлось, когда я склонялась к его лицу и едва сдерживая всхлип стыда и вины, прошептав «прости». Прости за то, что тебя этот мир жрал с самого рождения, но никто так и не понял твоей войны, разрушающей прежде всего тебя самого.
Меня немного потряхивало, когда я снова встала за плечом Зорина и он сам нашарил мои пальцы и сжал их до боли. Это похороны его брата, а он успокаивает меня. От этого всего четвертый оказался самым мучительным. Я с трудом подавила себя, и встала так, чтобы наши переплетенные пальцы не было видно никому.
Мой пятый круг - Алиса. Алиса была среди множества других людей, стояла прямо рядом с Евой в некотором отдалении, и при одном взгляде на нее было яснодержится из последних сил. Я чуть сжала пальцы Зорина и едва заметно кивнула в сторону девчонки. Он проследил за моим взглядом, побледнел и кивнул мне.
Когда я подошла к Алисе и осторожно тронула ее за локоть, девочка сломалась. Вжалась в меня, зарылась лицом в плечо и горячо выдохнула, сдерживая рвущий на куски кошмар внутри нее. Оттянула ее от гроба, мягко оглаживая по волосам и чувствуя, как стремительно намокает мое плечо от ее слез. Взглядом не отпускала ровную спину Зорина, уже бросившего горсть земли на крышку опущенного в яму гроба.
И тут похолодел - Ева тронулась было к нему, глаза заплаканные, но взгляд нехороший. Внутри вскипела дикая ярость и ненависть. Ты что, сука, задумала? Сейчас? Прямо сейчас? Сука Тварь
- Алис, девочка, подожди меня секунду, хорошо? Я сейчас вернусь, Алис. Одну секунду и я вернусь, хорошо?ласково зашептала ей на ухо, убирая прядь с заплаканного, искаженного болью лица, стараясь подавить кипящую, будоражащую злость.
Алиса, зажмурившись и часто дыша закивала и я торопливо, стараясь не привлекать к себе внимания пошла наперерез твари, бессовестной, бездушной суке, решившей ударить по Зорину в такой момент.
Она остановилась, когда я вышла на траекторию ее движения и встретившись с ней взглядом холодно приподняла бровь, твердо сжав челюсть. Ева метнула взгляд за мою спину и потом на меня, глаза ее потемнели, губы твердо сжались. Напряжение между нами напитывало воздух, чувствовалось физически, заставляя окружающих несколько растерянно оглянуться на нас.
«Ты же не совсем дура, Ева?» - у меня непроизвольно вздернулась верхняя губа, совсем по звериному, как прорыв ненависти, запеленавший разум. "Не подходи к нему сука, не смей. Удушу нахуй".
Ее лицо на долю мига искажается, она разворачивается и идет к стоянке. Я, прикрыв на мгновение глаза, сбито выдыхаю, оглядываюсь на Зорина и иду к Алисе, поймавшей мой взгляд и замученно улыбнувшись, отрицательно мотнувшей головой. Встаю за плечом Зорина и незаметно для окружающих вновь переплетаю наши пальцы, заметив мурашки на его шее и едва сдерживаю порыв прижаться, обнять, вжаться в него и глупо попросить, чтобы весь кошмар закончился. Нарастающий гул в ушах безжалостно разбивают звуки падающей с лопат земли на лакированную крышку гроба.
И мой завершающий круг адапосле похорон он держался. Своеобразно. С утра до вечера весел на телефоне, все равно пропадал в офисе, говорил вежливо и иногда даже с привычной для него иронией. Но я видела. Видела слегка подрагивающие пальцы, когда он не с первого раза попадал на строчку вызова в телефоне. Видела сжатые челюсти и замирания дыхания, когда он отсутствующим взглядом пялился в телевизор.
Каждый вечер заканчивался одним и тем жеон пил. Вернее бухал. Иногда до такого состояния, что не мог идти сам с кухни до спальни, даже по стене. Падал, рычал на меня, когда я пыталась его поднять, вставал сам и упорно шел. Каждый вечер его жесткой пьянки заканчивался только одним вопросоместь ли посуда в раковине и на ней. Ее не было. Я мыла тарелки и бокалы с рюмками, как только становилось очевидным, что они больше не нужны. Курила на балконе и ждала прорыва плотины. Но она все не прорывалась. Он каждый вечер проводил неизменно в компании виски, приготовленного мной ужина и телевизора, в который смотрел все таким же невидящим взором. Он не хотел говорить, молча сжимая мою ладонь на столе и вздрагивая, когда я переплетала с ним пальцы, как и обещала. Я ждала. А он все никак не мог подготовиться.
Пятая ночь. Снова протащила его пьяное тело в спальню. Снова мою посуду, потому что соврала, что раковина чистая. Вытираю слезы, вспоминая предыдущую ночь, когда так же врала ему, что посуды нет, а он никак не желал укладываться на постели до которой я его дотащила и зло возражал мне, что сам ставил тарелку в раковину. Что грязная посуда. А значит мать напьется.
Я плакала, но держала голос ровным, толкая его на простыни и клятвенно заверяя, что посуда чистая. Что мама дома, и ему не нужно воровать или ловить в сарае крыс что Игорь сытый мама трезва, ведь посуда чистая
А потом глотала сигарету за сигаретой, ревела на балконе, когда он засыпал, и ненавидела неизвестную мне женщину. Ненавидела так, что готова была бы без слов ударить ее, если бы она внезапно возникла передо мной. Готова была зарезать, и эта не метафора. Я реально готова была на убийство, потому что в пятую ночь Саша с непередаваемой болью, почти провалившись в сон, пробормотал: «что Лариса, что я... Он умер потому что мы оба, и я и она, просто ебучие твари Я ненавижу ее, Оль, потому что я урод, который не смог справиться с тем с самым элементарным Он из-за меня Она ничего не могла, но я же мог» Я сдерживала слезы, целуя его лицо и обнимая изо всех сил, руками и ногами и была готова к прорыву плотины. Но Зорин замолчал. Он сильно вздрагивал, шептал что-то непонятное и малоразличимое, сводящееся в целом к одному и тому жеон не уберег своего единственного в мире родного человека. Я обнимала его, давилась слезами. Потом душ, сигареты на балконе и пиздец. Потому что с утра я не смогла встать с постели. Знобило и тяжесть в голове и теле прижимала меня к нагретым собой же простыням.
- Оль?Зорин приподнимается на локте и обеспокоенно глядя на меня протягивает ко мне руку.Господи, да ты горишь вся!
У меня так бывало, мне просто отлежаться надо день и я снова как новая, но не сейчас же! Нельзя слечь именно сейчас! Вяло возражаю, с трудом отпихиваю его руку и встаю со второй попытки. Мышечная дрожь не способствует ровной походке, но далеко мне уйти не дали. Зорин затолкал на кровать и вызвал врача. Я пыталась сопротивляться, пыталась притвориться, но ебучее, вялое, чугунное тело, которое трясло от холода, мне в этом не помогало.
Мне было невыносимо стыдно за то, что он сидел в кресле пока доктор меня осматривал и диагностировал обычную простуду. Невыносим стыдно за то, что Саша молча взял листок с врачебными рекомендациями и поцеловав меня в лоб уехал на сорок минут. Чтобы вернуться с пакетом лекарств и едой из ресторана.
Я к тому моменту уже помыла полы, заставив его челюсть отвиснуть и чуть ли не пинками затолкать меня обратно в спальню.
- Так, ну-ка быстро ешь.Сурово сдвинув брови, он пытается впихнуть в меня бульон.Это нормальный ресторан. Я бы сам приготовил, но в этом отношении руки у меня из задницы и я скорее окончательно тебя добью плодами своих трудов, чем вылечу Олька, блять! Ешь! Врач сказал, что нельзя пить на голодный желудок вон ту вон половину аптеки, которая на кресле лежит Чего ты? Не вкусно, что ли? Да быть не может, повара проверенные - он попробовал суп и заключил.Вполне себе не плохо. Я однозначно хуже готовлю Как-то раз хотел пожарить бифштекс на сковороде, хорошо, что пожарные почти вовремя успели, с тех пор я не готовлю Ну-ка ешь!
Давилась, но ела.
- Саш, извини - тихо произношу я, когда он протягивает мне таблетки и стакан теплого чая.
- Вот вроде умная ты баба, Ольга Дмитриевна, - задумчиво говорит он, опускаясь на корточки возле кровати.Но иногда такая дурочка. Сейчас сироп принесу.
Никуда не поехал, отменил все. Впихивал в меня еду, мерил температуру и следом впихивал таблетки, а меня, мою ватную голову все сильнее гложило чувство вины, когда я, притянутая к нему на грудь, на все свои возражения, что заражу, получившая поцелуй в губы, лежала на его плече и замечала, что взор в плазму с каким-то дурацким шоу у него впервые за долгое время не отсутствующий. Это заставляло теряться. Он, словно почувствовав, переплел наши пальцы и притянув мою руку к губам и прикрыв глаза коснулся губами тыльной стороны ладони.
- Мертвые к мертвым, Олька, жить надо среди живых, особенно когда их очень любишь, а им плохо. Так что прекращай с этими виноватыми глазенками, свое я отстрадал. Так, время шесть, где градусник?.. Сейчас еще должны еду привезти Ну, чего ты смотришь так на меня? Мне не лень готовить, правда, просто я реально очень хуево готовлю, но, в принципе, если ты хочешь свою жизнь закончить сегодня и крайне мучительно я тебе что-нибудь сбацаю Противопожарка вроде норм фурычит, я теперь за этим слежу, после тех бифштексов...
Я неуверенно фыркнула и теснее к нему прижалась, зарывшись лицом в плечо и чувствуя сразу много и всего.
Время текло. Все входило в колею. Для Зорина в явно раздолбанную, но он этого вообще не показывал. Абсолютно.И я не лезла, потому что он вообще не давал ни за что зацепиться, чтобы разговорить себя. Он закрыл эту тему, ибо она слишком еще свежа и болезненна, стал абсолютно прежним, ехидным, ироничным, работающим как ишак и любящим.
Давлело чувство вины. Но и рациональностилезть не стоит, его проблема должна вызреть, не со всеми своими демонами он еще перезнакомился, чтобы о них рассказывать. И я не лезла. Сначала мое поведение, когда я принимала его правила игры походило на притворство, а потом обоим стало легче, будто бы миновали острый угрол, о который обоих бы порезало. Мы вернемся к нему позже, я это знаю, а пока я осторожно наслаждаюсь этой привычной реакцией Зорина на то, что его подкашиваеткомпенсация. Он уходил с головой в работу, вваливался домой, засыпая на ходу, очень смущался, вызывая мои ехидные смешки, когда я разговаривала с мамой по телефону и спросила его размер, потому что мама решила купить ему рубашку, а я озвучала ее вопрос, оседлав Зорина и пытаясь заглянуть за воротник крайне застенчиво отнекивающегося Зорина, и вся эта ситуация вызывала у меня дикий, неконтролируемый смех, и я едва сдерживалась, сообщая маме его размер, и что для него предпочтительна классика. Приталенная. Что-нибудь в сдержанных тонах.
- Хотя ему подойдет и темно-синий цвет мам, - улыбаюсь глядя в его закатывающиеся глаза.Сапфировый скажем. У Дольче и Габбанна прекрасный спектр этих оттенков, хотя Саша предпочитает рубашки от Этон. И Живанши. Выбери что-то нормальное, кину на карту деньги. И лучше на клепках вместо пуговиц
- Легче расстегивать, да?едва слышно шепчет Зорин, запуская загребущие лапы под креп моего платья, обтягивающего бедра.
- Сейчас с Ланкой говорить буду, - так же едва слышно отвечаю ему упреждая взглядом и он послушно убирает руки, аккуратно ссаживает меня на кровать и прижимается ухом к другой стороне телефона, чтобы удовлетворенно улыбнуться и стереть пальцем слезы на моих щеках от радостного, яркого, напоенного жизнью щебетания Ланы, рассказывающей с каким-то непередаваемым восторгом о парке Яркон, детском городке и водных аттракционах, где они сегодня были с бабушкой. И с непередаваемой благодарностью смотрю а улыбающегося Зорина.
До открытия кофейни оставалось два дня и я дико нервничаю, приехав сюда уже под вечер и устраивая инвентаризацию, делая себе пометки о заготовках, кружась по залу, пока скучающе Зевающий Зорин ловит расслабон лежа на диванчике подле тонированного окна, свесив длинные ноги через подлокотник и держа в вытянутой руке телефон что-то негромко ему вещающий о футболе.
Ношусь по залу и, оглядывая интерьер, ужасаюсь расположению столиков. Все не так! Все надо переставить. Останавливаюсь возле стены недалеко от стойки бара, и постукивая карандашом по губам, задумчиво произношу:
- Нет надо сюда рисунок. Позвонить завтра арт-директору, - делаю пометку в исписанном донельзя блокноте, и поднимаю глаза на стену.- Аст - «ры». Ага, какие нахер астры.Пионы сюда, пастельные тона...поворачиваюсь к Зорину за советом ровно в тот момент, когда его все-таки сморило и телефон выпал из обмякших пальцев прямо на его лицо.
- Ай, блядь - злобно выдыхает, снова поднимая мобильный и направляет на прыснувшую меня мрачный взгляд, - партнер, ты еще не закончил истерить, нет?
- Саш, может сюда пионов забабахать, как думаешь?спрашиваю я, кивком показывая на стену.Арт-директору завтра позвоню. Пионы на стену, а то она голая какая-то, не считаешь?
- Пирожок с изюмом.
- Что?
- Будет пирожок с изюмом говорю.Зорин с силой проводит ладонью по лицу стирая остатки сонливости.В интерьере должна быть изюминка, а когда ты херачешь этих изюминок, получается хороший такой бабулькин пирожок с изюмом и атмосфера вокзала. Не пойдет так. Здесь интерьер в стиле ажур, светлое дерево, отделка Куда тут твои пионы, отстань уже от стены.Саша садится на диване и зевает прикрывая рот кулаком.И хватит терроризировать арт-директора. Пацан уже при одном твоем виде заикаться начинает и у него глаз дергается, не замечала?
- Потому что он медлительный. И ленивый.Ворчливо отвечаю я, снова поворачиваясь к стене и задумчиво прикидывая в голове варианты.
- Нахрен он тебе такой нужен тогда?
- Он талантливый.
- Поэтому ты парня до нервных срывов доводишь своей педантичностью?
- Вот кто бы говорил, Зорин.Парирую я, направляясь к столику возле оккупированного им дивана и делая пометку про пионы в блокноте.Ты свою тупорыл своего финдиректора так пылесосишь, что он уже на приведение похож. На старое, замученное приведение, боящееся собственной тени. И у тебя еще половина офиса седеет при одном твоем появлении.Киваю сама себе, и смотрю на прайсы, разложенные на столе, - так что не надо тут ля-ля про педантичность.
- Лодырей не люблю. За что деньги им плачу, чтобы штаны просиживали?Зорин снова зевает и бросает взгляд на свои часы.Давай партнер, закругляйся, нам еще в ресторан пилить.