3
Давно стемнело, а Селии ещё не было. Она обычно не говорила Кузьме, куда отправляется и когда её ждать.
В просторном холле царили полумрак и тишина. На ночь дворецкая из экономии всегда гасила большие люстры помещение освещали только молочные светильники на стенах.
Кузьма неторопливо спустился со второго этажа по изогнутой парадной лестнице. Постоял на мозаичном полу в центре холла, задрав голову: выключенная люстра меркло поблескивала в приглушенном свете ламп.
Юноша хотел выйти на террасу подышать воздухом, но обнаружил, что дверь заперта. Это его насторожило.
Дворецкой тоже не оказалось поблизости, хотя обычно в такое время она дежурила возле парадного входа замка.
Внезапный шорох заставил Кузьму обернуться: на лестнице никого не оказалось, холл по-прежнему был пуст, но несколько светильников погасло.
Наверное, перегорели. Надо позвать кого-нибудь.
Холл погрузился в сумрак. Повернувшись, Кузьма не смог разглядеть даже очертания входной двери. Ему стало не по себе. Где только их носит! Ни прислуги! Ни охраны!
Выходя из-под лестницы, юноша внимательно прислушивался к звуку собственных шагов.
Внезапно по полу перед ним проскользнуло голубоватое световое пятно. Точно такое же проскользнуло по стене, на миг задержалось на люстре, что плыла по темноте, словно огромный океанский лайнер, на борту которого отключили электричество.
По холлу пронесся непонятно как проникший в помещение холодный влажный сквозняк с прелым кислым запахом.
Кузьме показалось, что в углу просторного зала теплится свет. Он сделал несколько шагов по направлению к нему. Подвал! Тайный вход. Юноша замер.
Откуда-то снизу, из неизведанной тёмной утробы замка долетели приглушенные голоса:
Завидую я госпоже Селии шай! Молодой господин такая ягодка!
Закрой похабный свой зевальник! Ну! Или хотя бы тише!
Глядите-ка как наша Марфа пригорюнилась. Правду, значит, говорю.
Смех нескольких здоровых женских голосов.
Жалко, действительно. Такая красота и зря томится. Госпожа у нас немного того
Голос стал таким тихим, что слов было уже не разобрать.
Слышала?
Клянусь лоном Прародительницы!
Даже если он платок привяжет, она к нему не притронется. Жизнь дороже. Хотя За такую медовую карамельку и помереть не жалко.
Дура! Я тебе обувной клей в рот сейчас волью, если ты не заткнешься!
Голоса приближались, голубые пятна качались на пололке и на стенах. Фонарики!
Не дожидаясь, пока его заметят, Кузьма рванул по парадной лестнице наверх.
Преодолев два марша он остановился, вжался в стену. Услышанное сильно взволновало его. Юноша медлил, не поднимался дальше, надеясь услышать ещё пару-тройку комментариев. Кто говорил, угадать он не мог в повале голоса звучали глухо, вязко, точно в кувшине.
Охрана? Почему они говорили о платке? Что они делали в подвале?
Любопытство щекотало внутри, драло, мучило как кашель, если прячешься и надо сидеть тихо.
Поднявшись к себе, Кузьма решительно открыл ящик стола, где хранился вчетверо сложенный ритуальный кружевной платок, не развернутый им ни разу Он достал его, зачем-то поднёс к лицу, понюхал, приложил к губам. Слежавшаяся ткань пахла средством против моли и клопов.
Прояснить хоть что-нибудь Рискованный способ. Но другого нет.
Почему они сказали, что она не придет? Почему смеялись?
Держа за угол, Кузьма встряхнул платок, приоткрыл дверь комнаты, и, боязливо оглядевшись, чтобы в холле никого не было, торопливо привязал его к дверной ручке.
Он долго не мог заснуть после случившегося. Селия обычно держалась с ним несколько отчужденно, ему иногда даже начинало казаться, что он ей абсолютно безразличен. Она редко просила его петь и танцевать для неё, вечера проводила со своими подругами или деловыми партнершами. Не так давно Кузьму начала тревожить мысль, что магнатка взяла его обещанным мужем из каких-то корыстных побуждений. В то же время из головы у него не шла утренняя пантомима с бесследным исчезновением бульварного романа, а заодно и крутые бедра Селии, пожаловавшей к нему в коротком халатике.
Он вспоминал свой первый день в доме невесты, тщательно реставрируя силой воображения успевшие поблекнуть краски. Ему было всего восемь, он плакал, не хотел покидать то, к чему привык, расставаться с матерью.
Семнадцатилетняя Селия тогда взяла его за руку и повела. Они не поехали на лимузине, машина следовала за ними шагом.
На бульваре девушка купила Кузьме мороженое и большой-пребольшой воздушный шар.
Ярко-голубой дельфин, покачиваясь, плыл в небе над головой мальчика. Он старательно держал его за ниточку, чтобы не упустить, но, как обычно и бывает, все-таки упустил «Он уплывает в открытое море» сказала с улыбкой Селия, любуясь шаром, поднимающимся в ясное майское небо. И Кузьма утешился. Сначала он собирался плакать, но девушка стала рассказывать ему увлекательную историю про верхний синий океан. «В том океане живут другие воздушные дельфины, много-много, и наш новый друг просто-напросто выбрал момент, чтобы сбежать домой. Там ему будет очень хорошо» заверила своего маленького жениха Селия, и он окончательно передумал реветь.
За все годы, что Кузьма прожил в доме своей будущей супруги, он ещё ни разу не испытывал ревности. Мысль, что молодая красивая миллиардерша может, уезжая надолго или проводя где-то целые дни, встречаться с мужчинами, если и приходила к нему в голову, то не волновала утвердившись в туманных догадках, он, вероятнее всего, испытал бы лишь досаду, причем, не более сильную, чем от двойки или от наказания, и поставил бы мысленно ещё одну галочку в списке зол, причинённых Селией, и в который уж раз пожалел себя
Лежа в темноте, Кузьма напряженно прислушивался, но в доме было тихо, казалось, даже тише, чем в другие ночи; чуткий слух юноши в этой томительной тишине мог различить даже прерывистый шепот отдалённой скоростной автомагистрали.
4
Селия не возвращалась несколько дней. Кузьма колебался; такими вещами, как обычаи предков, не шутят за содеянное придется ответить. Однако, ритуальный платок он отвязывать не стал. Юноша решил: если супруга заглянет-таки к нему в одну из следующих ночей, он наберется смелости и выскажет ей всё, что наболело; и о традиции порок, и о своей изнуряющей скуке, и, разумеется, о её планах на дальнейшие с ним отношения Чинная атмосфера совместных завтраков и ужинов за огромным столом в присутствии прислуги к таким беседам, понятно, не располагала.
Кузьма, затаившись под одеялом, ждал, когда с тихим щелчком откроется, наконец, дверь, проскользнет по полу золотистая полоска света из коридора, и войдёт Селия с распущенными по плечам волосами, в том самом синем атласном халатике или в другом, черном шелковом с драконами, вышитыми огненным и алым, он видел такой на ней, когда болел, и она пришла к нему в комнату ночью, чтобы измерить температуру Он раздразнил себя фантазиями до того, что у него запылали щеки и потяжелело под животом
Внезапно он услышал шелест шин на подъездной дорожке.
Автомобиль! Нет. Даже несколько автомобилей! Она вернулась!
Соскочив с кровати прямо в ночной рубашке, без тапок Кузьма выскочил в коридор. Он понимал, что Селия скорее заругается, чем обрадуется, когда он встретит её в таком виде. Но его желание убедиться, что она действительно пожаловала домой, было сильнее робости.
Приблизившись к парадной лестнице, Кузьма замедлил шаги.
Что-то было не так.
Несмотря на присутствие в холле людей, свет там не горел, не то что люстра даже светильники на стенах никто не удосужился зажечь. По стенам двигались лучи фонариков.
Ограбление? Кузьма испугался. Настоящее ограбление? Или продолжение истории?
Страх боролся в нём с любопытством и жаждой приключений. Первым позывом было бежать обратно, запереться в своей комнате и зарыться в одеяло с головой. Но Кузьма слился со стеной и продолжил наблюдать. По холлу продолжали скользить белесые пятна. Внизу кто-то ходил.
Внезапно юноша услышал знакомый приглушенный голос. Он принадлежал начальнице охраны.
Опускайте вниз, давайте-давайте, быстрее и без лишнего шума.
Кузьма, затаив дыхание, подкрался к перилам лестницы и посмотрел вниз. То, что он увидел, превзошло самые жуткие догадки.
Пол в одном из углов парадного холла был разобран: над черной бездонной дырой площадью примерно два квадратных метра стояла дворецкая с фонариком. Несколько охранниц спешно передавали друг другу по цепочке, судя по всему, увесистые деревянные ящики. Ещё одна девушка сидела на полу возле дыры, быстро отколупывала верхние дощечки и пересчитывала содержимое каждого ящика. Она светила себе фонариком в дрожащем голубоватом облачке света, хищно посверкивая полированными боками, появлялись то пистолеты, то автоматы, то гранаты, то длинные тощие снайперские винтовки Проверенные ящики друг за другом исчезали в черноте провала в полу.
«Отец честной»
Еле-еле подчинив воле ослабевшие от волнения ноги, Кузьма, не заботясь уже о производимых его шагами шумовых эффектах, почти бегом вернулся в свою комнату.
«Селия»
Теперь среди всех прочих странных и сложных эмоций, которые вызывала у Кузьмы его нареченная, неуютно сквозило недоверие с тонким гнилостно-сладким запахом страха.
5
Ритуальный платок висел на двери в комнату юноши уже несколько дней. Он хотел снять его, но чувствовал стыд что о нём подумают? очередной каприз? семь пятниц на неделе? наверняка ведь прислуга и охрана успели заметить оставленный знак.
Селия вошла к Кузьме рано утром, сразу как приехала. Он проснулся, но не подал вида, боялся выдать свои опасения. У него перед глазами, стоило их закрыть, и после нескольких часов беспокойного сна назойливо маячил мертвенный блеск оружейного металла. Молодая миллиардерша не стала тормошить «спящего», постояла возле кровати, заботливо, как мать, поправила на нём одеяло и вышла на цыпочках.
Каждый вечер теперь Кузьма проводил, ожидая последствий своего поступка. Древняя традиция предписывала невесте развязать кружевной платок, войти в комнату жениха и переночевать в его постели. Острота ожидания, однако, слегка притупилась оно уже не будоражило так, как в первый раз.
Селия не приходила. Неделю, другую, третью. Возможно, у неё были причины, чтобы не приходить. Селия женщина, существо снисходящее, спускающее с небес, как ангел. Она приходит именно тогда, когда сама решит прийти, а не когда мужчина её призывает. Женщина имеет право ничего не объяснять.
Кузьма сначала чувствовал облегчение. Потом ему стало досадно. И, наконец, интересно с каждым днём образ его невесты становился всё более загадочным: внезапные отлучки из замка, ящики со смертью в подвале, целенаправленное избегание близости с законным женихом к чему всё это?
За завтраком, за обедом, за ужином, на прогулках всегда, когда появлялась возможность заглянуть Селии в глаза, Кузьма пытался поймать в них то, к чему никогда прежде не приглядывался тайну.
Он смотрел на свою условную супругу, ничего не смея спросить вслух, надеясь, что она поймет его немой вопрос и ответит Но Селия изобретательно ускользала и от долгих пауз в разговорах, и от возможностей остаться с Кузьмой наедине она вставала из-за стола, ускоряла шаг, подзывала случайно обретающуюся неподалеку прислугу
Юноша находил отношения, установившиеся между ним и его нареченной, неестественными до смешного, но никак не мог повлиять на ситуацию.
Была, однако, в свершившихся переменах и некоторая выгода для Кузьмы: Селия перестала его пороть. Теперь в качестве наказания за провинности она предпочитала лишать его десерта или сажать на день на хлеб и воду. Нельзя сказать, чтобы это было намного приятнее порок, но, во всяком случае, не так унизительно. Селия и сама нередко лишала себя пищи: Кузьма замечал, что его невеста иногда делает себе постные дни, причем безо всякого расписания религиозного смысла она в них, вероятнее всего, не вкладывала.
По утрам Кузьма, ещё не успевший стряхнуть с непослушного обмякшего тела остатки сна, подходя к окну, иногда видел Селию в парке: она совершала пробежку или занималась на турнике.
Молодая миллиардерша приучила себя вставать так рано, что за все семь лет пребывания у неё в доме, Кузьме ни разу не довелось услышать от дворецкой: «спросите позже, госпожа ещё в постели» до завтрака Селия обычно успевала не только взбодрить своё тело спортом, но и ударно поработать с бумагами. Она предъявляла жесткие требования не только к Кузьме, но и к себе самой: девушка совсем не ела мяса, сладостей, не употребляла алкоголь, и, если верить слухам, ходившим среди охраны, ни разу в свои двадцать четыре года не посетила борделя.
6
Завтракали на террасе. Небо было затянуто кремовыми, ажурными, как тюль, облаками. Неяркое солнце золотило лужайку перед замком. Осенний день обещал быть нежарким, приятно-тусклым, мягким, точно хлопок. Гуляя по мраморной колоннаде, Кузьма нашел несколько первых, нежно-золотых листьев.
Осень начинается, сказал он, вспомнив об этом.
Селия почти незаметно кивнула, отрезая ножиком воздушное суфле с крабовой пастой.
Сегодня я поеду смотреть новую буровую установку. Она сможет добывать нефть с большей глубины. На поверхности уже почти ничего не осталось. Хорошо, что не предвидится дождя.
Что же вы будете делать, когда нефть совсем закончится?
Селия удивленно взглянула на Кузьму. Выдержала недлинную паузу. Глотнула ароматного грейпфрутового сока, поставила стакан и пожала плечами:
Жить.
Дворецкая принесла десерт две высоких вазочки с фруктовым салатом, украшенным сливками. Селия сразу переставила лакомство подальше от тарелки. Следующие несколько минут над столом раздавались только тихие позвякивания приборов при соприкосновении с посудой.
На стол прилетела птица. Она невозмутимо прошлась между большими блюдами в центре стола и нагло всадила тонкий клювик в ломоть хлеба. Селия, желая угостить непрошенную гостью и вместе с тем указать ей место, разломила булку и бросила на пол.
Кузьма загадал, что если невеста примется за десерт, то он задаст вопрос. А если так и не попробует, не станет спрашивать. Чтобы сделать свою жизнь взаперти хоть сколько-нибудь интересной, он с детства играл сам с собой таким образом в «орла-решку»: придумывал себе испытания и условия, при которых он должен будет эти испытания пройти.
Завтрак подходил к концу, и юноша почти успокоился: Селия, похоже, не собиралась есть фруктовый салат. Она задумчиво стирала хлебным мякишем с тарелки остатки крабовой пасты. Выпавшая из прически черная прядь-нитка у неё на шее шевелилась от ветерка. Воротник розовой блузки был расстегнут.
Селия вдруг протянула руку, взяла вазочку и подцепила десертной вилкой полупрозрачное перышко ананаса.
Почему вы не приходите ко мне ночевать? Кузьма не стал ждать, пока страх окончательно отобьет у него решимость.
Селия напряглась. Губы её слегка дрогнули. Она перестала жевать: не ожидала, по-видимому, что он осмелится задать вопрос напрямую. Молодая женщина аккуратно опустила на скатерть серебряную двузубую вилочку, которую держала в руке, оглянулась на дворецкую, которая вышла на террасу с двумя чашечками кофе на подносе. Несколько мгновений длилась пауза.
Тебя оставить на хлебе и воде на неделю? Это дерзость.
Кузьме показалось, что в ровном голосе Селии дернулась взволнованная нотка.
Изящно склонившись, дворецкая ловко заменила тарелку из-под суфле, стоявшую перед Селией, блюдцем, на котором в фарфоровой чашечке чуть крупнее наперстка дымился эспрессо. Кузьме подали латте с посыпанной тертым кокосом высокой шапкой пены.
Селия поблагодарила дворецкую сдержанным кивком, нашла на столе крохотную, как из кукольного набора, ложечку и стала помешивать кофе, будто вовсе позабыв о Кузьме и его чаяниях.
Он придвинул к себе свою кружку сливочно-кокосовое облако над ней качнулось совершенно не чувствуя аппетита и не получая удовольствия, внутренне сжавшись от ожидания возмездия, юноша принялся пить душистый сладкий напиток маленькими глотками. Кузьма не поднимал глаз, но догадывался: Селия глядит на него. Убедившись в этом, он чуть не поперхнулся. На этот раз юноша поклялся самому себе не струсить и во что бы то ни стало выдержать её взгляд. Прежде он всегда тушевался, когда Селия смотрела на него долго и в упор.