Мне не позволено говорить с вами, но я хочу, чтобы вы приходили сюда. Я тоже буду приходить Но сейчас мне пора. Сказал Кузьма, он чувствовал на себе напряженный взгляд начальницы домашней охраны. Про короткую встречу всегда можно что-нибудь солгать: незнакомка оставила на скамейке зонтик, книгу, портмоне, например, и он хотел вернуть долгий же разговор с чужой женщиной ничем не может быть оправдан
Осознав намерение Кузьмы уходить, Тати вышла из своего оцепенения. О, Всемогущая Если он, юноша её мечты, счел нужным подарить ей всего две минуты, то они не должны пропасть даром теперь у неё остались последние мгновения, чтобы убедить его Первое знакомство это всё равно что создание рекламного ролика: талантливый менеджер влюбит в товар за двадцать секунд, а гениальный меньше чем за пять
И Тати прорвало:
Я буду боготворить тебя! воскликнула она полушёпотом. Её порыв влился в эти слова, заполнил их, но их было слишком мало, чтобы вместить его целиком, он кипел у неё под кожей Тати ощущала жар своих щёк, ладоней, живота Ей казалось, что внутри у неё сокрыт источник, который печет сильнее, чем полуденное солнце. Она попыталась поймать кисть руки Кузьмы, чтобы, покрыв её поцелуями, хоть немного остудиться, отдать часть своего жара Но юноша не позволил.
Этого нельзя, сказал он твёрдо, но в интонации его тем не менее сквозило неуловимое обещание, способное окрылить болезненное воображение влюблённой.
Тати сама помогала Кузьме играть роковую роль в своей судьбе. Она идеально вписывалась в выдуманный им сюжет: лихорадочно блестящие глаза, румянец возбуждения на щеках юноша ликовал. Ему казалось, что сейчас он живет жизнью героя авантюрного романа, он вошел в раж и стал на ходу придумывать продолжение
Тати с покорной, почтительной готовностью отстранилась, руки, протянутые вперёд, убрала резко, словно получив удар плетью по пальцам. Метательница ножей, как про себя именовала её Тати, стояла на некотором расстоянии, неподвижная и с виду безучастная. Её можно было бы принять за мраморную парковую статую, если бы ветер не трогал длинных пол белого пиджака, но на лице этой девушки Тати успела заметить на мгновение задержалось странное, сосредоточенное выражение, и Тати стало страшно, точно молодая охранница уже целилась в неё она явственно увидела внутренним взором лезвие летящего ножа, тонкое, как шпилька, сверкающее на солнце, как молния, способное вонзиться в плоть по самую рукоять той, высокой и красивой, стоит только достать его из-за пояса и
До свидания, сказал Кузьма, обернувшись в последний раз. Накидка его сзади спускалась до пояса, воздушные, словно пузырьки морского прибоя, кружева окаймляли полотно.
«В таких накидках действительно не работают» промелькнула мысль. Ноздрей коснулся запах паленого пластика Лиль, должно быть, подожгла очередную урну.
Людей на бульваре почти не осталось сиеста. Купив стакан содовой, Тати спряталась в тени зонтика. Молоденький продавец наслаждался отсутствием покупателей он сидел на раскладном стульчике, и на коленях у него лежала книга.
Скажите, а вам позволено разговаривать с женщинами? спросила его Тати.
Юноша оторвался от чтения и взглянул на неё удивленно.
Я ведь говорил с вами
И вашу жену не возмущает то, что каждый день сотни женщин покупают у вас воду?
Ну Даже если ей это и не по душе, она отдает себе отчет в том, что у нас не будет денег Она не станет запрещать мне зарабатывать.
Где она работает?
Она прораб на стройке. Вон там юноша всколыхнул томный горячий воздух широким рукавом, указывая куда-то вдаль, к океану, где в трепещущем мареве ввинчивались в небо каменные буры небоскребов. Едва различимыми голубоватыми линиями прорисовывались на горизонте силуэты подъемных кранов.
Тати допила воду и, на всякий случай поискав глазами Лиль, бросила стаканчик в урну.
Твоя жена молодец, сказала она мороженщику на прощание, самое ценное, что есть у людей, это возможность говорить друг с другом. Без этого мы скот.
Юноша, скорее всего, не понял её, но кивнул вежливо, так, как полагается кивать покупателям. Книгу у него на коленях ветер распустил веером; склонившись, он поспешно принялся отыскивать потерянную страницу, пола его накидки взметнулась, подхваченная воздушным потоком, словно белое чаячье крыло.
Вечером того дня в уютном баре на окраине Хорманшера, где подавали ледяной имбирный чай и нежнейшую фруктовую пастилу кубиками, Тати слушала певцов, сидя среди мягких подушек, разложенных прямо на полу. Люди приходили и уходили тихо позванивал небольшой колокольчик над дверью.
В помещении, освещенном неяркими светильниками в бумажных абажурах, каждый посетитель чувствовал себя не клиентом, а гостем. За такое необычное свойство Тати и полюбила хармандонские харчевни. Сервис здесь был ненавязчивым, а атмосфера домашней.
Нерезкая тень проскользнула по пестрому ковру кто-то вошел и опустился на подушку рядом с Тати. Сначала она не обратила на это особого внимания. Незнакомые люди в таких заведениях часто занимали соседние места у хармандонцев так принято, они очень общительный народ, и могут запросто заговорить в баре как старые знакомые, даже если видят друг друга в первый и последний раз. Часто в харчевнях к молодым женщинам подсаживаются хармандонские «гаяши» юноши вольного поведения. Они поют, танцуют для посетительниц, приносят им фрукты, вина на специальных торжественных серебряных подносах и, если женщины хотят, проводят с ними ночи. Они тоже надевают на себя шаровары, рубахи с широкими рукавами, пояса и длинные головные накидки отличить их от благочестивых юношей можно лишь по тому, что они свободно разговаривают с женщинами на любые темы, от изящных искусств до политики и бизнеса, появляются в местах, куда порядочным мужчинам путь заказан, и надевают на себя необычные, привлекающие внимание аксессуары. Многие из них, например, носят крупные яркие бусы, цепи, браслеты, обшивают свои рукава и платки по краям деревянными колечками, монетками или крохотными колокольчиками, которые постукивают или позванивают при каждом движении.
Тати жестом подозвала официанта и попросила принести ещё имбирного чая. Когда он ушел, бесшумно ступая по коврам в традиционной мягкой кожаной обуви и волнуя воздух полетом своих широких рукавов, присевшая рядом незнакомка заговорила:
Добрый вечер.
У Тати не возникло сомнений в том, что приветствие адресовано ей. Без особой охоты развернувшись к собеседнице, вторгшейся в её уединение, она вздрогнула от неприятного предчувствия, сразу узнав в статной молодой женщине с короткими зализанными волосами охранницу, что была с Кузьмой на бульваре.
Что вам угодно? спросила Тати вежливо, но всё же не преминув продемонстрировать нежелание продолжать общение.
Вы должны меня выслушать. Ради вашего блага. Молодая женщина остановила проходившего мимо официанта в головной накидке, ниспадающие полы которой были декорированы тонкими серебряными колечками. Игнорируя его зазывные взгляды, она спросила стакан воды.
Вот как? Тати уловила повелительную интонацию в голосе девушки, и это ещё более усилило её неприятие по отношению к ней, и почему же я должна вас слушать?
От того, что я скажу, зависит ваша жизнь.
Интересно протянула Тати с нескрываемой насмешкой. И с каких это пор людскими жизнями распоряжается кто-то кроме Всеблагой? Чьи полномочия Она решила так расширить?
Не ерничайте.
Тати заметила в глазах нежданной соседки по ковру зловещий холодный блеск. Она изо всех сил попыталась это скрыть, но на мгновение ей стало страшно. Очень красивое, строгое, смуглое лицо охранницы поневоле внушало уважение. Сейчас она была не в пиджаке, а в футболке и в джинсах её тело, воспитанное тренировками и самоограничением, было сильным и стройным.
Оба официанта вернулись одновременно. Они синхронно присели на колени перед гостьями, поставили перед ними подносы и склонились в знак почтения. По обычаю, следовало положить на серебряную зеркальную поверхность монеты плату за заказ и сверх неё, по желанию, похвалу красоте и усердию юношей.
Тати шепотом извинилась за отсутствие монет и попросила терминал безналичного расчета.
Речь, как вы догадались, пойдет о Кузьме, невозмутимо продолжила её собеседница, когда официанты, легко поднявшись с колен, упорхнули, вы не должны больше с ним встречаться.
Почему же?
Он помолвлен. Этого вполне достаточно.
Так ведь я только сказала ему несколько слов
Вы иностранка, но это не может служить оправданием. Пока вы здесь, вы обязаны подчиняться нашим законам. Если харамандонский юноша принадлежит женщине, то другая женщина должна спросить разрешение у неё, прежде чем заговорить с ним. Это древний обычай, и нарушать его проявлять неуважение к традициям нашей страны.
Ну предположим я нарушила. Так что, за это меня теперь следует убить?
Не нужно утрировать. Я пришла говорить с вами совершенно серьезно. Рядом с Кузьмой вам угрожает опасность.
Вот как? Вы решили облагодетельствовать меня предупреждением, а точнее запугать?
Охранница посмотрела на Тати теперь иначе, без гнева, скорее, с сожалением.
Я думаю, вам все же стоит выслушать меня. Дело не в помолвке Кузьмы, не в госпоже Селии шай, это только то, что лежит на поверхности. Вы даже представить себе не можете, пропасть какой глубины под тем шатким мостиком, на который вы ступили
Стращать меня бесполезно, не тратьте понапрасну слов, на Тати навалилось усталое раздражение: ей показалось, что её собеседница сейчас пустится в дебри рассуждений о нравственности и о том, как дикие обычаи королевства Хармандон предписывают её блюсти.
Молодая охранница медленно подняла бокал с водой и поднесла к губам. Сделав глоток, он повернулась к Тати:
Я лишь излагаю факты. Слушайте. Кузьма один из немногих оставшихся в живых родственников императорской семьи. Его отец был двоюродным братом кронпринцессы Оливии.
Тати насторожилась. По ковру проплыли пышные шаровары официанта он принес терминал и снова грациозно опустился на колени перед женщинами. Собеседница ждала, пока он уйдет. Она медленно пила воду, после каждого глотка ставя свой стакан на серебряный поднос. В его блестящей поверхности, точно в воде, отражались её пальцы, легко охватывающие кольцом прозрачные стенки стакана.
Какое отношение это имеет к нашему разговору? спросила Тати.
Вы слушайте и не перебивайте. Как я уже сказала, отец Кузьмы имел прямое отношение к королевской семье. В прошедшем времени «имел» потому, что его уже нет в живых. Шестнадцать лет назад его застрелила жена, Зарина шай Асурджанбэй.
Всеблагая Помилуй вырвалось у Тати, неожиданно обретшей интерес к разговору, И она не сидит в тюрьме?
В нашей стране, если муж изменил женщине, и у них уже есть общие дети, она имеет право его убить.
Так как же шестнадцать лет назад Ведь Кузьмы ещё не было на свете Тати нервно вращала пальцами стакан с имбирным чаем. Раздражение от того, что произошло вторжение в мирное течение её вечера, сменилось возбужденным вниманием туриста в Хармандоне, стремящегося и узнать побольше об этой странной стране, и при случае натравить на неё уполномоченных по правам человека, и порадоваться сравнительному благополучию людей у себя на родине.
Зарина была на двенадцатой неделе беременности.
И она не понесла никакого наказания? спросила Тати, в очередной раз закипая гневом против творящихся вокруг беззаконий, Неужели нет никакой управы на таких? она сдержалась, чтобы не выругаться. Дикость какая! В этой стране можно спокойно держать дома пистолет. Или носить на поясе метательные ножи. Причем безо всяких лицензий, врачебных комиссий и экспертиз у психиатра. А если кто-то тебя обидел, оскорбил, попрал честь твоего мужчины, или тебе показалось, что честь твоего мужчины попрана, то ты просто берешь и кидаешь ножик в цель. Если цель не убежала это проблемы цели И если ты слишком метко кидаешь ножи тоже Тати знала уже достаточно о хармандонских обычаях, но о праве на убийство неверного мужа слышала впервые. «О, Всемудрая Неужели на нашей планете такое ещё существует?» Ей казалось, что подобные законы могли иметь место разве что в каких-нибудь примитивных племенах, которых цивилизация не коснулась вовсе.
По нашим законам жена должна заплатить государству штраф в несколько сотен тысяч харамандонских тиар за убитого мужа, или, если она не имеет средств, отбить повинность на общественных работах. Но никакого серьезного наказания ей не положено. А если она беременна, то её прощают совершенно. Считается, что измена самое страшное преступление, которое может совершить мужчина по отношению к женщине, которая проливала свою кровь, рождая его детей. Такой мужчина оскверняет наших древних богов и потому заслуживает смерти Зарина отделалась официальными извинениями, принесенными матери убитого.
Всемогущая, защити, беззвучно пробормотала Тати, во рту у неё пересохло от нервного напряжения, и она залпом допила оставшийся имбирный чай.
Это всё неважно, продолжала телохранительница. главное, что вам следует знать, вы ввязались в опасную игру, ставки в ней слишком высоки для вас.
Не вам решать, отрезала Тати, я уже попросила вас обойтись без угроз.
В голове у неё шумело, сердце неприятно трепыхалось, но она посчитала делом чести не показать своего смятения.
Сказанное мною не угроза, а предупреждение. Я здесь не для того, чтобы вас запугать. Я хочу спасти вас. Продолжать делать то, что делаете вы неминуемая смерть.
Тати скривилась и демонстративно загляделась в другую сторону.
Прелестный юноша плясал в кругу молодых женщин, неторопливо попивающих коктейли: он размахивал просторными полупрозрачными рукавами рубахи над головой точно крона красивого гибкого дерева колыхалась при сильном ветре; он стучал в бубен и пел удивительно высоким нежным тенором. Насколько могла судить Тати с её знанием хармандонского, пел он о любви И лицо его не было скрыто, артистам делались некоторые послабления.
Собеседница Тати неслышно поднялась с ковра и встала у неё за спиной.
Не притворяйтесь, что не слышите меня. Не я вас убью. Найдутся десятки, сотни, тысячи тех, кто захочет убить вас. Хорошо, что пока лишь узкому кругу людей известно о родстве Кузьмы и принцессы Оливии: в стране безвластие, вокруг царит полный хаос, иностранные войска, вы это знаете не хуже меня, хозяйничают во многих провинциях Миру нужна нефть, которая на данный момент осталась только здесь. А Кузьма Я не буду мучить вас, расписывая тонкости политической системы этой страны, и скажу коротко. По нашим законам, владеющая им женщина формально имеет право на хармандонский престол. Теперь вы понимаете, во что ввязываетесь? Это большая политика. Это колоссальные деньги. Это запутанная партия в масштабах всей планеты. Не делайте вид, что меня тут нет. Всё что я вам говорю чистая правда.
3
Нежный поцелуй зари в сомкнутые веки разбудил Тати. Она дремала каких-нибудь полчаса, не больше, в плетеном кресле на балконе, и теперь розоватая полоска света, протянувшись по черно-белым квадратикам напольной плитки, коснулась её лица.
Всю ночь она думала о Кузьме, о женщинах, в чьих руках сосредоточена большая часть мировых запасов нефти, о собственном неосторожном и странном поведении в последние месяцы голос девушки, носящей на поясе метательные ножи, звучал в голове у Тати почти без всяких усилий с её стороны точно записался на магнитофонную ленту.
«Не я вас убью. Найдутся десятки, сотни, тысячи тех, кто захочет убить вас.»
Тати не было страшно. Её рассудок будоражили, не давая уснуть, какие-то другие, неведомые ей доселе, странные, сладко-муторные грезы и ощущения. Набив трубку превосходным хармандонским табаком, она закурила.
«Может, действительно бросить всё это к лешему и улететь в Новую Атлантиду, пока не поздно?» Мысль уютно обволакивала сознание Тати, густой ватный дым трубки плыл над столиком.
«Нет. Бросить всё значит вернуться к тому, что было. К изначальной точке. Никогда нельзя отказываться от возможности идти вперед, даже если это рискованно. Жизнь дана для того, чтобы подниматься. Выше и выше».