Хорошее.
А явсякое. Черт его знает: понимаю, что это гвупо (глупо), а хочется смотреть. Если совсем дряньтоже смешно.
Это опять-таки деревня,уперлась на своем Ольга.
Посмотрели друг на друга. И вдруг рассмеялись оба. Ольге стало легко.
Доконаю я вас с этой деревней.
А что вы делать приехали?
Я тоже учительница,Ольга чуть поторопилась.Не совсем еще. Мне нужно дотянуть полтора года заочно.
В нашем полку прибыло.
А разве возьмут так?
Возьмут. У нас треть такихдотягивают. С руками-ногами возьмут. Не хватает же. У вас какой?
Литература.
Возьмут.
Серьезно: вы не скучаете здесь? Почему летом-то остались?
Тут... всякие дела. Не скучаю, я серьезно говорю. Только надо... Да нет, впрочем...
Что?
Так. Найдется что-нибудь, чтоб не скучать. Были в школе?
Нет еще.
Отличная школа. Вот такие нужны.
А ребята как?
Как вездеразные. Многих бы я попер из школы. Нельзя. Это плохо.
Плохо, что гнать нельзя?
Да. Зачем?..молодой человек совсем повернулся к Ольге и с горячностью стал ей доказывать;Зачем, скажите, и ему, и себе нервы трепать?!
Но восемь-то классов надо...
Да восемь-то ладно. А он за восемь перевалил, а учиться не хочет. Ну и иди с богом! Сглупил? Ошибся? Вечерняя школа к услугам. А мы врем, тройку ставим, когда надо двояк прочный. Кол осиновый!
О!..
А есть славные. Одно удовольствие. При чем тут деревня?
Свет погас наконец.
Поехали,сказал молодой человек и снял пиджак. Фильм, правда, был хороший. Но Ольгу волновала близость молодого человека, она почувствовала плечом его руку и отвлеклась от картины. Можно бы отодвинуться и сосредоточиться на картине... В конце концов Ольга так и сделала. Но теперь она слышала запах «Шипра», исходивший от его лица. И это тоже отвлекало. Это вконец вывело из себя Ольгу. Впору было встать и уйти. Черт знает что лезло в голову, захотелось вдруг крепко прижать его к себе и шепнуть на ухо ласково: «А ты еще совсем-совсем маленький». У нее даже голова заболела от волнения. И в ушах пошумливало. «Да ты что, девка?»пыталась она унять себя. Едва досидела до конца сеанса. Вышли вместе. Ольга глубоко вздохнула.
Душно...
Хорошая картина. Оказывается, не надо ничем удивлять,молодой человек задумчиво сморщил лоб и потрогал его пальцем.Лев Толстой говорил: «Если хочешь что сказать, скажи прямо». Правильно.
Пойдемте на речку? Так пить захотелось, не дотерплю до дома.
Пошли на речку.
Волнение Ольги поулеглось, и она теперь думала: «Что это? Любовь, что ли? Боже милостивый!..»
Как вас зовут?
Юрий. А вас?
Ольга.
Вот такие-то дела, Юрий Батькович,Ольгу опять стало одолевать волнение.Как говорил Лев Толстой?
Юрий что-то начал понимать. Молчал. Растерялся, наверно.
В темном месте Ольга остановилась. Юрий тоже. Ольгу слегка затрясло... Теперь уж она не моглаобняла его, нашла его губы и нежно поцеловала. Едва сдержала себя, чтоб не впиться в них с жадностью.
Вот так... как учил Лев Толстой. Ну что? Говори что-нибудь!Ольга еще держала его в объятиях.
Оля, что это?голос Юрия вздрагивал.Что-то не понимаю...
Ольге стало легко и весело. Теперь она обрела себя. Отпустила его, вздохнула полной грудью.
Пойдем на речку, я утоплюсь. Только не молчи, а то мне сейчас станет стыдно.
Я не молчу. Я только не понимаю...
Да я сама не понимаю! А чего непонятного, кстати? Ну, поцеловались. Ты что, до этого никогда не целовался?
Почему?..
Ну и вот. Влюбилась в тебя. Но убей бог, не знаю, за что. Ты красивый, что ли? В тебя влюблялись?
Кой черт влюблялись! Я как тюлень...
Вот, а я как раз люблю тюленей.
Подошли к речке, Ольга оперлась руками о берег, припала к воде.
Охх!.. Сейчас всю выпью,еще раз припала.
Юрий сел на камни. Молчал. Он еще не пришел в себя от случившегося.
Ну пойдем,Ольга поднялась, ополоснула руки.Я объясню, что произошло,действительно стало немножко стыдно. «Тороплюсь. Всегда тороплюсь».Произошло... я не знаю, что. Кажется, я правда влюбилась. Но поступила сейчас ужасно-ужасно глупо,Ольга говорила тихо. Ей захотелось вдруг плакать.Ужасно!.. Дура.
Не надо так, Ольга.
А иначе не могла. Мне показалось, что я тебе нужна. Понимаешь? Не сейчас, не... Всегда. И ты мне нужен. Но я... маханула так, что теперь не понимаю: это показалось или это так и есть?
Ольга,сказал вдруг твердо Юрий,я слабохарактерный человек, но иногда на меня находит... Не мучайся. Я знаю, что тебя мучает: сама первая сказала. Да еще так... сразу. Только, ради бога, не мучайся. Во-первых: если мне не сказать, я сам никогда не скажу. Во-вторых... Черт, я еще не очухался...
Иди домой. Давай очухаемся.
Подожди, Оля.
Нет, давай подумаем. Надо. Иди. До свиданья,Ольга повернулась и пошла в свою улицу. Шла скоро, не разбирая дороги. Она плакала. Это впервые за много-много лет. Она даже не помнила, когда она последний раз плакала. Плакалось, не могла успокоить себя и не могла понять: отчего же плачется-то?
На другой день Юрий рано утром пришел к Фонякиным.
Фонякин ругался по телефону в прихожей.
Здравствуйте.
Здравствуйте. Счас, минуточку...Фонякин выяснил наконец, сколько машин пойдет с рабочими на покос, повесил трубку.
Ольга Павловна дома?
Ольга?.. Спит, наверно. Счас посмотрю.
Юрий остался в прихожей.
Идет,сказал Фонякин, проходя в кухню.Садитесь, пожалуйста.
Ничего, спасибо,Юрий подождал немного в прихожей, потом вышел на крыльцо. Не заметил сам, как начал ходить по крыльцу туда-сюда.
Вышла Ольга в халате... Наступил тот самый момент, которого оба, наверно, боялись и ждали. Сколько он продолжался, этот мучительный момент?.. Смотрели в глаза друг другу...
Я не умытая еще,словно оправдываясь, сказала Ольга. Сказала негромко.
Юрий шагнул к ней, взял за руки.
Оля...
Подожди, не надо. Не говори. Я сейчас... возьму полотенце.
Оля, я только хочу сказать...
Ольга, не слушая его, ушла в дом.
Вышла она в легком ситцевом платье, которое очень было к лицу ей. На плечеполотенце.
Оля...
Не надо! Ты же сказал. Я все поняла, Юра.
Я ничего еще не сказал. Я всю ночь думал...
Теперь ты торопишься. Не надо. Давай спокойно идти... Я тоже всю ночь думала.
Мы куда?
На речку. Купаться.
Я, кстати, там пиджак забыл вчера.
Ольга засмеялась.
Утро было на редкость прекрасное. Солнце выплыло из-за горы и всю землю затопило прозрачным теплым светом. Все отсыревшее в ночной прохладекрыши домов, заборы, деревья,все отходило теперь, чуть парило, издавало волнующе-свежий, резковатый запах подгнившей древесины, зелени, подсыхающей земли... Взошло солнце, и природа светло безмолвно ликовала. Человеку бы так!
Побежим?предложила Ольга. И первая побежала. Юрий побежал за ней следом.
Неудобно немного... Оль?!негромко крикнул он на бегу.
Учитель?.. За бабой с утра пораньше?! Ольгу взял такой смех, что она остановилась и долго хохотала, запрокинув голову.
Юрий стоял рядом, улыбался, любуясь ею, такой же свежей, здоровой, чистой, как само это утро.
Ты как это утро, Ольга,сказал он.
Милый ты мой,с нежностью сказала Ольга, погладила его мягкой, теплой ладошкой по голове, по щеке.Умненький мой. Малышечка моя...
Юрия обожгла такая неожиданно сердечная, неподдельно-родная интонация и нисколько не обидело, что он «малышечка».
Пришли к реке. Пиджак Юрия лежал на берегу.
Купаться будешь?спросила Ольга, глядя на Юрия, готовая опять смеяться.
Я плавки не взял,простодушно сказал Юрий.
Ольга опять засмеялась: что-то смешно ей было сегодня, все смешно.
Сколько тебе лет, Юра?спросила она, раздеваясь.
А что?Юрий покраснел и всячески старался не выдать волнения, какое охватило его при виде ее полуобнаженного тела.
А что?
Ну так. Сколько?
Двадцать шесть,он прибавил себе полтора года.
А мнедвадцать девять,Ольга бросила платье на камни, распрямилась, чуть прогнулась назад, раскинула руки.Двадцать девять, тридцать, тридцать пять, сороквсе. Бабий вексорок лет.
Чепуха,счел нужным сказать Юрий, думая в это время: раздеваться ему или нет. И решил, что не нужно.
Ольга постояла над водой, глядя в нее, потом сразу ухнула с головой вниз... Вынырнула, охнула и поплыла от берега, загребая одной рукой. Крикнула:
Хорошо! Обожгло всю!..
Юрий понимал, что не надо бы ему сейчас раздеватьсяпоказывать свое отнюдь не атлетического сложения тело, но и сидеть дураком на берегу, когда женщина купается, тоже как-то неловко. Он быстренько, пока Ольга была далеко, скинул одежду и тоже, как она, ринулся с головой в студеную воду. Действительно обожгло.
Плыви сюда!
Юрий поплыл было, но вернулся.
«Еще судорога, на грех, сведет»,подумал он.
...Лежали на теплых камнях. Юрий нет-нет да невольно взглядывал на Ольгу. Молочно-белое, гладкое, крепкое тело ее все было в мелких светлых капельках и блестело под солнцем, как чешуйчатое.
«Такой я еще не видел»,должен был признаться Юрий.
«Приедет Петр, наделает беды,думала в это время Ольга.Убьет кого-нибудь: меня или его».
Юра, я ведь замужем,сказала она серьезно. И ждала, что скажет Юрий. Рук с лица, которыми защищала глаза от солнца, не отняла.
Ну и что?спросил Юрий.Разве не бывает?..
Бывает,согласилась Ольга.Ты поможешь мне закончить институт,Ольга отняла руки от лица, приподнялась на локте.Я все перезабыла.
Вспомним! Чего там помогать-то, господи.
Нет, не просто окончитьне так. Так я могу. Все должно быть очень серьезно, Юра. Все должно быть удивительно серьезно, ты не представляешь себе, как! Должна быть огромная библиотека с редкими книгами. Должно быть два стола... Ночь. За одним ты, за другим я. Полумрак, только горят настольные лампы. И больше ничего. Два стола, два стула, две раскладушки... Нет, одна такая широченная старинная кровать, застеленная лоскутным одеялом. И наволочки на подушкахситцевые, с цветочками... Ты кого больше всех любишь из ученого мира?
Коперника,первое, что пришло в голову, сказал Юрий; он никогда так не думал: кого именно больше всех.
А яЦиолковского. Я видела в Калуге его домик... Здорово этопочти всю жизнь прожить непризнанным. Только под конец, когда уже ничего не нужно... А?
Этоподвижники,согласился Юрий. Его тоже постепенно захватывало чувство, какое владело сейчас Ольгой; она умела заражать.Эточисто российское явление.
Вот именно! А еще в доме должна быть мастерская...
Какая мастерская?
Столярная и слесарная. Много-много всяческих инструментов! Столы мы себе сами сделаем...Ольга резко качнула головой, стряхивая каплю воды, наползавшую со лба на глаз. Пристально посмотрела на Юрия, так, что тому не по себе как-то стало. Легла на спину и опять закрыла лицо руками. И замолчала.
Четыре дня не было Петра Ивлева. Все эти четыре дня Ольга уходила вечером из дома и возвращалась глубокой ночью.
Фонякин зачуял что-то недоброе. Попробовал было поговорить с женой, та отмахнулась.
В клуб ходит, куда еще.
Каждый вечер-то?
А чего тут такого? Что она, старуха, что ли?
Она мужняя женавот что тут такого!рассердился Фонякин.Нет мужа доманечего одной по ночам шляться.
Жена нехорошо покривилась.
Муж...
А кто же он ей?
Не паравот кто!выпалила жена.Вывезла!.. Таких-то у нас своих хоть отбавляй.
Во-он ты как,Фонякин понял, что жена, если что и знает, не скажет: зять был ей не по душе.
И запала ему в голову неспокойная дума.
«Против Петьки что-то замышляют, не иначе».
Один раз застал мать и дочь, о чем-то оживленно беседующих. При его появлении обе враз смолкли. Ольга ушла в свою комнату.
Чего затеваете?прямо спросил Фонякин.
Жена притворно всполошилась:
Ты что?! Чего затеваем? Господи-батюшка!.. Скажет тоже.
Смотри,пригрозил Фонякин.Я вам парня в обиду не дам. Поняла?
А на пятый день ему принесли в кабинет письмо. Ему лично.
«Уважаемый т. Фонякин!
Мы вас на самом деле уважаем, вы тут ни при чем. Но уймите как-нибудь свою кобылу-дочь. Это же стыд гольный! Ведь он, как ни говорите, учитель, наших детей учит. И она, мы слышали, тоже учительствовать собирается. Какой же они пример...»
Фонякин не дочитал письмо; у него в кабинете было много народу. Сидел, как помоями облитый, боялся посмотреть в глаза людям.
«Вот оно!.. Начинается»,думал.
Крепился, сколько мог, потом не выдержал, сказал:
Товарищи, мне что-то... того... худо малость. Пойду полежу. Закончим на этом.
Шел домой скорым шагом. Правая рукав кармане, письмо в кулакесжал так, что ладонь вспотела.
«Вся деревня знает уже. Сволочи! Одни мы с Петькой, как Исусы... Ну, погодите!»
Вошел в дом мрачнее тучи.
Жена, увидев его, встревожилась.
Что? Опять? Врача, может?..
Позови Ольгу. Сама уйди куда-нибудь с глаз долой.
А что такое, Павел?..
Я кому сказал!
Жена, чувствуя грозу, пошла исполнять приказание.
Ольга явилась спокойная, чуть собраннее, чем всегда.
«Какая женщина... жена, мать могла бы быть»,невольно подумал Фонякин.
Что, папа?
Вот!..Фонякин бросил к ногам дочери письмо.Сочинение прислали. Учительницей собираешься быть? Читай!Фонякин раскалялся все больше.Там ошибки, наверно, но там в лицо плюют!
Ольга даже не глянула на письмо.
Анонимка? Не надо было читать...
А что мне делать?!крикнул Фонякин.Глаза себе выколоть?
Не надо читать, я сама все расскажу.
Фонякин не ожидал такого. Даже несколько растерялся.
Что ты можешь рассказать?
Я познакомилась с учителем Юрием Александровичем, мы стали друзьями...
«И как спокойно!»с холодной яростью подумал Фонякин.
Мы, очевидно, поженимся. Вот и все.
Как молотком били по голове, только удары были какие-то тупые и туго доходили до сознания Фонякина.
А как же...хотел заговорить он тоже спокойно.Как же Петька?..голос прерывался, спокойствия не получалось. Он чувствовал, что сейчас сорвется. И Ольга чувствовала это, но оставалась спокойной. Это-то больше всего и взбесило Фонякина.Муж как же?..
Я никогда не любила его. Он знает об этом.
Фонякин поднялся.
Иди сюда,сказал он.
Ольга помедлила секунду, подошла.
Отец ударил ее по щеке. И потом еще раз и еще... Ольга попятилась от него.
Еще,попросила.
Фонякин шагнул и ударил еще.
Шлюха.
Еще бей!
Шлюха! Вон из...Фонякин задыхался.
Еще бей!требовала Ольга.
Фонякин схватился за сердце, стал торопливо искать глазами место, куда присесть. Он сделался белый, губы посинели...
Папа!вскрикнула Ольга.Папа, что с тобой?
Вбежала мать.
Паша!
Не орите!с трудом сказал Фонякин, осторожно опускаясь в кресло. Дай глицерин. Скорей. В баночке...
Жена нашла нитроглицерин, Фонякин проглотил таблетку, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Женщины замерли около него.
Долго все молчали.
Седин не пожалела,негромко заговорил Фонякин, не открывая глаз.Не пощадила...
Папа, при чем здесь ты?
Мать дернула дочь за руку, показала глазами на дверь. Ольга вышла.
Отец, конечно, ни при чем. Эх, вы...
Паша, успокойся. Ну не надо сейчас-то...
Ты замолчи!Фонякин вздохнул и сам замолчал. Только часто и глубоко дышал.
Вечером Ольга ушла из дома. Совсем.
Через два дня приехал Петр.
Тещи дома не было, Петр прошел в комнату Фонякина.
Павел Николаевич лежал в кровати.
Что, опять?спросил Петр. Даже не поздоровался.
Фонякин за эти два дня изменился до неузнаваемости: глаза впали, нос заострился, как у покойника, на щеках, в морщинах залегли нехорошие тени.
Сядь, Петро,сказал он. Сам несколько приподнялся на подушках.Как дома?
Тетку схоронил,Петр отодвинул на стуле лекарства, присел на краешек. Хотел закурить, но спохватился.
Да, кури! Дай, я тоже закурю.
Может, не надо?
Закурили.
Что с теткой-то?
Рак желудка. Пятнадцать килограмм от человека осталось.
Успел еще?
Успел. Только не узнала...
Долго молчали.
Ну, крепись, Петро... Все к одному: Ольга ушла из дома. К учителю... есть тут у нас...