Звук ключа в замке, писк петлейэто Агата. Звон бутылок, бульканье жидкости в стакан. Сейчас она снимает свои лодочки, раз молчит. Интересно, трусы снимет или нет? Можно поспорить с самим собой. «Если подойдёт в нижнем белье, бросаю куритьнеделю». Тишина. Хм-м, крадётся сзади, наверное.
Детка, я рисую.
Тишина. Может повернуть голову, нет, не поверну, не дождёшься, хочешь поиграть со мной, ну что же, давай. Только я не здесь, а на полотне, этот убитый фазанэто я, моя дурная голова свисла со стола, ты убила меня двадцать лет назад, поделившись своим шоколадом.
Нет, она меня просто выдернула из картины, протянув под локоть колено, пылающее жаром восставшей плоти, её дыхание, отдающее шоколадом, который мерзавка успела стянуть у комода, теперь было у моего самого уха, влажный рот покусывал мочку уха. Заставила вздрогнуть. Нога с кошачьим проворством переметнулась влево, и небольшой зад оказался на коленях, как следствие случившегося, не послушная более кисть с красной краской упала на пол, оставив блестящую кляксу фазаньей крови, таким образом освободив руку от музы, которая не преминула, в свою очередь, шаловливо скользнуть между шёлком голубой юбки и бедром, беспрепятственно пройдя к самому лону.
О, какое счастье, буду курить эту неделю, пробормотал он, не найдя ничего, кроме плоти.
Тебя, как всегда, трудно понять, о чём ты? впиваясь губами в рот. Закрой глаза и молчи, притягивая к себе рукой запрокинутую напрочь голову.
На следующий день прямо с утра зарядил липкий дождь. Говорят, что дождь очищаетомывает на прощание дурные мысли, идеи, провожая их последний путь; смывает всё, что было раньше, осветляя всё новое, которое обязательно придёт на смену старому.
«Не пойду я сегодня на работу», решил Макс, глядя на ручейки, бегущие по стеклу замызганного окна. Через десять минут он был выбрит, одет и ехал по кольцевой в сторону Кламара. Поторчав немного в пробке, он все-таки успел подъехать по адресу, когда Агата с мужем выходили из подъезда, она в длинном плаще, он в короткой куртке, поцеловал её в губы на прощание, у Макса защемило сердце, сказал что-то на прощание и повёл детей, очевидно, в сторону школы. Подождав, пока Агата сядет в машину и отъедет на приличное расстояние, он вышел из своего «Ситроена», злобно хлопнул дверью, засунул голову поглубже в воротник, пошёл в направлении, куда шли отец с детьми. Поравнявшись с ними, он спросил егов правильном ли направлении идёт к мэрии. Супруг Агаты остановился, изумлённо посмотрел на него и сказал:
Ну что вы, это в противоположную сторону.
На Макса смотрел небольшого роста опрятно одетый человек в дорогих очках. У него было простое, спокойное лицо маленького буржуа и холёные руки пианиста. «Именно те, которые лапают по ночам Агату», промелькнуло у него в голове. В нём сразу проснулся животный инстинкт поверженного самца, ему вдруг ужасно захотелось врезать ему по очкам, он еле себя сдерживал, неизвестно, чем бы всё это кончилось между ними, если не дети. Они с любопытством смотрели на него большими серыми глазами, как у их матери, и ужасно кого-то ему напоминали. Взяв себя в руки, извинившись, он повернул назад и пошёл к машине, больше не оборачиваясь. Было около одиннадцати, когда он зашёл домой, первым делом он бросился к шкафу, выпил виски ,словно стакан воды, сел напротив мольберта и стал нервно рисовать, пытаясь закончить натюрморт с фазаном, через десять минут полотно было изорвано в клочья, рамка разбита об стенку, потом он обессиленно рухнул на диван, закрыл глаза и протяжно завыл, как побитая собака. Во всём теле чувствовалась страшная слабость, его подташнивало, он повернулся на бок и ощутил приступы сильной мигрени. Голова просто раскалывалась от боли, словно внутри здоровый деревенский кузнец бил по наковальне. Он был унижен, опустошён, будто пустая бутылка из-под вина, валяющаяся около мусорки.
«Зачем я пошёл, почему я это сделал, чтобы сейчас отдать концы? кричал он в пустоту мастерской. Хоть вешайся. Если жизньстрадания, наложить на себя рукикак выход из положения». «А что, собственно, случилось? спрашивал его внутренний голос. Что ты хотел там увидеть? Успокойся, радуйся чужому счастью, это же семья Агаты». «Я бы и обрадовался, да вот есть ли оно там?» возражал злорадно дух противоречия.
Вернувшись, как обычно, вечером с пощади Тертр, на которую он ходил теперь как на работу, правда без выходных, Макс уже потянулся к шкафу, где была непочатая бутылка ирландского виски, как зазвенел телефон. Это была Агата.
Давно пришёл, дорогой? голос был немного взволнован.
Только зашёл, даже виски не успел себе налить.
Есть неплохой заказ для тебя.
Да? удивлённо. И что это за заказ такой?
Ты когда-нибудь работал с натурщицами?
Нет, не приходилось.
В голове промелькнули удручающие воспоминания юности.
Завтра придёт к тебе молодая женщина, надо будет сделать её обнажённый портрет.
Рядом со мной на Монмартре работает художник, мой сосед, Николя, я тебе рассказывал о нём, может, к нему отправим её, он специализируется на обнажённых женщинах рядом с диванами.
Тебе деньги больше не нужны?
Нет, нет, конечно, нужны, только днём я занят, могу только вечером, ты же знаешь моё расписание.
Тогда не выдумывай, бери заказ, когда тебе предлагают, она согласна на любое время суток.
А она хоть хорошенькая, или старуха какая-нибудь, ты же знаешь, я без музы не работаю.
Она просто красавица.
А ты не ревнуешь?
В трубке появилась тревожная тишина, нарушаемая жужжанием мухи на окне.
Дурак, конечно ревную, но тебе же деньги нужны, наконец послышалось с другого конца.
Как и было обговорено с Агатой, после семи вечера в дверь три раза постучали.
Да! Да! Входите, я не запираюсь, заканчивая последний мазок на клюве нового фазана. Скрип двери, послышались шаги. Не оборачиваясь:
Проходите, присаживайтесь, вас Сесилия, кажется, зовут.
Да, Сесиль, здравствуйте, как у вас здесь красками пахнет.
А меня Макс, поварачиваясь. Ах, это вы! не удержавшись, воскликнул он, увидев её.
Мы где-то встречались? удивлённо делая брови дугой.
Нет, нет, простите, мне, наверное, показалось, что я вас где-то уже видел.
Он не ошибся, это те самые миндалевидные глаза, которые он заметил в той забегаловке, когда ждал Агату. Теперь он имел возможность разглядеть вблизи их ошеломляющий цвет, нечто среднее между зелёным и голубым, их разрез просто совершенен. Холодная улыбка кремовых губ, наигранное оживление смазливого лица выдавали в ней внутреннее волнение, которое она пыталась неумело замаскировать.
Кофе, виски? стараясь как-то разрядить обстановку, бодро спросил Макс, откладывая в сторону кисть с зелёной краской
Спасибо, я редко пью, присаживаясь на диван.
А я выпью чего-нибудь, извлекая из шкафа дешёвый бурбон и замызганный отпечатками пальцев и краски стакан. Как вы хотите, чтобы я вас изобразил? Например, портрет был бы бесподобен. У вас очень выразительные глаза.
«Это что, если бы ты ещё видел её попу», подумал Макс.
Я желаю в стиле ню.
Хорошо, немного опешив, как скажете, неловко опрокидывая на пол стакан, который разбился вдребезги. Простите, в последнее время я стал таким неуклюжим, собирая осколки стекла с пола.
Он ненавидел себя в эту минуту за свои похотливые мысли, непрофессионализм, неумение разговаривать с незнакомой женщиной. Немного успокоившись, наконец собрав осколки, он налил себе новый стакан, на этот раз без приключений, опрокинул содержимое прямо себе в глотку и почувствовал, как алкоголь, обжигая гортань теплом, спустился в желудок.
Тогда завтра вечером и начнём, предложил он.
А можно сейчас? робко спросила она.
Конечно, немного задумавшись. Подготовьтесь, пожалуйста, сядьте на табуретку перед мольбертоми можем начать.
Отвернитесь, пока я разденусь, скрипнув молнией на юбке, приказала она.
А потом смотреть можно? как-то неловко засмеявшись.
Потом можно, бросая юбку на пол.
Можно полюбопытствовать, почему вы выбрали именно меня? смотря в сторону
Мне вас порекомендовала Агата, продолжая раздеваться.
Я могу повернуться?
Да, конечно, уже сидя на высокой табуретке, слегка раздвинув узкие бёдра.
Если устанете, вам будет холодно или неудобно, не стесняйтесьтолько скажите, не спуская глаз с восхитительно выпуклого бюста.
Спасибо, вы очень любезны.
Не могли бы вы откинуться чуть назад с небольшим наклоном влево?
Так хорошо? меняя позу, со вздохом. А впрочем, можете сами подойти и показать, как лучше.
Я не имею права к вам прикасаться, вы модель.
Сам ты модель, это моё тело, с раздражением, я разрешаю, кокетливо поправляя кончиками пальцев сбившиеся в сторону волосы.
Макс промолчал, стараясь сохранять спокойствие, подошёл к ней, взял её за плечи и слегка оттолкнул назад, отошёл, посмотрел и попросил чуть переставить ногу в сторону, не спуская горящих глаз с бритого лобка.
То ли сама обстановка, цвета, краски, то ли вид обнаженного тела так действовали на него, его сердце, словно воробей в руке, трепыхалось от нахлынувших волнений и эмоций. Каких ему стоило неимоверных усилий держать себя в руках, свидетельствовали лишь лёгкая дрожь в пальцах и испарина на лбу. Её глаза цвета голубого апатита с озорством следили за ним, не удержавшись, она всё же хихикнула.
У неё были необыкновенно стройные и соразмерные части фигуры. Особенно сводила с ума небольшая грудь, лисий носик. Последний раз оглядев её с ног до головы, пятясь назад, он наткнулся на табуретку, ещё один сдержанный смешок с её стороны, улыбнувшись, он вернулся за мольберт и начал накладывать слой за слоем мазки краски, почувствовав, как у него пересохло во рту. «Что за проклятие на мою голову, эти натурщицы! Надо как-то привыкать к ним! А ведь она не натурщица, это ты дурак», мелькало в голове.
Зачем вам обнажённый портрет? немного успокоившись.
Зачем, зачем, потому что мои родители были настолько глупы, что не сфотографировали меня в детстве голенькой.
Решили наверстать упущенное, с ухмылкой.
Представь себе, что да! Когда ты начинаешь всё-таки понимать, что жизнь коротка, и стараешься наверстать то, чему раньше не придавал значения, проходил мимо, стараясь соблюдать моральные принципы общества, в котором живёшь, которое в конечном итоге оказалось никому не нужной шелухой, да заполнить своё существование былыми упущениями и отказаться от наивных заблуждений, действительность приобретает сокровенный смысл.
Если бы я сейчас не видел передо мной молодую женщину, то подумал бы, что слышу старушку, у которой начались боли в суставах перед дождём.
Да, я старуха, то, что видят ваши глаза художника, это всего лишь оболочка, а что у меня внутри, вам не надо знать, парировала она с истерическими нотками в голосе.
Простите, если я вас обидел.
Черты её лица стали удивительно хороши, она была из тех редких женщин, которым даже гнев шёл.
Да ради Бога, вставая с табуретки. На сегодня сеанс окончен!
«Удивительная женщина. Такое сочетание нежной капризности в соразмерности с нервозной стервотностью даже в наши дни тотальной вседозволенностибольшая редкость», подумал художник, провожая Сесиль изумлёнными глазами к дивану, где была разбросана её одежда.
Отвернитесь, я не люблю, когда пялятся на меня без причины.
Я жду вас завтра в это же время, отворачиваясь второй раз за вечер.
На следующий день опять было дождливое утро после неспокойной ночи, что подтверждала скомканная в верёвку простынь и одеяло на полу.
Бездомный кот злобно мяукал за окном, ему вторил над головой хаотичный стук беспокойных каблучков соседки, собиравшейся выйти на работу. Протирание глаз, последний зевок, умывальник, пена для бритья, блестящий подбородок, пролитый на ходу кофе, ботинки, мольберт, уличная толчея и наконец долгожданный автобус.
Монмартр был тоже печален. Николя и Жаклин пили кофе в кафе напротив и тоскливо смотрели в окно в надежде, что дождь наконец прекратится.
Присаживайся, Макс, сейчас кофе для тебя попросим.
Что-то ты какой то помятый сегодня, плохо спал ночью?
Полнолуние, заметил Николя, делая знак официанту, чтобы тот принёс кофе.
Много ты понимаешь, он провёл бурную ночь любви под луной за окном, наигранно зевнула Жаклин.
Не угадали, ничего не было, у меня сегодня ночью просто бессонница.
Слышал новость: у нас конфликт с рестораторами, они за счёт нашей площади расширяют свою жилплощадь, ставят свои столики, стулья, сказала Жаклин, обращаясь преимущественно к Максу.
Это уже не первый год такое, заметил Николя, переворачивая кофейную чашку вверх дном.
Да они вообще работают благодаря нам, если убрать всех художников с площади, они разорятся за три дня, улицы просто пустые будут, выслушав обоих, заключил Макс.
Хотел бы я это увидеть, но сейчас мы сидим и пьём кофе у них, как последние предатели.
Да ладно вам, сразу предатели, от одной чашечки кофе не убудет, снисходительно заметил Николя.
Вот так всегда, на большее, чем пожаловаться друг другу, мы не способны.
Кажется, дождь прекратился, щурясь от внезапно вынырнувшего из облаков солнца. Если не обманет турист из России и придёт, то у меня будет восемьсот евро вечером.
Значит, ужинаем в ресторане сегодня?
А как же, у меня второй месяц за квартиру неуплата.
Что ж ты молчал, я бы тебе денег одолжила, сокрушаясь.
У меня долги вездеза свет, кредит, мяснику, машина с просроченным техническим контролем, куча штрафов за парковку.
Ты не один такой, Николя, мы все в одной галере, пожимая плечами, сказал Макс.
Кстати, вы заметили, что там творится на балконе второго этажа дома напротив?
Нет, а что? с интересом спросила Жаклин.
А вы посмотрите, кто-то решил разводить орхидеи на балконе.
Да? подымая брови с удивлением. Ну и что, мой дорогой Николя?
А то, что орхидеи не растут в Париже! Конечно, растение это довольно-таки капризное, не может расти где попало, даже на окне, любит тепло и боится перепадов температуры.
Вот именно, солнца и тепла, что редкость в этом душном городе, не преминул вставить Макс со своим акцентом южанина.
А я вижу три орхидеи, пока ещё зеленоватые, с нераспустившимися бутонами.
Попомните мои слова, они завянут к осени, подымая указательный палец.
А если нет?
Я съем тюбик красной краски.
Макс, запомни его слова насчёт тюбика.
Здесь люди не приживаются, а не то что орхидеи, банда вы лопухов из леса.
Подъезжая к дому после работы, Макс не забыл, что у него сегодня намечалось продолжение вчерашнего вечера, ещё одна встреча с красивой женщиной, ставшей временно натурщицей, чтобы повесить у себя дома на стене обнажённый портрет. Что этокаприз, причуда богатой тётеньки? Кризис лет? Странная вещьон не спешил, даже как-то оттягивал время, такое у него было впервые, ему позарез нужны были деньги, и он не стремился их заполучить. Она, безусловно, была необыкновенно обаятельной женщиной, и, как художник, он не мог это не заметить, даже больше: она его притягивала, её глаза снились ему не одну ночь, они смотрели на него, следили за ним, преследовали его. Однажды, проснувшись утром рано, он вспомнил сон, что видел этой ночью, обычно он не видел сны или не помнил их. А здесь они сидели вместе на дощатом полу в полутёмной комнате, она в одной полупрозрачной рубашке и жаловалась на жизнь, а потом они поцеловались. Сладко потянувшись, он вдруг вздрогнул, изумился, что это было? А где же Агата?
В ней было что-то настораживающее для него, особенно несколько странных совпадений. Неделю назад он видит её в баре, Агата не приходит на свидание, её звать так же, как и младшую дочь Агаты, и потом она ему позирует в мастерской. Что это? Совпадение? Случайное стечение обстоятельств? Ее вольная манера разговаривать с ним. «Что-то здесь не так, думал он, где вообще Агата нашла её?»
Спускаясь к себе в подвальное помещение, в темноте (вот уже третий день как перегорела лампочка в коридоре) он чуть не столкнулся с ней у двери, где она его терпеливо ждала.
Я уже думала, что вы вообще не придёте, показывая на запястье циферблат «Радо» с микроскопическими брильянтиками.
Кофе, виски, Coca-Cola, вы традиционно отказываетесь выпить у меня, не обращая внимания на часы.
Добрый вечер, художник, замечу вам, что мы всё ещё стоим перед закрытой дверью.
И я вам бесконечно рад, ища замочную скважину в темноте ключом и не попадая в неё.