Луна - Анна Джейн 14 стр.


А потом он резко переводит разговор:

 Как сажать эти чертовы цветы?

 Руками,  спокойно отвечаю я.  Да зачем вас вообще в сад отправили?

Мистер Бин пожимает плечами. А я, вздыхая, начинаю ему рассказывать о том, как правильно сажать цветы, и увлекаюсь так, что делаю это вместе с ним. Мы опускаем саженцы в сухие лунки, кем-то заранее подготовленные, и он ругается на все на свете  недоволен всем, начиная от формы лунок, заканчивая цветом стеблей саженцев. Однако слушать его весьма забавно. И командовать им  тоже.

 Обрезайте, оставьте почек пять Теперь делайте холмик  да, прямо в лунке Опускайте саженец Засыпайте землей Утаптывать так сильно не нужно А теперь хорошенько полейте Куда столько воды?!  спрашиваю я, видя, как щедро поливает саженцы в земле мистер Бин.  Розы любят воду, но ненавидят застаивание воды у корней!

 Я тоже много чего не люблю!  топает он ногой как капризный ребенок.  Почему я должен заниматься этим?!

 Потому что вам за это платят,  назидательно говорю я. Мистеру Бину нечего возразить.

Солнце уже ярко светит над нашими головами, а мы сидим на симпатичной скамье неподалеку от саженцев. Настроение у меня почти умиротворенное. Кажется, что мы далеко за городом, в тишине и покое, какие бывают только ранним утром в отдаленных местечках, в которых едва теплится жизнь.

 Откуда такие познания, Мэгги?  спрашивает мистер Бин.

 Дедушка научил,  говорю я.  У нас в саду росло кое-что.

 А сейчас не растет?

 А сейчас дедушки нет,  спокойно отвечаю я. У тети не получается ухаживать за растениями.

 А родители где?  пытливо смотрит на меня мистер Бин.

 Их нет.  Он не бормочет слова соболезнования, как некоторые, и не начинает расспрашивать, что с ними случилось. Просто принимает к сведению и продолжает расспросы:

 Почему у тебя такие руки неухоженные?

 Какие?  не сразу понимаю я и смотрю на свои пальцы. Кожа на кончиках  довольно грубая, на правой руке ногти длиннее, не покрытые никаким лаком.

 Я музыкант, мистер Бин,  отвечаю я.

Он скептически хмыкает и говорит почему-то:

 Еще одна. Зачем тебе это?

 Зачем быть музыкантом? Это моя мечта,  я смотрю на него с недоумением. А он смотрит на меня как на душевнобольную и уточняет:

 Что, твоя мечта  стать нищебродом?

 Эй,  оскорбляюсь я.  Мистер Бин, а ваша мечта  прислуживать хозяину этого дома?

 А у меня нет мечты, Мэгги,  хищно раздувая ноздри, отвечает он,  у меня есть только цели. Долгосрочные и краткосрочные.

 Я так понимаю, краткосрочные  это посадить розы, а долгосрочные  помочь приготовить обед?  весело спрашиваю я.

 Ты просто не знаешь цену деньгам,  в его голосе отчего-то слышится отвращение.

 Зато я знаю цену себе. И своей музыке.

Ему нравится мой ответ  он лукаво щурится и смотрит на меня оценивающе:

 И что, достигла ли ты столь же впечатляющих успехов, таких, как в уходе за розами?

 Все еще впереди,  отвечаю я с достоинством.

Мистер Бин откровенно издевается:

 Так говорят все неудачники. Занялась бы ты лучше чем-нибудь полезным.

 Ну спасибо,  говорю я.  Вы просто гений мотивации. Моя самооценка взлетела до небес.

 Тебе не хватает отца, Мэгги. Дочь хозяина тоже занималась музыкой, тайно,  говорит он злорадно.  Но он дал ей понять, что не потерпит подобного. Долг отца  наставить ребенка на путь истинный.

 Долг отца  любить,  морщусь я.  Ваш хозяин  глупый и деспотичный мудак.

 Да ты что,  оскаливается мистер Бин.  Наш хозяин хочет, чтобы дочь не нуждалась. И не хочет видеть на своей репутации пятно в виде опустившейся идиотки, очередную пьяную тусовку которой обсуждает вся страна.

 Наверное, тяжело быть таким богатым, как ваш хозяин,  говорю я.

 Не знаю,  дергает он плечом.

 Постоянно нужно думать о том, как заработать новые деньги и не потерять старые. С ума сойти. Наверное, поэтому ни о чем другом он думать не может! Боже, как не повезло этой Диане,  продолжаю я с сочувствием.  Вместо того чтобы помочь, отец запрещает ей заниматься любимым делом.

 И как он должен ей помочь? Купить всех?  со скепсисом в голосе спрашивает он.

 Нанять нужных людей и сделать грамотный промоушен  с его-то деньгами это не должно быть проблемой,  отвечаю я.  Если эта Диана стоит хоть чего-нибудь, люди будут слушать ее. А если промоушен не поможет, значит, отец сможет ей объяснить, что музыка  не ее. Человеку нужно давать шанс, особенно если это твоя дочь.

 Какой еще шанс? Глупости все это,  каркающе смеется он.

 Даже преступникам его дают!

 Что-то ты умная не по годам,  фыркает мистер Бин.

 А вы  сварливый. Еще десять лет, и вы превратитесь в дряхлого старикашку с ужасным характером,  говорю я весело.  Смотрите на мир позитивно.

 Ха!  говорит он.  Займись чем-нибудь полезным, Мэгги. Зарабатывай деньги, чтобы не пришлось жить на улице. А лучше  выйди-ка замуж.

Я заливисто смеюсь  так громко, что с тонкой изогнутой ветки срывается испуганная птичка.

 А вы забавный!

Мистер Бин только лишь качает наполовину седой головой, явно сомневаясь в моих умственных способностях, но по его глазам я вижу, что и ему смешно. А потом он долго и нудно высказывает мне все это вслух. В какой-то момент мне кажется, что на меня кто-то пристально смотрит, и я резко поворачиваюсь к особняку, но никого не замечаю.

Через полчаса, поговорив и вволю воткнув друг в друга шпильки, мы прощаемся. Солнце над нами золотится, на голубом небе  ни единого облачка, безветренно  видимо, сегодня будет хорошая погода. Мне совсем не хочется спать. Все, что я хочу,  так это быстрее попасть домой. Беседа с ворчливым помощником повара помогла мне скоротать время.

 До свидания, мистер Бин,  говорю я.  Берегите спину от напряжения. И ворчите меньше.

 До свидания, Мэгги. Береги разум от иллюзий. И мечтай меньше,  отзывается он.

 А вы больше не работайте вместо садовника. Сад этого не заслужил.

Я улыбаюсь, машу ему и ухожу в сторону особняка, надеясь, что правильно запомнила местонахождение своих апартаментов. Ужасно хочется есть.

 Эй!  вдруг окликает меня мистер Бин. Я оборачиваюсь.

 Что?

 Подойди,  велит он и спрашивает зачем-то:  Есть на чем записать номер?

Я мотаю головой и смеюсь:

 Вы хотите дать мне свой телефон? Вы, конечно, можете, но

 Дура!  рявкает он.  Раз не на чем записать, запоминай.

И он диктует номер телефона по памяти и заставляет меня повторить. Память на цифры у меня отличная.

 Сегодня же позвони по этому телефону и скажи, что ты  от мистера Бина.

 И что,  спрашиваю я иронично,  мне дадут миллион?

На меня смотрят, как на шевелящего усами таракана.

 Это номер телефона одного музыкального продюсера. Так, ничего особенного  он занимается с каким-то отребьем вроде тебя. Но я знаю, что он ищет хороших исполнителей. Позвони и скажи, что от мистера Бина. А потом сходи на прослушивание.

А потом он с чувством глубокого самоудовлетворения изрекает:

 Людям же нужно давать шанс.

Я удивленно смотрю на помощника повара. Откуда он знает музыкального продюсера?

 Второй зять моей сестры,  поясняет мистер Бин и хмыкает.  Должен мне денег.

На этой ноте мы с ним прощаемся, я повторяю, что позитив  это здорово, и убегаю. Свое окно я нахожу довольно легко и, перелезая через него, думаю, что, должно быть, у охраны сложилось обо мне крайне странное мнение.

Надеюсь, бледно-желтый куст будет в порядке. А из саженцев вырастут замечательные розы.

В темном саду расцветают сладкие белые розы,

И пахнет старыми тайнами, звездами и цветами.

Звездный садовник ответит тебе на твои вопросы.

И вскроются грани между реальностью и мечтами.

Глава 6. Лазурь и мята

Привычка быть счастливым  самая лучшая.

Диане кажется, что она стала круглой Луной  повисла в темном пространстве, не знающем течения времени, застыла неподвижным космическим телом в пустоте, потерялась среди слепящих огней в пространстве, которое существовало всегда и которого никогда не было.

А была ли когда-нибудь она сама?

Диана Эбигейл Мунлайт.

Ее имя пробуждает непонятную слабую волну чувств, и по Луне бегут стремительными геометрическими линиями странные узоры. С Земли их не видно. На Земле не знают, что она, Диана-Луна  живая, всего-навсего лишь замороженная, погруженная в вечный анабиоз.

Раньше бесконечность ее пугала, казалась предвестником забвения, теперь же она сама  часть бесконечности. Бесконечность вмерзла кристаллами в ее волосы, изморозью покрыла бледную кожу, пропитала словно слезами ресницы и стекает по холодным щекам. Бесконечность  в каждой вене. Теперь Диану пугает то, что он потеряет свою бесконечность, потеряет свой свет.

Потеряет музыку.

Она  это свет. Пусть ночной  но все же.

По твердой поверхности Луны пробегают цепочками всполохи мягкого лазурного блеска. Постепенно она пробуждается, находит себя, но теряет бесконечность. Она смотрит на узоры созвездий, пролетающие мимо кометы  как часто их путают с падающими звездами!  на космический мусор, которого становится все больше и больше. Воспоминания становятся ярче, она слышит голоса, видит фрагменты из прошлого, начинает чувствовать И первое, что накрывает ее с головой,  это боль, глубокая, въевшаяся в душу, невесомая, как перо из крыла ангела.

Луна дрожит и искрится лазурью.

Но все еще светит.

Боль возвращает чувства Дианы окончательно, истощая бесконечность. И как только девушка понимает, что ее свет  лишь часть отраженного солнечного света, что даже Земля отражает куда больше света, чем Луна, она откалывается от Луны и начинает стремительно падать, превратившись в точку.

Диана несется к Земле с невероятной скоростью, и когда до столкновения остается совсем немного, Диана, вздрогнув всем телом, распахивает глаза.

Она обреченно смотрит в белый потолок, моментально поняв, что находится в своей комнате, лежит на кровати и накрыта теплым одеялом  до самого подбородка. Диана прислушивается к себе, понимая, что ей больше не холодно, жар больше не плавит кожу и осталась только лишь слабость и ужасная боль в горле. А еще колет руку у локтя  так и есть, укол. Ей делали капельницу  она до сих пор стоит у изголовья кровати.

Диана медленно садится  с ее лба падает влажное прохладное полотенце, и она обтирает им сухие подрагивающие руки. Диана прекрасно помнит о том, что случилось, и также прекрасно понимает, что ее нашли,  иначе и быть не могло. Она знала, что ее свобода  временная, но все-таки смогла урвать ее на несколько часов больше, чем хотели бы они.

Диана встает и идет по комнате, чувствуя почему-то, что в ней что-то не так. Словно в спальне кто-то недавно был, кто-то чужой, и это не горничная. Ничего не понимая, Диана неслышно идет дальше, похожая на привидение в длинной невесомой белой сорочке. На диване она видит уснувшую тревожным сном мать. Прямо перед ней на журнальном столике лежат какие-то бумаги и вычурные приглашения с вензелями  мать, видимо, подписывала их, когда уснула. Во сне Эмма выглядит не такой уж и безупречной  сон снимает с нее волшебство, позволяющее скрывать возраст, и Диана вдруг чувствует слабый укол совести. Она бросает на ноги матери тонкий плед и, покачиваясь от слабости, идет к бару  в горле пересохло, и Диана пьет кокосовую воду, но боль в горле не становится меньше.

Она заболела, потому что решила переночевать в парке. Какой же глупый, опрометчивый поступок. Диана касается горла пальцами, щупает его и болезненно морщится. Она уже хочет идти обратно в кровать, потому что слабость наваливается на нее сильнее и сильнее, однако ей вдруг кажется, что она слышит голос отца. Возможно, он вновь по совету личного психотерапевта занимается цветами  правда, зачем степенный мистер Браун, известный доктор философии по психологии, который при Нью-Корвенском университете основал свою собственную школу, заставляет отца сажать розы и ухаживать за ними, девушка никогда не понимала.

Диана замирает на мгновение, чувствуя яркую вспышку ненависти к этому человеку, а потом отпирает окно, не боясь льющейся из него прохлады. Она смотрит в сад и, к своему изумлению, видит у розовых кустов отца и какую-то девушку рядом с ним. Диана хватает театральный бинокль, из которого пыталась рассмотреть звезды, и наводит на них. К ее огромному и весьма неприятному удивлению, отец разговаривает с той красноволосой гитаристкой из парка  Диана отлично помнит ее лицо. Видимо, ее до сих пор не выставили из особняка. Но почему и что та, которую похитили вместо нее, делает рядом с отцом, Диана не знает. Она наблюдает за ними, отмечая про себя, что отец и красноволосая ведут оживленную беседу, и для нее это в новинку  разве можно разговаривать с этим деспотом так живо? Гитаристка не боится? И кто она, вообще, такая?

Отец, кажется, смеется, и сердце Дианы словно перетягивают атласной черной лентой. Она с шумом закрывает окно и идет в кровать. Ей противно  и от себя, и от всех них.

Диана утыкается лицом в подушку, которая едва заметно пахнет ее любимыми духами  слабо ощутимой горечью цитруса и кожей, и закрывает глаза. Завтра ей предстоит разговор с родителями, и это уже сейчас ее раздражает. Она скучает по своим друзьям, которые наверняка проклинают ее, и чувствует вину  она как черная дыра все больше ширится в ее груди. И думает о Дастине, вспоминая его образ в рекламе.

Ночью ей снится, как Николь обнимает ее, а парни стоят рядом и говорят, что все в порядке, хлопают по спине, шутят, и все, как всегда. А она плачет, но так и не может сказать простых слов извинения.

Во второй раз Диана просыпается в слезах. Ее горло болит так сильно, что она не могла вымолвить ни слова.

* * *

Часов до десяти я нахожусь в своей шикарной тюрьме в ожидании, когда меня освободят. Я надеюсь, что они нашли эту Диану, потому что мне ужасно жаль впустую потраченного времени, проведенного здесь, беспокоюсь за гитару.

Рыбина с бесцветной, ничего не значащей улыбкой заходит в гостевую спальню тогда, когда лучи солнца неспешно переползают со стены на потолок. Она вновь одета так, будто собирается на прием к Папе Римскому или к королю,  деловой костюм небесного цвета, идеально уложенные волосы, макияж, туфли на высоком каблуке. Она благоухает свежестью, в которой чувствуется цветочная нотка, но глаза ее уставшие. Рыбину сопровождают молодая женщина крайне строго вида, в очках и с пучком на голове, напоминающая злую учительницу, и двое охранников, один из которых несет мою гитару.

 Доброе утро, мисс Ховард,  приветствует меня рыбина. И тотчас стены покрываются изморозью.

 Натянуто доброе,  отвечаю я, беру гитару и аккуратно достаю ее из чехла. Осматриваю. Из моей груди вырывается вздох облегчения  с моей малышкой все в порядке.

Рыбина терпеливо ждет, когда я оторву взгляд от гитары, и открывает рот с острыми зубками:

 Нам нужно поговорить.

Она протягивает руку, и ее помощница вкладывает в нее конверт. А после уходит вместе с охранниками. Мы остаемся наедине: я сижу на диване, она  в кресле напротив. Между нами  стеклянный журнальный столик  он настолько изящен, что кажется хрустальным.

 Ваша дочь нашлась?  спрашиваю я первой.

 Да,  коротко отвечают мне.

 Надеюсь, с ней все хорошо,  из вежливости говорю я, хотя готова надрать этой Диане задницу.

 Все хорошо.  Ее мать не хочет продолжать разговор насчет дочери и резко меняет тему:  Как я и обещала, мисс Ховард: гитара доставлена вам в целости и сохранности. Кроме того, вот материальная компенсация за доставленные неудобства.

Она небрежно кидает на середину столика белоснежный конверт, в котором, по всей видимости, лежат деньги.

С одной стороны, мне, конечно же, нужны деньги  я скромная студентка Хартли, которая перебивается подработками. Но, с другой, мне становится не по себе  чувство неловкости переплетается внутри меня с неожиданной злостью. Рыбина думает, что может просто так кинуть мне подачку? Серьезно?

 Я не возьму денег,  твердо говорю я, пристально глядя на нее.

Она приподнимает идеально нарисованную бровь.

 И что вы возьмете, мисс Ховард?

Я непонимающе на нее смотрю, подавляя свой гнев, а она изучает меня. И, кажется, приходит к какому-то неправильному выводу.

Назад Дальше