Она заставляет меня замолчать, подняв руку. Но я даже со своего места это слышу: «Телефон абонента вне зоны доступа или отключён».
Отключился, зараза, снова подслеповато присмотревшись, тыкает она в экран, чтобы прервать звонок. Разговаривать не хочет. О, как дуется!
Да пусть дуется сколько хочет. Разговаривать он не хочет, посмотрите на него, встаю я.
И бесцельно слоняюсь по комнате, не находя себе места.
Даже выхожу на балкон. Но ни весёлая музыка с побережья, ни солёный морской воздух, ни опустившийся на бухту нарядный вечерничто не радует.
Не сидится, не лежится, всё об одном думается.
Сейчас вернусь, засовываю я в карман конверт и подхватываю огромный букет вместе с вазой.
Обещала себе, что ни за что не поднимусь к нему, но плевать. Хочет он, не хочет, а поговорить придётся.
И тащусь на тридцать пятый этаж в лифте с тяжеленным букетом не потому, что действительно считаю цветы чем-то уж очень обязывающим. Но не могу же я прийти просто так. А это хоть слабенький, а повод.
Он распахивает дверь, уставший, измученный, потухший, с висящим на шее развязанным галстуком, расстёгнутым воротом рубашки, но всё ещё в костюме.
Ого! Неожиданно, удивляется он и тут же словно преображается: распрямляет плечи, загорается, оживает. Это всё мне?
Тебе, вручаю ему букет.
Спасибо. Зайдёшь? Или ты только отдать? усмехается он.
Зайду, пру я на танк с вилами, хоть меня сразу с порога и слегка деморализует его спокойная уверенность и этот шутливый тон.
Прошу, подпирает он спиной дверь, держа в руках вазу.
У него в люксе, конечно, огромная двуспальная кровать, но есть и вторая комната: гостиная с уютным диванчиком и столиком. А ещё ванная с настоящей ванной, душ, и один общий балкон на обе комнаты с тяжёлой кованой мебелью.
И, конечно, вид. Просто завораживающий вид, где вечернее небо сливается с уходящим за горизонт бескрайним морем.
Дух захватывает от этой бесконечности и высоты, когда именно там я заканчиваю осмотр достопримечательностей его люкса.
Мне зайти в следующий раз? возвращаюсь я в спальню, где он уже поставил букет на плоскую низкую тумбу под огромным телевизором. Или сейчас поговорим?
Конечно, заманчиво, если ты придёшь ещё раз, присаживается он на угол кровати. Но так уж и быть, давай поговорим.
На нём вторая за день белоснежная рубашка, а на мнерастянутая футболка. На нём шикарный костюм, а на мнедомашние леггинсы. На нём его Расо Robanne из голубого стеклянного кубка, что стоит в ванной, а на мне отельный гель для душа, что пахнет как средство для мытья посуды.
В общем, я идеальный кандидат для проживания в люксе даже без него, а уж если бы меня поселили с ним
Спасибо за букет, покачиваюсь я взад-вперёд, слегка размахивая руками.
Лан, ты серьёзно? Это всего лишь цветы. Цветы. Это нормальноподарить девушке цветы.
Нет, Артём, потому что это дорогой букет. И это
Нет, он ни к чему тебя не обязывает. Пойдём, поднимается он.
Куда?
Всего лишь в гостиную. А то ты так испуганно смотришь на эту кровать. Не бойся, мягко берёт он меня за плечи, подталкивая впереди себя. Я не собирался тебя сюда заманивать. И соблазнять даже не пытаюсь. Поверь, если бы я хотел, я бы тебя давно уже соблазнил. Это просто.
Да ладно, сажусь я на диванчик.
Легче, чем тебе кажется.
Он достаёт из холодильника вино. Приносит два фужера. Штопор. И пока я устраиваюсь и подгибаю под себя ногу, уже наливает нам вина, бордового и слегка пахнущего земляникой.
Тебя соблазнить? спокойно садится он рядом, словно воды предложил. А то мне почему-то кажется: ты во мне сомневаешься. Так я наглядно покажу насколько это просто. И обычно я так не поступаю, но если ты действительно этого хочешь
Глава 29
Нет, я этого не хочу.
Но тебе интересно, правда? поднимает он свой бокал. Расскажу как это делается за поцелуй.
А потом поцелуешь и не расскажешь. Знаю я, пробую вино. Вкусно.
Если я тебя поцелую, тебе будет уже всё равно, что я после этого буду говорить,
тоже делает он глоток.
Не слишком самоуверенно?
Хочешь проверить?
Артём, предупреждающе качаю я головой.
И сейчас в тебе борется два желания: доказать мне, что ты устоишь и я слишком заносчив. И узнать: правда ли я так хорошо целуюсь. Вот так это обычно и начинается.
А если меня не впечатлит? усмехаюсь я.
А если я всё же не так хорошо целуюсь, всё же борода, все дела, я начну с любого из трёх слабых мест, которые есть у каждой девушки. Три ключевых эрогенных зоны, улыбается он. Жалость. Чувство вины. И страх оказаться хуже, чем я о тебе думаю. С чего начнём?
Э-э-э может, с чувства вины? убираю бокал и заинтересованно устраиваюсь удобнее. С последним у меня точно всё чувствительно, лучше ему не подставлять. А вот чувство вины?
Самое простое, хмыкает он и встаёт. Снимает галстук, бросает на спинку дивана пиджак, закатывает рукава.
И что ты делаешь? недоумеваю я.
Ничего особенного. Просто пойду сейчас и побреюсь. Тебе же не нравится моя борода. Ты так на неё всегда презрительно косишься. Как ты там меня зовёшь за глаза? Хоттабыч? Карабас-Барабас?
Чёрт! А я-то думала, что он и не знает, не замечает, не реагирует на мои шуточки. Понятия не имеет как я отношусь к его бороде. Хотя она мне с некоторых пор не так уж и не нравится, скорее наоборот, и я всё ещё двигаюсь в этом направлении.
Не вздумай этого делать, подскакиваю я, чтобы он и правда не вздумал испортить мне путь просветления, принятия и смирения, совсем забывая, что это игра и замираю перед ним. Чёрт!
Да, Лан, разводит он руками, прекрасно понимая, чего я вскочила. Это работает. И это просто. Мне даже цветы не нужны.
Неужели ты бы правда побрился? нервно сглатываю я, резко почувствовав себя жалким кроликом перед львом. Зайчишкой, на которых такие сверххищники, стоящие на самом верху пищевой цепи, даже не охотятся, предпочитая добычу покрупнее.
И почему я удивлена? Если он выучил китайский, не мудрено, что запомнил и несколько несложных уроков пикапа, а может и сложных, даже уровня «для особо продвинутых», поэтому это получается у него так непринуждённо и легко.
Но в том, что он может, умеет, смог бы, я точно не сомневаюсь. Я за минуту катулировала, испугалась, что он сбреет мой трофей. Эдак я и вообще осталась бы ни с чем, пришлось бы брать в заложники его паспорт, и, как минимум, страницу с семейным положением.
Хм, хороший вопрос, возвращает он на место рукава и сам возвращается на диван. Возможно и не пришлось бы, ведь ты ещё не знаешь, как я целуюсь, улыбается он.
Всё, всё, хватит. Я сдаюсь, поднимаю я руки. Я верю, искренне верю, что ты бы меня давно уже соблазнил, если бы захотел. Но чего же тогда ты хочешь от меня? Для чего вот это всё? Я не понимаю. Вот это, кладу я перед ним конверт с оплаченными экскурсиями.
Он усмехается, опускает взгляд на бокал, качает головой.
Думаешь, я пытаюсь тебя купить?
Да, именно так это и выглядит. Дорогие букеты. Дорогие подарки. Этот сокрушительный напор. Неожиданные признания. «Люблю. Куплю. Полетим». (И ведь почти «люблю». И купил. И уже прилетели, откровенно говоря). Только мне совершенно непонятно, что ты тогда пытаешься купить? Чего ты добиваешься, Артём?
Сядь, выдохнув, показывает он на место рядом с собой.
Спасибо, я постою.
Сядь, а то у меня стойкое ощущение, что ты у меня в кабинете.
Он допивает залпом вино, пока я обхожу стол и сажусь на краешек дивана.
Не знаю, что я делаю не так, наполняет он снова свой бокал и подаёт мне мой. Но это происходит только с тобой. Всегда только с тобой. С тобой я пытаюсь сделать всё правильно, а получается с точностью до наоборот, смотрит он в бокал, покачивая рубиновую жидкость. Я пытаюсь быть щедрым, показать, что мне ничего не жалко для тебяты возвращаешь мне цветы. Хочу проявить заботу, порадовать тебя, смотрит он на конверт, ведь знаю, ты очень хотела поехать, ты считаешь это унижением.
Я не считаю это унижением, отпиваю я вино. Но мне обидно, да. Я словно бедная родственница. Мне не нужны твои подачки, Артём.
О, господи, Лана, подскакивает он.
Обливается вином. Отставляет бокал.
Твою мать! разглядывает испорченную рубашку.
Застирать? поспешно встаю и я.
Да плевать на эту рубашку, отмахивается он. Какие подачки? Лан, я мужик, а не кот. Я не могу мурлыкать, сворачиваться клубочком, ластиться, чтобы ты почесала меня за ушком. Я так ухаживаю: покупаю то, что тебе важно, нужно, нравится. То, что, как мне кажется, должно делать тебя счастливой. Что ещё я могу тебе предложить? Романтический ужин, цветы, вино, даже свечивсё это тоже покупается. За деньги.
Да, я знаю. Даже море и солнце. И чудесный вид из окна, как здесь, например.
Мне невыносимо жаль, что у меня ничего не получается, мечется он по комнате. И я не хотел быть агрессивным, не хотел. Но у меня больше нет сил ждать, когда ты заметишь, что я рядом. Но получается, когда я отступаюи ты отступаешь. Молчишь, не звонишь, не пишешь, ни о чём не спрашиваешь. Стоим на месте. Я напираюты пугаешься, начинаешь бояться меня, придумывать какие-то отговорки.
Он размахивает руками, а на меня от его слов нападает какой-то странный ступор, словно я смотрю на всё со стороны. Нет, словно я всё это уже видела. Словно мы давно женаты и всё это уже было. Когда-то давно. Может быть, в другой жизни. А может, в будущем. Может, я приняла его бороду и получила за это просветление?
Но я вижу, хорошо, отчётливо вижу его рядом с собой там, где довольные бабушки качают в колясках внуков, где мы просыпаемся на смятых простынях и не можем оторваться друг от друга. Где есть всё.
Всё: жизнь, счастье, семья, достаток, дети, любовь.
Почему у меня такое чувство, что я знаю тебя тысячу лет? останавливаю я его прицельное бомбометание.
Потому что мы созданы друг для друга, берёт он меня за плечи и заглядывает в глаза. И я не знаю, как иначе объяснить тебе, поэтому просто скажу: я не предлагаю тебе постель, я предлагаю отношения. Полноценные, взрослые, настоящие отношения. И только когда ты захочешь, когда будешь готовапостель.
Это похоже на трудовой договор, усмехаюсь я.
Просто похоже. Но это совсем не договор. Я правда схожу по тебе с ума. Ты мне снишься. Ты в моих мыслях с утра до вечера. Я просыпаюсь, чтобы услышать твой голос. Иду на работу, чтобы тебя увидеть. И ты последняя, кому я пишу вечером, потому что скучаю. Невыносимо по тебе скучаю. Вот почему ты получаешь мои сообщения, Лан.
А это сейчас что было? Жалость или чувство вины? обрываю я его признания. Он замирает, убирает руки.
Это был твой страх заводить служебные романы, отворачивается и тяжело вздыхает. Так и знал, что это тоже вылезет мне боком. Теперь не будешь верить ни одному моему слову?
А твоим словам можно верить?
А ты не в курсе? поворачивается он. Мне казалось, ты знаешь меня лучше.
А ты? Что ты знаешь обо мне? так и стоим мы посреди гостиной.
Слишком мало, чтобы понять о чём ты думаешь. И катастрофически мало, чтобы догадаться, что ты чувствуешь, мягко улыбается он. Но я знаю, что утром ты пьёшь единственную чашку кофе, а потом весь день только чай. Зелёный. Чёрный, когда устаёшь. Чёрный и сладкий, когда устаёшь очень сильно.
Сладкий, когда ты нагружаешь меня работой, усмехаюсь я, глядя на подсыхающее бордовое пятно на его груди.
Он молча улыбается в ответ, тоже опускает взгляд на рубашку, а потом снова поднимает его на меня.
Ещё на работе ты всегда переобуваешься. И носишь туфли на каблуках. Изумительно, потрясающе идущие тебе туфли. Особенно одни.
Какие?
Не скажу. Должна же быть у меня хоть какая-то тайна. Про сладкое ты уже и так всё знаешь.
Да ты просто одна большая тайна для меня, Артём.
Слушай, пойдём куда-нибудь сходим, смотрит он на часы. В кафе. Послушаем живую музыку. Посидим на берегу. И я расскажу тебе всё, что ты только захочешь знать. Если только ты не заведёшь свою любимую песню, что это дорого и ты не можешь это принять.
Не заведу. Только, Артём, давай не сегодня, не могу я признаться ему, что мне тупо нечего надеть. Сегодня такой бесконечный день. Меня Елизавета Марковна заждалась. И ты падаешь с ног от усталости.
А ты так и не ответила, вздыхает он и склоняет набок голову.
Я отвечу. Обещаю. На все твои вопросы и предложения. На все до одного. И на тот, на который ты так ждёшь ответа. Но только не сегодня.
Лан, останавливает он меня в дверях и протягивает конверт. Возьми. Ты можешь ехать или не ехать, твоё дело. Но честное слово, это от чистого сердца. Я просто хотел тебя порадовать.
У тебя получилось, беру я конверт. Но я поеду только в одном случае: если ты поедешь со мной.
Я поеду, обязательно, опирается он плечом на стену. Везде, где у меня получится. Кроме обзорной. Завтра я с самого утра буду занят.
И даже расскажешь мне чем?
Только когда ты ответишь на мой вопрос, хитро улыбается он.
Когда-нибудь. Обязательно.
Чёрт! Не могу, не хочу я с ним расставаться. Физически, ментально, мысленно, никак уже не хочу.
Звучит обнадёживающе, не хочет он меня отпускать, но вздохнув, открывает дверь. До завтра?
До завтра! решительно выхожу я.
Лан, догоняет он меня у лифта.
В открытую дверь кабины вручает несчастный букет.
Спокойной ночи, моя непокорная, нажимает на кнопку моего этажа. Сообщение сегодня не пришлю, у меня телефон сел в ноль, поэтому озвучиваю.
Спокойной ночи не идёт на ум ни одного приличного слова после уверенно просящегося на язык «мой».
эМэС? улыбаясь, подсказывает он. Мужчина-Сказка? Мастер Соблазнения? Мачо Стопроцентное?
Морда ты Самодовольная, мастер, хмыкаю я в закрывающуюся дверь.
Наглая рыжая морда. Но посмотрим, как ещё замяукаешь. А то: «Я не кот! Не кот!»
Будешь кот! Пушистый, рыжий, урчащий у меня на коленях. Потому что мой! Сто процентовмой.
Глава 30
Всё! Спать! после душа блаженно вытягиваюсь я под одеялом.
Вот и правильно, что-то ворчит или просто приговаривает вслух Елизавета Марковна, устраиваясь на своей кровати. Утро вечера мудреннее.
И не знаю на счёт мудрости утра, а вот ночь у меня выдалась длинная и бестолковая.
Сначала я никак не могла уснуть. Не шли из головы его откровения, его взгляды, его прикосновенияраз за разом заставляя вздрагивать и покрываться мурашками.
Потом на каждое движение я просыпаласьболели растревоженные мышцы.
А в те короткие промежутки, что удавалось поспать, снилась всякая муть, от которой к утру осталось ощущение томительной, нестерпимой тоски и головная боль.
Лютой тоски, когда так хочется любви. Объятий, поцелуев, сильных мужских рук, горячего дыхания, ласковых слов. Когда так хочется в неё верить, в настоящую, одну и навсегда. Так хочется пустить его в своё сердце, а точнее, просто развязать верёвочки на глупом девичьем и дать ему волю.
Погубити хрен с ним! Не привыкать. Останусь шрамом на его сердце. Пусть ему тоже будет невыносимо меня забывать. Пусть у него тоже сорвёт крышу.
«Да, мой Рыженький, меня уже не спасти, но в этот омут я утащу тебя с собой. Заколдую. И утяну. И либо выплывем, либо утонем вместе».
С утра на море мы идём с Елизаветой Марковной вдвоём.
Какое оно сегодня тихое, тёплое, яркое. Но как же тут пусто и одиноко без Мистера Костюма. Равнодушные вялые волны. Безучастные крикливые чайки. Безвкусная солёная вода. И даже неожиданно палящее солнце ослепительно бесчувственно.
Скажите пожалуйста, он уже испортил море. Оно стало удивительно безжизненным без него.
И пухлый китайчик, что всё так же жрёт свои сытные вафли и орёт свою тарабарщину, улыбается уже на редкость целомудренно.
В спортзал, что расписывал МС, даже не иду, а то там тоже буду гадать: а на каких тренажёрах занимался Маститый Спортсмен? Да ну его нафик! Разминаюсь как привыкла: тринадцать минут записанного видеоурока, пока Елизавета плещется в душе.
А за завтраком не столько ем, сколько лечусь: крепким кофе с горячим молоком да чем китайский бог послал: полуварёным беконом, жареным яйцом и рисом, слегка сдобренным овощами.
Пока ждём автобус на бесплатную обзорную экскурсию поднимают настроение наши задорные сопровождающие: Ирина Михайловна да Инга Юрьевна, у которых, правда, свои дела.